О этот чудный, славный День!

Школьничег
Я вышел на рассвете. Обожаю здешние рассветы. Такая красота в них, что будто музыка в небе играет. Величественная и проникновенная. Бестиара ведь оранжевая звезда, не желтая «солнцевидка», как в иных обитаемых системах, а потому краски над горизонтом – фантастические; сочные, густые, словно вишневый конфитюр кто размазал, так и хочется голову задрать, небо лизнуть, да только ж никакой шеи не хватит. И вот я стою, любуюсь. Уж поссал давно, а всё любуюсь, рот распахнувши, застегиваться не спешу. Думаю: «Экая, понимаешь, феерия гармонии! А не вздрочнуть ли мне?»

Гоняю, значит, лысого, репа лыбой расплывается, как у младенчика укуренного, подрачиваю этак томно и думаю: «Эх, что за денек нынче чудный! Особенный! Всё-то в кайф, всё-то весело. А ну как сейчас грохнет меня волчий снайпер – то-то ребята приколются, когда найдут мою тушку с ***м в кулаке…»

***

Вообще-то, хоть и зовем мы «волками» бестиян, аборигенов здешних, не совсем они волки. Да, они хищники, и всю дорогу хищниками были, и охотились на беспечную дичь, набрасываясь с деревьев, так вот и разработали себе конечности, а после – прямохождение освоили, и кабы не острые морды их, впрямь волчьи, да кабы не шерсть по всему телу - то вполне человеческого облика они были бы, бестияне эти. Но вот что самое в них загадочное – так это за каким бесом надо им было отращивать себе интеллект? Все наши ученые светила - чуть собственный рассудок не свихнули, гадая, как, почему и с какого перепугу возник рассудок у бестиян. Да еще и руки - такие умелые, проворные. Ведь до того, как мы их открыли, ничего «разумного» и «цивилизованного» бестияне руками не делали. Вообще ничего. Совершенно такое незамысловатое, природное у них существование: ни домов, ни одежды, ни оружия даже не было. Вот и непонятно: для чего бестиянам мозги и сноровистые такие руки?

Потом-то ясно стало, для чего. Во-первых, оказалось, что все бестияне очень недурно играют на музыкальных инструментах. Иные – гениально просто. Стоило только завести им эти самые инструменты – тотчас и заиграли. Ну и стрелять худо-бедно научились.

Тут ведь как дело было? Будь Бестиара в зоне Халифата – туземцев бы в покое оставили. Ну, Халифат – это ж в основном китайцы, им всё пофиг, и ни к кому они не лезут, мозги никому не парят. Но Галактический Альянс – другой коленкор. Прогресс, цивилизация… «бремя белого человека»… Редьярд Киплинг, блин…

И вот решили, значит, мудрейшие вожди Галаала приобщить аборигенов к цивилизации. «Развить» их, в плане прогресса. А для этого – надо было, конечно, устроить им войну. Мол, шибко это дело мозги мобилизует да социальную культуру повышает. Сказано – сделано. Только застраховали туземцев, в Соул-нете прописали, брейнсейверы раздали – тут же стали «колонизировать». Притащили поселенцев, а бестиянам предъявили ультиматум: «Извольте оказывать отчаянное сопротивление нашей экспансии!»

Те поначалу артачились, пацифисты несознательные, натурфилософы дремучие. Но – хвала дипломатии – удалось их раззадорить. Стволов им, конечно, придарили, техники какой-никакой. Ну, барахло и дешевку, разумеется. Старый-недобрый огнестрел. «Плазму»-то, понятное дело, на эту занюханную планету никто не потащит. У нас, кстати, тоже арсеналы «доисторические». А то ж – неспортивно это будет, обрушивать всю мощь хайтека на бедные волчьи головы.

И вот – прямо под моими ногами Волт-14, огроменный бункер, набитый самым бестолковым сбродом, какой только удалось навербовать для колонизации Бестиары. Поселенцы ютятся в бункере – потому что «волки» очень так неплохо освоили подарочки цивилизации. Шмаляют – мама не горюй. И за те три года, что война идет, – порядком нас потеснили, житья не дают. От них уж и в Волтах спасенья нет – на той неделе, вон, «девятку» раздолбали, со всей охраной. А там ведь рота Первого Пионерского оборону держала, самая что ни на есть элита; нам, астрогвардейцам, ровня.

Так что – лишь вопрос времени, когда на нас насядут всерьез. Пока – пошаливают, пощупывают. Вчера, вон, Кеплеру коленку прострелили. Матюгался он – это слышать надо было. У него там пистолет за что-то зацепился – вот бедняга и расстроился. По земле катается, подвывает – больно ж все-таки! – ствол свой из кобуры дергает и ругается так, что птички влет обсираются. Мы все оборжались. Век бы слушали художественную такую матерщину, но я парень добрый и сознательный: достал свой «зауер» - да и вышиб мозги, по-братски.

А вообще, блин, как подумаешь, какой фигней мы тут страдаем, на Бестиаре, - уссаться можно до полного обезвоживания организма. Целый взвод астрогвардии Галаала, тридцать крутейших боевых монстров, вооруженные допотопными пороховыми пукалками, охраняют стадо никому нафиг не нужных лишенцев от лесных чудаков с волчьими головами, которых заставили изображать из себя кровожадных дикарей во имя скорейшего их «одомашнивания»…

Хотя, конечно, мне пофиг эти нюансы. Нам платят за «стрелять», а не за «рефлексировать». Наш разум – устав, наша совесть – контракт. Мы ж не какие-нибудь сопливые добровольцы-маньяки, чтоб политику мусолить? Мы наемники, и нам по барабану, за какие высокие цели подыхать и сколько раз в неделю. Страховка-то – абсолютная, по первому классу…

Но все равно – прикольно. День такой, что все как-то прикольно. Радостный такой день. Может, праздник какой? Совсем мы тут одичали, от календаря отбились...

***

- Кеплер! – ору.

Какого черта он там возится, наверху, в радиобашенке? Он мне нужен!

- Кеплер!

Ноль реакции. Он не тормоз, но замороченный все-таки юноша, задумчивый шибко. Он ведь и «Кеплером» заделался после того, как стал втирать лейтенанту про небесную механику. В учебке еще было.

- Кеплер! *** ты там дрочишь?

Наконец – соизволил спуститься по винтовой лесенке. Отвечает, со всею своей кретинической обстоятельностью и серьезностью:
- Когда я дрочу, господин сержант, то дрочу я преимущественно ***. Тут вы угадали. Но в данном случае я был занят не рукоблудием, а иным делом. И тут вы хуй угадали.

Мы с ним земляки, с одной планеты, с Земли-матушки, и в учебке вместе дрессировались, но я оттуда вышел сержантом, а он – капралом. И вот теперь, значит, «обуревается» черной завистью и жгучей обидой. Этакого «Швейка» передо мной корчит. «Господин сержант», блин.

- Ты мой паяльник скрысил? – спрашиваю.

- Так точно! Скрысил, господин сержант!

Возвращает умыкнутый предмет. Сообщает:
- Я там, кстати, «музыку» починил.

Это хорошо. Давеча той же пулей, что ему коленку пробила, - разнесло вдрызг усилок на башне. И мы остались без «Голоса Неба». Как-то невесело.

- Не желаете ли послушать? – Кеплер поигрывает пультом. Включает.

На всю базу - вещает торжественный баритон, поставленный хорошо и профессионально, как рабочий инструмент жиголо:

«Внимание! Чрезвычайное сообщение информслужбы Генерального Штаба Галактического Альянса…»

Я нахмурился. Что там еще? Опять, что ли, крейсер какой-нибудь обдолбанный с астероидом поцеловался?

«…Политическое и военное руководство Галаала имеет честь поздравить астрогвардии сержанта Алекса З. со светлым днем его девятнадцатилетия и пожелать ему всяческих успехов в ратном труде и личной жизни. Чтоб, значит, торчал, как мачта, и бабла – как у Гильдии Контрабандистов…»

Хлопаю себя по лбу: блин! Да ведь у меня ж сегодня реально днюха!

«А равно, политическое и военное руководство Галаала выражает надежду, что какая-нибудь очаровательная бестиянка удостоит астрогвардии сержанта Алекса З. своим женским вниманием, и в этом году он наконец-то расстанется с девственностью…»

Это была злая шутка! Ведь главная наша проблема на Бестиаре – что здесь и насиловать-то некого. Ну не волчиц же дрючить, в самом деле? Половина-то взвода, конечно, "би", им-то хорошо, но "стрейтам" вроде меня – засада. То есть, наоборот: «незасада». В смысле, некому засадить… Ну да ладно: руки не больные… фигня-война…

И все равно – Кеплер молодец. Порадовал, порадовал. Это ж как надо было приморочиться, чтоб обтесать на компе свою поздравлялку точно под голос этого пафосного диктора, что несет нам мудрость и свет Генштаба!

Отвешиваю Кеплеру комплимент, в виде легкого подзатыльника:
- Сука! Я те дам «потеря девственности»! Ты у меня ща свою потеряешь!

Он млеет:
- Ах, все обещаете…

Что характерно, он не гомик и не «би». Хотя, наверно, еще пара месяцев в этой дыре – и мы все тут переебемся. Ну, если, конечно, «волки» нас раньше не переебашат.

***

Пиршество было в разгаре. Тост поднял Кэп Мицура:
- …. И вот за что мы особенно ценим нашего дорогого именинника, так это за крепость моральных устоев и высокую нравственность. Воистину, многие ли из нас, в этом мире соблазнов и порочных искусов, сумели сберечь целомудрие аж до девятнадцати лет?

«Вот же все сволочи!» - подумал я с нежностью, совершенно умиленный. Главное, они прекрасно в курсе, какой скандал разгорелся в учебке, когда инструкторша-подводница застукала меня в каптерке с главной контрразведчицей. И это ласковое создание – кличка «Барракуда» - так расплакалось, что тотчас пронзило нас гарпуном, оба слитых наших тела. Она, наивная, думала, что я только с нею уединяюсь в каптерке…
Да, всё это они знают – и завидуют моим успехам. А я виноват, что такой обаятельный и соблазнительный?

Поднимаюсь над столом, прикидывая, как бы нахамить Кэпу в ответном тосте.

- Всё дело в том, что я беру пример со старших товарищей и командиров, особенно – с вас, Мицура-сан, и…

Я не договорил, поскольку в ту самую секунду голова Кэпа вдруг резко дернулась вперед, и он потерял лицо. Буквально. На полстола мозги разметало. Вошло, значит, в затылок – и разворотило к чертям всю его благородную самурайскую физиономию...

«А ствол-то глушеный!» - подумалось мне при подлете к брустверу. Наверное, это был очень грациозный полет – метров десять одним прыжком. Наверное, пацаны из Первого Пионерского легиона так грациозно прыгать не умеют. Уж точно – не умеют они взводить автомат налету. Я уж не говорю - открывать огонь еще до приземления на пузо. А я вот – открыл. Первонах! Из всего взвода!

«Тру-ту-ту-ту! Тру-ту-ту-ту!»
Нихера не видать в зеленке! Откуда били? Где он там? А, фигня-война!
Не замочить – так напугать!
«Тру-ту-ту-ту!»
И со всех сторон: «Тру! Тру! Ту-ту-тру!»
И сверху – «Ррррры!»
Это пулемет шестиствольный подключился, с башни.
И вдруг из леса – «Шшшш-БОООХ!»
Хана башне! Как говорилось в корявом стишке на кафедре баллистики, «Прямое попадание из гранатомета Оставляет гробовщика без работы». Хотя, если вдуматься: какая чушь! Ну какие у солдат гробовщики? Мы ж не пижоны-некрофилы, чтоб каждый свой трупик хоронить! Да это ж во всей галактике земли не хватит, при нашей-то частоте «сдохов».

«Хр-ыыыЫЫЫЫ-БУБУХ!»
А вот это миномет свою лепту нам подкинул. И лепта – миллиметров на сто двадцать, не меньше…
И снова:
«Хр-ыыыЫЫЫЫ» - жопой чую, прямо сюда летит… Ну что ж, если разобраться, то…

Нет, оказалось – не прямо сюда. Рядом, но не совсем. Так, грунтом малость присыпало да контузило слегонца. Но вот Кеплер…
Да, бедолага Кеплер. Сколько знаю этого парня – у него просто мания какая-то: сдохнуть в самом начале боя. И вроде, спецом-то он не лезет под смертушку свою. А то есть, знаете, такие халтурщики, которые только и мечтают, что об укромной тиши ресурректора, как бы им там поскорее в новую тушку прописаться. Не в нашем славном корпусе, конечно, но есть такие. Порой диву даешься: а чего ты, парень, в армию поперся, коли смущает тебя музыка боя и не в кайф тебе запах напалма по утрам?

Но Кеплер – не такой. С ним всё в порядке. Вот только Худощавая Жница почему-то шибко его любит. Страстно. И всё поскорей норовит затискать в своих анорексичных объятиях…
Вот и сейчас - спекся. Шея порвана, кровища фонтаном, сипит, барахтается в конвульсиях. Видно, что секунд десять ему осталось – ну да я всё равно добил, по доброй своей привычке…

Подползает Виконт. Бледный и хмурый. Но – учтив как всегда. Просит: «Алекс, окажи любезность, заправь мне гранату в подствольник!»
Начинаю:
«А чего…»
Осекаюсь: правая рука у него отхвачена по локоть. Стрелять-то он и с левой горазд, но заправить – действительно проблематично.
Помогаю.

Виконт, мучительно щурясь, прислушивается к вою очередной мины. Вскидывает автомат и – «Хрып!» Хлопок в лесу – и миномет, кажется, обиделся. Умолк.

***

«Да откуда их столько?» - рычит Ярл. Стрекочет из пулемета от пояса. Маневрирует стремительно и ловко. Очередь-прыжок-перекат-очередь.
Волчьих трупов на минном поле перед бруствером – хоть скорняжную фабрику открывай! Но всё лезут и лезут, всё новые и новые…

Периметр прорван, отступаем к лифту в Волт.
Уже на самом крылечке – Ярлу снесло голову. Начисто. Но, клянусь, он еще секунд пять строчил из своего пулемета. Сюрная такая картинка: стоит гордо несгибаемый варяжский парень совсем без башки – и знай себе поливает супостата свинцом от пояса. Этакий апофеоз стойкости, хоть в детские хрестоматии вставляй…

***

Знаете, какой момент в бою самый для меня душещипательный и трогательный? Это когда понимаешь, что всех остальных перемочили к херам собачьим, и ты остался один. И вот ты стоишь такой, типа, на всю голову отчаянный герой, и думаешь…
А, хрен ли там думать!

Устало привалившись спиной к двери лифта, выдергиваю чеку. Последний люк, последняя преграда между мной и кровожадной стаей звероподобных аборигенов - визжит и корежится, выгибаясь всё более. Чем это они его, болезного? Впрочем, какая разница… Заходите, гости дорогие… к нам на огонек…

Заходит. Один. Нет, мало, мало. Жду.
Бестиянин – некрупный, от силы метра полтора. Возможно, подросток. Волчонок.
Стоит, пялится на меня желтыми своими зенками, будто изучает. В репу мою вглядывается. А хрен там разглядывать? Чего там красивого сейчас? Грязь, кровь, короста в палец толщиной. Самое то, чтоб отбросить копыта без особых сожалений…

Вдруг этот неуместно любопытный волчонок делает вовсе странное. Достает откуда-то – всем молчать! – бумажный свиток и разворачивает его над головой.
Огромными алыми буквами:
«Алекс! Не спешите себя убивать!»

Гхм… Интересно… Ладно…
По правде, я в шоке. Нет, что многие бестияне умеют вполне сносно писать на твинглише – писать, но не говорить, естественно - это я знал. Но вот что лично я пользуюсь у них такой популярностью? Что ж, наверно, дело стоит того, чтобы пожить еще сколько-то секунд или даже минут.
Вставляю чеку обратно.

Волчонок кивает, поворачивается к раскуроченному люку, издает краткий, вроде как пригласительный вой. Отступает в сторону. И…

Мать моя женщина, душа моя военщина! Если выколоть мне глаза, промыть их в уксусе, а потом вставить обратно – и тогда б я узнал из тысячи других эту серебристую самку, что протиснулась через люк. Вот по серебристой шерсти – и узнал бы. Обычно у бестиянских самок шерсть серая, иногда – буроватая, бывает – белая, а у этой – будто свежий снежок в лунном сиянии искрится. Обворожительно красивая самочка… Да, если кого-то коробит это слово – то идите вы к бую! Я не расист. Но все-таки, слова «барышня» или «дама» я склонен применять к тем, кого можно трахать. Этой же – можно любоваться, можно восхищаться, а миллиарды людей по всей галактике – благоговеют перед ней…

Вулфи Лобос, величайшая, несравненная бестиарская певица и аккордеонистка, притом, что просто великие музыканты – у них каждый второй. Имя – разумеется, не родное, сценическое. Как они сами друг друга кличут – это ж никто больше не провоет. И вот это имя, Вулфи Лобос… ну да что я вам рассказываю? А то не помните, какая вышла заваруха на Лютеции, когда тамошний монарх был уличен в спекуляции билетами на ее концерт? Пятнадцать раз его гильотинировали на площади, пока народ не успокоился.

Еще же известно, что все свои астрономические гонорары, до последнего сайна, эта богиня отдает в фонд помощи сопротивлению, типа – всё во имя свободы своего народа. Не удивлюсь, если те гранаты и мины, которыми нас сегодня угостили так щедро, куплены на ее деньги. Да, наверное, именно поэтому они выли в полете так мелодично…

Моментально вытягиваюсь по стойке «смирно», грудь вперед, поправляю кирасу. Приветствую на римский манер: руку на грудь – и протягиваю к гостье. Типа, сердце презентую.

Вулфи скалится. Приветливо, душевно, без снобизма. Волчонок меж тем принимает через брешь стул - ставит его - и аккордеон.

Вулфи берет инструмент, присаживается… и зрение покидает меня. Потому что всё вокруг тает в слезах умиления…

Она играет древнюю-предревнюю детскую песенку. И – поет. Упоительно воет своим неподражаемо чистым и глубоким контральто. На своем языке поет, конечно, но в смятенной голове моей звучат, журчат, шелестят с младенчества знакомые слова:
       Such a pity,
Birthday party’s
Only once a year…

Совершенно размякнув, растворившись в ностальгической неге – отекаю на пол. Меня сотрясают рыдания, губы шепчут какой-то благодарный лепет-бред… я изнемогаю от счастья…

Минут пять понадобилось мне, чтобы кое-как оклематься после этого катарсиса для ушей и сердца. А Вулфи – всё сидела на стуле, скалясь ласково и понимающе, всё ждала.

Когда же я поднялся на ноги, подошла ко мне – величаво, неспешно – и деликатно коснулась своим прохладным носом моей щеки. И нежно лизнула запекшуюся кровь на скуле…

Не помня себя, я обнял это божественное создание – трепетно, восторженно – и чмокнул в нос…

Клянусь, у меня тогда встал! Причем так, что оттопырил титановые «бронепамперсы», как обычный трусняк…

***

Бестияне ушли. Все ушли. Совсем ушли. Оставили разгромленную базу, оставили недобитый Волт. И оставили мне подарок, роскошный, шикарный подарок на мой день рождения. Записку.

«Алекс! Пусть ваше начальство думает, что это вы спасли Волт. Поздравляем!»

Прочитав это, я снова прослезился и едва не кончил… Положительно, в тот день я потерял не менее пуда соли, в тот прекрасный, незабываемый день…
И я поспешил сделать его воистину незабываемым, от души стиснув пальцами мочку уха – брейнсейвер аж пискнул, подтверждая сохранение памяти.

При этом я подумал: «А ведь ребята, наверно, как утром сохранили мозги – так больше не сейвились. То бишь, когда вернутся из ресурректора – не будут знать, что они меня уже «отхэппибёздили». Гхм! Реально – тема развести их на дубль два!»

Да, ничего не попишешь: гнусная и циничная моя натура не могла взять выходной даже в тот чудесный, светлый день…