Лес когда-то был огромен, но теперь любой охотник мог пройти его за несколько дней насквозь. Граница леса заметно изменилась, став какой-то слишком уж ровной, слишком аккуратной, будто кто-то провел по земле рукой и сказал, что дальше лес расти не должен. Он и не рос. Поэтому когда у самой кромки деревьев появилась какая-то тень, все сразу заметили ее и не выпускали из виду до того момента, пока тень не превратилась в человека. Это было высокое, чрезмерно высокое существо с длинными ногами и маленькой головой, которое широко шагая направлялось в сторону работавших на поле поселенцев.
- Ишь какой…
- Красавец…
- Какой он тебе красавец, странный какой-то и не живой будто.
Путник и вправду был каким-то странным, уж очень не походил он на местных жителей, в поте лица добывавших свой хлеб. И дело было даже не в росте или одежде, а одет он был еще как странно – ярко-красный плащ развивался у долговязого за спиной, и даже не в его походке, ну подумаешь идет вразвалочку точно медведь, дело было в том, что он как-то неестественно держал свою маленькую голову - наклонив ее вперед и смотря только себе под ноги. Так незнакомец и прошел мимо пахарей, не поднимая головы, а они продолжали глядеть ему вслед до тех пор, пока странный человек не исчез за поворотом дороги, ведущей в слободу.
- Быть беде, ох быть беде… - буркнул кто-то, и люди вернулись к своим делам.
- Как зовут тебя, не понял?
- Беда… - ответил человек и уселся за стол, подбирая свой красный плащ.
- Вот так сразу и беда. Пришла беда, отворяй ворота. - Корчмарь весело рассмеялся и поставил перед гостем миску с похлебкой.
Особых дел у содержателя таверны не было и ему показалось интересным поболтать с человеком, который, пройдя через всю слободу мимо пары отличных постоялых дворов, зашел именно к нему и назвался не много не мало бедой.
- Человек, а где у вас тут власть обретается? - спросил, смачно чавкая, путник.
- Власть? до власти от нас, как до того света! Три дня пешком пройти придется…
- Ну а в слободке-то кто заправляет?
- Так бы сразу и говорил, а то власть… Силыч, дом его за кузницей стоит. Он у нас староста. Раз в год по весне выбираем, так Силыч уже годков десять как бессменный.
Человек вытер губы и потянулся за кошельком. Трактирщик не мог отрывать взгляда этого захватывающего зрелища. На стол лег небольшой золотой самородок по форме напоминающий бабочку.
- Э! Ты, где это достал?! – рявкнул трактирщик, бросившись к гостю.
- Да-к у самой опушки леса нашел, около сосновой ограды, наверно прятал кто-то, а по весне ручей землю размыл.
- Я осенью этот самородок на свадьбе моей дочери-красавицы потерял, весь дом перерыл… Не веришь? Посмотри, там у него под «крылом» вмятина, это я ее когда-то сделал. Вот ведь чудеса, думал, куда же он делся, а оказывается лежит себе приспокойненько у леса. Где, говоришь, нашел?
- На опушке, - человек снова потянулся к полупустой миске. Ел он небрежно, но будто с голодухи, не роняя не капли мимо. - У оградки, что за большим таким полем.
- Ласлово поле. Неужели он взял? Был ведь на свадьбе, изверг, ел-пил и еще обокрал меня, вот змей подколодный. Ну, ничего, я ему покажу… Он у меня припомнит и зерно на семена, что за дарма брал, и теленка подохшего от сглаза его бабы-ведьмы. Он у меня…
Корчмарь раздухарился. Лицо стало красным, руки так сами и тянулись к кочерге, что стояла у лавки.
- Может и не он? - предположил гость.
- Он, он! – крикнул трактирщик, хватаясь за кочергу, а потом вдруг неожиданно уставился на собеседника. – Золото мое ты вернул, спасибо, а теперь давай отсюда, мне по делам нужно, больше я без присмотра своего ничего не оставлю…
- Да мне что, за еду благодарю. Рядом с кузницей этот Силыч живет, говоришь…
Хозяин трактира пару раз кивнул на ходу, но ему было уже не до того. Разъяренный неожиданной новостью, он направился на хутор к Ласло.
- У Жумача был, - закудахтала первая встретившаяся человеку в красном плаще бабка, ставя ведра с водой на землю. - Понятно почему такой тощий, не умеет старый Жумач кормить как следует, потому и не ходят к нему люди. Это после того, как дочь осенью от него ушла, стал таким. Раньше Леля за всем следила, а теперь…
- Но ведь замуж девка вышла. – Удивился незнакомец. - Внуков скоро нянчить будет корчмарь. Да и помрет, хозяйство есть кому передать.
- Это он тебе наплел, вот старый брехун! Его дочке этой весной двадцать один годок стукнет, засиделась она в девках, у подруг уж дети с пастухами ходят. Вот и отдал Жумач ее какому-то заезжему, поселились молодые в дальнем углу, у самой последней борозды слободской. Лелька работящая, конечно, но худющая, страшная такая, хроменькая к тому же. И на что она тому парню сгодилась, по всей слободе девок на выданье не счесть, моя тоже вот красавица и умница…
Бабка заулыбалась как-то особенно приветливо и замолчала.
- А трактирщик сказал, что дочь его красавица.
- Красавица?! Да иная кобыла красишве выйдет. Врет, старый лис! Он пади еще и мою дочку поминал. Я знаю, это он на каждом углу болтает, что бросил ее Ловод, сын Силыча.
Мужчина сделал смущенное лицо и поправил плащ.
- Молчишь, значит так и есть. Опять про мою умницу всякие слухи распускает, ну я ему покажу!
Неожиданно болтушка осеклась, пристально посмотрев на незнакомца.
- А зовут-то тебя как?
- Люди Бедой кличут…
- И чего ж тебе нужно у нас Бедушка-беда? - бабка захохотала.
- Как к Силычу пройти?
- Да сразу за овражком увидишь, его дом ни с чьим не спутать, оградка камнем, крыша на два слоя крыта, жирует староста… Я вот тоже к нему потом зайду, пускай посадит этого болтуна-корчмаря в холодную на денек-другой, но сначала сама Жумача попотчую, может умнее станет… Ух, попадись он мне!
- Да вот он, прямо перед тобой, дядька.
Молодой парень с радостью указал на стоявший в стороне дом.
- А чего тебе нужно-то от старосты?
- Хочу посмотреть на самый богатый двор в слободке, говорят, широко живет Силыч.
- Да староста едва сводит концы с концами. Воевода каждый год недоимки новые находить стал, вот и платит из своего кармана наш Силыч за всю слободу. Он из похода лет пятнадцать назад пришел весь в золоте. Мой батька рассказывал - пять телег с добром привез, а теперь последний кафтан донашивает. Мы у него под крылом, так что набрехали тебе, дядьку. Кто же это такое болтает?
- Какая-то старая женщина с ведрами шла, она еще про дочь говорила…
- Цумайчиха… Точно она, сто лет в обед, а туда же. Она ведь дочку все на выданье держит, девка хороша, но мать – змеюка подколодная. И ведь на ней самой недоимок, наверно, больше остальных будет. Чтобы я еще раз этой карге ограду ставил или крышу крыл, да ни за что. Ко двору ее не подойду!
Паренек сплюнул со злости.
- А сам-то ты кто будешь, дядьку?
- Беда…
Молодец ничего не ответил, только сощурил глаза и пошел своей дорогой.
Гостя староста принял хорошо. Дубовый стол, свинина, настойка на можжевельнике.
- Незнакомцы у нас по весне не часты, осенью да, на ярмарку едут, проходимцы всякие, лодыри да бездельники разжиться монетой-другой. А вот после схода снега тишь да гладь, кому мы нужны…
- Вы никому не нужны, а вам-то что нужно? – странник, последовав примеру хозяина, отхлебнул настойки.
- Живем и слава Богу…
- Небогато живете.
- А ты кто такой, чтоб судить?
- Да я так, хожу-брожу, на все гляжу…
- За лесом пади был, там река есть золотоносная, а ведь земли эти нам пожалованы были. Добраться бы, промыть золотишко… Да мне уже такое дело не поднять, а сын… Эх, Ловод совсем от рук отбился. Невеста была, хозяйство свое начинал, и за лес на промыслы сходить уже можно было, но осенью принесло к нам в слободу какой-то балаган, с тех пор сына как подменили, спит, ест, работает, но все не тот. Я себя в молодости помню, и такое бывало, но тогда война случилась, не дай-то Бог снова, и я быстро повзрослел, потом вернулся в слободу, деньги были, дом поставил, женился. А Марыська, жена моя, родов не пережила.
Силыч опрокинул уже который стакан настойки. Окорок так и лежал нетронутым.
- Сын-то может чего своего хочет, - предположил не хмелеющий гость. - Надоело ему под отцовской волей ходить, да и в слободе на твое старшинство уже косо смотрят.
- Кто?!
- Говорят, жируешь ты.
- Вот сволота! Гады ползучие! – от удара кулака стол дрогнул. - Я за них живот подставляю, воеводе-собаке из своего сундука добро приходится выкладывать, а они… и Ловод еще… неблагодарные!!! Я … разве я их заставляю, сами выбирают, который год уже выбирают…
- Какой же это выбор, Силыч, так - привычка.
- А может и то правда… Но разве я сына принуждаю, он у меня всегда знал, что чего захочет, то и выберет… - язык у главы слободы начал заплетаться.
- Ну а это и тому смешнее, староста, это ж такой же выбор, как твои слободские выбирают. Он вроде и выбор, да только уж больно по привычке. Попробуй эту привычку сломай, тут кто хочешь спасует, вот твой Ловод и… думу думает. Ему ведь жить…
- Брехня… они все что хотят, чтоб выбор накатанной дорогой был? Тут каждый сам… сам за себя решает… Но я им покажу каково это выбирать по-настоящему. Скоро сход, вот и пускай ставят кого хотят. Жирую я, ишь… Сволота неблагодарная!
Низенькая дверь привычно скрипнула, пропуская хозяина в дом.
- Леля, слышишь, там такое твориться, святые угодники. Жумач с кочергой гоняется по полю за Ласло, тем, что за ручьем живет. Вся слобода собралась посмотреть, а тут еще Цумайчиха… Во дает старуха, только корчмарь чуть остыл, она его так скалкой отходила, бабу едва оттащили. И чего это на все них нашло?
Мужчина взял со стола кусок сыра.
- Леля… Ты где?
- Я… - женский голос звучал как-то приглушенно.
- Опять в погреб спустилась, я же сказал, если что - меня зови. Нельзя тебе…
- Так тебя ж нет…
- Подождала бы…
- Если тебя каждый раз ждать, то в доме вся работа стоять будет.
- Я же не могу проводить тут все время…
- А я и не прошу….
- Позвольте войти, хозяева. - На пороге показался высокий незнакомец в длинном красном плаще. – Может путник воды попросить, устал с дороги?
- Конечно, конечно… - из подпола в горницу поднялась молодая женщина. - Иржей, подай человеку кувшин.
Хозяин молча подошел к лавке, где стоял небольшой расписной кувшин, и протянул его гостю. Тот принял питье.
- Хорошее молоко, хозяюшка, только скисло чуть.
- Как скисло, - Леля повернулась к мужу. - Иржей, ты же сказал, что молоко свежее. Что ж ты…
Мужчина посмотрел на жену и, ничего не ответив, вышел вон.
- Благодарю за прием. Может у вас найдется место, где можно переночевать страннику. Время позднее.
- Конечно, скотины в сарае пока нет. Спи, там мягко.
- Вот спасибо.
- А как тебя звать, человек?
- Бедой…
- Беда в этом доме уже живет. - Вздохнула хозяйка.
- Ну и ливень, никогда такого не видел, и это в марте. - Иржей потянулся за ведром со смолой. На ночь глядя он, стоя на лавке, конопатил щели, сквозь которые в дом непрерывными потоками лилась вода. - Этак весь урожай может погибнуть. А в ваших краях такое бывало?
Закутавшийся в красный плащ путник не ответил.
- Не помогаешь, так хоть давай поговорим. – возмутился хозяин.
- Не лезь, Иржей, может ему плохо, – жена суетилась у очага. - Вам поесть чего дать? У меня тут сыр есть, хлеб. Скоро уха будет готова.
- Меня ты так не потчуешь. – возмутился муж.
- Да ладно тебе… - Леля слегка улыбнулась и поставила перед гостем миску с куском сыра и пучком какой-то зелени.
- А в слободе сегодня такое было… - начал вдруг незнакомец, взявшись за угощение.
- Ну и пускай было, у нас своих проблем хватает, - оборвал его Иржей, протягивая руку к очередной щели. – Вроде все. Ну, разве я не молодец.
- Садись за стол, молодец, уха стынет.
- Ну что ж, пойду я. – Гость направился к выходу.
- Да ты что, с ума сошел, и моргнуть не успеешь - вымокнешь до нитки. Оставайся спать на лавке.
- Конечно, оставайся. Хотел же переночевать.
- Благодарю за пищу и кров, но мне пора.
Незнакомец распахнул дверь и, расправив плащ, вышел во двор. По крыше дома что-то заколотило.
- Ужин откладывается, жена, - произнес Иржей, возвращаясь к лавке, где стояло ведерко со смолой. - Кажется, там начался град…
- Слышали, Ловод от отца сбежал?
- Верно в ту страшную ночку, прямо под град попал, а куски льда с куриное яйцо.
- Что там ночка, она ему медом покажется, если Силыч поймает.
- Не поймает, совсем спился староста, видно менять его придется.
- Да на кого? Столько лет под ним жили… Как хоть воеводу нынешнего зовут? Новый староста же должен будет в град поехать, грамоту получить.
- Ничего, справимся, каких только чудес не случалось.
- Да уж, если Леля, ну знаешь ведь Лелю, дочку Жумача, хворую такую, нынче на сносях, то уж на сходе как-нибудь столкуемся…
- Корчмаря дочка? Вот уж, наконец, счастье Иржею. Полгода жили, а баба все как целехонька. Но март, он на то и март.
- Не скажи, не у всех так ладится. Помнишь, девка у Цумайчихи на выданье, так едва не утопилась дура, парень все к ним на двор хаживал, ну там крышу крыть или ограду ставить, видно, сильно он ей приглянулся, а тут взял и перестал появляться, дом их стороной обходит. И это после истории с Ловодом. Вот она и бросилась в омут, насилу вытащили.
- Да, тут обошлось и слава Богу, а вот у Ласло все куда хуже. Дом ведь его сгорел, старший сын лицо обжег, нет теперь у семьи опоры. Жена и двое детей, внуки Ласло, без кормильца остались.
- А правду толкуют, что это Жумач все Ласло тот самородок никак не простить не может, вот и пустил красного петуха?
- Похоже на то…
- Бывает же такое на свете… И все же, как зовут воеводу-то?
Воевода болярин Михаил Стурдза внимательно рассматривал пришедшего к нему по утру долговязого человека в красном плаще. На дворе уже давно стояло лето, но погода отчего-то в этот день была очень холодной. Гость же, как ни в чем не бывало, в тонком плаще расхаживает.
- Говоришь, золото там за лесом есть, промыслы сделать можно?
- Можно, – кивал принятый воеводой незнакомец.
- Вайшек! - на пороге светлицы показался коренастый мужчина с дубинкой. - Что там у нас со слободой, которая у Старого леса стоит?
- Старосту они сменили, хозяин, а предыдущий околел. Теперь выбрали какого-то Ласло. Только податей оттуда не поступало, похоже, не слушаются этого Ласло, хоть сами и выбрали. Купцы, что лес на торг везли, рассказывали еще - неурожай в слободе.
- Как же тут промысел организуешь, только если отобрать эти земли у селян вообще, но слобода владения свои от господаря держит.
- Они ведь не заплатили подати, хозяин, значит можно просить господаря передать держание вместе с золотоносной рекой, о которой почти никто не знает, более достойному.
- Например, тебе, Вайшек.
- Мне?! Как же я…
- Да, тебе, тебе. – Стурдза обернулся к долговязому. - Эй, ты, забыл, как тебя зовут, грамоте обучен? Отлично. Там на столе перо и бумага, пиши письмо, да смотри, аккуратно пиши. «Господарю и повелителю…
- Неужели отберет?! – гудели люди на сходе.
- Нас не могут согнать с земли! Мы пожалуемся господарю!
- А что поделаешь, нужно подати собрать. А если нет – жаловаться бесполезно.
- Что же теперь будет? Урожай почти пропал, а крайний срок оплаты – время осенней ярмарки. Нам и жить-то не на что, – подвел итог новый староста.
- Молчал бы, у тебя столько земли, что справедливо заставить тебя платить за всех, - верещал Жумач.
- Кто бы говорил, ты в корчме у себя пади столько еды хранишь, что мог бы прокормить всех остальных. Отдай нам, все равно готовить не умеешь. – гаркнул Ласло.
- Я тебя за главного не считаю, и слушаться не стану.
- И я не стану! – донеслось из толпы.
- Я тоже!
- Промыслами надо самим заняться! - громкий голос заглушил шум перепалки.
- Ловод!
- А он как здесь оказался?
- Вместо отца имеет право слова.
- Да, имеет.
- Воеводе нужно речное золото, - начал сын Силыча. - Но пока что оно на нашей земле, а до осени время еще есть. Можно самим отправиться на промысел и тогда сумеем намыть на выплату подати, и еще себе останется.
- А если воевода учинит что?
- На такой случай и письмецо господарю черкнуть можно. «Так, мол, и так, гад и подлюга воевода наш, на лапу часто брал, а может и твое добро, повелитель, где оттяпал». Вот будет чем заняться болярину, себя перед старшим выгораживать. Вы говорите, что думаете, а я запишу. - В углу на небольшом валуне никем до того не замеченный сидел высокий человек в красном плаще.
- Чего вы его слушаете?! Это все из-за него! – не выдержал Жумач, махая рукой в сторону того, кто напрашивался в писари. – Все беды от него! Он сам настоящая беда!
- Хватит! – оборвал корчмаря Ловод. - Писать кроме него все равно никто не умеет. А составлять письмо будем и притом все вместе.
- Да, вместе!
- Вместе, это Ловод правильно сказал!
- А где Иржей?
- Его не ждите, жена у него сильно хворает. Не везет бабе, первый раз на сносях и так тяжко…
Когда Старый лес сбрасывал листву, мужчин в слободе почти не осталось. На промысел к реке ушили и стар и млад. Леля видела, что Иржей тоже хочет пойти, и как могла, убеждала его не беспокоится за нее зря. В конец концов, она даже заявила, что если муж не уйдет со всеми за золотом, то какой же он кормилец, что он принесет в дом, урожая-то почти нет. Но Иржей все не хотел оставлять беременную жену, и окончательно убедить его смог лишь самый простой способ, способ загибания пальцев. Так женщина доказала мужу, что срок родов еще только через два месяца.
Но у природы бывают свои причуды. И срок наступил раньше.
Помощи было ждать не от кого. Жена Ласло, которая подвязалась ухаживать за ней, уже приходила с утра и вернется только под вечер, проверить все ли в порядке. До этого времени Леля могла и не дожить.
Женщина аккуратно перебралась на кровать, медленно легла и опустила голову на подушку.
- Может, помощь нужна хозяюшка? – у входа в комнату стоял человек в красном плаще.
- Да… да ты же… ты же просто беда ходячая, – тяжело дыша произнесла роженица и широко улыбнулась. – Но знал бы ты, человек, как я тебе рада…
- Тсс. Про беду-то не надо, если малыш об этом не услышит, ему будет намного лучше. – Серьезно произнес гость, а потом, снимая плащ, добавил. – И вообще, не было бы счастья, да несчастье помогло.
Вскоре в доме Лели впервые раздался детский плач. Роды прошли на редкость удачно, и мать с малышом быстро и крепко уснули. К тому времени как они проснутся человек в красном плаще будет уже где-то очень далеко, широко шагая вперед среди ярко-алых кленов Старого леса.