ГРУСТЬ
Грустно, грустно падают снежинки.
Старый год прожил последний день.
Навернулись на глазах слезинки.
Их ресниц пушистых скрыла тень.
В этот вечер на душе тревожно:
Год прошел, а что –то впереди.
Счастье! Заблудилось ты возможно,
Но хоть в этот год меня найди!
Счастье… Ну, а что такое счастье?
Может быть, над пропастью висеть,
Может быть, в душевное ненастье
Веселиться, танцевать и петь,
Улыбаться, видя как с другою
Ты идешь домой иль танцевать,
И хоть слезы набегут волною
Вида ни за что не подавать.
Гордой я была и даже очень,
А теперь совсем , совсем нет сил.
Ты, как вихрь, что налетел средь ночи
И березку хрупкую сломил.
Так и жизнь моя изломана тобою.
Где ты радость? С нею нет ни дня.
Ну, зачем я встретилась с тобою
В конце августовского солнечного дня?
Рок. Судьба. А дальше будет что-то?
Я хочу сегодня все узнать.
Тянется рука моя к колоде.
Начинаю в новый год гадать.
Загадала я одно желанье.
Ну, так как, исполнится иль нет?
На расклад смотрю, смотрю с вниманьем.
Так какой же, карты, ваш ответ.
Я смотрю на вас с надеждою и болью.
В этот день должны вы все сказать.
Туз пиковый лёг рядом с любовью.
Мне же останется лишь страдать.
Как не верить вам, коль правду вы сказали?
Старая приехала любовь.
Ты её встречал, наверно, на вокзале.
И душа помолодела вновь.
Уж не жалуешься больше ты на скуку,
Жизнь пустую, сердце без огня.
Ты предложишь ей опять, быть может, руку.
Обязательно на свадьбу позовешь меня.
Я приду с большим букетом белым
И с улыбкой пожелаю счастья Вам,
И не раз Вам “горько!” крикну смело,
Свою боль открыть я Вам не дам.
Все пройдет, быть может, будет время
Ты ко мне вернешься навсегда,
Предо мною встанешь на колени,
С грустью вспомнишь юности года.
И мне кажется, что будешь ты усталым,
Выпьешь чашу горечи до дна.
Как на парусник девятым грозным валом
На тебя обрушится вина
Всё пройдет, быть может, будет время
С сединой в висках вернешься ты,
Память сердца нас с тобой согреет,
И в душе раскроются цветы.
А пока сижу я одиноко
И с надеждою смотрю на телефон:
Может быть, зазвонит ненароком
Или дверь вдруг отворится – ОН!
Нет чудес на свете не бывает,
Дома он, читает что-нибудь.
И ничуть, ни капли не страдает.
Ну, а я хочу лишь отдохнуть.
Я конца тоски своей не вижу.
Дальше лучше уж не может быть.
Я тебя люблю и ненавижу.
Но не в силах я тебя забыть.
Калерия посмотрела на дату на листке со стихами, выпавшем из выпускного альбома: 31 декабря 1963 года. Первый новый год после окончания института. Три с половиной десятилетия назад. “Боже, какой наивной дурой я была тогда,” - подумала она, скомкала стихи, выбросила их в урну и стала рассматривать фотографии в выпускном альбоме. Сегодня встречался их курс. Интересно, кто будет.
В вестибюле уже толпился народ, все были оживлены, в приподнятом настроении. У стола оргкомитета стояла женщина в коричневой прямой юбке и скромной белой блузке без следов косметики, какая-то серенькая мышка. Она её не знала, это было несомненно.
С ней оживленно болтала Валентина. Она поздоровалась.
- Не узнаёшь?- спросила Валентина.
- Нет! А кто это?
- Ну, это же Леда!
Не может быть!- изумилась она. Я бы тебя никогда не узнала.
Да. Это была она , её счастливая соперница. Миловидная, недалёкая провинциалочка, как ей тогда казалось. В студенческие годы, она была блондинкой, свеженькая, пухленькая, причесанная, кокетливая. Эдакая Гретхен. В общежитии бегала в черном атласном халате с красными розами. “ В таком халате только любовников принимать”- шутила её соседка по комнате.
“Что сделала с нами жизнь!”- подумала Калерия.
А Валентина продолжала щебетать.
- Ну, как ты живешь? У тебя муж, говорят, академик.
- Ну, что такое сейчас академик,- с грустью ответила Леда. – Вот если бы он был БИЗНЕСМЕНОМ!!!
Калерия взглянула на Леду и подумала: “Tu l’a voulu, George Dandin! Recois!”(Ты этого хотел, Жорж Данден!)” – и сладкое чувство мести наполнило её душу.
* * *
“