Ты самая способная, Сара

-Ты самая способная, Сара, - сказал мне доктор Вуд.
 Он сидел в кресле, напротив меня, попыхивая сигарой, закинув ногу на ногу, так, что были видны края его темных шелковых носков. В перерывах между затяжками по его лицу пробегала мягкая рябь довольной улыбки.
- Еще максимум три клиента, и я дам тебе отпуск. Отдохнешь немного, а потом опять за работу, с новыми силами. У тебя будут хорошие отпускные. Мистер Р. остался доволен твоей работой. Можешь просмотреть все чеки, документы, как видишь, моя дорогая, я ничего от тебя не скрываю и не урезаю твои доходы.
 Я молчала. Сейчас доктор Вуд не вызывал во мне никаких эмоций, кроме рефлекторного позевывания, которое я изо всех сил пыталась скрыть. Он напоминал мне ленивого откормленного кота, и последнее время в его присутствии я всегда ощущала сонливость.
-Отдохнешь, приведешь себя в порядок, поживешь настоящей жизнью...
Он сделал ударение на слове « настоящая ». Он прекрасно знал, что у меня нет настоящей жизни. Настоящая жизнь была у него. Он был абсолютен, а я была относительна. Я зависела только от него, от доктора Вуда, подражавшего раскормленному коту, и почти никак не зависела от действительности, окружающей меня. Она существовала где-то рядом, протекая многочисленными реками человеческих судеб, сверкая изломами прогресса, вязко сворачиваясь в спираль истории. Мое место в ней было совсем незаметное и маленькое, до одури, до страха, до отчаяния.
-Чужая, беспомощная, несуразная, - шипели мне чужие взгляды.
Многотонные туши домов, движущаяся мозаика лиц, разноголосица манер, энергетика скрытых страстей - вся эта пульсирующая неоном плоть большого города вызывала во мне острое чувство тоски и обреченности. Непонятные условности, нелепые иерархические игры, мишура притворства и вечное, бессмысленное людское копошение в поисках пути к придуманным вершинам бытия были для меня непостижимы до раздражения. Мир никогда не пытался полюбить меня, мало того подспудно я всегда ощущала его скрытую враждебность, потому что я была не такая как все. Бесформенная размазня, бестолковая мечтательница - я не вызывала ни в ком восхищения. Мир не заряжал меня эйфорией и не давал мне энергии вдохновения и любви. Да и кто я такая? Я, Сара Болески - серая неудачница, грязный бесформенный камень в кладке стены обыденности. Если бы не доктор Вуд, я бы оставалась этим камнем вечно. Но он, мой избавитель, натер этот камень до блеска, так, что он засиял всеми цветами радуги. Браво, доктор Вуд!
Камень засверкал, ожил, отражая свет. Но от этого он не стал бриллиантом!
       
Сейчас, сидя в кресле, попыхивая сигарой, пребывая в приятной расслабленности, доктор Вуд пытался напустить на себя образ этакого всесильного, снисходительного и добродушного бога. В подтексте всех его лениво- довольных фраз явственно слышалось:
- Ты должна молиться на меня, детка. Я твой спаситель, избавитель. Ты только посмотри на меня. Я необычайно умен, ловок, изворотлив, я пожинаю плоды своего ума, сидя в кресле, в своем собственном кабинете. Посмотри, Сара, за окном небо- люкс, а не серые тени небоскребов...
Он мурлыкал довольно долго о прибылях компании, о вероятных путях развития, опять же о беднягах-клиентах, и почему же так прямо - беднягах, может быть, они счастливчики. Что-то он пел такое нежное и льстивое о моих способностях.
-Виртуозно и быстро... Ты все очень быстро делаешь, Сара. Экономя время, мы увеличиваем наши прибыли...
 Я тоже чуть-чуть расслабилась, выставив вперед ноги в широких туфлях, привычно и безрадостно окинув взглядом узловатые переплетения вен над сводами стоп, скрестила руки на груди. Мои неудобные, шершавые, большие руки мне всегда хотелось спрятать. Я стеснялась своих рук, своего лица с маленькими глазами- щелками, спрятанными в припухлости век. Днем я носила затемненные очки, вечером старалась не выходить на улицу. Может быть, в последнее время я стала меньше стесняться. Что ж, доктор Вуд прав, он дал мне надежду на нормальную жизнь, он дал мне что-то более лучшее, чем нормальная жизнь, он подарил мне наслаждение жизнью. Без него я ничто, я туманная серая размазня, воплощение некрасивости. Меня можно приводить в пример всем дурнушкам, большая их часть воспрянула бы духом, сравнивая себя со мной.
Сколько я себя помню, я всегда была такой. Мое круглое бесцветное лицо уже в детстве предвещало мне будущие неприятности. Я рано стала задумываться о том, почему же я так не похожа на всех остальных. Моя телесная оболочка никак не вписывалась в каноны красоты, и мой мозг лихорадочно работал, ища пути спасения или успокоения. Да и что мне оставалось делать? Быть бесформенной уродиной, ловить деревянной спиной торжествующие или сочувствующие взгляды. Ходить в школу, смотреть, как расцветают мои подруги и мучиться оттого, что никто не обращает на меня внимания. Потом взрослеть, уродливо наращивать свое массивное тело, ходить на работу, есть, пить и не жить ... Не ликовать, не восхищать. Не жить... Что ж, доктор Вуд как всегда прав. Исключительно прав, замечательно прозорлив. Он действительно мой спаситель.
Природа обделила меня в одном, щедро наградив в другом. Как у слепого человека начинают обостряться разные другие чувства, так и у меня развилось нечто похожее на предвидение. Мое воображение, мистически переплетаясь с действительностью, рождало яркие образы, которые зачаровывали мой иссушенный сомнениями мозг. И, несмотря на отсутствие жизненного опыта, я становилась мудрее и проницательнее. Многие из тех, которые так снисходительно смотрели на меня, могли бы позавидовать моей осведомленности. Пока все эти беспечные девушки гуляли, хихикали, веселились, жеманничали, игрались и бездумно прожигали время ,я перечитала бессчетное множество романов. Мне нравилось отождествлять себя с героинями до дрожжи в коленках, до рези в глазах. Я жадно поглощала ту сторону жизни, которая , казалось, спрятана от меня навечно. Я представляла себя на месте всех этих влюбленных женщин, вместе с ними я страдала, предавалась счастью, мечтам, слушала признания в любви, повелевала и наслаждалась.
Созданный мною выдуманный мир привлекал меня гораздо больше чем настоящий. Учебу в колледже, а потом скучную конторскую работу на почте я воспринимала как наказание. Карьера не прельщала меня. Реальная жизнь с ее порядками и правилами казалась мне вычурной бестолковой и диссонансной, она не давала мне таких острых ощущений, какие я могла испытать от чтения очередного захватывающего романа. Я жаждала недостижимого, я жаждала красоты. И вот появился мой спаситель, доктор Вуд, и день его появления я называю теперь самым значительным днем моей жизни.
       
 Я помню, как он стремительно ворвался в двери нашей конторы и, ничуть не смущенный моей внешностью, пригласил меня отужинать вместе с ним в ресторане. И я сразу без удивления согласилась, словно бы заранее прочитала книгу своего будущего, где на энной странице было написано про этот день, про внезапного посетителя, который придет ко мне и позовет меня за собой. И надо немедленно соглашаться и идти, потому что это единственный шанс, который может мне выпасть в жизни. Никто не заметил моего ухода, не посмотрел мне вслед любопытным взглядом, я тоже даже не оглянулась на свой стол, заваленный письмами. Когда доктор Вуд хотел быть относительно невидимым для остальных, он это с успехом проделывал.
 И потом я сидела с ним в шикарном ресторане, чувствуя легкое холодящее онемение не только своей спины, но и рук, ног, языка. И я легко и быстро соглашалась на все его условия, тупо уставившись на его ботинки, за которыми прятались темные шелковые носки, совсем как сейчас. Ведь в жизни у меня не было иной дороги, чем та, которую он предложил мне.

ЕВА.

 Меня зовут Ева. Я люблю свое имя и свое тело. У меня гладкая кожа, и мне приятно касаться ее кончиками пальцев. Пальцы пробегают по груди, по напряженным соскам, ниже, к впадине живота, к островку волос и замирают на внутренней стороне бедер. Я лежу на тончайших батистовых простынях. Послеполуденный свет едва пробивается сквозь зашторенные окна. Я оглядываю комнату сквозь полу прикрытые веки. Все мне здесь знакомо и мило. Пушистый оранжевый плед, сбившийся, сбежавший к ногам. Прозрачный туалетный столик на персидском ковре, бокалы с недопитым темным вином, светящиеся ломтики грейпфрута в хрустальной вазе. Я чувствую сладкую горечь на языке. Потягиваюсь, я слышу, как Он возится на кухне. Позвякивают ложечки в кофейных чашках. Я улыбаюсь ему:
-Робин...
Я протягиваю букву «о» слегка с хрипотцой, чуть дольше, чем нужно. Я знаю, что это нравится ему. Я вижу нежность в его глазах и слегка задыхаюсь от теплого прикосновения счастья.
-Кофе?
Кофе потом... Мы качаемся с ним на волнах невидимого моря. Ломтики грейпфрута собираются в солнце. Горько-сладкие губы. Оранжевый плед и персидский ковер гасят звуки. Мы уплываем вдвоем по волнам невидимого моря, раскачивающим наши тела в такт. Я покусываю его плечи, и моя рука, взъерошив его волосы, сжимает ему голову. Легкий стон наслаждения:
-Робин...
 Я целую его слегка подпухшие губы. Остановись мгновение, остановись чудесное обладание любовью. Я слизываю капельку пота, выступившую у него на груди. Она соленая как слеза. Я вдыхаю его запах, совсем близко, рядом, запах, будоражащий меня и сводящий на нет все размышления о быстротечности времени. Нет ни прошлого, ни будущего. Есть только настоящее, и я готова жить в этом настоящем, пить его медленными глотками, словно красное вино.
- О, Робин...
Он устал, он лежит рядом со мной, поверженный и побежденный дикий зверь. Я обнимаю его, я прижимаюсь к его спине, прислушиваюсь к дыханию.
- Робин, ох, Робин...
Он спит, по-детски причмокивая губами. Я целую его профиль и встаю с кровати. Персидский ковер, фарфоровая чашка с кофе на прозрачном столе, спящий, раздетый, беззащитный мужчина. Я даже не прикрыла его пледом.
 Я выпиваю несколько глотков остывшего кофе, натягиваю джинсы, шелковую кофточку. Пусть он спит... Подкрашиваю губы перед большим зеркалом у входа. Пол приятно холодит ноги. Мне кажется, что кнопка на сандалиях щелкнула очень громко. Дверь я стараюсь открыть тихонько, захлопываю ее с еще большей предосторожностью.
Зачем я ухожу? Куда? Я не знаю, но мне надо идти, чтобы подумать. О чем? О том, что ждет меня, по крайней мере, в ближайшее время.
 Я молода и красива. Я умею гордо нести свое тело, и я несу его как драгоценность. Робин? Он мой, я чувствую это, я вижу это, более того, я знаю это. Может быть, поэтому я хочу остановиться, отдохнуть, оглядеться. Слишком много счастья, слишком много эмоций. И чем счастье отличается от удовольствия?
Я устала? Нет, нет, хотя может быть. Да, я немного устала. Он готов на все ради меня. Мы должны пожениться. Да, мы должны стать мужем и женой. Я и Робин. Робин и я. Мы всегда должны быть вместе. Но, почему собственно, должны и кому должны? Стоп. Именно за этим скрывается нечто, не очень приятное для меня. Я не готова к замужеству? Нет, я готова, он мне нравится и мне приятно видеть его хоть каждый день. Но... Он слишком сильно любит меня. А я? Я хочу еще покорять и другие сердца, я хочу поиграть в одну из самых занимательных игр, которая называется - жизнь. Глупо стоять в стороне и наблюдать, как за тебя это делают другие. У меня танцующая походка, тонкая талия, гибкая спина и волосы до лопаток. Я смотрю на мир из под светлой челки, и пока мои глаза невинны и широко открыты, мне нравится дирижировать этим миром. Моя музыка дьявольски прекрасна и притворно грустна. Я получила Робина на зависть всем другим, которые мечтали о нем. И чего я хочу от него теперь?
Когда мы еще не были близки с ним, мы вели тайную игру, невидимую никому вокруг. Тайный, молчаливый диалог. Кто кого? Я получила тебя, Робин. Ты попался, милый. И мы оба страстно желали этого. Но почему же сейчас я в растерянности. Почему? Я поднялась на вершину горы. Но есть еще горы повыше, которые льдисто светят отраженным, заманчивым светом солнца. Поэтому сейчас мне хочется сбежать от тебя, Робин, отделить временем то прекрасное мгновение, чтобы оно зависло в пустоте маленьким оазисом счастья.
Вернуться к истокам? И снова не знать любишь ты меня или нет, снова ощутить холодок замирания, сладкий укол этой невидимой борьбы между нами. Кто кого?
Оранжевый плед - свидетель нашей любви. Надоевший плед, горьковатый привкус грейпфрута на губах. Ты не бог, Робин. Будет или нет? Слышишь, Робин, я ухожу. Я ухожу на взлете. Тебя нет. Я снова одна.
 Чем дальше от его дома, тем сильнее я ускоряю шаги. Теплые плитки дороги подталкивают мои ноги. Лица людей сливаются в одну пеструю кривую, плавно и бесшумно проносящуюся мимо. Куда я иду, я не знаю. Вперед или назад? Мои ноги упруго совершенны. Оставляя шлейф светящегося шепота за своей спиной, я создаю ритм красоты. А ты, Робин, спишь в невыносимо темной, зашторенной комнате, задушенной персидским ковром.

 Один из вечеров. Я сижу перед зеркалом, подкрашивая ресницы. Мне нравится любоваться собой. Я создаю каждый раз новый образ. Перламутровая помада, холодные тени, отсвечивающие ранней сиренью. Пушистой кисточкой я наношу прозрачную пудру на скулы, горящие румянцем, ведь сегодня мы снова должны с ним встретиться.
- Привет, любовь, не умирай!
Я счастлива? Да, я счастлива. Почему же тогда я спрашиваю себя об этом? Почему я задумчиво смотрю на себя в зеркало? Я смотрю долго-долго, зрачками в зрачки.
 Меркнет свет. Что-то ломается во мне, внутри меня. Срабатывает винтик невидимого механизма. Я чувствую спиной, как комната позади меня погружается в темноту, и я никак не могу уловить детали перехода в другое состояние сознания. Бесконечность, переворачиваясь, обращается в ничтожно малую величину мгновения. Только мгновение - время полета песчинки в песочных часах, маленькая петелька на нити времени. Сердце обморочно подкатывает к горлу, как при падении в бездну…
Вокруг меня пустота, черная бархатная неподвижность искривленного пространства. Меня нет. Вместо меня плотный искрящийся сгусток. Вместо Робина тоже. Я вижу, как от этих сгустков тянутся друг к другу светящиеся нити. Вот она, наша любовь, наша нежность, наше обладание друг- другом, материально очерченные, развернутые под ракурс моего восприятия. Светящийся Робин тянет ко мне руки- нити. А я свечу его отраженным светом, мои нити бледны и невыразительны. Их мало, но они не дают мне оттолкнуться от Робина. Я смотрю на это все со стороны холодным взглядом создателя. Как я это делаю - не знаю. Может быть, у меня есть невидимая рука, которой я разделяю, не разрывая, эти нити. Робину свои, мне свои. Я возвращаю ему обратно его свет. Сияющий сгусток сворачивается в кокон. Робин остается сам по себе, без меня, а я без него. Дальше я легко и плавно соскальзываю в начало падения . Мгновение снова обращается в бесконечную прямую времени, обрастая привычными формами пространства.
       
Действительность возвращает мне обратно мое отражение в зеркале. Я вздрагиваю от телефонного звонка.
-Ева?
-Да, я слушаю.
-Ева, мне сегодня надо побыть одному. Я плохо себя чувствую. Очень болит голова. Давай встретимся завтра. Я перезвоню.
-Давай,- отвечаю я.- Робин, что-то случилось?
-Нет, ничего. Просто я сегодня не в форме.
Я не отпускаю язвительных шуточек, хотя они готовы сорваться с моего языка. Я знаю, что причина всего происходящего во мне. Я смотрю на себя в зеркало с холодным любопытством. Кто я? Я- женщина, мое имя Ева. Я шикарная женщина. У меня холеное тело, кроме того, я умна и обаятельна и умею подать себя. Но что происходит со мной? И кому все это надо?
       
 - Привет, любовь моя, - говорит он мне через несколько дней.
- Привет,- беспечно - тягуче отвечаю я, рефлекторно пытаясь толкнуть стену, выросшую между нами.
-Ева, у тебя слегка размазалась помада, - отвечает он, придирчиво разглядывая меня.
Он берет мою руку в свою. Его рука безжизненная и скользкая, как рыбий плавник. Что ж, Робин, мои нити оборваны, смотаны в клубок, и мне легко. Мне легко, хотя ты так равнодушен ко мне. Словно бы и не было безумного, всепоглощающего слияния жарких тел. Спектакль окончен.
-Выпьем чего-нибудь, Роб, - говорю я вслух.
-Да, да, - он спохватывается, - зайдем в бар.
Мы пьем медленными глотками красное вино в полутемном зале. Стены гулко поторапливают нас. Мы не интересны им. Я слышу постукивание посуды, тихое журчание воды в мойке.
-Ева, что-то происходит с нами...
-Да...- я рассеянно тереблю край салфетки.
 Мне становится скучно. Он закинул ногу на ногу и нервно подергивает ею, так, что виден край шелковых носков. Робин отлично выглядит. Он чисто выбрит, свеж, умыт. Но ему хуже, чем мне. Он не видел и даже представить себе не может, что произошло. Мы встаем с кресел. Он слегка поддерживает меня за спину. Старый жест. Как - будто бы жестами можно вернуть то, неуловимое, что было между нами.
И вот мы у него дома. Я сижу с неестественно выпрямленной спиной на краю кровати, теребя пальцами оранжевый плед. Давай, Робин, действуй.
-Может быть, еще вина, или чего-нибудь покрепче? - в его голосе усталость.
Может быть, хотя это нас не спасет.
-Ты давно чистил ковер? Мне кажется, он весь пропах пылью,- говорю я ему неприятным скрипучим голосом.
-Ева, не капризничай.
Он целует меня осторожно в щеку. Я пью вино. Оранжевый плед разомлевшим теплом обнимает меня. Похоть. Делаем то, что надо делать. И ничего более. В глазах у него немой вопрос:
-Ева, что происходит?
Я отвечаю вслух, неожиданно взрываюсь, опять же резким и скрипучим голосом:
-Боже мой, оставь меня, неужели ты не видишь, как мне все надоело!
Я знаю, что сейчас мое лицо не нравится ему. Оно искажено судорогой ярости.
-Запоминай, запоминай,- хочется мне крикнуть ему.
Я зла на него, зла на себя. Мне так уютно, так хорошо было в том светящемся коконе. А теперь ко мне снова тянутся невидимые нити.

Комната плавно и обморочно уплывает в темноту. Так быстро, что у меня захватывает дух. Я остаюсь опять одна на один с ним. Вместо меня ослепительный сгусток, вместо Робина тоже. Искрящиеся цветные нити тонко и трепетно тянутся ко мне. Я поглаживаю их невидимыми пальцами, как струны. Убрать, убрать, пока не приросли намертво, тогда будет очень больно. Больно ему. Нити-струны жалобно всхлипывают:
-Ева, мы вместе, я и ты... Утоли мои печали, Ева... Единственная... Я люблю тебя... Не уходи...
 Убить любовь в зародыше. Почему убить?
-Потому что эта любовь принесет только горе и опустошение. Он слишком сильно любит тебя, Ева. Он не сможет прожить без тебя, если ты уйдешь.
-Теперь сможет,- отвечаю я невидимому собеседнику. И вот, когда я отвечаю, я перестаю быть Евой.


САРА.

       Я тоже, как и доктор Вуд слегка покачиваюсь в кресле:
-Все- таки меня немного мучает совесть.
- Ну что ты, Сара, деточка, все нормально, все хорошо.
-Я убийца любви,- говорю я ему осторожно.
-Глупенькая, мы не убиваем любовь, мы только устраняем болезненное, ускоряем агонию. Без боли избавляем от страданий. Мы врачуем душу.
-Ну, вы преувеличиваете,- смущенно отвечаю я, привычно ожидая похвалы.
- Не мы убиваем любовь. Люди сами убивают ее. Таково уж устройство мира, и ничего с этим не поделаешь. Все течет и все изменяется. Если он стал ей не нужен, то зачем она ему?
-Он быстро сдался, - усмехаюсь я.- Всего два сеанса. Может быть, все-таки нужен еще один контрольный?
Я рассеянно кручу носком туфли по мраморному полу. То, что происходило со мной, больше похоже на сон, приятный и не очень. Я стараюсь забыть о неприятном и убедить себя в том, что разноцветные, сверкающие нити мне приснились.
-Я устала сегодня, и мне очень хочется отдохнуть.
-Сара, ты очень способная, ты самая способная, Сара. Ты творишь чудеса. Всего два сеанса и пациент избавился от зависимости. Он очень доволен тобой, Сара, очень доволен.
Голос доктора Вуда напоминает мне гудение трансформатора. Я едва справляюсь с зевотой. Все остальное мне уже не интересно. Я хочу домой.
       
 У меня прекрасная квартира на последнем этаже небоскреба. Моя тяга к простору неистребима. В моей гостиной почти нет мебели. Только кресла, телевизор, сервировочный столик на колесах и стеклянные, раздвижные окна во всю стену. По вечерам я смотрю на небо. Внизу жалкие электрические звезды города, наверху звезды мира. Отсюда сверху люди кажутся букашками. Они копошатся в поисках энергии любого вида, духовной, материальной, информационной - кому что ближе. И, несмотря на все мои отшельнические ухищрения, я такая же как они, я одна из них. Мне тоже нужна энергия. Я получила материальное воплощение своей силы, теперь у меня есть деньги. Я достигла своей вершины бытия, и здесь, на этой вершине, мое физическое уродство кажется мне особенно нестерпимым.
- Сара, большего тебе не дано, утешься и успокойся...
-Сара, ты достойна большего, ищи...
Эти голоса извне, это мысли тех, кто похож на меня, они, подобно радиоволнам покалывают мой мозг, порождая беспокойство, сродни сумасшествию.
 Мне нужна любовь, мне нужна идеальная энергия, я жажду красоты. Но это несбыточно,
ведь никакие деньги не помогут мне перестроить клеточки моего тела в совершенную ликующую гармонию.
-Ты обречена жить со своим грузом, и самое разумное решение - успокоиться и полюбить себя такой, какая ты есть...
-Сара, ты достойна большего, не сдавайся...
Иногда мне кажется, что я забыла что-то важное, что где-то, когда-то я потеряла пароль- ключ к своему могуществу. Но это обман раздраженного мозга, бесплодный тупик для бегающих мыслей. Мне не вспомнить того, что никогда не существовало. Никакие пассы, заклинания и ухищрения не помогли алхимикам сотворить из ничего золото. У природы есть свои законы соответствия формы и содержания, и мои притязания на своеобразное могущество смешны, особенно здесь, на последнем этаже небоскреба, на подступах к небу.
 Открывая раздвижные окна во всю стену, я ловлю прохладное дуновение сумерек. Снизу в мою квартиру врывается шум машин подобно мерному рокоту прибоя. Моим босым ногам холодно, и я содрогаюсь от волны озноба. Свет Луны завораживает меня. Мне кажется, что мое тело податливо, нежно и молодо. Мысленно сбрасывая свою уродливую оболочку, я парю среди млечной россыпи звезд, в мире, лишенном звуков и теней. Я примеряю на себя образ тонконогой, смеющейся девчонки. Она бесплотна и грустна, может быть неприкаянна. Больше я ничего не могу про нее придумать. Я пытаюсь вдохнуть в нее жизнь и интерес, чтобы отождествить ее с собой. Я пробую разные краски, кисти, схемы. Но все мои попытки тщетны, ее образ тускл и безжизнен, искусственно и бесчувственно надуман. Он неинтересен мне, и легко размывается прозрачной акварелью, а мое сердце в который раз колко вздрагивает от мгновенной ослепляющей картинки, которая всегда появляется внезапно.
       

… Темные, теплые камни мостовой, прикосновение каштановых волос к плечам, жаркие карие глаза, запах роз, гладкие, тронутые солнцем плечи. Я вижу себя со стороны глазами мужчины. В его радости больше печали, в его глазах боль. Узкая улочка, черепица крыш, я никак не могу разглядеть детали. Уходя от него, я оборачиваюсь и машу ему рукой, на которой сверкает браслет из серебряных монеток….
       

 Мгновение растягивается во времени, пульсирует, повторяясь затухает. Я судорожно пытаюсь ухватиться за него, будто в нем скрыто что-то очень важное для меня. Но оно ускользает, исчезает, оставляя меня в моей просторной квартире наедине с небом, которое уже не завораживает меня и кажется мне плоским и чужим.
Это видение, появляясь всегда внезапно, преследует меня последние дни и не дает мне покоя. Словно бы я должна что-то делать, менять, бежать туда, к теплым камням мостовой, к узким улочкам. Как будто бы там параллельно протекает моя настоящая жизнь, в которой я прекрасна и обольстительна, нежна и смешлива. И в той жизни есть смысл, есть истина и, самое главное, есть красота.
 Но как мне вырваться из плена своего неуклюжего тела? Мне хватит денег на косметическую операцию. Вероятно, можно будет убрать складки на шее, изменить разрез глаз. Но кто возьмется из моих ширококостных рук с мясистыми пальцами сотворить изящные ручки? А мои ноги? Я горестно вздыхаю. Зеркало встречает меня беспощадным рентгеновским взглядом. Я просвечиваю саму себя.
-Хватит бредней, надо исходить из того, что существует в реальности, тебе надо определиться в своих желаниях.
-Может быть, моему телу просто нужен мужчина?
 Может быть. Есть мужчины по вызову, но глупо надеяться на то, что это сделает меня счастливой.
- Мне нужен любимый мужчина?
Конечно, как и любой другой женщине. Но вот только кто сможет полюбить меня? Мой облик не располагает к любви ни в каком ее виде. Я и страсть - две вещи несовместные. Все настолько же бесполезно , насколько и глупо. Просто, меня мучает неудовлетворенное любопытство, желание жить как все, испытывать то, что доступно другим. Но ведь у меня есть то, чего нет у других.
-Тебе мало, Сара? - спрашиваю я саму себя.
-Да нет же, я довольна, я очень довольна ,- отвечаю я сама себе.
Решительным движением я опускаю жалюзи на окна, включаю телевизор, чайник, печку. Теперь не видно, что моя квартира парит в воздухе.
Я пью обжигающий черный кофе, закусываю разогретой пиццей. Потом заваливаюсь на диван в гостиной, пускаю хлопья дыма в отполированный потолок. Пепельница полна окурков. Наверное, мне тоже надо будет купить персидский ковер, ковер цвета неспелых абрикосов, такой же, как у Робина. И, вообще, надо бы навести кое- какой порядок. Вдруг в моем доме появится тот, о ком я мечтаю.
 -Сара Болески - ты толстая уродина, кому ты нужна, и о чем ты можешь мечтать?
Все верно, ни о чем. У меня есть деньги, интересная работа, я много знаю. Что же еще? В чем смысл моей личной жизни? Неужели он заключается только в том, что я обладаю способностью ковыряться в чужих душах?
По большому счету я очень одинока. Да и кто из нормальных людей может составить мне компанию? У них простые житейские проблемы, семьи, дети. Они нормальные, а я нет. Таких как я находит и собирает доктор Вуд. Сколько у него работников в штате я не знаю. Большинство из них строит из себя сверхлюдей, наделенных особой миссией и они смотрят на меня с плохо скрываемым превосходством. Так что поделиться своими догадками и опасениями мне не с кем. Может быть, и я сама излишне осторожна по своей детской привычке - не высовываться. Сижу одна в своей квартире за закрытыми дверями вся такая бедная и разнесчастная…
Но, конечно, я слегка утрирую ситуацию. Даже к такой как я, тянутся люди. Мне можно поплакаться в жилетку, ведь любой неудачник, невольно сравнивая себя со мной, понимает, что ему до отчаяния далеко.
Интересно, если бы у Лейлы не было бы несчастной любви, приходила бы она ко мне? Что связывает нас? Может быть, все дело в том, что она живет так близко от меня, в соседнем доме? Лейла обладает такими же способностями как и я и вместе со мной работает у доктора Вуда. В отличие от меня она красивая, нервная, эксцентричная. За ней страдающей тенью следует Питер, он безнадежно влюблен в Лейлу, что делает его трогательно уязвимым. Он однолюб с раненым сердцем, в котором он вынашивает бредовую идею о том, что любовь можно заслужить бесконечной преданностью и терпением. Он совершенно искренне верит в то, что когда-нибудь Лейла оценит его верность, и я не представляю, что с ним случится, если Лейла выйдет замуж. Питер влюблен в Лейлу, Лейла влюблена в Боба. Боб человек не нашего круга, и я его знаю только по рассказам Лейлы. Ее любовь долгая, мучительная, обросшая мифами и надеждами большей частью бесполезными. А Питер всегда с ней рядом, он тоже работник доктора Вуда. Питер работает с дамочками, помешавшимися от любви. Похоже, он такой же неудачник, как и я. У него круглое добродушное лицо с глазами-пуговками, он невысок и коренаст, даже странно представить, как он может входить в роль обольстителя.
 А я? Можно подумать, что я прекрасная дама! Наверное, мои коллеги думают о том, что такая безобразная толстуха вряд ли может качественно заниматься такими тонкими вещами как любовь. Но, к счастью, клиентам лицезреть меня не дано. Я тайная личность, и мне ни в коем случае нельзя показываться клиенту на глаза, иначе будут сбои в считывании матрицы. В штате доктора Вуда мы все тайные личности. И все-таки Питеру приходится явно тяжелее, чем мне. Он мужчина, а иметь дело с истеричными дамочками, зацикленными на любви это нечто.
- Мне никто не нужен кроме него... Избавьте меня от страдания... Верните мне его, умоляю...
 Бред! Мы не умеем возвращать. Мы умеем только избавлять от боли.
 Да, я Сара Болески- нарколог души. А может быть все-таки хирург? Или нарколог звучит солиднее? Так просто. Несколько сеансов. Максимум неделя работы и...
-О, доктор Вуд,- Вам огромное спасибо, Вы вернули меня к жизни.
-Ну что Вы в самом деле, ведь вы не умирали, просто Вы любили.
-Кого? Ах, Вы имеете в виду этого имярека. Да, может быть, когда-то давно.
-Да нет же всего неделю назад.
-Неделю? Что Вы говорите! Мне кажется, я прожила с ним жизнь. И не самую лучшую жизнь, позвольте заметить. Спасибо, доктор. Вы сэкономили мне время и силы. Я благодарна Вам безгранично.
Я слышала эти разговоры, и они вызывали у меня грустную улыбку.
 Питер работал с женщинами и к своей работе он относился, как к полезному нужному делу.
 -Представь, Сара, запущенную грязную комнату. Так вот, я ее вымываю, вычищаю, ремонтирую, преображаю. Я испытываю радость созидательного творчества.
- Питер, а если мы идем против природы?
-Сара, ты опять поешь свою заунывную песню. Ты воспеваешь хаос. Ты думаешь, что беспорядок лучше, чем порядок, потому что он естественней? Ну, подумай сама, Сара, кто обращается к нам? Больные люди, нуждающиеся в помощи.
-Может быть, они сами должны пережить свою боль?
-Вот они ее и переживают, только ускоренно. Мы устраняем источник боли. Ведь боль идет из-за неутоленного желания. Мы даем возможность желанию сбыться и вдруг они замечают, что их идеальные представления не совпадают с реальными. Ну вот, Сара, представь, что ты влюбилась в мужчину.
-Допустим, - я напускаю на себя безразличный вид.
-Ты его любишь, а он тобой стал пренебрегать. Ты хитришь, изворачиваешься, чтобы вернуть его расположение, чтобы сохранить те приятные мгновения начала любви.
- Нет, это не в моем характере, я лучше уйду.
-Уйдешь, чтобы страдать... Ты любила когда-нибудь, Сара?
- Да,- вру я, пытаясь сохранить безразличие на лице.
Я натыкаюсь на удивленный взгляд Питера и смущенно поправляюсь:
-Но не до безумия...
-Неважно,- отмахивается от моего вранья Питер.- Ты любишь его, мечтаешь о нем, о совместном счастье и блаженстве. Но на самом то деле все будет совсем по-другому, не так как в твоих мечтах. Его недостатки, подробности быта, трудности, наконец, ваше реальное несоответствие сделают свое черное дело. Ты только мечтаешь, а я даю тебе возможность экстраполяции, я даю тебе посмотреть фильм о твоей жизни с ним. Понравится, ради бога, бейся за него, а не понравится...
-В том то и дело, что никому не нравится...
-Скука, Сара, очень страшная вещь. Когда известно все наперед, становится скучно. Посмотреть фильм о предполагаемом варианте своей жизни, все узнать и уйти от нас свободным человеком.
-Но ведь они не просто смотрят фильм, они живут...
Я не рассказывала Питеру о том, что в последнее время я халтурю. Я не изображаю жизнь, а просто сматываю сияющие нити…
Я вспомнила Еву, ее шикарное тело. Крестьянка рядом с госпожой, я не выдерживала никакого сравнения с ней! Я с отвращением отшвырнула от себя прочь недоеденный кусок пиццы. Мне вдруг мистически показалось, что все это тесто, все его молекулы идут на построение тканей моего тела. Пицца наращивается на мне тонким слоем сдобы. Все мои диеты ни к чему меня не приводят! Как говорится, «она толстела даже от воздуха, которым дышала». Особенно, если это воздух кухни, наполненный ароматом поджаристых корочек.
Я зашвырнула всю посуду в мойку, тщательно вытерла стол и включила вытяжку. Кондиционер жизнерадостно загудел, но посуду мыть мне совсем не хотелось. Я обреченно подумала о том, что у меня совсем нет силы воли. Дальше можно было переходить к тому, что кроме отсутствия силы воли у меня много и других изъянов. Самые ужасные из них это внешние, которые никак невозможно скрыть.
И все-таки, я чем-то отличалась от них всех, наделенных такими же способностями, как и я. Или мне хотелось отличаться?
Человека погружают в гипнотический сон. А я просто встаю у него за спиной, кладу свои руки ему на виски и ухожу в его сон, в его внутреннюю реальность. А дальше, надо только внимательно считать матрицу интересующего его объекта и отождествиться, совместиться с ней. Это сродни волшебному плаванию в просторах чужого мира. Я управляю кораблем, потому что всегда «я та, из-за которой, страдают»
-Это не гипноз,- говорил мне доктор Вуд. - Человек поигрывает ситуации в своем представлении именно так, как они бы происходили в жизни.
-А Вы уверены, что я, совершенно им посторонняя, сделаю все как надо. Вы уверены в том, что мое личное я не присутствует при этом?
-Сара, деточка, опять твои вечные страхи об изменениях? Ты идешь по тропинке и боишься наступить на цветочек. Ах! Вдруг от смерти одного цветочка наступит смерть леса! Твои страхи напрасны, твои мысли опасны. Ты только посредник, Сара, посредник, умеющий ускорять время. Очень хорошо умеющий ускорять. У тебя талант, Сара. Ты умеешь все делать быстро, или ты знаешь какой-то секрет?
 Я вспомнила про кокон, про разноцветные нити. Доктор Вуд не знал о том, что я научилась сматывать нити. Но мне не хотелось говорить ему об этом, я боялась потерять работу.
       
 Мои мысли опять побежали по грустному кругу. Мои широкие ступни с шишками искривленных костей прямо- таки генерировали отчаяние. Я казалась себе ошибкой природы, чудовищным мутантом. Все во мне меня раздражало. И мое тело, и мои резкие перепады настроения.
Я открыла холодильник, достала розовый круг ветчины. Пока ветчина покрывалась румяной корочкой в тостере, я поставила чайник на газ, но его жизнеутверждающий шум не вызывал во мне никаких приятных эмоций.
-Наверняка, есть женщины более несчастные, чем я,- пыталась я себя успокоить, но кто-то въедливый внутри меня зудел:
- Есть женщины гораздо более счастливые, чем ты. Например, Ева...
-Ну и что, - вяло сопротивлялась я, жуя ветчину, исходящую соком.- Может быть, найдется подходящий мужчина и для меня.
-Проблема в тебе, Сара. Ты ведь не хочешь кого попало, так?
-Действительно. А кого же я хочу?
-Такого как Робин.
- Нет, Робин и я это глупо. Я - уродина, а он любит таких, как Ева. Все любят красоту, и я хочу быть красивой и хочу, чтобы у меня была идеальная любовь.
От ветчины пальцы стали скользкими и жирными. Я заплакала, отмывая их в ванне. Чтобы избавиться от назойливого внутреннего собеседника, я снова прилегла на диван и завернулась в плед. Пультом управления я выключила свет и слегка приоткрыла портьеры. Бледно-сиреневое небо, подсвеченное Луной, обозначилось светлым следом на полу. Было тихо, очень тихо. Я затаилась, горестно вздыхая. Дело в том, что вдали от доктора Вуда я не чувствовала себя сильной. Наоборот, я испытывала приступы неуверенности и слабости. В такие минуты моя сила поворачивалась ко мне своей уродливой стороной. Светящийся кокон пугал меня, ведь не сразу же он возник, а почему-то именно сейчас, когда я так уязвима, когда меня мучают видения и предчувствия.
Я вспомнила, что и тогда, перед самой первой встречей с доктором Вудом, было такое же неприятно томительное ожидание перемен. В тот самый первый и единственный раз, когда он пригласил меня в ресторан. Он смотрел мне прямо в глаза, а я, защищаясь, в его переносицу.
-Сара, я хочу Вас пригласить для участия в эксперименте.
-Меня? - Мне трудно было играть удивление. Вопросы мои не несли для меня никакой смысловой нагрузки, они были нужны только для проформы.
-Вы же знали, Сара, что я Вас найду.
-Я не знала.
- У меня достаточно приемников излучения. У Вас очень сильное излучение, Сара. Вы ведь поймали тот момент, когда я вышел на Ваш след. Более того, Вы предугадали все мои намерения.
-Вполне возможно,- ответила я, - но в тот день у меня сильно болела голова, и Ваши образы я не совсем расшифровала.
-Но я то понял, что Вы не против, обладать могуществом определенного рода.
-Вы правильно поняли,- ответила я.
Я отвечала быстро и уверенно, потому что доктор Вуд никоим образом не напоминал мне Мефистофеля. Он был прекрасно, с иголочки одет, и стол в ресторане сервирован по высшему разряду, и официант угодливо учтив. Бокал шампанского опьянил меня. Надо ли говорить о том, что это был один из самых приятных дней в моей жизни. Осознать свое отличие от других людей и возможность посвящения в тайну, разве это не приятно?
 Я, конечно же, прошла эксперимент. Все задания оказались совершенно простыми для меня. Спящие люди беззащитны. Я подходила к ним со стороны затылка и касалась пальцами их висков. Недолгая настройка, и я входила в их сон. Нет даже не в их сон, а в их внутренний мир. Останавливалась на уровне объекта, мучавшего их, у входа в сознание. Подсознание кромкой невидимого черного прибоя плескалось где-то рядом. Я ощущала его дыхание на своем плече. Оно выносило волны на берег, к которому стремилась я. Там происходило воссоединение, считывание матрицы - так называл это доктор Вуд.
-Сара, показывай жизнь без прикрас, такой, какая она есть.
-Да, я попытаюсь,- робко отвечала я
Я работала только с мужчинами, потому что я была женщиной. Я бесплотной тенью входила в их мир, облекая воображаемой плотью матрицу той женщины, которая мучила их. Я становилась этой женщиной. Тревожные, раздражающие нотки любви я усиливала, возводила в гротеск и закрепляла. Я разворачивала ленту времени, и клиент проигрывал в уме все свое будущее. Два три сеанса в день были равносильны нескольким годам его жизни. В среднем через неделю клиент успокаивался. Он как бы мысленно задавал вопросы, а я на них отвечала так, как ответила бы на них та женщина. Потому что, я становилась той женщиной, считывая ее матрицу.
Вопросы мне задавались самые разные. Мне приходилось играть и старость, и беспомощность, и злость. Жизнь с этой женщиной прожита и, надо заметить, не самая лучшая жизнь.
- Ах, куда мои глаза смотрели раньше?
-Ну, зачем же беспокоиться, мы возвращаем Вас в начало, можете быть свободными.
Клиент доволен, спокоен и радостен. Десять, двенадцать сеансов превращались в десять, двенадцать лет жизни. Время сэкономлено, пожалуйста, живите снова с чистого листа.
Сегодняшнего Робина можно было и не проигрывать в уме. Пытаться приручить такую женщину как Ева просто смешно. Милый открытый беззащитный Робин, я избавила тебя от несчастья, ищи пару по себе. А эта бестолковая Ева, она загубит тебе всю жизнь. Уходы из дома, капризы, истерики, ревность. Ты ведь ищешь нежности и покоя, не так ли?
И все- таки ощущение неуверенности не покидало меня. Светящийся кокон появился совсем недавно. С ним мне стало гораздо проще и легче работать. Но, доктор Вуд никогда не упоминал о коконе. Я пыталась вывести на эту тему Лейлу или Питера. Но делать это надо было как можно осторожнее. Мне казалось, что доктор Вуд что-то подозревает, что он уже пытается собрать информацию. А Лейла немного легкомысленна и болтлива. Одно ее неосторожное слово, и я лишусь работы. Даже одно лишь воспоминание о беспросветном почтовом прошлом приводило меня в дрожь.

 Мы виделись с Лейлой каждый день во время коротких обеденных перерывов. Под шумной улицей в подземном переходе в маленьком уютном бистро, которое мы между собой называли Табакеркой. В отличие от меня Лейла довольно симпатична, в ней есть тот легкий наивный шарм, на который клюют все мужчины. У нее быстрая, танцующая походка, изящный поворот головы, смеющийся взгляд из под густой русой челки. Я считаю, что в ней есть восточная кровь, потому что ее веки и губы всегда как бы слегка припухшие. Питер в нее влюблен и страдает, Лейла влюблена в неведомого мне Боба и тоже страдает. Вот так странно, сапожники и без сапог. И Лейла, и Питер несчастливы в личной жизни.
 Лейла - человек настроения. Презрительная гримаса искажает ее лицо до неузнаваемости. Но когда у нее прекрасное настроение, она бывает настолько обворожительна, что я начинаю сомневаться, действительно ли она может делать « это»- входить в матрицу. Иногда у меня возникают подозрения, мне кажется, что доктор Вуд подослал ее, чтобы узнать все мои тайны. Я не предрасположена к откровенности, и если бы Лейла не жила от меня в двух шагах, я бы не записывала ее в свои подруги. Нет у меня подруг. О своих тайнах я предпочитаю молчать. Слава богу, что Лейла предпочитала много рассказывать о себе, а меня особо не расспрашивала ни о чем. Так что наши обеденные посиделки с чашкой крепкого кофе в Табакерке были достаточно легки. Наша болтовня нас ни к чему не обязывала, так просто всякие забавные истории из чужих жизней наших клиентов. Лейла при этом всегда старалась изобразить женщин в лицах. Получалось забавно.
-Как ты это делаешь, Лейла?- Я пыталась незаметно вставлять в разговор вопросы, которые волновали меня.
-А ты, Сара? Ты такая же, как и я?
-Зачем тебе эти занятия, Лейла? С твоей внешностью ты можешь сделать другую карьеру. Ты красива.
-Ну и что с того? Красивая, не значит счастливая. Если я не буду этим заниматься, я сойду с ума. Я любила, Сара, и я знаю, как тяжело, когда любовь уходит. Ты любишь, а он уже нет. Казалось бы вот мы оба, свободные и независимые. Но какой-то странный болезненный страх живет внутри меня, безумный страх потерять этого человека, к которому я прирастаю. Он становится для меня смыслом жизни, я тяну к нему руки и умоляю об одном, чтобы он не уходил. Но он уходит, и его нет. Мое отчаяние рождает его нелюбовь, его нелюбовь рождает мое отчаяние. Замкнутый круг. Разве у тебя такого не было, Сара? Ты не сходила с ума по мужчине?
-Посмотри на меня, по-твоему, я похожа на героиню романа?
-Ну,- Лейла смущенно замолкала.- У мужчин разные вкусы.
-Нет, я не страдала, - я отвечала так, чтобы Лейла услышала нотки превосходства.
-И я уже почти не страдаю, почти...- торопливо бездумно добавляла она.
-Попроси, Питера, он даст тебе сеанс.
-Ты издеваешься надо мной. Их нельзя даже поставить рядом. Питер будет в его облике. В облике Боба... Это ужасно!
-Тебе приятно истязать себя?
-Нет, ни в коем случае. Но я боюсь этого лишиться, как будто это часть моей души. Ты знаешь, Сара, Бобу тоже плохо. Он любит ту, которая не любит его.
Я смеялась:
-Боже мой, Лейла, какую чепуху ты несешь!
-Но он страдает!
-Так почему же он не обратится в наше агентство?
-Потому что он предпочитает страдание. Он не хочет убивать в себе любовь.
-Я бы на твоем месте устроила бы ему сеанс, ведь ты говоришь, что вы с ним уже не близки.
-Я боюсь...
-Мы все всегда чего-то боимся. Страх движет миром. Страх потерять, то, что когда-то приобрели.
 Наши послеобеденные разговоры в Табакерке ни к чему не вели. Лейла продолжала любить своего Боба. Я видела его как-то мельком на улице. Похож на поэта, длинное лицо, легкая поволока печали в глазах. Не скрою того, что он мне понравился. Сочетание аристократичности и силы – это покоряет. Но судя по всему, было ясно, что страдания Лейлы напрасны. Боб был безнадежно влюблен в другую. А Лейла не замечала, что все ее разговоры так или иначе крутились вокруг Боба.
 Я, конечно, шутливо подначивала Лейлу дать сеанс своему ненаглядному Бобу, ведь Доктор Вуд категорически запрещал нам входить в подсознание близких людей. Я считала, что Лейле надо отвлечься и подыскать себе более подходящего партнера. На словах Лейла легко соглашалась со мной, она пыталась скрыть свое отчаяние, но болезненный нарыв в ее душе никак не рассасывался.
Иногда наши беседы в Табакерке разбавлял Питер. Он заказывал нам холодного пива в бокалах и креветок, сваренных в укропе. После наших сеансов - это было самое подходящее место для отдыха. Время здесь текло неторопливо, стены, скрывались в полумраке, в нерезком переходе от материального к идеальному. Казалось, что мы в гостях у вечности, имя которой тьма. Тьма в самом лучшем смысле этого слова. Тьма, убаюкивающая и успокаивающая, рождающая неясный блеклый свет ламп, съедающая резкие звуки.

 ЛЕЙЛА.
       
       Я по-прежнему лежала в своей комнате. Время остановилось, и сон никак не шел ко мне. Мне и не хотелось засыпать так рано.
-Лейла, - тихонько позвала я.
Воспоминаний о Табакерке оказалось достаточно. Мягко тренькнул телефон.
-Сара, привет! У тебя случайно нет креветок.
-Есть,- бездумно соврала я.
-Да? А что ты делаешь?
-Варю их.
-Неужели?
-И жду тебя, - рассмеялась я.
-Ну, я серьезно...- протянула Лейла.
-Ты не устала?
-Ну, если только немного.
-А я лежу на кровати и повторяю:
-Лейла, креветки, креветки, Лейла. Вот ты и откликнулась.
-Я могу к тебе придти, если хочешь.
Лейла всегда была легка на подъем. Каждый поход ко мне она превращала в маленький спектакль. Она меняла образы, не задумываясь, как меняют нижнее белье. Уличный пацан, базарная торговка, женщина в годах, кокетка, спортсменка - я не знала, какой она будет сегодня. Я всегда хотела видеть Лейлу. Она наполняла мой дом, висящий в воздухе, негромкими ритмами красоты. Ее квартира была более непритязательной, чем моя, и где-то на самых нижних этажах, потому что Лейла копила деньги на путешествия.
-Лейла, я тебя жду,- сказала я.
Набрав номер ближайшей закусочной, я заказала пива, креветок, маринованных грибов и холодного шампанского с клубникой. Я не знала, в каком виде придет сегодня Лейла, но в последний момент нашего разговора мне показалось, что она настроена романтически.
 Так что пиво могло бы и подождать до следующего раза. Правда, я чувствовала себя не очень хорошо. Но... Мне так не хотелось оставаться одной. Я включила телевизор, брызжущий рекламой и новостями, натерла щеткой полы, почистила посуду, постелила на стол новую крахмальную скатерть, зажгла свечи. Они матово отразились в сиреневом мраморе стенки, затрепетали от теплого дуновения воздуха газовой конфорки. Я любила смотреть на пламя. Переход материи из одного вида в другой, в этом я находила что-то неподвластное разуму. Увы, та материя, из которой состояла я, никак не изменялась в лучшую сторону. Я попыталась представить себя танцующей феей огня. Но мозг, обморочно вздрогнув, представил мне другую картинку.
       

… Снова теплые камни мостовой. Браслет из серебряных монеток на запястье. Запах моря и летнего полдня, плетеная сумка через плечо. Нежность и азарт, от не сочетания этих чувств бешено заколотилось сердце. Что-то до боли знакомое мне. Но почему до боли? …

На этот раз видение было кратковременным. Сжав мое сердце на несколько секунд оно отпустило его.
Лейла возникла из трели дверного звонка. Сегодня она играла роль красавицы. Сияя шлейфом горьковатых духов, волнами светло-русых волос, ягодными губами в тон ярко-красному платью, она позволила себе лишь легкий кивок, царственно держа осанку.
-Сара, ну как я тебе?
-Ты великолепна! - засмеялась я, - и куда только смотрят мужчины?
-Они смотрят только на меня! - Она скинула лакированные туфли.- Ты знаешь, я вообще- то к тебе ненадолго, у меня сегодня встреча.
-С кем?
-С очередным « единственным».
-Его зовут Питер?
-Сара, конечно же, нет. Ты что считаешь что, кроме Питера меня никто не может полюбить?
-А тебе интересны другие мужчины? Ну и ну, а как же...
-Ты можешь смеяться, но по его снам я не гуляла. Да и это ни к чему, он весь как на ладони. Просто образец мужчины. Он просит моей руки, преклонив колено. Старомодно и романтично.
-Вот уж не замечала, что тебе нравятся безвольные тряпки.
-Ты думаешь, он тряпка? - Лейла задумалась, присаживаясь на краешек дивана. Ее шелковые колготки красиво очертили ноги.
-Сара, ты разрешишь?
-О, нет, Лейла у меня болит голова.
-Включишь кондиционер.
-Ну, считай, что уговорила,- я достала пачку длинных дамских сигарет.
Лейла жадно затянулась, закинув ногу на ногу.
-Сара, я вот думаю, не завязать ли мне с работенкой и не стать ли образцовой матерью семейства?
- Ты смешишь меня, эта роль уж точно тебе надоест.
-Ты так считаешь, Сара? - Лейла понизила голос.- Он ведь посадил нас на иглу.
- Эта игла существует только в твоем воображении.
-Нет, этот проклятый Вуд, он не мужчина.
-Откуда ты знаешь?
-Он... Он... Я чувствую, Сара, он дьявол во плоти.
-Он дает тебе деньги, Лейла.
-А взамен забирает душу.
-Лейла, мне кажется, он более посредственен, чем ты представляешь. Думаю, сравнение с дьяволом ему бы польстило.
-Сара, я хотела бы тебе рассказать одну вещь.
-Про доктора Вуда?
- Нет, про Боба.
-Но ведь он влюблен в другую, и ты сама сказала мне, что ты успокоилась. И я считаю, Лейла, что ты попусту мучаешь себя.
-Сара, я входила в его сон...
-Он, что, попросил тебя об этом?
-Нет.
-Ну, ты даешь!
 -Его женщина...
-Конечно, ты стала ею.
-Да, Сара, я стала ею, - печально протянула Лейла.- О, это ужасно. Сара, есть ли у тебя что-нибудь выпить?
Ее лицо страдальчески искривилось. Я благосклонно улыбнулась:
-Конечно. Шампанское с клубникой.
-О, боже мой, Сара, ты волшебница.
Я по-прежнему улыбалась. Неприятности Лейлы казались мне игрушечными. Цветные картинки калейдоскопически переливались в серой рамке моей кухни. Мечты Лейлы , ее опасения и страхи были подобны радужным мыльным пузырям, которые готовы были лопнуть при ближайшем внимательном рассмотрении.
-Сара...- Лейла сделала паузу. - Раньше у меня было много разных подруг. А теперь они отходят от меня или я отхожу от них. Ты знаешь, если бы я представляла себя в виде какой-нибудь вибрации, то я бы сказала, что у меня сменилась частота. Я поймала себя на мысли, что мне не нужен никто, то моя частота совершенна и саморезонансна.
-Тогда зачем тебе выходить замуж?
- Мне страшно, Сара, - сказала Лейла, но в ее голосе было больше кокетства, чем страха.- Мне кажется, что я неустойчива. А он устойчив.
-Твой новый знакомый? Он такой же симпатичный как Боб? Надеюсь, ты меня с ним познакомишь.
-Конечно, я приведу его к тебе, сюда, на твой страшный суд.
-И он согласится?
-Он сказал, что согласен на все.
-Ну, надо же.
-Сара, - сказала Лейла, отхлебывая глоток шампанского, надкусывая клубнику так, что душистый красный сок потек в ложбинку между пальцами. - Я давно хотела тебя спросить, не замечала ли ты за собой что-нибудь такого, ну...- она замялась. - Ты ничего нового не обнаруживала в себе?
Я тоже откусила клубнику и улыбнулась в ответ. Я знала, что Лейла не будет слушать меня, она была слишком взбудоражена. Лейла вскочила с дивана.
-Посмотри...- она подошла к настенному светильнику, щелкнула выключателем. Я зажмурилась от яркого света, пламя свечей испуганно вздернулось.
-Смотри, смотри, Сара.
Она повернулась вокруг своей оси. Ее волосы темными каштановыми волнами заструились по плечам.
-Проявляющийся краситель?
-Тебе нравится?
-Блондинкой ты выглядишь моложе.
Лейла поджала обиженно губы, и ее волосы вернулись к прежнему светлому оттенку.
-Ты ничего не поняла, Сара, или делаешь вид, что не поняла. Я сама меняю цвет волос. Сара, я же тебе не все еще рассказала.
Она нервно вытащила еще одну сигарету из пачки. Я неодобрительно качнула головой:
-Ты мне говорила, что забыла его, но я поверю в это, если ты бросишь курить.
-Сама куришь…
-Я и ты… Не ровняйся по мне…Кстати, как зовут твоего нового друга?
-Антуан.
-Вот, расскажи мне лучше об Антуане.
-Потом, Сара, это не так интересно. Это совсем обычно. И я же хотела тебе рассказать о том, как я превратилась в женщину Боба.
-Лейла, когда кончится Боб?
- Когда-нибудь, уже близко.
Я верно и методично играла роль гранитного парапета, на котором разбивались волны таинственности, созданные с Лейлой. Но она так жалобно посмотрела на меня, что я смягчилась:
-Значит, что-то произошло?
Волны обрадовано зашумели.
-Да, - Лейла заторопилась. - Он позвонил мне, ну и придумал пустяковый предлог, чтобы встретиться. Я пригласила его к себе. Видимо, он поругался с ней. Он был очень грустный и рассеянный. Мы выпили с ним немного вина, он обнял меня и заснул. Ты знаешь, что при обычном сне делать это довольно затруднительно. Но у меня получилось. Я вошла в его внутренний мир, и очень легко и быстро стала ею. Боже мой, как он перед ней пресмыкается, она играла с ним как с котенком. Она совсем не любит его.
-А ты?
-Не знаю, теперь уже не знаю. В какой- то момент я вернулась к осознанию себя, но продолжала оставаться в ее матрице. Дикое ощущение раздвоенности. Я легкая и стремительная, а в ее теле мне было тесно, как птице в клетке. Я хотела вырваться из ее плена и не могла, ее каштановые волосы завораживали меня. Он касался ее волос с такой нежностью. И вот результат - теперь я могу делать такие волосы, которые нравятся ему. Я частично стала ею.
-Вот, что бывает с теми, кто нарушает правила,- пробубнила я. - Не делай больше этого.
-Ты пугаешь меня раздвоенностью сознания?
-Да пугаю. Ты ведь согласна со мной, что сумасшествие неизлечимо.
-Конечно, согласна. Но это совсем не сумасшествие, это реально и ты сама все видишь. Ты считаешь, что цвет моих волос - это пустяк, не заслуживающий внимания?
-Я считаю, что тебе надо оставить Боба в покое.
-Но, почему? Почему?
Меня так и подмывало рассказать ей про светящийся кокон. Но жизнь приучила меня молчать
-Лейла,- я понизила голос. - У меня тоже кое-что произошло.
-Что?
-У меня была одна довольно неприятная встреча. Я встретилась с женщиной своего бывшего клиента.
-И что такого?
-Мне кажется, что она все знает. Она посмотрела на меня как на самозванку.
-Может быть, тебе показалось? Или ты хочешь сказать, что воздействовала на нее?
Я мялась, меня так и подмывало рассказать Лейле про светящиеся нити. Но этого нельзя было делать.
-Она посмотрела на меня как на самозванку. Подошла, приставила пистолет к моему виску и прошипела: « А эта та самая, которая забрала у меня любимую игрушку!» И бах, бах!
-Сара, ну вечно ты со своими шуточками, - Лейла облегченно рассмеялась.- А мне, между прочим, пора. Мой Антуан ждет меня под фонтаном... Сара, а от клубники не пучит живот?
 Она еще что-то щебетала, поправляла придирчиво прическу перед зеркалом. Я заставила ее поклясться в том, что она больше не будет экспериментировать с Бобом, и она ушла, оставляя после себя стук каблуков и шлейф терпких духов.

Я кинулась к видеомагнитофону, мне надо было обдумать одну внезапно возникшую мысль. Мое обучение, мои самые первые беседы с доктором Вудом, так сказать, теоретическая база моего нынешнего состояния, все это было в невзрачной кассете без наклейки.
 Я щелкнула пультом. Доктор Вуд выплыл на экран из временного небытия, где-то сбоку за кадром присутствовала я. Иногда на экране можно было увидеть край моего массивного плеча.
-Я буду краток, Сара, насколько это возможно. Глобальная идея нашего мира одна - накопить как можно больше энергии в любом ее виде. Материальном, информационном и чувственном. Естественно, нужен источник любой энергии - любовь. Любовь- идея фикс. Весь мир помешан на любви. От сложной - ко всему человечеству, богу, до самой простой - к самому себе, к своему партнеру. Любовь обусловлена инстинктом, и от нее невозможно защититься. Стремление к красоте, совершенству, таинству. Обладание красотой, а значит энергией, совпадение частот до резонанса. Взрыв эмоций - вот что такое любовь. Она кратковременна и потому прекрасна. Вечная любовь такая же иллюзия, как и вечная жизнь. Но мы мечтаем о вечности, об абсолютной, идеальной красоте. И ничего с этим поделать нельзя. Она, наша любовь, должна быть прекрасной умиротворяющей и головокружительной, и она всегда должна быть с нами. Не кажется ли тебе, что слово «всегда» не несет на себе никакой смысловой нагрузки? Нет ничего более изменчивого, чем человек, законы его поведения носят чисто статистический характер. Как говорится, ничто не вечно под Луной.
 Любовь предполагает то, что двое идеально подходят друг к другу .Этакое совершенное соединение умов, сердец и тел, супер резонанс. Но разве такое возможно, Сара? Может ли быть идеальным то, что заведомо не идеально? В мире очень мало любви, настоящей любви между мужчиной и женщиной, любви на равных. Это же миф, мечта, сказка. Когда из недр бестолкового бытия всплывает некто, кто доставляет тебе волнение и радость уже одним только созерцанием его телесной оболочки. Жесты, походка, запах, нечто неуловимое в движениях. Наркотическая иллюзия, от которой ты получаешь зависимость. Жизнь становится для тебя наслаждением и источник наслаждения в этом человеке. Ты проникаешься его вкусами, привычками. Перед тобой красота и вечность. Смерти нет, вы вдвоем кажетесь себе самыми сильными, вы почти, что боги, вы творите свой собственный мир. Но даже, если идеальная любовь возникла, она так коротка, Сара. Она не может быть долгой, потому что люди не могут быть богами.
 Любовь- это модель искусственного равновесия, заметь, Сара. Вот схема. Пусть два круга изображают любящих. Стрелки от одного круга к другому и наоборот. Невидимые путы любви, -доктор Вуд кашлянул. - Система гармонична и самодостаточна. Но вот из-за внутренних сбоев в одном из кругов или из-за внешних воздействий одна стрелочка истончается. Тут же возникает перекос, система покачнулась. Со стороны другого круга появляется дополнительная, удерживающая. Процесс пошел. Ты понимаешь меня, Сара?
Камера приблизила глаза доктора Вуда. Я нажала на стоп, отмотала назад кассету. Меня мучила одна мысль. Существуют ли на самом деле светящиеся нити или это очередное внушение доктора Вуда? Я остановила кадр и приблизила его глаза. Расслабилась. Нет, ничего особенного, ничего страшного. Скука. Ему просто было скучно повторять мне то, что он заучил как урок. Я слушала его дальше.
-Ты понимаешь меня, Сара? Как это не прискорбно в любви двоих один всегда любит сильнее, чем другой. Один всегда хочет удержать, а другой убежать. Страдает тот, кто хочет удержать и причем страдает зря. Зачем удерживать того, кто уходит от тебя? Ты тянешь к нему все стрелки, все фибры своей души, а он их бездумно обрывает, ну или оставляет по привычке. Ты страдаешь от недостатка любви, но и ему тоже плохо от избытка твоих чувств. Долг и сострадание не самые лучшие спутники любви.
И ты уже должна догадаться, Сара, к чему я клоню. Наша миссия состоит в том, чтобы убедить человека в бесполезности дальнейших страданий и жизни с тем, кто ему не подходит. Мы должны уметь прокручивать перед человеком его предполагаемую будущую жизнь, если сам он это сделать не в состоянии. Трагедии, самоубийства, депрессии - все это мы можем предотвратить.
Тут доктор Вуд сделал длинную паузу, он, видимо, понял, что дал маху. Уж на роль спасителя человечества он явно никак не тянул. Я услышала свой голос со стороны, в кадр я не попадала
 - А нельзя ли это делать как-нибудь попроще?
- Сеансы гипноза? Кодирование? Подавление желаний? Скажи, ты сама согласилась бы на такое варварство? Что лучше удалить больной орган или вылечить его? Сара, мы можем вернуть человеку его нереализованные желания исполненными, мы можем ускорить время. Кроме того, в будущем я планирую заниматься не только лечением, но и профилактикой. Например, можно помогать людям при выборе спутника жизни натуралистично проигрывать всю свою будущую жизнь в разных вариантах и выбирать из них самый приятный.
-Нельзя ли поконкретней.
-Изволь. Клиент будет погружен в сон. Ты войдешь в его сознание и подсознание. Там уже есть матрица его женщины. Ну, конечно не настоящая, а ее копия. Ты считываешь матрицу, становишься этой женщиной и запускаешь часики в будущее. Его сознание само выберет из картинок будущего самые проблемные. Так что тебе не надо ничего выдумывать, а просто как бы плыть по течению. Несоответствие ты почувствуешь сразу. Он будет больше нуждаться в тебе, чем ты в нем. Тревога, томление души, расспросы, покушение на твою личную свободу.
Я рассмеялась:
-Не представляю себя в этой роли.
-Ты будешь как художник души, рисующий объемные картинки. Самое главное, Сара, точно и аккуратно считать матрицу.
-А Вы не боитесь, что я покалечу чью-то жизнь, если допущу какую-нибудь неточность?
-Ты? Когда ты соединишься с матрицей, ты перестанешь быть собой. Твоя задача достаточно проста. Ты должна развернуть свертку, запустить часы в будущее. В матрице есть свертка, тебе ее надо только активизировать.
-Но я не могу входить в подсознание.
-Можешь.
-Откуда такая уверенность? - я пыталась увернуться от ледяного взгляда доктора Вуда.
-А что ты никогда раньше не гуляла по чужим снам?
- Ну, я догадывалась, что они чужие,- робко добавила я.- Но как- то все получалось само собой.
-Все в этом мире просто, - сказал доктор Вуд. - Радость, красота и любовь. Радость от красоты, красота от любви.
-А Вы сами умеете входить в чужие сны?
- Да,- просто сказал доктор Вуд. - И я научу тебя этому, Сара. А ты очень способная.
Он подмигнул мне.
-Вы хотите сказать, что у Вас в любви нет проблем? - робко продолжила я.
-К сожалению, я не встретил свою единственную, а частичное совпадение меня не устраивает,- в голосе доктора Вуда появились дребезжащие неестественные нотки.
Я щелкнула кнопкой выкл. Экран съежился, мелькнул на прощанье синим всполохом. Остался только теплый душный свет ночника.
 Да, доктор Вуд был прав насчет моих способностей. Я и раньше знала то, что могу видеть невидимое другим, но относила это на счет моего богатого воображения. Стоило мне чуть более внимательно взглянуть на человека, и уже могла составить его полный портрет. Все его привычки и пристрастия, тайные страхи и мечты. Как он ест, спит, двигается, разговаривает и что от него можно ожидать. Доктор Вуд называл это начальным видением матрицы. Оттого, что я видела матрицу, все люди казались мне предсказуемыми и не интересными. Встречались, конечно, и типы слегка закрытые, но опять же только слегка. Их мнимая защищенность меня забавляла. Закрытые в настоящем, испуганно возводящие укрытия для своей хрупкой начинки, они были абсолютно открыты и беззащитны в будущем. Чуть труднее я открывала их в прошлом, потому что будущее было прозрачно, как дымка на горизонте, а прошлое втоптано в землю. Некоторые мужчины закрывались от меня воображаемыми самодельными щитками , латами и доспехами с каббалистическими знаками, от которых мне было смешно. Я всегда могла рассмотреть их в такой проекции, которую они и представить себе не могли. Я видела образы. Чужие мысли для меня были не словами, а всего лишь яркими картинками, несущими определенные ощущения и эмоции. Мне не дано было видеть только мысли доктора Вуда и всех тех кто, как и я, работал на него.
 Мои способности не приносили мне большой радости. Я знала будущее и настоящее, и потому жизнь мне казалась лишенной интереса. Я была настолько скромна, что наивно полагала наличие таких способностей у других людей. Правда, мне были непонятны их нелепые союзы, попытки сплести гармонию из диссонансных звуков. И вот только теперь, благодаря доктору Вуду, я заняла свое истинное место в жизни. Я, Сара Болески, советчица и попутчица всех неуверенных и несчастных в любви людей. Я врач чужих душ, я повелительница времени и должна этим гордиться. Сегодняшний Робин еще не вкусил несчастья, он пришел ради любопытства. А я быстренько навела порядок, провела, так сказать, упреждающий курс лечения, подарила человеку свободу.
Все, к чему готовил меня доктор Вуд, не составляло для меня особого труда. Входить в матрицу мне было легко. Просто подойти к спящему в кресле человеку со стороны спины, прикоснуться руками к вискам, закрыть глаза, ощутить едва осязаемую вибрацию, отбросив собственное я. А дальше уже идет все само собой. Миг перехода в чужую матрицу никак не обозначен по времени, граница перехода размыта. Выход происходит тоже сам собой, без присутствия моего сознания. Вход похож на засыпание, выход на пробуждение. Что может быть проще? Все было хорошо до определенного момента, пока не появились светящиеся коконы с нитями. Странно, что это случилось именно со мной, ведь я не отходила ни на шаг от инструкций доктора Вуда. Чужие матрицы слетали с меня, как чужие роли. Я никогда не пыталась, как Лейла входить в сознание близкого человека, доктор Вуд категорически запрещал подобные фокусы. Я не пыталась сканировать закрытого от меня доктора Вуда, никто из клиентов не видел меня в лицо. Словом, я была примерным работником. Но все-таки где-то, как-то, в каком-то из сеансов, видимо, я хапнула лишнего.
-Сара, ты не бог, ты только посредник,- сказала я самой себе, но от этого мне легче не стало.
 Я хотела быть богиней. Потушив ночник, тающий электрическими силами, я прикрыла глаза и ощутила спасительное дыхание сна на своих щеках. Я начала погружаться в саму себя мучительно и сладко, больно и одновременно облегченно.

       … Желто- оранжевые, нежно- пастельные тона, светло- голубые жилки, окончания искр. Я блуждала в клубках чужих воспоминаний. Откуда я это знала? Ниоткуда.
       Опять знакомые камни мостовой. Я знала, что я молода и красива. Банально, но видимо, это всегда было моей самой главной мечтой. Я с восторгом воспринимала себя, видя свое тело настолько, насколько его можно увидеть своими глазами. Ноги с тонкими щиколотками, темные туфельки, каштановые волосы, прикрывающие плечи, браслет из серебряных монеток на смуглом запястье. Наслаждаясь звуком своих шагов, я вышла на площадь к восходу солнца. Меня остановили брызги воды от шланга- площадь мыли. Темно-серебристым овалом сверкала цистерна моечной машины. Площадь подставляла ей свое пыльное тело. Я не знала, почему я так рано встала сегодня. Где-то там, впереди, за размытыми, еще не проявившимся в моем поле зрения домами, угадывался темный квадрат леса, прячущий в себе утренние звуки. За моей спиной дышало холодное море, не очень далеко , сразу за линией набережной, покрытой серой галькой. Двадцать дней до летнего солнцестояния. Я ощущала почти детский восторг от первородной красоты утра. Маленькие радуги вспыхивали под изгибом водной струи. Предчувствие любви? Я увидела тебя, ты прошел мимо, мы остановились только на мгновение. Не зная друг - друга или зная? Я, встряхнув волосами, прошла мимо. Может быть, я улыбнулась тебе? И почему ты встал так рано?
       Площадь ожила, зазвучала. Отвернувшись от тебя, я увидела того, кто мыл ее. Оранжевый комбинезон на фоне утреннего неба, отсвечивающего фиолетовым. Проступили ярко и сгорбленно темные дома, умытые убегающим вверх туманом. Его клочья и клубы неслись вверх, прочь. Я услышала дыхание моря с йодистым запахом водорослей. Я оглянулась, тебя уже не было. Но я вспомнила все. Ты мой светловолосый, нежный мальчик. Это твое имя я царапала на замерзшем окне. Это я, худая девчонка, пробегала мимо тебя с расцарапанными коленками. Это я - теперь уже взрослая, изящная женщина из ниоткуда. Я - твои тайные мечты.
       Оранжевый комбинезон, капли воды, гулкая площадь. Еще мгновение и из домов хлынут люди, мерцая спинами. Куда ты ушел? Куда ты идешь?
-А куда идешь ты? Мы ведь должны быть вместе.
 Я видела близко твои глаза. Я ощущала твое дыхание на своем лице. Мы сидели, прижавшись друг к другу, тесно-тесно. Мы были подобны богам, потому что мы создавали этот мир. Ты вытирал слезы с моего лица, я свернулась ласковым котенком на твоей груди. Я плакала, я хохотала, я ликовала. Мир вбирал частоты наших душ в свою идеальную частоту совершенной гармонии. Мы возвышались над миром и мы были его частью. Игра в богов. Полет птиц. Ты- это я, а я- это ты.
Как же мы будем друг без друга? И почему мы будем друг без друга?
Я буду или я была?
       

 Вздрогнув всем телом, я очнулась. Пот струйками стекал с моего лица. Стрелка часов еще не дошла до полуночи. Ночь и не думала начинаться. Мне стало страшно. Я набрала номер Питера.



ПИТЕР.

-Сара, что там у тебя?
-Мне нужна твоя помощь.
-Заглянуть внутрь?
-Да...
-Большие проблемы?
-Очень.
Мне стало легче от звука его голоса.
-Завтра, сразу после работы, хорошо?
-Хорошо.
-Встретимся в Табакерке. Я буду тебя ждать в пять.
-Спасибо.
-Заранее никогда не благодари.
Питер казался мне умным, гораздо умнее меня. На первом месте у него всегда стояла рассудительность, что, впрочем, не мешало ему страдать по Лейле. Я представила себя гигантским часовым механизмом, а Питера мастером, который перебирает и протирает маслом заржавевшие шестеренки. Что-то действительно разладилось во мне. Чужие видения, как обрывки чужой матрицы. Причем я не могла разобрать пришли они из будущего или из прошлого. Томление или волнение казались одинаково неприятными мне. Мне нужен был посторонний независимый, не заинтересованный во мне наблюдатель- человек со стороны. Только он бы помог мне разобраться в себе самой. Мне показалось вдруг, что я готова поделиться с Питером всеми своими секретами и рассказать ему про нити и коконы. Потом я подумала о том, что он проявляет ко мне интерес только потому, что я общаюсь с Лейлой, она почти моя подруга. Потом я попыталась успокоить себя тем, что Питер общается со мной совершенно бескорыстно, ведь он любит пофилософствовать, а более благодарного слушателя чем я, представить было трудно. Эти мысли показались мне особенно приятными, и я попыталась на них сконцентрироваться.
Ведь мы частенько болтали с Питером по телефону. Свои беседы Питер всегда обставлял яркими убедительными образами и сценами. По-видимому, в нем умер экскурсовод. Пейзажи, которые он мысленно передавал мне, отличались высокой реалистичностью деталей. Больше всего он любил водопад. Где-то, когда-то он его видел. Там в тени была беседка, увитая виноградными лозами. Мы ели виноград и болтали обо всем. Он с мудрым видом пытался учить меня жизни. Сам он выглядел довольно смешно, этакий Чарли Чаплин повышенной упитанности. Его мудрые изречения веселили меня, но вместе с тем вносили в мою душу редкое чувство покоя.
-Всех женщин можно разложить по полочкам и вписать в определенную схему, а тебя нет. Ты звезда, Сара, ты сияешь,- говорил он мне.
Я снисходительно принимала эти комплименты, как дань моей неудавшейся внешности. С Питером я чувствовала себя свободной и сильной. И в наших мысленных встречах я иногда осмеливалась на то, чтобы приукрасить себя. Словом, сейчас услышав голос Питера в телефонной трубке, я успокоилась.
-А ты поможешь мне заснуть?
-Конечно,- сказал он, - только не клади трубку.
Я нажала память на пять минут. Через пять минут телефон отключится сам. Я легла поудобней и закрыла глаза. Питер говорил что-то невнятное и быстрое в трубку.
Я полетела, проваливаясь в теплый темный поток. Поток вынес меня к знакомому водопаду, и я в который раз удивилась тому, насколько этот выдуманный мир кажется реальным.

Запах винограда, дуновение влажного ветерка. Питер церемонно подал мне руку. Усы у него были молодцевато закручены, и сам он был одет в оранжевый комбинезон. Меня садануло по сердцу:
-Что это за наряд? - спросила я.
-Тьфу, совершенно случайно прицепилась такая ерунда!
Комбинезон немедленно засиял всеми цветами радуги и трансформировался в светлые шорты и расписную майку. Питер повел меня по тропинке вниз, к большому озеру. Здесь было тихо, тепло, цвели кувшинки и, медленные стрекозы зависали в воздухе, едва касаясь воды. На приколе болталась маленькая яхта. Я увидела, что на мне тоже шорты и футболка. Я убрала у себя вздувшиеся вены, слегка уменьшила талию, распахнула свои отечные глаза.
-Лейла не заходила к тебе? - спросил Питер, стараясь выглядеть как можно более равнодушным.
-Была...
Он не стал больше ничего спрашивать, но его лицо печально вытянулось, обозначились скулы, на которых загорелся лихорадочный румянец.
-Как ты думаешь, если бы я смог изменить свою внешность, я бы стал жить по-другому?
-О том же самом хотела бы я спросить тебя,- увернулась я от безнадежного ответа.
Как-то болезненно у меня ослабели коленки, я вспомнила каштановые волосы Лейлы. Несомненно, все наши мысленные эксперименты имели связь с реальностью, но какую? Если бы я знала и могла, может быть, я бы тоже позаимствовала что-нибудь у тех женщин, которых я изображала. Руки от одной, ноги от другой, глаза от третьей. Господи, о чем я думаю - такая ерунда!
Мы с Питером шли к озеру по тропинке, которая никак не думала кончаться. Он рассеянно сбивал прутиком головы одуванчикам, и я поняла, что он хочет мне что-то рассказать.
-Кстати, Сара, ты никогда не пыталась экспериментировать с матрицей?
Я промолчала дольше, чем нужно, а он продолжил, не дожидаясь моего ответа:
-Со своей собственной матрицей, Сара... Конечно здесь, в нашем воображении нам легко видоизменяться, в реальности это невозможно. Изменить свою матрицу, свой код- это значит изменить и свою личность. Наши матрицы не материальны - они всего лишь закон, по которому выстраиваются в определенном порядке определенные атомы. В принципе, это только атомы углерода, кислорода, водорода - их ведь много в любой точке пространства. Так вот я подумал о том, что если я могу отделить свою Настоящую матрицу от тела, то, вероятно, я могу мгновенно перенестись в любую точку пространства и времени, а там уже моя живая матрица заполнится материей, ведь природа не терпит пустоты. Телепортация. Сара, ты читала о ней?
- А что будет с оставшимся без матрицы телом?
-Ничего. Лужица воды и кучка пепла. Оно рассыплется на атомы, никак не связанные друг с другом.
- Останется одежда,- развеселилась я, - а ты возникнешь где-нибудь посреди оживленной улицы в костюме Адама.
- Это уже маленькие технические трудности, самое главное суметь отделить матрицу от тела.
-Мне, кажется, это невозможно,- возразила я, - отделить матрицу от тела это все равно, что мясо отделить от костей. В лучшем случае ты сможешь создать ее копию в реальности, перекачать в нее всю свою энергию, но тогда твоя основная матрица без энергии загнется и после каждой твоей удачной телепортации кому- то надо будет убирать твой оставшийся труп, а вовсе не кучку пепла.
- Сара, такие натуралистичные подробности! Сдается мне, ты знаешь что-то и молчишь, и скрываешь это от меня.
-Нет, это ты занимаешься всякими фокусами. Мы идем, идем, а твоя тропинка и не думает кончаться.
-Это глухой окольный путь. Я иду по нему и спотыкаюсь, - печально отозвался Питер, и его правый ус распрямился и обвис.
Конечно, Питера как и меня мучили мысли о собственном несовершенстве, но я так и не решилась рассказать ему о том, что я стала видеть матрицы в виде коконов и научилась частично видоизменять их.
-Кстати, длительная прогулка на свежем воздухе, тебе не помешает, ты быстрее заснешь,-сказал онн.
- Питер, ты прекрасно выдумываешь и создаешь, но не забывай, что все это существует только в твоем воображении, и я сейчас не иду с тобой рядом, а лежу в своей кровати у себя дома.
-Иногда идеальное берет верх над материальным... Но ты права, раз мы состоим из мяса и костей, то мы в плену у реальности, Сара, хотя сегодня ты заснешь, качаясь на придуманных волнах.
Тропинка наконец закончилась, перешла в маленькую дощатую пристань. Питер подал мне руку, и я легко запрыгнула на борт прогулочной яхты. При виде уютной каюты я не смогла сдержать вздох восхищения.
-Ты не находишь, Сара, что здесь гораздо уютней, чем на твоей взлетной площадке?
Питер терпеть не мог высокие этажи и всегда находил повод, чтобы уколоть меня.
Плед цвета персика. Букет диких цветов на спутанных тонких стеблях в темно-синем стеклянном кувшине. Я опустила жалюзи до половины окна, так что осталась видна только темная полоска воды.
-Ну, как тебе? Может быть, выпьешь еще молока, чтобы лучше спалось?
-А ты?
-Я немного здесь порыбачу, потом разбужу тебя.
-В шесть часов, не забудь,- сказала я, проваливаясь в сон без сновидений, слегка покачиваясь на волнах. И откуда только здесь волны? И совсем не важно, существовала ли когда-нибудь эта яхта и озеро в действительности, и где она, эта действительность. Когда я поворачивалась во сне, одеяло сползало набок. Я поправляла его и краешком глаза видела все те же ослепительно белые жалюзи и темную полоску воды. Мне казалось, что где-то вдалеке играет музыка. Где-то там, далеко, разворачивается действие огромного бала жизни. А здесь, в моей маленькой уютной норке, сотворенной чужим воображением, так хорошо и спокойно.
Питер зашел в яхту, и ее немного покачнуло. Он дотронулся до моего плеча, но я уже не спала. Я открыла глаза:
-Все в порядке.
-Доброе утро, Сара.
       

ПЕРЕХОД.
       
 Я очнулась в своей квартире на последнем этаже небоскреба. Окно напирало на меня чернильным предрассветным небом. Вид этого неба встревожил меня, что-то он мне напомнил.
 Я попыталась отбросить все посторонние мысли, приготовила себе омлет, сварила кофе, умылась, подвела губы бледно-розовой помадой, зачесала гладко волосы назад, освежила себя туалетной водой, застегнула юбку на своей необъятной талии.
 Наверное, моя квартира была очень просторной и находилась слишком высоко, ведь когда я опускалась в лифте, меня охватывала всепроникающая дрожь. Со своих идеальных небес я спускалась в нижний мир.
 Недалеко от дома я поймала такси. Темнота утреннего города за окном нравилась мне больше, чем вечернего. В утренней темноте был намек на рождения нового дня, как намек на рождение чуда. В салоне машины было очень тихо, отчего казалось, что город пробегает за окном кадрами немой кинопленки.

 Доктор Вуд уже ждал меня. Безукоризненно отутюженный костюм, едва уловимый запах терпкой туалетной воды с хвойными нотами.
-Пациент готов, а ты, Сара? Как ты спала?
-Прекрасно,- ответила я, не глядя ему в глаза.
Я боялась, что выдам себя нечаянной дрожью ресниц. Волнение так и не отпустило меня, наоборот щеки облило жаром.
-Сара...- доктор Вуд замялся.- Может быть, тебе сегодня будет очень трудно работать...
-Почему?
-Видишь ли, бывают трудные пациенты...
-Я не боюсь трудностей. А что в нем такого?
-Он очень упрям. Я пытался отговорить его... Но...
-Он влюблен?
-Да, он безнадежно влюблен.
-Других клиентов у нас и не бывает. Только такие, влюбленные.
-Этот особенный, Сара. Ты не пугайся, если что-то будет не так. Я буду рядом, на подстраховке.
-Так серьезно?
-В какой-то мере да.
Я поняла, что больше не смогу вытянуть из доктора Вуда ничего конкретного. Отвернувшись от него, я подошла к зеркалу, чтобы поправить волосы. Кончиками пальцев прикоснулась к пылающим щекам. В зеркале все выглядело не так красиво, как на ощупь. Щеки были багровыми и слегка наплывали на глаза.
 Горестно вздохнув, я зашла в комнату, где был мой очередной пациент. Он уже спал в процедурном кресле, и мне оставалось только подойти к нему со спины и прикоснуться руками к вискам…
 Но я не смогла сделать ни шагу, мои ноги налились пугающей дремотной тяжестью, сердце забилось гулкими толчками.
       
… Передо мной сидел тот самый мужчина из моих непонятных видений...
 
Может быть, он был чуточку постарше, над уголками губ у него залегли скорбные складки, но это, несомненно, был он. Он сидел в кресле, слегка склонив голову на грудь. Он спал, и медлить мне было нельзя. Но и начинать было опасно. Я вспомнила волосы Лейлы, которые стали изменять цвет, я вспомнила категорические предостережения доктора Вуда о том, что нельзя входить в подсознание близких людей. Перемешивание матриц, сумасшествие, потеря способностей. Но ведь этот человек не был мне близким! Просто, я случайно настроилась на него или на ближайшее будущее, в котором должна была состояться наша встреча. И что из того, что я так ярко увидела будущее? Ничего страшного, это временные сбои, мне просто надо отдохнуть. Я сделаю свою работу, и доктор Вуд даст мне долгожданный отпуск, и те картинки, что подкидывало мне мое измученное воображение, может быть они, наконец, исчезнут, и все встанет на свои места. Все встанет на свои места.
-Давай, Сара, принимайся за работу, - скомандовала я сама себе.
Для храбрости я вздохнула, подошла к спящему мужчине, набрала в грудь побольше воздуха. Руки мои дрожали. Я коснулась его висков, прикрыла глаза и провалилась в сверкающую россыпь огней.
       
Ветер… Слабый летний ветерок трепал мое платье. Впереди меня расстилалась знакомая мне площадь. Нет, я уже не узнавала ничего, меня не было. Был только он, и я видела, как он идет по площади. Предчувствие праздника. Поливальная машина, которая должна была въехать на площадь через мгновение, оранжевый комбинезон - все это уплывало, я не могла уцепиться за детали.
-Я приоткрою тайну бытия, где берег нарисованного мира...- эти строчки пугающе чужеродно возникли в моей голове.
 Собирая последние усилия, я попыталась сконцентрироваться, чтобы остаться в той, которая шла по площади. Но неведомая сила выталкивала меня из нее, не было ни меня, ни ее, был только он. Перепутались тени шелка на ветру, я смотрела на мир его глазами, на ту, что шла к нему навстречу. Сердце заныло болезненно и сладко. Поворот головы, очарование формы. Она казалась частью неба, опустившегося на площадь. На ее запястье сверкал монетками серебряный браслет. За ее спиной переливалась маленькими радугами вода из шланга поливальной машины. Ее шаги легко и нежно впечатывались в каменную тяжесть площади. Ее глаза сверкнули легкой улыбкой, и она прошла мимо, исчезла из виду
       
Я оттолкнулась от мужского сознания и снова попыталась сконцентрироваться. Мне надо было работать. Я воспарила в одну, ведомую только мне, надплоскость искривленного пространства, туда, в маленькую петельку на прямой нити времени, в которой прятались два светящихся кокона. Они сияли и переливались всеми оттенками спектра, сияли ослепительно и ровно нити, связывающие их. Мне надо было попасть в один из них, в тот, который принадлежал женщине. Я нырнула в него, предчувствуя неладное. Я должна была убить эту любовь, но как я буду сматывать нити, если они не поддадутся, они сияют таким ярким цветом идеальной любви, и я должна убивать любовь, но зачем?
Я вошла в матрицу этой женщины, и у меня все померкло перед глазами. Абсолютная тьма вокруг и впереди, только слабый отсвет в прошедшем. Я сделала несколько шагов в прошлое навстречу этому свету. На эти несколько шагов у меня ушли почти все силы.
       
 Слабый утренний свет заливал комнату с дешевыми зелеными обоями на стенах. Тщедушные занавески покачивались от легкого сквозняка. Я лежала в его комнате, в его постели, еще не остыв от его ласк. Он кончиками пальцев водил по моей спине, и я улыбалась ему. Зажмурив глаза, как взъерошенный котенок, греющийся на солнце, я безмятежно и бессловесно была счастлива. Я вдыхала тепло его тела, родной до одури запах. Солнце еще не взошло, оно только- только собиралось всходить.
-Помнишь, когда я в первый раз увидел тебя на площади...
-Не помню,- беззаботно отмахивалась я.
-У тебя солнце светилось в волосах. Ты вся сияла. Солнце просвечивало тебя насквозь. Я тогда подумал...
-Что ты подумал? Ничего ты не подумал! Ты даже не обернулся.
-Я ослеп,- рассмеялся он.- Кстати, котенок, мы бежим сегодня на родник.
-Там холодно,- притворно сердито заверещала я, предвкушая полет с ним вдвоем в заоблачную высь.
Он уткнулся мне в грудь, и я запустила пальцы в его короткие жесткие волосы.
-Я люблю тебя, - хотелось мне сказать ему, но я боялась произносить вслух эти слова, словно возникнув звуковыми колебаниями в воздухе, они несли неведомую боль и угрозу нашему счастью. Я не говорила, я думала:
-Я люблю тебя и вместе с тобой весь мир.
Этот маленький кусочек мира, ограниченный комнатой с выцветшими зелеными обоями, в своем несовершенстве казался мне восхитительным. Несмотря на внешний беспорядок из атомарных глубин комнаты шло сияние чистоты и упорядоченности. Вершина бытия. Мы вместе.
- Ты немедленно встанешь, оденешься и умоешься,- сказал он скрипучим голосом, делая страшные глаза.
-Боже мой, как ты прекрасна, - добавил он совсем тихо.
Я взъерошила его волосы и поцеловала его в кончик носа. Мне нравилось в нем все и не просто нравилось, а вызывало острое удовольствие. Мне хотелось сжаться в комок, пульсирующий, светящийся, излучающий любовь во все концы белого света. Мне было много моей любви. Она била во мне через край, и мне хотелось заполнить ею весь мир до отказа.
       
 Он слегка подтолкнул меня в следующий эпизод, и у меня болезненно вздрогнуло сердце от разрыва во времени.
-Бег трусцой укрепляет здоровье,- услышала я где-то над ухом его голос.
Мы бежали с ним по узкой горной тропинке к холодному роднику. Ветки кустов били по ногам, обутым в кроссовки, голову кружил одуряющий первобытный реликтовый запах леса. Он потянул меня за руку, потому что нужно было спуститься вниз по склону. Там родник разливался в небольшое озерце с ледяной водой. Она обжигала холодом.
Он обнял меня и потянул за собой в холодную глубину. Мои руки и ноги свело судорогой, я пробкой выскочила из воды. Он выскочил вслед за мной и накинул мне на плечи махровое полотенце. Растирая мне спину и руки, он легонько касался губами моей шеи. Я смеялась, отбиваясь, я отбивалась смеясь. Я отвернулась от него, мне нужно было найти повод, чтобы уйти. Но как начать, и зачем это мне надо уходить?
-Ты позвонишь мне вечером? - сказал он, глядя куда-то поверх моей головы.
Маленькая заноза тревоги, я постаралась не обращать на нее внимания. Обратно мы бежали рядом, но молча. На прощание он сухо меня обнял, и я не стала ничего ему говорить. Я отвернулась от него и исчезла в темном проеме подъезда.
 Как-то уж слишком ярко и надсадно начинался день. Дома я выпила горячий кофе, обхватив ладонями кружку, как на морозе, грея пальцы. Я прошлась по комнатам. Из одного окна был виден край улицы, ведущий на площадь, из другого знакомый путь к морю. Южный город. Я любила его.
Я подошла к зеркалу, чтобы посмотреть на себя. Вместе со мной на меня смотрели тысячи других восхищенных глаз. Мои каштановые волосы, мои блестящие зеленые глаза, хранящие тайну тысячелетий. Каждое это и следующее мгновение я была прекрасна. Но эта печаль, откуда она, она не моя, но чья ? Кто я такая?
       
 Что-то ломается во мне. Больно и безнадежно, я опять не могу уловить деталей перехода в другое состояние. Меня выталкивает невидимая сжатая пружина. И снова вокруг пустота, в которой я сторонний наблюдатель. Передо мной два светящихся кокона и я знаю, что должна смотать нити, я осторожно прикасаюсь к ним, но они не поддаются. Тогда я снова ныряю в кокон, и снова меня обступает тьма. Мне очень страшно и я поспешно делаю еще один малюсенький шажок в прошлое, туда, где есть свет. Этот шажок очень трудный для меня, мне кажется, что у меня не хватит сил продержаться.
       
 Я отхожу от зеркала, и снова иду на кухню пить горячий кофе. Может быть, я наслаждаюсь одиночеством. Я совершенно не помню, как прошел сегодняшний день, это меня беспокоит лишь отчасти. Я помню только прикосновение махрового полотенца к своей озябшей спине. Послеполуденное слепое солнце томительно опускается за темные крыши домов. Я набираю его телефонный номер, и слышу его торопливый голос.
-Мы сегодня не можем встретиться.
-Как?!
 Мне захотелось крикнуть ему:
-Ты играешь не по моим правилам! Это моя игра, я распоряжаюсь событиями сама!
-Ты не та, за кого ты себя выдаешь, совсем не та,- говорит он сухо.
-Откуда ты это взял?
-Какая ты на самом деле?
Я вздрагиваю.
-Страшная, старая, отвратительная,- хочется крикнуть мне ему.- Я та, которая пытается залезть в твою жизнь.
Я бросила трубку, пытаясь раскачать, отделить от себя чужое сознание и снова выйти в одну ведомую только мне надплоскость. Но он вбежал ко мне в комнату, схватил меня за плечи. Я вырвалась и очнулась. Руки у меня дрожали, сердце бешено колотилось.
       
 Мужчина в кресле еще спал. Я хлопнула дверью. Доктор Вуд преградил мне путь.
- Зачем Вы это делаете, зачем Вы заставляете меня делать это?
-Сара, успокойся, не кипятись, пройдем ко мне в кабинет.
-На беседу? Боюсь, что я не смогу разрушить настоящее чувство.
-Но надо, Сара, надо,- он втолкнул меня в кабинет, щелкнул замок.
-Почему?
-Понимаешь, Сара, как бы сказать тебе. Она... Этой женщины уже нет, она погибла. Ему надо разочароваться в ней, иначе он не сможет пережить. Ты должна развернуть перед ним его будущую жизнь с ней.
-Но я не могу сделать ни шага в будущее. Там темнота. Она живая только в прошлом.
- Для него она живая и сейчас, он хочет вернуть ее.
Я испуганно замолчала, потому что кокон, который я видела, светился.
-Так что, я сама должна придумывать будущее?
-Да, Сара, да детка, постарайся милая.
-Почему же Вы не предупредили меня, что эта женщина... Что она... Мертва? Последнее слово далось мне с большим усилием
-А ты бы тогда смогла войти в ее матрицу?
-Не знаю.
-Вот то- то и оно. Но ты не должна бояться, ее настоящей матрицы не существует, только копия. Так что у тебя есть простор для фантазии.
Доктор Вуд волновался, но старался делать вид, что спокоен.
 Мне, конечно, было непонятно, почему в настоящем кокон выглядел так, как у живого человека. Но более неприятным мне казался мой ночной сон, в котором я уже видела сегодняшнего мужчину и эту площадь с поливальной машиной, и вдыхала слабый йодистый запах моря, и в этом было что-то сильное, фатально предопределенное, неподвластное мне. Словно бы ее матрица держалась за меня из последних сил, чтобы оставаться хотя бы в надеждах живой.
-Постарайся, милая...
-Вы уверены, что я справлюсь?
-Более чем.
-А... когда она умерла?
-Две недели назад, в автокатастрофе.
Мое сердце испуганно екнуло, потому что мучающие меня видения появились примерно в это время.
-А точнее? - спросила я, и мой голос дрогнул.
-Зачем это тебе, Сара?
Мои ноги казались мне ватными, руки не слушались меня, а мое тело трусливо вспотело и балластом повисло на мне. Мне было страшно как перед падением в бездну. Как-то совершенно отчетливо я поняла, что для того, чтобы оживить ее матрицу, я должна полностью отождествиться с ней, отдать ей свою энергию. Из мертвой матрицы сделать живую. Я знала, что это очень страшно, что мое собственное я может уйти в небытие, и мое безобразное тело останется неприкаянно доживать свой век где-нибудь в интернате. Вместе с тем в моей голове ослепительной молнией мелькнула одна сумасшедшая мысль, одна надежда. Я ухватилась за нее, боясь ее потерять.
-Это твой шанс, Сара,- шепнула мне невидимая Лейла, сверкнув хамелеоновыми каштановыми волосами.
-Ты звезда, Сара,- подтвердил невидимый Питер.
Они поймали частоту моих страхов и сомнений и как могли поддержали меня. Может быть, им со стороны было видно то, чего я никак не могла представить. Но я совсем потеряла самообладание и почти побежала обратно по гулкому коридору, который стал неестественно длинным и пустым.
-Иногда идеальное берет верх над материальным...- всплыла из памяти фраза Питера.
       
Что-то изменялось в пространстве вокруг меня, оно электрически потрескивало и казалось вязким. Я боялась опоздать.
       
Я снова вошла в комнату, подошла со спины к спящему мужчине. Дрожащими, горячими пальцами я прикоснулась к его ледяным вискам.
       
Закрыв глаза, я безвольно отдалась водовороту сверкающего потока, который понес меня к моему новому телу. Снова на эту площадь. Я шла по ней. И мое тело, и мои глаза были нежными и открытыми. Самый первый миг любви, самое ее начало. Кто идет по площади, я или она? Не все ли равно? Она выбрала меня, я выбрала ее.
 Я воспарила в надпространство, туда, где я могла видеть матрицы. Отсюда было видно настоящее- два светящихся кокона, связанных крепкими нитями. Не пытаясь изменить их, я сделала несколько шагов в будущее. Нити, так крепко связывающие коконы, сами разомкнулись и трансформировались. Теперь ее нити, спирально сворачиваясь, уходили вверх, а его нити пытались удержать их. Собравшись с силами, я подставила себя, я тянула на себя все эти уходящие разноцветные спирали и они, бессильно опадали, обвивая мое воображаемое тело, трансформируя его. Я, ликуя, вдохновенно разматывала их. Пусть будет так, мне нет пути назад. Моя собственная матрица угасала, а ее перестраивалась, наполняясь моей энергией и я воспринимала эту перестройку, как покалывание и жжение. Я заполняла своей энергией этот кокон пустой внутри, и мое новое тело выстраивалось клеточка за клеточкой там, в будущем, в комнате с дешевыми зелеными выцветшими обоями. Она или я, не все ли равно. Я потеряла ощущение времени, минуты превратились в часы, а часы в секунды.
       
 Мое измученное сознание угасало, и я рефлекторно соскользнула в надплоскость. Две живых матрицы, два кокона, ровные светящиеся нити Мы совпадали с ним идеально, ну может быть, было легкое несовпадение, отчего нити немного искрили. Я ощущала себя богиней, творящей новую жизнь. Я плыла в надплоскости, и невидимый ветер развевал вокруг меня мои сверкающие нити или это уже были волосы. Я опять не заметила момент перехода.
       
Тело этой молодой девушки, я всегда мечтала о таком. Ее жесты, ее манера округлять глаза, поводить плечами, смеяться - все это стало моим. Мне нравилась она, и было так приятно стать ею. Я подумала о том, что материализовавшись в будущем, я уже не смогу вернуться назад. Да и какое в сущности это имело значение?
       
 Я проснулась в его доме с окнами на площадь. Привычно подумала о том, что зеленые обои надо как-то заменить. Я лежала совершенно раздетая на кровати под тонким пледом. Так рано, а я одна, и нет моей одежды. На комоде лежал только мой серебряный браслет с монетками. Было какое-то неприятное воспоминание или сон, что-то связанное со смертью или с уродством. Мышцы немного ныли как после физической нагрузки. Но мне не хотелось раздумывать об этом. Впереди намечался ошеломляюще яркий летний день, на площадь уже въезжала поливальная машина. Я порылась в шкафу, но не нашла ничего подходящего, кроме мужских шорт и футболки. Шорты были мне велики, и я завязала их на талии разноцветной веревкой. Потом я умылась в ванной, пальцами провела по лицу, словно привыкая к нему, расчесала каштановые волосы и последним штрихом очертила запястье серебряным браслетом с капельками монет. На мои плечи упали первые лучи солнца. Было такое ощущение, что я вылупилась из яйца, что-то неприятное и тягучее осталось где-то позади как тяжелая болезнь. В коридоре нашлись для меня маленькие пляжные тапки. Я спешила на площадь. Совершенно точно я знала, что мне надо его встретить после разлуки.
       
 Он уже шел ко мне навстречу, он знал, что я вернусь.
 Мое тело казалось мне непривычно легким, как у птицы.
-Куда ты спрятал мою одежду? - я рассмеялась, потому что рассердиться у меня никак не получалось.
- Так не бывает, - сказал он невпопад, и губы его задрожали.
Я оглянулась. За моей спиной переливалась маленькими радугами вода из шланга поливальной машины.
- Давай забудем обо всем, я снова с тобой,- сказала я ему.
Я потянула его за руку, туда к запаху моря, к бесконечному, могучему пространству воды.
-Я так люблю высоту и хочу улететь вместе с тобой, - шепнула я ему.
-Куда глупенькая?
       
 Перед этим, всего лишь на мгновение, я увидела их. Доктора Вуда, Лейлу, Питера. Они хлопотали, суетясь у моего бывшего безжизненного, тяжелого тела.
-Я еще вернусь к вам в новом облике,- беззвучно сказала я им, но возвращаться мне совсем не хотелось...