Жило-было Эхо. Не горевало оно, не грустило, но очень обижалось на то, как над ним смеялись остальные. А еще больше – на то, что ему приходилось им отвечать…
- Глупое!, - кричали ему листья, ведя хоровод и подпевая ветру.
- Глу-у-упое…, - отвечало им Эхо.
- Нелепый! - визжали парашютики одуванчика, пролетая мимо.
- Ле-е-епый…, грустно шептало Эхо, складывая слезинки в специальный мешочек. Ведь ему нельзя было шуметь без видимой причины.
Как-то раз Эхо бесшумно прогуливалось по лесу, мысленно пело полувеселую песенку. Оно так увлеклось этим занятием, что даже не заметило, как за ним наблюдает пара чёрных бусеничных глаз.
- Что гр-р-рустим? - каркнула Ворона, отряхивая перышки.
- Грустим? - переспросило Эхо и печально улыбнулось.
- Грустим-грустим…, - вновь повторила Ворона и щелкнула клювом. – Грустишь, будто матери нет!
-… нет…, вздохнуло Эхо и достало свой мешочек.
- Как нет? У всех есть мама!- громко каркнула Ворона и сама немного подпрыгнула от своей громкости.
- Мама…, - мечтательно протянуло Эхо и вновь вздохнуло.
- Ты найдешь ее!- каркнула птица и взмахнула крыльями. – Если только захо-о-очешь…
Ворона скрылась из виду, и было уже непонятно, то ли Эхо отвечало ей, то ли она сама повторяла сказанное для большей уверенности.
Поплелось Эхо по лесной тропке. Обдумывало оно слова Вороны, сомневалось, ведь ему никогда не приходилось раньше делать что-либо самому. Все, что оно делало, было уже сделано другими.
Но впервые оно стало присматриваться к мамам. Оно не знало, кто и что это, никогда не слышало об этом. Хотя нет, слышало и повторяло, но не слушало… Ему, Эху, было интересно, почему же эта непонятная «мама» могла стать причиной его, Эха, грусти.
- Мама! Мама!- радостно визжали шишки, падая с ёлки.
- Мои малышки…,- бубнила ель, помахивая им ветвями.
«Чудеса»,- думало Эхо и продолжало свой путь.
- Мамочка!... кричали капельки воды, отрываясь от ревущего водопада, стремящегося вниз.
- Осторожно, дети, а то голова закружится…!- убаюкивающе говорила матушка-вода.
«Не понимаю»,- не понимало Эхо, но продолжало идти.
- Я люблю тебя, моя девочка,- говорила земля песчинке.
- И я, мама, очень люблю тебя!- оглядываясь, говорила она земле и бежала наперегонки с дорожной пылью. Земля улыбалась и вспоминала свое детство и молодость.
«Я понял!»- мысленно вскрикнуло Эхо и резко остановилось.
Журчал ручей, хлопали в ладоши ёлочки, шумел песок. А Эхо улыбалось.
«Ведь мама, мама… – это щекотка, веселящая детей. Мама – это руки, ласкающие их, губы, поющие колыбельную, ножки, бегущие вслед за ними, сердце, любящее без причины… душа, чувствующая каждое их движение.»
И Эху стало понятно, что оно веселит, ласкает и поет, бежит и любит, чувствует… всех. А они – его. Ведь это оно подпевает капелькам ручья, водит хороводы с листьями, прыгает с белками и помогает орехам громче трещать. Это оно, Эхо, отвечает на смех мха и сам его щекочет. Это оно свистит ветром и скрипит снегом. Это оно, Эхо, лесная мама и дитя одновременно. И мама, и дитя.
Улыбнулось Эхо, и сказало:
- Вот оно, счастье.
… на этот раз… вслух.