Ночь вздрагивала за окном скрежетом веток о стекло. Стекло застыло между мирами лесного шипения и тягучей тишины лесной сторожки.
Ночь, упавшая в конвульсиях в траву. Ночь, как подстреленная лань под коленом ненасытного охотника.
Тени случайных, скопившихся ворохом звуков, обволакивали и заманивали в усталые сети свежераздавшийся крик. Тени обожглись о жаркий шепот, вытянулись в разинутом чреве избы, скопились на крыльце, нависли над поляной и исчезли под тявканье опроставшейся за деревом суки.
Подстреленная ночь вздыхала, раздвигая легкие в предсмертном напряжении. Ветки деревьев схватились за ветер и замерли под просыпавшимися птицами, и шелохнулись под утренними ветрами от стона, разорвавшего звуки ночной тишины, и птицы вспорхнули в небо.
Ненасытное утро мокрыми серыми лапами сгребало оставшиеся истерзанные клочья умирающей ночи. Тогда душа сорвалась с кончиков веток, слабой тенью опустилась к земле и тихо-тихо полетела...