Часть 6.
Когда Полина очнулась, в маленьких окошках дома, чуть брезжил рассвет. Глаза женщины привыкли к темноте, и она обнаружила себя лежащей на полу дома, прямо около порога, именно на том месте, где она потеряла сознание. Она совсем окоченела, так было холодно, но не замерзла совсем, потому, что в доме была все же плюсовая температура. Прямо в центре комнаты стоял стол, на котором стояла пустая толстая бутылка и керосиновая лампа. На столе, уронив голову на руки, сном праведника, спал мужчина. Было понятно, что он не умер, так как он громко дышал и похрапывал во сне. В сенях кто-то ходил, и это были шаги человека. Когда, замирая от ужаса, Полина открыла дверь, она увидела старушку, которая ловко накапывала муку из мешка себе в миску.
- Что вы здесь делаете? – тоном хозяйки спросила Полина.
- Да, вот. – Словно нашкодившая девчонка, отвечала старушка. – За мучичкой пришла.
- А что, у вас своей муки нет? – удивилась Полина.
- Нет, понимаешь, нисколечки нет. – Разводя руками ответила старая женщина.
- А он вам разрешает? – Показывая в сторону спящего, спросила Полина.
- А он и не знает, вовсе. Ну не обеднеет же он, я всего одну тарелочку. – Тряся маленькой миской, в которой было лишь две горсти муки. – Ответила старушка. Задом она двигалась к двери, прижимая к себе миску с мукой. Не взирая на почтенный возраст, это была подвижная старушка. Она юркнула за дверь, не спросив, а что эта незнакомка так раскомандовалась.
Полина вернулась в комнату и увидела, что хозяин проснулся. Он смотрел на Полину огромными, от удивления, серыми глазами. Мужчина потряс головой, пытаясь прогнать наваждение, и сказал.
- Это ты?
- Это я, - спокойно ответила Полина.
- Это ты? – Еще более удивляясь тому, что привидение умеет разговаривать, еще раз спросил он. – Белая горячка? Ко мне пришла?
- Какая горячка?
- А ты ничего, хорошенькая, хоть и сварливая, наверное. У тебя нечего выпить? Голова гудит. Что-то я перебрал вчера. Да, сильно перебрал.
Мужчина был не стар, лет тридцати, тридцати пяти, не больше. Но грязные нечесаные волосы, немытая, давно не бритая борода, серый свитер грубой вязки, очень старили его. И все же, Полина узнала его. Это был он, точно он!
- Иван, я за тобой приехала.
- Ну, ну, за мной. А не собираюсь я никуда отсюда, к твоему сведению. Приехала, она, понимаешь. А катилась бы ты подобру-поздорову!
- Что ты делаешь в этом захолустье? Здоровый мужик, а пьянствуешь, не занимаешься ничем! Вот старуха у тебя муку ворует!
- Муку? Да, знаю я, что она ворует. И что? Какое тебе до всего дело? Ты думаешь, у нее муки нет? Есть мука, целый мешок. Она очень запасливая старушка, свою муку экономит.
- Что это ты орешь на меня? Я с дороги, окоченела совсем, собака твоя чуть меня не съела.
- Собака, Тузик? Молодец! Охраняет хозяина от разных пришельцев. Один Бог ведает, что у тебя на душе. Жили мы тут спокойно, с Марьей Устиновной. Как в сказке: Иван да Марья. Есть такой цветочек маленький. Цветочки у него желтенькие, а листики синенькие. Никого, понимаешь, не трогали, а тут, бац! Пришла, умничает!
- Иван, я замерзла. Негостеприимный ты хозяин. – Устало сказала Полина, и тяжело села на стул.
- Хорошо, сейчас печь растоплю. – Иван вышел на улицу и вернулся с большой охапкой дров. Он быстро растопил печь, и дрова весело затрещали. Полину сильно трясло, сказалась усталость и нервное истощение последних дней. Иван сунул в печь старенький, черный от сажи чайник и скоро вода закипела. – Только заварки нет. Есть у меня, самодельная, из сухих листьев и ягод малины. Тебе в самый раз, а то заболеешь, лечи тебя тогда. А может ты заразная?
- Не беспокойся, я не заболею. У меня аптечка с собой.
- Аптечка? Полезай ты на печку. Там матрас постелен и теплее, чем здесь.
- А я тебе подарки привезла. Ко дню рождения хотела, пятого марта.
- Подарки? – Удивился Иван. – Я родился пятнадцатого марта. А подарки мне никто не дарил, давно. А где они? В рюкзаке? – Усмехнулся он.
- Не донесла я. Около второго озера оставила, сумки к сосне привязала. К той, что на два ствола растет.
- Ясно, не донесла подарки. Всего ничего, пять километров туда, пять обратно. Уже я не спрашиваю, что там. На что бабского ума хватить может? А ты надолго к нам? – Подозрительно спросил он.
- Надолго.
- И что, прямо у меня собралась жить?
- Прямо, у тебя.
- А что у меня-то? Пустых домов много.
- Ты совсем рехнулся?
- А я не звал тебя. Еды нам и самим мало. Вот. Мука, соль, сахар и больше нет ничего.
- А ты рыбу ловить не пробовал?
- Ну, и зануда ты. Тебе надо, ты и лови. Водки у тебя, конечно, нет? – С интересом, разглядывая рюкзак, спросил Иван.
- Водки нет. Зато есть сало, консервы.
- Сало это хорошо. Только надолго тебе этого не хватит. А потом?
- Что потом? – залезая на печь, спросила женщина.
- Уедешь?
- А никуда я без тебя не уеду.
Тепло разморило Полину и ее поклонило в сон. Она проснулась только к вечеру, Несколько минут нежилась в тепле, ощущая разные незнакомые запахи, услышав тихие, едва различимые звуки, выглянула в комнату.
Иван сидел за столом, а на столе, на кучки, были разложены вещи, которые привезла Полина. Отдельно лежали рыбацкие снасти, удочки, капканы, ножик, отдельно еда и одежда Полины. Он сходил за сумками, пока Полина спала. На банках с тушенкой, сверху стояла баночка с персиками в собственном соку. Было видно, что мужчину сильно заинтересовали наборы лески, крючки разных размеров и форм, воблеры, твистеры, мушки, мормышки, блесны, грузила. С восхищением, он смотрел на все это богатство, как ребенок, который вдруг обнаружил новые игрушки. Он даже прикрыл рукой свои сокровища, когда заметил, что Полина наблюдает за ним.
- А что это ты копаешься в моих вещах? – Возмутилась Полина.
- Только женщина могла тащить с собой персики в собственном соку, идя в такую даль, где каждый грамм веса поклажи составляет проблемы. – Парировал он. – Я слышал от тебя, что в этих сумках мои подарки?
- Да, подарки. – Смутилась Полина. – Но ведь там и мои личные вещи.
- Ты думаешь, я не в состоянии отличить подарки от личных вещей? А скажи-ка ты мне, кто выбирал все это?
- Это моя дочь, Таисия. Ей уже десять лет.
- Она что, ясновидящая, твоя дочь? Такие снасти мог выбрать только очень опытный рыбак.
- Да, она говорила, что ты будешь доволен. А что мы сегодня есть будем? Я проголодалась самым ужасным образом.
На ее удивление, Иван достал из печки большой черный чугунок, закрытый крышкой.
- Вот супец. А сходила бы ты за Марьей Устиновной. И ее угостим, персиками.
- А собака?
Иван вышел во двор, схватил Тузика за холку и привел в дом.
- Смотри Тузик! – Сказал он псу, тыкая его мордой об ноги Полины. – Это твоя новая хозяйка. Укусишь, будешь иметь дело со мной!
Тузик, казалось, понял, и иметь дело с Иваном явно не хотел. Выражая всем своим видом покорность, он радостно выскользнул на улицу.
Полина пошла за Марьей Устиновной, пес, увязался за ней. Сохраняя дистанцию, Тузик бежал в отдалении. Он был возмущен поведением хозяина, немного подавлен, но как все охотничьи лайки, отходчив и любопытен. Заметно потеплело, в воздухе появились весенние нотки, а снег местами потемнел и осел. В кустах стрекотала сорока. Тузик подкрался к кустам, и звонким лаем спугнул надоедливую птицу.
В доме Марьи Устиновны было тепло и чисто. На полу были постелены домотканые коврики и дорожки. Старушка в цветастом платочке сидела около окна и пряла пряжу. Прялка мерно жужжала, крутилось колесо. Пряжа пушистым комом лежала на дощечке, с которой женщина вытягивала нить. Нить закручивалась и подавалась на катушку. Старушка при этом пела печальным голосом.
Вот умру я, умру, похоронят меня
И родные не узнают, где могилка моя.
И никто не проедет и никто не пройдет,
Только раннею весною, соловей пропоет,
Пропоет и просвищет, и опять улетит,
А моя сыра могила все стоит да стоит.
- Добрый вечер, Марья Устиновна, а приходите к нам чай пить. – Прямо с порога, обратилась к старой женщине Полина.
- Приду, а чего не придти.
- Вы, я вижу, овец держите? – Показывая на ком серой пряжи, чтобы как-то завязать разговор, сказала Полина.
- Овец? Нет, не держим. Давненько уже никого не держим.
- А откуда шерсть для пряжи?
- Откуда? А Тузик линяет, вот и шерсть. Еще Иван иногда зайца изловит. Сколько с Тузика натаскаю, сколько с зайца.
Очень скоро они втроем сидели за праздничным столом. Здесь кроме супа и бутербродов с тушенкой, стояли соленые огурчики и моченые яблочки, возвышалась над всем великолепием четверть самогона.
- Ты же знаешь, Вань, я почти не пью. – Краснея, как молоденькая девушка, Марья Устиновна протянула свою стопочку к Ивану. Тот налил ей полную стопку и вопросительно посмотрел на Полину.
- Мне? Нет, я не пью.
- Ну и хорошо, нам больше достанется. – Удовлетворенно сказал Иван. – А выпьем мы за тебя, Полин. Не удивляйся, я там, в сумке, твой паспорт нашел. Хочешь, верь, а хочешь, нет, вот не знал я тебя до этих пор, но чудится мне, что знаю давно. Словно век с тобою рядом прожил.
- Да, доченька, за тебя. Вот живем тут с Иваном, отрезанные от всего мира. Ни электричества, ни телевизора. Что в мире творится, ведать, не ведаем. Кажется иногда, что конец света наступил. А ты пришла. Есть, значит, свет. – Она залпом выпила полную стопку, поморщилась немного, нацепила на вилку огурец и фасонно откусила.
- Да, ты не стесняйся, мать, закусывай. – Наливая ей, суп в тарелку, и подкладывая бутерброды, заботливо ухаживал за старушкой Иван.
- А Иван-то был у нас председателем колхоза. – Весело поглядывая на мужчину, сообщила Марья Устиновна. – Вот, почти как с армии пришел. Никто не соглашался, боялись все. А он согласился. Хорошо мы жили потом, справно. Животноводческий комплекс работал. Детей было много. В нашей деревне пятнадцать домов стояло, больше ста человек жило. Закрою глаза и вижу: бегут с утречка детишки в школу. А потом развалилось все, а Иван тут не причем. Такая политика государства. Литр бензина дороже килограмма мяса стал. Потянулись люди в город. Рабами на заводы устроились. Вот и Иван мог уйти. С такими мозгами на любом предприятии, начальником мог стать. А не ушел, со мной, старухой, здесь время коротает. Разбогатели многие, кто у власти стоял. А Иван? Такие, последнее с себя снимут и людям отдадут. Честный он человек. Высоких моральных принципов.
- Скажи, Иван, - спросила Полина, - что же ты сидишь? Ничего не делаешь? Мог бы хоть свет сюда провести.
- А я проводил, три раза. Только не долго тот свет горел. Когда в третий раз провода сняли, понял, что бесполезное это занятие. Ты, знаешь, я не обвиняю этих людей, что провода сняли. И выпить хочется и детей в школу собрать нужно. А откуда деньги взять?
Вот, Марья Устиновна. Трудовая колхозница была. Сложилось так, нет у нее никого. Ты предложишь ее в дом престарелых отдать?
- Но ведь можно ее было в город с собой взять.
- Можно. Но ей уже восемьдесят годочков. Нельзя ее трогать. Здесь она еще лет пять, десять проживет, а там? Из-за нее я здесь остался. Живой ведь она человек. Никому сейчас не важно, есть человек, нет его. Но у меня-то совесть осталась! Это за границей люди на пенсии только жить начинают, у нас, вышел на пенсию, все, - отработанный материал. Даже пенсию свою получить не может, в город ехать надо. А как ехать?
- Ой, доченька, - вставила старушка, - а ведь чуть не убили нас тут.
- Да, начали наш лес вырубать. День проходит, - вырубка, еще день, еще. Я подошел к мужикам, говорю: «Есть у вас какие документы, чтобы этот лес вырубать»? А нет у них никаких документов. И дела никому нет. Поговорил я с ними по-хорошему. Вижу, ничего по-хорошему не добьешься. Поставил пару растяжек в лесу.
- Так ведь люди погибли?
- Нет, не погибли, но пострадали изрядно. Тут бросились они меня искать. А не жил я еще тогда здесь, наведывался только. Пришли пятеро с автоматами. Хотели деревню спалить. Вышла Марья Устиновна с иконой и закричала на них: «Ироды! Креста на вас нет! Кто к лесу подойдет, умирать будет в страшных муках. И не снять вам моего заклятия»! Отступили они. Что с сумасшедшей бабки возьмешь? Только умер один из них, через несколько дней. Через месяц, другой, а потом и третий. Что в городе началось! «Заколдованный лес», - говорят. Больше не рубят. Стороной обходят. Ты не подумай чего. Марья Устиновна богобоязненная старушка, пальцем за свою жизнь никого не тронула. Просто человек внушаем очень. Кто виноват, что они поверили этой нелепице?
Марья Устиновна затянула свою песню
Над чужими, над могилами, все цветы, да цветы.
А над моею над могилой, все кусты да кусты.
Иван подхватил
На мою бы на могилу, сорок литров вина
Тогда б родные все узнали, где могила моя…
Утром, чуть забрезжило, Иван разбудил Полину.
- Рыбу ловить пойдешь со мной?
- Пойду. – Ответила, потягиваясь женщина.
- Тогда одевайся теплее, я тебе фуфайку маленькую нашел, и штаны ватные.
- Ты как пингвин, - засмеялся он, увидев Полину, когда она оделась.
- Сам ты пингвин!
- Не ворчи, - ворчунья. Пингвины, очень грациозные птицы. А одеваться, тепло надо, застудишься еще.
Иван взял с собой большой брезентовый рюкзак, пешню, ковш и решето. Они дошли до конца второго озера и мужчина начал рубить пешней лед в том месте, где недавно его рубил. Звон стоял по озеру, и крупные осколки льда разлетались в разные стороны. Иван раскраснелся, и расстегнул фуфайку. Полина заметила, что ей очень приятно наблюдать за ним. У Ивана не было накачанных мышц, но у него было правильно сложенное мужское тело: широкие плечи, втянутый живот, сильные руки. В действиях мужчины ощущалась сноровка. Он пробил лунку такого размера, чтобы туда свободно проходил ковш. Потом, опустил ковш в лунку, держа его за длинную ручку, и почерпнул со дна ил. Он вылил ил в решето и, словно старатель, стал его промывать. Когда, промытый водой, ил, темными ручейками, стек на лед, на дне решета обнаружились красные личинки. Они извивались, шевелились, их прозрачные тельца, казалось, были наполнены алой жидкостью.
- Полин, это мотыль. На него мы будем ловить живца.
Потом, Иван пробил еще одну лунку, там, где озера соединялись протокой. Эта лунка находилась как раз напротив ручья, который соединял два озера. Он встал на одно колено и закинул удочку в прорубь.
- Ловись рыбка, большая и маленькая. – Вспомнила Полина детскую сказку.
- Нет, нам только маленькая нужна, - ответил Иван, подсекая рыбку. Он подтянул леску, и в его руках оказалась маленькая плотвичка. – А вот и улов! Штучки три еще поймать и хватит.
- Три штучки, на уху мало.
- Мы их есть не будем, мы на них щуку пойдем ловить.
Для ловли щуки, Иван снарядил три жерлицы. Жерлица - это маленькая зимняя удочка с катушкой, на которую намотана леска. Одна из деталей жерлицы – сигнализатор поклевок, - гибкий прутик над лункой, на вершине которого закрепляется леска и красный флажок. Иван, зацепил живца на крючок, опустил его на дно.
- Если щука захватит живца, то флажок кивнет, а леска начнет свободно разматываться.
Началось время ожидания.
- Частенько, я оставляю жерлицы и ухожу, - прошептал Иван, - щука слышит, мои шаги, думает: «Вот, ушел». И хватает наживку. Все рыбы хорошо видят и слышат, а еще очень чувствительны к перепадам температур, к ветру и давлению. Ну, понятно, еще, - давление. А вот ветер? Как они чувствуют? Тут флажок кивнул. Иван схватил леску и стал свободно стравливать.
- Пусть отойдет немного, получше захватит живца, - возбужденно зашептал он. Выждав паузу, мужчина сделал подсечку и стал подтаскивать рыбу к лунке. По тому, как натянулась леска, и как напряглись у Ивана руки, было понятно, что рыба поймалась крупная. Она ходила подо льдом, пыталась сорваться с крючка, и нужно было обладать достаточной ловкостью и умением, чтобы не упустить добычу. Вот показалась в лунке огромная зубастая пасть. Подцепив щуку под жабры маленьким багорчиком, Иван выкинул ее на лед. Хищница изогнулась дугой, открыла пасть и имела, по мнению Полины, огромные размеры.
- Какая большая! – восхитилась рыбиной Полина. У Ивана заблестели глаза, от удачи, от гордости, что его оценила женщина. Он торжествовал. На его лице читалось: «Посмотри, какой я рыбак»!
Вторая щука была немного меньше первой, а третья сорвалась, ушла с крючка, около самой лунки. Эта рыбина была с характером, и не намеривалась так просто сдаться. Она металась подо льдом, ходила кругами, и ни на дюйм не уступала позиций. Силы противников были равны. Иван вспотел, желваки его ходили, руки уверенной хваткой держали леску. Он не замечал ничего вокруг и полностью отдался борьбе. В конце концов, ему удалось подтянуть рыбину к лунке. Вытолкнув воду, из лунки появилась огромная зубастая голова. Щука посмотрела на свет Божий желтым плутоватым глазом, и Полине на секунду показалось, что она видит картину из сказки.
«А ты, честный игрок, - Иван»! – Словно сказала щука, собралась с последними силами, рванулась, мотнула головой, щелкнула зубами и оборвала леску. Еще долю секунды она смотрела в глаза Ивану, словно хотела запомнить его и ушла под воду, спокойно погрузилась на дно.
- Ты видела ее? Как она! Ушла, не попрощалась! До следующего раза! Сквитаемся еще! – Возбужденно крикнул Иван, грозя щуке кулаком. – Вот такая большая была. – Сокрушался он, и развел руки широко в стороны, чтобы показать, какую большую рыбину он упустил.
Забрав улов, рыбаки двинулись к дому.
- Не расстраивайся, Вань. – Удачный ведь был день. Я таких щук, как ты поймал, никогда в жизни не видела. Подходя к дому, они увидели Марью Устиновну, которая, согнувшись в три погибели, тащила на спине огромную вязанку хвороста.
- Вот, дров полно, а она хворост таскает. – Ворчал Иван. – Что поделаешь, трудовой человек. Не может на месте без дела сидеть. Марья Устиновна! – Крикнул он.
Та остановилась. Скинула хворост.
- Поймали что? – поглядывая на рюкзак, заинтересованно спросила она.
- Поймали. Вот тебе, одна щучка. – И он достал из рюкзака, ту щуку, что была поменьше.
- Знатная щучка! – Обрадовалась старушка.
- Тащи щуку домой, а я сейчас вещи снесу и помогу тебе с хворостом, - сказал Иван.
- Вань, а ты давеча обещал баньку истопить. – Хитрила Марья Устиновна.
- Завтра истоплю. – Пообещал Иван.
Полина читала где-то, что нужно время, не меньше года, чтобы разобраться в человеке. Узнать его достоинства и недостатки, определить черты характера. Как говорят в народе: «Пуд соли вместе съесть», - чтобы понять, подходит этот человек тебе или нет. Нужно изучить человека за это время, чтобы принять окончательное решение о возможности совместного проживания. По мнению Полины это было совсем не так. Ведь существовал внутренний голос, который уверенно говорил: «Да. Это мой человек. Он словно создан для меня. Все в нем соответствует моим внутренним убеждениям и намерениям». Просто нужно было повнимательнее прислушаться к этому внутреннему голосу. Ведь, вряд ли человек будет конспирироваться целый год, чтобы со временем проявить какие-то потаенные качества своей натуры, или неприглядные грани своего характера. Став более зрелой, Полина спокойно, без лишних эмоций, вспоминала свою первую любовь. Ослепленная красотой Клима, она не слушала свой внутренний голос, который как маяк показывал ей, где мель, и куда нужно идти. Ведь ей тогда не нравились общепризнанные красавцы и кумиры. Она попала в ловушку внешнего совершенства человека. Уже потом, общаясь с Климом, она не находила с ним ничего общего, хотя признавала, что он не плохой мужчина. Он был идеалом внешней привлекательности, но человек не предмет. Он имеет свой жизненный путь, свою дорогу. Он не будет, как драгоценный камень, тихо и незаметно блестеть, лежа в кармане. «Ну, почему я не послушала свой внутренний голос, и голоса, которые твердили мне со всех сторон, рассказывали о нем, описывали его. Все, что окружало меня, хотело раскрыть мне глаза. Но я, ничего не хотела видеть и слышать», - думала Полина. «Слепышка, ты наша», - словно услышала она слова из своего сна.
Теперь она смотрела, как Иван таскал воду в баню, носил дрова, растапливал печь. В нем не было ничего лишнего. Он, просто и с умом, делал свое дело, где в каждом движении чувствовалось умение и мастерство. Внутренний голос, говорил Полине, что это ее мужчина. Она слушала свое сердце и понимала, что этот мужчина: в фуфайке, с длинными давно не стрижеными волосами, не бритый или даже пьяный, и есть ее вторая половинка. «Что это за человек? – Спрашивала сама себя Полина. – Что заставило его не уехать как все в город, а жить в этой забытой Богом и людьми дыре? Что двигало им? Страх, зависть, глупость, сомнения или заблуждения? Им двигала – ДОБРОТА! Это доброта заставила его бороться за жизнь одного единственного человека – восьмидесятилетней старушки. Которой, может и умереть уже, была пора, но он так не считал. Он как, истинный христианин, считал необходимой борьбу за каждого человека. Поступками своими проповедовал любовь к ближнему, и веру во все доброе и хорошее. Его стремления были честны, благородны и возвышенны». Полина прониклась глубоким уважением к этому мужчине, но она оценивала не только его душевные качества. Всем своим существом она ощущала внутреннюю духовную связь с ним. Она не спрашивала себя, нужна ли она ему. Разве нужен год, чтобы это понять? Стоило только увидеть, каким взглядом он смотрел на нее, как ждал ее одобрения, ее оценки. Как хотел видеть ее рядом, как боялся, что она исчезнет так же внезапно, как появилась. Как заботился о ней.
Иван помылся первый и пришел из бани. Он побрился и зачесал назад мокрые волосы. Это оказался обаятельный, молодой человек, его лицо раскраснелось от жаркого пара, а в глазах горело любопытство. Его интересовало, какое впечатление он произвел на Полину. Увидев ее удивленный и восхищенный взгляд, он был удовлетворен и счастлив.
Полина последняя пошла в баню. Уже было не так жарко, и она с наслаждением мылась и обливалась чистейшей колодезной водой. Потом, чтобы не пропали остатки горячей воды, она постирала свое белье и развесила его в предбаннике. Тихонько потрескивала керосинка на маленьком подоконнике, за окошком было темно. Тузик караулил Полину около бани. Он радостно завилял хвостом, когда увидел, что она вышла, и проводил ее до дома.
- Что-то ты долго, - взволнованно сказал Иван, - хотел уже за тобой идти. Он лежал на своей кровати и зачарованно смотрел на женщину. Полина сняла фуфайку, и осталась в коротком махровом халатике. Этот халатик, как бы говорил о том, что Полина пришла домой, делал ее ближе и роднее. Женщина распустила волосы, связанные узлом, постояла посередине комнаты, вытирая волосы полотенцем, посушила их руками, взбивая и растряхивая мокрые пряди. Иван молча наблюдал за ней. Потом, она подошла к кровати и легла рядом с ним, повернулась к нему спиной. Он вздрогнул, но подвинулся, уступая ей место на своем ложе.
Иван бережно обнял маленькую хрупкую женщину, доверчиво прижавшуюся к нему. Спиной она чувствовала, что тело его дрожит, и эта дрожь передалась ей. Мужчина осторожно задрал ее халатик и нежная вибрация его горячей руки, обожгла ее снизу жарким огнем страсти. Он погладил ее между ног, сжал ягодицы и не в силах больше сдерживать свое желание, крепко держа ее за бедра, прижал к себе. Их тела соединились, словно сработал механизм детской мудреной игрушки - головоломки. Двое слились и стали единым целым. Их тела двигались в унисон, дыхание обладало единым ритмом. Полина чувствовала и знала, что ему нужно и как он хочет. Получая огромное наслаждение от таких простых движений, она то прижималась к нему, со всей силой, на какую была способна, то ускользала от него. На пике страсти, Полина ощутила мощную пульсацию внутри себя, стон одобрения вырвался из ее груди, их голоса слились.
Вскоре Иван уснул, Полина слышала его ровное спокойное дыхание и думала о том, как давно она этого ждала. Как истосковалось ее тело, по мужским объятиям. Как нужны ей были его руки, и его дерзкие, жгуче нежные прикосновения. Что ей просто необходимо ощущать его в себе, и чувствовать, как он ликует всем своим существом.
В ее жизни, до этого, существовала единственная связь с Климом, о которой она почти не вспоминала. Но мозг ее, хранил память о том, каким странным казалось ей все тогда, как было больно и неприятно, как хотелось вымыться в душе, и смыть с себя частицу чужого человека. Ей тогда очень хотелось иметь от него ребенка, иначе бы она не смогла себе ответить, зачем вообще это произошло. Сейчас все было иначе. Это был ее мужчина, а то, что произошло между ними, было чистым, естественным, светлым. Она отдалась ему всем своим существом: душой, сердцем, мыслями; была страстной, безудержной, ненасытной. С ним она почувствовала себя желанной женщиной, и с тихой радостью поняла, что к ней пришла настоящая любовь.