Паганини я не люблю

Ольга Ролич
Великий скрипач

        Его отец – торговый агент – и в собственном сыне видит лишь возможность зарабатывать деньги. Большие деньги. Обнаружив в маленьком Никколо талант, он запирает хрупкого и чувствительного мальчика в темный чулан, где тот до изнеможения занимается игрой на скрипке. Изнурительные занятия на инструменте подрывают, и без того слабое, здоровье мальчика.
        Однако, огромный успех, пришедший к нему с 11-летнего возраста, уже никогда не покидает величайшего итальянского виртуоза. Позже поползут слухи о том, что «скрипач продал душу дьяволу». Потому, что так играть, как играл он, до сих пор никому не удавалось. Многим казалось, что где-то спрятана другая скрипка, позволявшая играть одновременно с первой, невероятные трели сложнейших вариаций на одной струне. А его всегда бледное, как будто вылепленное из воска лицо, глубоко запавшие глаза, худоба, угловатые движения и тонкие, сверхгибкие, «паукообразные» пальцы позволяли рисовать «демоническую внешность» великого маэстро. А своими непонятными, плутовскими поступками и манерами, он только усугублял эти слухи. Еще позже, секрет невероятной скрипичной техники Паганини объяснит американский врач Майрон Шенфельд, опубликовав свою статью в «Журнале Американской медицинской ассоциации», в которой докажет, что музыкант страдал всего лишь наследственной болезнью синдрома Марфана, которая характеризуется поражением опорно-двигательного аппарата, глаз и внутренних органов. А пока… пока его любят, слушают и называют гением, «независимо от того, ангел он или демон».

***
        В нашем городе в дни Святок каждый год проходит Международный фестиваль «Январские музыкальные вечера». И каждый раз, проходя мимо театра с афишами, я вспоминаю, как пять лет назад, в один из таких фестивальных вечеров, я познакомилась с 18-летним скрипачом из Молдовы. Не знаю, как сложилась судьба мальчика за эти годы, но для меня тот вечер остался незабываемым…
        Лауреата Международных конкурсов и фестивалей Илиана Гырнеца представили «маленьким дьяволом», дерзким подражателем великому скрипачу, «выдающимся молдовским Паганини». На сцену вышел молодой человек, слегка одутловатый, среднего роста, коротко стриженный, в белой рубашке, со скрипкой в руке.
        Первые ноты, вырвавшиеся из сердца скрипки, почему-то родили во мне мысль, что «скрипка» – от слова скрипеть. Но, сознавая свою музыкальную некомпетентность, принуждаю себя внимательно слушать «высокую музыку».
        Но вдруг… скрипач начинает трясти челюстью, словно беззубый старик. Я присматриваюсь к его лицу. Господи! что делает его мимика? Закрыв глаза, юноша всеми силами и мышцами лица «помогает» скрипке. С нею он «плачет», «радуется», «ужасается», «удивляется». Ей он что-то «шепчет»… Еще мгновение и моё сердце разорвётся от сочувствия.
        Я закрываю глаза и опускаю голову. Если я буду смотреть на лицо Илиана - решаю для себя, - то никогда не смогу «прикоснуться к прекрасному»! Не обнаружу в музыке то, что заявлено быть «духовным».
        Закрываю глаза и пробую еще раз.
        Не получается. Только одно неоспоримо сильное желание возникает у меня - молиться…

***
        А на следующий день, пробравшись за кулисы, нахожу его в грязной курилке, перед большущей пепельницей, переполненной окурками, в обществе своей мамы (его концертмейстера) и молодой скрипачки Аурики.
        - Здравствуйте. Извините, я могу на несколько минут похитить Илиана? – улыбаюсь, вставшему мне навстречу юноше. – Мы можем с вами где-нибудь пооткровенничать?
        Илиан молча кивает головой, и мы проходим вперед по коридору, останавливаемся в нише за углом. На меня смотрят живые, карие юношеские глаза.
        - Илиан, но ведь вы совсем не такой, какой на сцене! – Не скрываю своего удивления. – В кого вы перевоплощаетесь? И зачем, простите, вы так «кривляетесь» на сцене? Чтобы услышать, как вы играете, мне пришлось закрыть глаза. Вы не боитесь, что таким образом вы можете отпугнуть слушателя? Это что – самовыражение? Или вы так сопереживаете?
        - И то, и то. Иногда я, действительно, забываю, где я нахожусь... Но, спасибо, спасибо, что сказали. Я подумаю.
        - Илиан, а вас не страшит, что ваше имя ассоциируют с силой зла? Молодого талантливого юношу называют «маленьким дьяволом»? И вы разрешаете себя так называть? Вас это не смущает?
        - Нет, нет! Но, я не знаю, почему они так про меня говорят. Хотя, я и не против. Понимаете, ведь на сцене, как и в жизни, и Бог, и дьявол – рядом.
        - Да, но ведь от того, кого (Кого) ты выберешь, очень многое зависит. Неужели вы не понимаете, что если что-то принимать, то оно обязательно войдет в твою жизнь!
        - Нет. Я не думаю, что это так страшно. Музыка всегда несет в себе и светлое, и злое…
        - А мне, казалось, что музыка, как любой вид искусства, всего лишь отражает то, что царствует в чьей-либо душе?.. А вас, всё же, представили как последователя великого Паганини. Вы любите исполнять его произведения? Или просто подражаете ему?
        - Не знаю, почему меня с ним сравнивают? Мне нравятся многие композиторы, я многих люблю исполнять, но Паганини…– Илиан замолкает. И через несколько секунд неожиданно заявляет. – Паганини я не люблю!

***
        … Познавший всю глубину страстей человеческой жизни – славу, богатство, любовь - 58-летний Паганини, оказывается запертым болезнью в четырех стенах собственной комнаты. В своем последнем письме к другу Джордано, пишет, что: «причиной всему - судьба, которой угодно, чтобы я был несчастлив…» Оказывается, и этот из числа «великих и знаменитых» был несчастным! Пресыщенный этой жизнью до отвращения, он бесконечно одинок. Душа, опустошенная земными удовольствиями, рождает отвратительную усталость и безразличие к жизни. А горечь былого успеха заставляет слабое, болезненное тело вздрагивать перед неизбежным ледяным ликом смерти. Неописуемые мучения пережил Паганини в последние дни жизни, когда долгими часами он упрямо пытался проглотить хоть крохотнейшие кусочки пищи. И однажды, согласившись пообедать, он внезапно заходится мучительным кашлем, прямо за обеденным столом. Этот кашель мгновенно прерывает его жизнь … В своем предсмертном завещании Паганини напишет: «Запрещаю какие бы то ни было пышные похороны… Пусть будет исполнено сто месс… Отдаю мою душу великой милости моего Творца».

***
        Прощалась я с Илианом с чувством грусти и тревоги. Было жаль, что, в силу возраста ли, а может быть уже известности и человеческой славы, игнорируются такие очевидные и страшные вещи. Желала юному музыканту удачных выступлений и в мир нести, все-таки, только доброе, чистое и светлое.
        Так хочется, чтобы этот талант не был растрачен всуе.
        Чтобы вспомнить о Творце задолго до смертного одра…



Ольга РОЛИЧ, г. Брест