Огромное пустое кафе.
Такое… в стиле рабочей столовой…
Огромное и пустое… Утро, наверное… потому что…
Раздатчицы с уборщицами где-то там, в подсобке курят спросонья, привычно обсуживая вчерашние телепередачи, в которых стали так много про секс, что просто тьфу… противно просто - всё про секс и про секс… Вчера вообще, прикинь, до трёх часов ночи…
Огромный зал пустого кафе…
Столики в разброде… в непроснувшести утренней… В полусонной неге застывшей тягучести бесполезно сочащихся в прошлое, в безвозвратное уже минут блаженной ненужности своей… пока ещё… незанятости… пока ещё… Ну ещё… ну чуть-чуть… ну…
И не важно, что один кто-то уже пришёл, и не важно, что этот кто-то расположился уже за столиком с тарелкой своей - пусть его - он тихий, он так аккуратно зачерпывает ложкой утренний свой супец, интеллигентно схлёбывая и задумчиво усваивая незатейливую, варёную нежность, такую ласковую для утреннего желудка его.
Это не только не мешает общему ощущению безмятежности, но даже как-то образует гармонию с невозмутимой умиротворённостью утренней своею тихой задумчивостью.
Блаженны всё-таки утренние мгновения размышлений загадочных, вспоминаний снов, как прежних жизней каких-то… которых ты никому… никому не в силах передать… И надо ли?.. Они всё равно забудутся уже скоро, уже сейчас… побеждённые суетой, которая сильна, ой как сильна… сильнее всех нас вместе взятых…
Особенно, вместе взятых…
И тут… как раз, когда лирическое отступление заканчивается, в зале появляется второй мужчина. Издалека, из-за поворота, оттуда, где раздача, он, осторожно удерживая всей охапкой тела тарелку супа, блюдо со вторым, тарелочки с салатиками, какой-то напиток в стакане, кусочки хлеба и ещё пару обрывков салфеток, к каким мы привыкли в таких столовых экономистых…
Медленно, очень медленно, но, похоже, неотвратимо, огибая настороженные пустые столы, приближается он к первому едоку. И, подойдя, с аханьем, оханьем и опаньками, расставляет блюда со своей трапезой на столе.
Вот так они и обозначились, персонажи наши, сами собой, по мере появления - Первый Едок и Второй…
Так вот…
Второй, присоседившись блюдами своими за стол Первого, потирая бока от самых подмышек… дружелюбно и, как ему кажется, добродушно улыбаясь, кивает Первому одной шеей несколько раз:
- Простите, свободно... здесь?.. Ничего, что?.. А то… понимаете…
Первый продолжает есть, не обращая внимания на Второго, стараясь, может быть, не упустить ещё пока чего-то из того… из недодуманного…
Второй, тут же сменив добродушие на интеллигентность, как она ему представляется, собственно говоря:
- Вы позволите?.. В компании, как говорится, и щи киснут веселее… Ищи - не ищи… Ха-ха … Каламбур получился… Калом, как говорится, бур… а телом - бел… Ха… ха… Извините…
Первый, застопорив приближающуюся ко рту наполненную ложку, опускает её в тарелку… откашливается, осматривается по сторонам и… продолжает есть…
Второй стоит, застыв в ожидании…
Потом разводит руками - мол, как дурак тут… ну, как дурак тут, мол… ей Богу… Потом поднимает брови, сморщивая лоб до предела возможности... Потом, как бы задумавшись о чём-то, о своём, оглядывается по сторонам... Потом, прижав подбородок к груди, рассматривает несколько мгновений обилие своих тарелок с остывающей трапезой... Ещё раз оглядывается по сторонам...
И, наконец, вздохнув и, как бы, вспомнив о чём-то… о важном как бы… усаживается и начинает есть.
Едят…
Оба…
Едят.
Утреннюю тишину столовой нарушают только чавканье и покрякивание Второго и задумчивость Первого.
Едят.
Наконец, Первый, то ли застеснявшись своего невнимания, то ли обречённо согласившись с жизнью, поднимает голову от тарелки и начинает … рассматривать Второго. Второй, не обращая внимания на то, что Первый рассматривает его, продолжает есть. Причём, набрав ложку супа, Второй устанавливает её на уровне рта, задумывается… потом, с этаким замахом опрокидывает единым духом всю ложку супа себе в глотку… прикрякивает, и начинает захлёбывать супом же хорошо прошедший предыдущий глоток супа… попеременно блуждая ложкой по всем тарелкам - и пюре, и кусочек котлетки, и кусочек хлебушка, и хваточек салатику, и супчику… супчику…
Первый молча рассматривает Второго…
Второй, как бы вообще не обращая внимания ни на что, ест и ест, старательно и задумчиво поглощая пищу… то старательно, то задумчиво…
Первый продолжает молча рассматривать питательный процесс Второго… И вот, улыбнувшись чему-то, он обращается ко Второму с вопросом:
- Ну, как?
И ничего не происходит.
Вообще ничего.
Тишина… Чавканье Второго… задумчивость Первого, выждавшего неопределённую паузу ожидания ответа и вернувшегося к своему супу.
Оба едят.
- Что, простите? - Второй, как бы вдруг неожиданно обнаруживая собеседника, как бы вдруг обрадовано отвлекается от еды.
Но Первый уже набрал к этому времени полный рот:
- У а? - продолжая жевать, он смотрит на Второго, которого стало как-то странно-радостно корёжить, приподнимая над стулом.
- Вкусно! - радостно выпалив, Второй плюхнулся на стул, ерзанул пару раз от предвкушения радостности общения, так называемого…
- Очень… - философски поддакнул Первый, как бы потихонечку соглашаясь с неизбежностью застольной беседы, с которой волей-неволей приходится согласиться уже, потому что… - Очень…
О, если бы вы только знали, что сейчас творилось в свернувшейся было от первоначальной разочарованности душе Второго…
Знаете, бывают такие люди, желающие, так называемого, общения… общения, во что бы это ни стало, но… так называемого, болтовни, что ли… Желание это в них как зуд, как хроническая болезнь, как сумасшествие, заставляющее их видеть в каждом желаемого собеседника. Они подобны серийному убийце, воображающему потенциальную жертву свою в каждом встречном. Они… они вечно в поиске своей жертвы, на которую, обнаружив её, накидываются радостно… навязывая своё так называемое общение… Именно, «так называемое общение», настоящего общения никоим образом не касающегося, но… создающего видимость… видимость участия какого-то, поддерживающего их иллюзию нужности своей - недаром же и телевизор смотрен, и газеты читаны…
Общение это ихнее, так называемое, скорее можно назвать необузданной потребностью к слововыделению… Да, именно, потребностью к слововыделению.
Радостно ерзанув об стул ещё несколько раз для разогрева мозгов, что ли, застоявшихся, Второй распушил щупальца флюидов невидимых в сторону ничего ещё пока не подозревающего объекта своих слововыделений:
- Я бы, именно, сказал: «ОЧЕНЬ!»... Именно - «очень!» В этом, знаете, так сказать, моя… креда… Понимаете? Я уверен, я абсолютно убеждён, что если говорить - «ОЧЕНЬ!» - то очень и будет, даже если не очень… Потому что, убеждённо сказанное «очень», не просто подуманное «очень», а, именно, убеждённо сказанное вслух «очень», оно, как бы, настигает тебя, эхом отразившись в пространстве от того, что, может быть и не очень-то вовсе… проникает через уши в мозг твой, управляющий, между прочим, и всеми вкусовыми ощущениями тоже, растекается по всему телу негой такой, своеобразной, предчувствия поглощения предстоящего этого самого «очень», и ты начинаешь верить… Ты веришь!.. А как только ты поверил, всё, совершенно естественно, превращается в «очень» - всё вокруг уже…
Это физиология такая… научный подход… законы природы, начинающие действовать под твоим умелым руководством… Видите, уважаемый, какая консистенция умозрительности раскрывается перед нами при умелой модификации умственного сознания?.. Я вот, к примеру, сказал - «Очень!» - и сразу пищеварение заработало с большей интенсивностью, так сказать, ведь… Пищеварение наполняется смыслом… И от жизни, получается, что начинаешь тогда, со смаком… И примером своим…
- Это я сказал «очень», - Первый не спорит, он даже, как бы сам с собой, но Второго это не сбивает:
- Это не важно, что Вы… Не важно!.. Да что Вы, в самом деле!.. В конце-то концов… Ну… Вы, или я - какая разница?.. Какая разница, в конце-то концов?.. Тут важно ведь не сказать даже, а подхватить скорее… Ведь жизнь, она… она течёт и изменяется… Кто сказал? Ах, Боже мой!.. Кто же сказал-то?.. Никто и не помнит уже. А кто подхватил, вот они-то… они и на первых полосах газет, и по телевизору, и в умах современников... Понимаете?.. Это иронично, конечно, с моей стороны… аллегорично, скорее даже, но… Человечество, ведь, что ценит-то?.. Самого себя в первую очередь! И вот… Ну ладно, ладно - Ваше «очень», ладно… пусть… Кто бы спорил?.. Но я, выступая, в данном случае, провозвестником Вашего «очень», призываю человечество встать, подняться с колен… с корточек, может даже, скорее всего - понимаете?.. с корточек вашего «очень», до моего «ОЧЕНЬ!» в полный рост… Понимаете? - это уже не ваше личное «очень…» - это наше «ОЧЕНЬ!!!» Как флагман, несомый прорабом, в высоком смысле этого слова, ведёт человечество единым прорывом к поглощению и перевариванию, может быть даже, и чего-нибудь даже «не очень»… поднимая работу всего человеческого органона, тоже в высоком смысле этого слова, до высот переваривания всего, чего ни поподя… И даже с благодарностью переваривания этого всего, чего ни поподя со знаком «ОЧЕНЬ!!!». И всё!.. Понимаете смысл? Совершенно всё, становится для него - я имею в виду человечество - «ОЧЕНЬ!!!» не только по определению, но и по содержанию калорийности… Даже если… Это… Как его?.. Ну, это - не очень…
- Хорошо… - успевает вставить Первый.
- Очень хорошо!.. ОЧЕНЬ!!! - тут же подхватывает Второй.
- Правильно…
- Очень правильно!..
- Ага…
- Очень ага!.. Ха-ха… Да-а-а… - Второй откидывается на спинку стула, достаёт платок, вытирает лицо. Оба смотрят друг на друга, но Второй как бы уже в другом качестве… более, что ли… Ну, вы понимаете уже ситуацию…
Да… Странен всё-таки этот мир непостижимый, в котором любая встреча, разговор случайный становятся вдруг каким-то противостоянием, что ли… противоборством… боязнью неосознанной - как бы не подмяли меня под себя кто ненароком, и значит, каждому надо начинать демонстрирование этакое - какой я умный, мол, какой я крутой… какой я самый, что ни на есть… что не хухры-мухры, не хвост собачачий… Какой-то комплекс власти, просто, просыпаясь бессознательно, начинает корёжить нас изнутри… А не унизят ли меня ненароком?.. А вот сейчас вот и выясним, кто кого круче…
Комплекс власти - забраться, подавить, подмять под себя всех… всех… А кто не с нами, тот … Мы против него все вместе дружить будем.
Комплекс власти… И каждый ведь по-своему реализует его, так сказать… кто силой, кто хитростью, кто уважением черезмерным - гладко стелит… но… всяк по-своему норовит…
Норовит - хорошее слово - значит, свой норов проявляет. Нет? Не всяк?
Ты не согласен?
Ну, правильно. Как же без норову-то?.. Как же без комплекса этого?.. Без комплекса власти?.. С которым ходим озабоченные за собственное достоинство, настороженные, заранее не согласные ни с кем… И рассуждаем… о любви, там, о дружбе, о хорошем отношении к ближнему…
Ладно…
Пошли дальше… А то удивление это заведёт наше повествование о встрече незначительной двух безымянных людей в какую-нибудь сторону философическую, а там ведь и… ногу сломить… можно.
Так вот… Второй, значит, размякнув несколько от собственной умственности, пряча платок в карман, с этаким прищуром исследовательской самозначительности выдаёт вдруг, меняя тему и закидывая ногу на ногу:
- А вы, наверное… художник?
Избитый, в общем-то, приёмчик словесный, но позволяющий забрать собеседника и повалять его в смущении некотором…
Ведь каждый же всё-таки в душе-то… Не важно, что не получилось… Не важно, что не пробовалось даже… Но есть в каждом тоска такая какая-то о несостоявшести своей…
Ты попробуй как-нибудь подойди к какому-нибудь существу неизвестному и спроси этак ненароком как бы: «А вы, случайно, не композитор Балакирев?»
Засмущается существо, заулыбается в замешательстве от удовольствия-то хоть несколько мгновений как бы композитором Балакиревым побыть… уважение к себе испытать, вроде… Но соврать существо не сумеет - признается, что ошибочка произошла.
Зато потом, сколько рассказывать будет знакомым-то… Надоедать, что его как-то приняли за самого… за композитора Балакирева… В зеркало себя будет рассматривать, ненароком так, с чувством тёпленького удовольствия внутри, что кто-то когда-то подумал, что он…
А уж с вами здороваться будет за километр аж, чтобы только бы мгновение чувства того бы, которое вы в нём… Чтобы на душе приятнее стало… И всё - он, этот композитор Балакирев липовый, ваш с потрохами, хошь - полы мой, хошь - на стенку вешай.
Хороший приёмчик… хороший…
И, пока Первый застыл в недоумении от внезапности переворота темы, Второго понесло уже - он и брови приподнял, и глаза выпучил с таким специфическим прищуром узнавания, и - вперёд:
- Мне лицо ваше знакомо… Я не мог Вас видеть где-нибудь… по телевизору?
Первый посмотрел на свой суп, повернул голову к окну и опять на второго:
- Я режиссёр.
- А… Ага… Интересно… интересно… - Второй обхватил пальцами подбородок в позе полного взаимопонимания, - Я ведь тоже, знаете… как бы… близок к этому… А вы - режиссёр, простите… Кино? Театр? - тут Второй проявил точность в подъезде необычайную, ведь, не дай Бог, ляпнуть про документальное кино или вообще сесть в лужу, предположив кукольный театр.
Но Первый откликнулся спокойно, не вдаваясь в подробности, задумчиво даже как-то:
- Да, просто… режиссёр…
- Как это - просто? Как это?.. А что же вы режиссируете?
- Да, режиссирую… вот…
- А… Понятно!.. - Второй заёрзал в нерешительности некоторой от растерянности, что же выразить - недоумение эдакое, мол… или понимание эдакое, мол… Наконец он остановился на понимании эдаком, мол:
- И как получается?
- А… как видите.
- Как вижу?.. Как это?.. Как вижу?.. -
Второй, что называется, опешил, но виду решил не подавать, - Хы… Ха-ха… Хы-хы… А я не вижу…
- В этом ваша беда.
- Беда?
- Беда - вы не видите… - внутренняя сила Первого проявлялась в покое его.
- То есть?.. - У Второго к опешенности прибавилась ещё замешканность некоторая от непривычности проистечения складывающихся обстоятельств, - Че-чего я не вижу? Че-чего же я не вижу-то?.. А?..
- Ниче-чего. - спокойствие Первого и какая-то его отдалённость от происходящего сбивала Второго с толку до раздражения.
- Как это, я не вижу? Как это?.. Как это?.. Я - вижу! И очень хорошо! Очень хорошо вижу!.. ОЧЕНЬ!!!
- Ну, и как? - Первый даже голоса не повышал. Просто смотрел… Просто спокойно смотрел на собеседника.
Но Второй… Второй раскипятился не на шутку, как на каком диспуте политическом с идеологическим противником:
- Хорошо!.. Очень!..
- Нравится?
- ОЧЕНЬ!!! - Второй даже привстал и кулаком в воздух эдак, как Ленин пролетариату, - ОЧЕНЬ!!!
- Значит, я хороший режиссёр… Очень…
- А?.. - замер Второй с открытым ртом.
Пауза.
Такая вдруг тишина необычайная, словно покой утренний вернулся опять…
Как чудо… Как если бы гремящие потоки Ниагарского водопада застыли бы в воздухе неожиданно, вопреки всем законам природы…
Пауза…
Но... чегой-то мы… испугались так паузы повисшей, вроде как катаклизма какого-то?
Чего это мы, в самом деле, паузы пугаемся в общении нашем, словно понять боимся что-то такое… что-то…
И столбняк Второго, лёгкий такой столбнячок, неожиданный… оседает в никуда, как не было… И… нога на ногу, и руки в воздухе всплеском веселья:
- А!.. Ага!.. Ха!.. Ха-ха!.. Да… Ха-ха-ха… Ах-ха-ха… Понятненько… Ха-ха… Интересно… Значит, вот это всё это… значит… Да? Как спектакль, какой?.. Ну, вы!.. Ну!..
- Да, почему как спектакль? - Первый сделал ударение на слове «как», - Спектакль, он - спектакль и есть.
- Спектакль… - заговорщически подмигнул Второй.
- Спектакль, - рассеянно не обратил внимания на заигрывание Второго Первый.
- Да… Интересно… Значит… - Второй с наигранным интересом осмотрелся по сторонам. - Интересно… А декорации?
- Что - декорации?
- Декорации - тоже вы?
- Нет, - Первый пожал плечами, - Декорации - декораторы…
- А… Ну, да - декораторы…Ну, да… конечно же… Как же… - Второй понимающе покивал подбородком. - А эта?.. А?.. Пьеска-то чья?.. Ха-ха… Сюжетец-то… А?..
- Пьеска?.. Сюжетец?.. - Первый удивлённо уставился на Второго. - Ничего себе…
- Ну, да… Кто автор-то?.. А?..
- Автор?
- Ну, да… Ха-ха… Автор… Кто написал-то?.. Придумал, так сказать, интригу… Понимаете? Сюжетную линию создал… Кто?..
Первый, спокойно глядя в глаза Второго, переспросил:
- Автор?
- Ну, да… Кто? - не унимался Второй.
- АВТОР! - благоговейно произнёс Первый, глядя прямо в глаза Второго.
- А кто автор-то? - Второй старательно, как-то логически добивался понятного ему ответа.
- Автор. - Первый тоже старательно, как непонятливому ученику, пытаясь приподнять завесу невежества, аккуратно, чтобы не задеть ненароком самолюбия недоумка, медленно и опять благоговейно, хотя глаза его на этот раз смотрели в пол, произнёс:
- АВТОР!
- Ну, да… Кто? Фамилия как?.. Фамилия его… Фамилия-то его как? - уже на пределе изнемогал Второй.
- Фамилия? - голос Первого вдруг разнёсся по всему пространству кафе и, отразившись от стен, шибанул Второго по ушам своим громовым раскатом. - Фамилия? Боже!.. Так Вы и не понимаете ничего… Не видите, не слышите, не понимаете ничего!.. Вы же не воспринимаете «основного события»!.. Уходите от события!.. Где ваше «действие»?.. «внутренняя речь»?.. «кинолента видения»?.. Ведь так же можно всё пропустить, а потому что болтовня и наигрыш… болтовня и наигрыш… Вы узнаёте новую для персонажа информацию. Как вы отыгрываете это? Как?.. Никак! Потому что вы не в образе!.. Вы уходите от события, и события не происходит… событийный ряд рушится… Ничего нет… Я не вижу ничего - ничего не происходит…
- Как - ничего? - Второй не просто опешил, он - опупел…
- А ничего! Пустота!.. Одна сплошная болтовня!.. Болтовня сплошная!.. - Первый берёт себя в руки и пытается доходчиво объяснить, - Понимаете, если вы не принимаете события в себя - оно проходит мимо вас… Жизнь проходит мимо вас…
- Простите?.. - Второй уже жалеет, что подсел за этот столик, жалобно озираясь по сторонам.
- Ничего, ничего… - Первый обводит руками пустую залу кафе, указывая на столики, окна, стены… - Вон, видите?
- Что? - Второй, боясь оглянуться, смотрит на Первого, скукожившись как-то, но не отрываясь.
- Зрители!.. Боже, он недоумевает… Зрители!.. Они, между прочим, смотрят на Вас!.. Ждут чего-то… А взамен получают болтовню вашу бессмысленную… белиберду какую-то, просто… - Первый хватается правой рукой за сердце, а левой за голову, - А зачем им здесь белиберда? Белиберда, я вас спрашиваю, им здесь зачем?.. Здесь им страсть нужна… Высокие материи, сильные переживания… катарсис, в конце концов!.. А где ваш катарсис? Катарсис ваш где?
- … … … ?
- Я ещё раз спрашиваю: где ваш катарсис? Где ваша страсть?.. эмоции?.. переживания?
- А… а… а где зрители? - Второй врастает в стул всё сильнее, боясь пошевелиться, боясь оглянуться вокруг…
- Где?.. Сидят… Вон… - махнул рукой Первый в неопределённом направлении.
- Зрители?.. - Второй начинает слово с шепота, а заканчивает каким-то фальцетом неестественным, но не шевелится по-прежнему.
- Зрители, зрители… - кивает Первый.
В голове Второго, что-то явственно начинает съезжать с места, вспыхивая иногда, от трения какого-то, может быть, блёклым светло-фиолетовым свечением:
- Как… Так это же… Как же?.. Да, это… Это, что - театр?.. Это что?…
Первый вскакивает и медленно отходит на несколько шагов назад, по-режиссёрски внимательно всматриваясь во Второго:
- Молодец!!!
Второй, уже глядя просто в никуда, продолжает бормотать:
- Так, это… Нет… Вы - серьёзно?.. Это же… как же… это…
- Хорошо! Хорошо! - Первый всплескивает левой рукой в сторону якобы зрителей, а правый указательный палец подносит к губам, как бы прося не раздаваться, как бы хотящие раздаться аплодисменты, как бы присутствующих зрителей, - Молодец!!! И дальше!.. Дальше!..
Второй продолжает выпученно смотреть на Первого.
Потом, не поворачивая головы, одними глазами ощупывает свои руки, ноги, не могущие пошевелиться почему-то…
Потом опять смотрит на Первого…
Потом на стакан с компотом…
И выдавливает из себя беспомощно, так, одними губами:
- Не понял…
- Да - понял!.. Всё понял!.. Понял!.. Доверься себе! Поверь своим ощущениям… - по-режиссёрски, эдак, и руки в боки, и в наклоне неимоверном, Первый, как заглядывая в душу Второму, - Ощущениям своим… доверься… Чего сейчас хочется? А?.. Чего хочется тебе здесь, сейчас, по Станиславскому, по Константину Сергеевичу… в это мгновение?.. Ну?..
Долгая пауза.
Второй медленно поднимает взгляд на Первого, долго смотрит ему в глаза и… как-то механически сопротивляясь потребности упасть со стула, выдавливает из себя:
- Х-хочу… д-допить к-компот…
Первый, скрестив руки на груди, в задумчивости долго ходит вокруг стола. Останавливается, оценивающе смотрит на Второго. Опять задумывается, спрятав левую руку под правую подмышку, а правой, пальцами, теребя лоб…
Садится на свой стул, закуривает… Откинувшись на спинку стула, прищурившись, долго рассматривает Второго…
И, наконец, кивает Второму утвердительно.
Второй кивает вопросительно, одной шеей, как отражение какое…
Первый ещё раз кивает утвердительно… Второй ещё раз - вопросительно… Первый улыбается добродушно и ободряюще:
- Давай! Хорошее решение сцены… Хорошее… Но сделай это медленно, как бы во сне, постепенно приближаясь к опорожнению стакана… постепенно… приближаясь - чтобы последняя капля влилась в тебя, как завершение всего, как коденция апоссионаты Патетической Бетховена… Помнишь коденцию Патетической?.. Ленин любил… Понял?.. Последняя капля компота, как торжество разума человеческого над… пищеварением… Ну, понял? Да? С последней каплей зритель должен взорваться аплодисментами… Взорваться!.. Давай!.. Иди на аплодисмант… Соберись, подержи паузу ещё чуть и… начинай. А я пойду гляну из зрительного зала…
Вытерев обрывком салфетки рот, скомкав и бросив комочек салфетки в свою пустую уже тарелку, Первый уходит.
Второй долго сидит неподвижно, по-прежнему с испугом осознавая, что ни рукой, ни ногой двинуть не может…
Ни встать… Ничего…
Подходит уборщица, собирает посуду - унести.
Второй, эдак встрепенувшись вдруг, как-то неестественно разведя руками, шаркнув правой ногой куда-то от себя и по балетному выгнув шею, медленно забирает у оторопевшей уборщицы - не вполне проснувшейся ещё, видимо, после вчерашнего-то - стакан с компотом и…
И постепенно вытягиваясь, выливает всю жидкость себе в рот…
Молчит воодушевлённо…
Потом сглатывает… Краснеет каким-то странным образом - начиная с подбородка, пунцовеет, я бы даже сказал… Ставит стакан на стол и, отступив на шаг назад, картинно всплеснув руками, мол, вот он я… склоняется в поклоне и…
Замирает…
На всю жизнь…
* * *
П.С. Один мой знакомый, когда я прочитал ему эту историю, сказал… задумчиво так: «Да… Сто шестьдесят первый способ убийства…»
Ну, что ж, - подумал я, - сто шестьдесят первый, так сто шестьдесят первый… Пусть будет сто шестьдесят первый…
Так я и решил назвать эту историю.
Почему - нет?..