Я стояла у окна и наблюдала за происходящим на улице. Был поздний зимний вечер. Шел снег. Крупные белые хлопья спускались откуда-то сверху, словно из ниоткуда. Их были сотни. Они то вновь беззаботно взмывали в черное беззвездное небо, то упрямо неслись вниз. Но не разбивались, а мягко оседали, превращаясь там в кучи снега, лежащие себе преспокойно до весны. Тогда они медленно начинали таять… Умирать… Совсем, как мы… Завораживающая картина, сопровождаемая непривычными философскими мыслями…
Такое со мной происходило редко. Почти всегда в нечастые минуты затишья и покоя.
Два часа ночи. Время будить моего любимого и дать ему лекарство. Сильное. Нейролептик. От галлюцинаций.
Я тихонько зашла в спальню. На тумбе, подле кровати, стояла ночная лампа, ее мягкий зеленый успокаивающий свет тускло освещал спящее тело Антона. Я присела рядом и вгляделась в его красивое лицо: волнистые каштановые волосы, обрамляющие идеальный овал, длинные густые ресницы, небольшой нос, пухлые губы – в недвижимом состоянии делали Антона таким милым и безмятежным…
Вы когда-нибудь задумывались, каково это, жить с шизофреником? Каково каждую минуту находится в напряжении, ожидая очередного припадка? Каково разделять порой его грустные размышления и фантазии? Каково просто любить этого человека? Безумно. Разменивая себя на таблетки и галлюцинации. Каково хотеть и не иметь возможности оставить все и уйти? Вы думаете, это все? Как бы ни так! Мать Антона, престарелая лесбиянка со стажем, отказалась от сына в тот же день, как узнала о его страшной болезни. А многочисленные братья и сестры вместе с отцом вот уже десяток лет живут в Америке. Какое им дело до припадочного шизофреника?!
Антон лениво зашевелился и проснулся:
- Что? Уже?
- Да, милый. Да, – наученная опытом, ответила я, подавая круглую гладкую таблетку. Ее нельзя было запивать. Химия. Антон, как всегда, с трудом проглотил пилюлю, сморщился и лёг обратно:
- Ох, как надоело это все! Маш, а может, ну их, эти таблетки? Неужели, я такой псих, что должен пить по девять таблеток в день? Неужто мы без них не справимся?
Это мне говорил человек, который еще часов десять назад сидел в ванной, с тазиком на голове, с тарелкой в одной руке и душевым шлангом – в другой, кричал: «Сдохните, фашисты дранные! Это вам за деда! Пиф-паф!»
Хотя дед его жив - здоров, и к войне относится разве что момент его зачатия. Славный дедуля. Единственный нормальный человек в их семейке, хоть и решил быть отшельником, поселившись на даче.
Я тихо вздохнула и погладила Антона по голове:
- Нет, конечно, что ты? Ты вовсе не псих, но таблетки пить обязан. Для профилактики, так сказать…
- Для профилактики?! – Антон вскочил с ногами на кровать и заорал. – Давай, и ты пей девять огромных таблеток, не запивая!!! Для профилактики!!! – Я уставилась на Антона, наверняка в моих глазах он прочитал вопрос. – Нет! Что ты?! Ты не псих, просто пей себе килограммовые пилюли за компанию. Для профилактики, так сказать!!!
- Но так сказал врач!
- Этот врач – сам псих! Он ведь знает, что его дорогущие лекарства ни черта не помогают, но продолжает колдовать их в подвале своего коттеджа!!!
- Успокойся! – я не выдержала и тоже перешла на крик. – Если ты не хочешь лечь в психушку, где к тебе будут относиться, как к собаке, то, будь любезен, слушай меня и доктора. Людей, желающих тебе добра.
Антон свел брови, со всего размаха прыгнул под одеяло и пробубнил:
- Добра… Заключенного в гигантские пилюли и фразы типа «все будет хорошо»… видел я такое добро в тапочках… - Антон вдруг сел, посмотрел мне прямо в глаза и серьезно произнес. – А что, если я счастлив в таком состоянии? Может, я доволен? – он опять развернулся и замолчал. Я встала и прошла на кухню…
Почему я, молодая девушка должна медленно убивать себя в этих условиях? Ведь никто. И никогда не скажет мне за это элементарного «спасибо»… Ни его мамаша, ни американский папаша, ни он сам, тем паче. Воистину неблагодарная деятельность…
Бросить все… уйти… Боже, как часто я хотела это сделать, но не могла? Сколько раз мои собранные чемоданы стояли на пороге и возвращались обратно? Потому что я люблю Антона… На свою беду… Ему на счастье…
Это случилось несколько месяцев назад. Вот уже четыре года мы встречаемся, и год живем вместе. Ничто не предвещало такого поворота судьбы. Никто не может объяснить, отчего так произошло. Не было ни стрессов, ни запоев, ни травм. Шизофреников в семье, вроде бы, тоже не имелось, ведь отречение от собственного сына – не патология. Просто так, однажды, ни с того, ни с сего. Антон заявил, что он инопланетянин.
Тот дикий день стоит перед глазами, как сейчас. Он насильно завел меня в туалетную комнату, посадил на крышку унитаза и начал внушать, что прилетел с планеты Сатурн, дабы забрать меня как исключительную личность для проведения опытов. Помню, я рыдала, просила отпустить. Я была так напугана и шокирована. Потом он очнулся и засыпал меня вопросами: «что мы тут делаем?», «почему ты плачешь?», «что происходит?»… Сам Антон абсолютно ничего не помнил.
В тот же вечер я разговаривала с его мамой. Исход того разговора вам известен. Первые несколько дней дома я вообще не появлялась, боялась. Со временем, хоть его прошло не так уж и много, я привыкла к болезни Антона. В неделю у него, как правило, две-три галлюцинации. Самое противное – их ожидание и незнание того, когда она настигнет нас в следующий раз…
- Машка… Ну прости меня… пошли спать, тебе же завтра на учёбу.
Я умилилась. Это ведь, высшее проявление заботы, которое можно ожидать от человека, который сам в ней нуждается, как младенец.
Засыпая, я стала представлять себе различные картинки. Антон здоров, квартира полна малышами. Нашими детьми, постоянно снующими то там, то здесь. Антон вот-вот вернется с работы, а мне необходимо успеть до этого сделать кучу домашних дел. И мне это кажется адским трудом. Наказанием. А потом я переношусь в реальность. Рядом со мной – мой любимый шизофреник. И с высоты моих нынешних проблем бытовые заботы кажутся сущим пустяком.
Почему же я так его люблю? Почему не могу уподобиться его родственничкам? Я, кажется, давно перестала быть ему просто любимой девушкой. Теперь я ему и друг, и брат, жена, сестра, мама, папа и домашний врач. Да, а роль психотерапевта мне дается с каждым днем все лучше.
Институт – мой храм. Нет, не от великой любви к учению. Просторная аудитория являлась моим единственным местом для отдыха. Здесь меня ждали друзья – вполне здоровые и адекватные люди. И удобная парта, на которой так сладко было засыпать во время лекции.
- Машка! Имей уважение. Ваша пара давно закончилась, а ты тут развалилась. Уступи место следующей группе, - отчетливо послышалось сквозь какой-то приятный сон. Я продрала глаза и увидела перед собой Марину. Школьную подругу, которая теперь была моей сокурсницей.
- Ой, Марин. Здравствуй. Я опять полночи не спала…
- Он?
- Он, - грустно вздохнула я. Марина кое-что знала про Антона.
- Ух, смотри, Маша, плохо это все закончится. Плохо…
Я уже лениво начала соображать, что бы мне такого ей ответить, как в аудиторию забежала моя подруга Ольга:
- Привет, группа номер два! Я опоздала?
Все ребята закричали, загалдели и закивали. Оля была popular-girl и моей лучшей подругой. Многие ей завидовали, старались походить на нее... а она… Она в свою очередь завидовала мне, так как мне якобы «есть о ком заботиться, не то, что ей, картинке, которой лишь любуются». Она, наверное, единственная из всех полностью чувствовала меня и понимала. Увидев меня, лежащую на задней парте, она крикнула на весь зал:
- Опа-на! Безрукова! Ты что тут торчишь? Спишь опять? Слушай, я сейчас Антона видела на улице, - Оля впритык подошла ко мне и зашептала, - у него опять припадок, по-моему… Он идет и сам с собой разговаривает. – По спине пробежали крупные, холодные мурашки. Я представила себе эту ужасную картину. Еле высидев еще одну пару, я помчалась домой.
Антон был дома. Он сидел на диване и вел монолог…то есть диалог:
- Я считаю, Вы не правы… Безусловно… Конечно, но, тем не менее, Дума не имеет право принимать этот бесчеловечный закон… Владимир Владимирович, погодите, выслушайте меня…
Так, понятно… Он дискуссирует с Путиным… Как реагировать? Если открыто немедля предложу ему таблетку, поставлю в неудобное положение перед президентом. Я сейчас же написала смс Ольге, с просьбой совета. Она мудро ответила: «Подыграй. Припадок рано или поздно закончится. Если нет - дашь таблетку под видом аскорбиновой конфеты, все равно сейчас он не смекнёт»
Я робко вошла в зал и обратилась к Антону:
- Милый, привет, – играть, особо не пришлось. Антон вскочил и, щедро жестикулируя, театрально произнес:
- Владимир Владимирович, знакомьтесь. Моя любимая девушка и самый дорогой человек на свете. – На глаза навернулись слезы, я стеснительно произнесла «здрасьте» и потихоньку начинала верить в истинное присутствие Путина в нашем зале:
- Кофе? Чай?
Антон отчего-то засмеялся. Видимо, президент ответил мне нечто веселое. Я тоже улыбнулась и отправилась на кухню. Заваривать чай. Наобум. Вот уж не знаю, что там заказал мистер президент. Я включила чайник и вздохнула, вновь подумав о том, насколько я счастлива и несчастна.
Вы наверняка мысленно задаетесь вопросом, отчего не положу Антона на лечение в больницу. И вы наверняка ожидаете вразумительного, четкого и подробного ответа. Но его вы не получите, потому что я сама не знаю, почему терплю все это. Быть может, просто не хочется, чтобы за моим любимым человеком ухаживали, или напротив – не ухаживали, совершенно посторонние люди. Пусть даже это опытные врачи, психологи и медсестры, но все же чужие, не родные. Я полагаю, что Антону будет гораздо уютнее дома, а за результат такого самодеятельного лечения я вовсе не переживаю, просто убеждена, что он непременно будет положительным.
В кухню зашел Антон и спросил, не видела ли я его друга (Путина).
- Он ушел, наверное.
- Странно как-то. – Антон пожал плечами и собрался уходить, как я его остановила:
- Милый, зачем ты выходил на улицу сегодня утром?
- Зачем ты так рано вернулась?
- Сначала ты ответь на мой вопрос.
- А ты на мой.
- Антон!
- Маша!
- Антон, прекрати, - я начинала заводиться. Что за твердолобость и взглядонепробиваемость… - Зачем ты выходил? И с кем?
Антон в ответ ехидно ухмыльнулся.
- Что ты улыбаешься? Ты собираешься отвечать?
- Ее зовут… Алиса…
- Какая Алиса? – я свела брови на переносице, став вмиг похожей на грозного орла, и недоумевающе уставилась на Антона. Он еще раз ухмыльнулся и, уходя в спальню, загадочно кинул мне:
- А тебе все так и скажи…
Я прошла в зал. Села в кресло и крепко задумалась. Что за Алиса? Оля утверждала, что он был один и болтал сам с собой. Следовательно, реально никакой Алисы нет. Она – галлюцинация? Получается так…
Зазвонил мобильный. Оля.
- Ну, как?
- Путин ушел, несолоно хлебавши. Даже чаю не откушав…
- И че?
- Ни че! Сидит в спальне, думает…
- Кто? Путин?
- Сама ты Путин! Антон сидит и думает.
- А-а-а… - протянула подруга. – Ты спросила у него про утреннюю галлюцинацию?
- Да… ее зовут Алиса…
- Это еще кто?
- Он не сказал…
- Хм… А может она ненастоящая? Глюк? – глупо бросила Оля, но потом поправилась. – Ну, конечно, ненастоящая. Я ведь ее не видела, а он с ней беседовал… Догадки есть?
- Не-а… Помоги?
- Одноклассница… подруга детства… просто подруга…
- Нет, исключено. Я никогда об этой Алисе раньше не слышала, - смутилась я, а подруга продолжила:
- Секретная подруга? Слушай, какая разница? Ее ведь все равно не существует, даже если она любовница.
- Любовница… - как в бреду повторила я, вдумываясь каждой живой извилиной в это слово. Бросив трубку на пол, я влетела в спальню и накинулась на Антона:
- Ах, ты ж псих несчастный! Ах ты, шизофреник! Алиса – твоя любовница? Отвечай!
Антон абсолютно на меня не реагировал. Сколько я не толкала его, не мельтешила перед его безмятежным лицом, он неподвижно сидел не кровати, отсутствующим, но в то же время, пронзительным взглядом уставившись на стену. Вероятно, после очередного приступа он вновь потерял себя, пространство и время. Этот синдром называется «Алиса в стране чудес»… Стоп! Алиса? Любовница или «в стане чудес»… Ничего не понимаю. Возможно, лишь совпадение. Ведь после визита «Алисы» больной ничего не помнит, вернее, он помнит все, что было вне припадка. А, что, если нет? Что, если Антон тонко (ну, очень тонко!) на что-то мне намекает? Что-то пытается донести до моего понимания и осознания. Господи, мне необходимо срочно развеяться, бросив свои благородные затеи, во имя сохранения собственного здоровья. Бывает, что ближе к ночи меня начинают одолевать глупые мысли «а вдруг больна я, а не Антон?», «а может это заразно?»… Днем они прячутся по углам, но ближе к вечеру появляются вновь, и где-то глубоко внутри меня сидит непонятное сомнение.
Несмотря на свои размышления, я продолжала бегать вокруг Антона и кричать:
- Что за Алиса? «Алиса в стране чудес» - один из твоих синдромов, не так ли? Ты помнишь свои приступы? Или ты вовсе здоров, а я кручусь, как юла, чтобы выжить самой и помочь выжить тебе?
И вдруг я замолчала. Не от того, что нечего было боле сказать. У меня в запасе имелась целая груда правдивых гадостей, которые я могла выложить Антону здесь и сейчас, а закончить лишь к утру. Но он сидел недвижимо и спокойно, будто ничего вокруг него (и с ним самим) не происходило. Его взгляд был неимоверно глубоким, Антон смотрел сквозь меня и стену куда-то туда, очень далеко. Он напоминал восковую фигуру: вроде она смотрит на тебя и в то же время видит то, что недоступно узреть людям, будто читает мысли и душу… Я замолчала, потому что не было смысла говорить. Не было смысла кричать, топать, махать флажками, отбивать чечетку или петь «o solo mio». Это было бы дико глупо и бессмысленно.
Я хлопнула входной дверью и ушла, не зная, куда и зачем. Просто эгоистично, но приятно грело осознание свободы. Пусть недолгой и неполной. Зато я иду по улице прогулочным шагом, куда глядит мой уставший рассеянный взгляд. А Антон в очередном ступоре сидит дома на кровати. И, возможно, понимает, как бесценна моя ласка, любовь и забота. Вечерело. На улице становилось все холоднее. Усилился ветер и доселе мягкий снежок начал больно царапать лицо. Я начинала подумывать о тепле и уюте. Ассоциативно вспомнилась Алина. Вторая моя лучшая подруга. Ее жизнь, даже в сравнении с моей, легкой не назовешь. Она – элитная ночная бабочка. Однако не в этом состоит ее горе. Ее беда – любовь всей жизни по имени Георгий. Он не богат, не красив, не блещет знаниями и талантами, скуп, глуп, трусоват и ко всему в свои двадцать три до сих пор живет с папулей и работает в его же турфирме. Этот самый Гоша портит жизнь моей золотой подруге вот уже третий год, то ярко появляясь в ней, то резко исчезая. Так по замкнутому кругу, мне кажется, вряд ли это когда-нибудь закончится. Хотя Алина пыталась положить всему конец, в результате чего, непонятным для меня образом, оказалась элитной проституткой. Она вовсе не стоит на улице ночью, не мерзнет на трассе. Она сутками сидит дома, отдыхает, ест, спит, и ждет одного-единственного звонка-заказа. Ее клиенты постоянные, это бизнесмены, богатенькие папеньки и их сынки. За одну ночь любви она требует столько, сколько обыкновенная учительница, путем нервотрепки, зарабатывает в год. Подруга живет центре города, в двухэтажной квартире, подаренной шефом. Почти не работает и ни в чем себе не отказывает. Мило устроилась.
- Машенька! – уже в домофон закричала Алина. – Я так рада, что ты зашла!!!
- Я еще не зашла. Может, откроешь?
С порога Алина накинулась на меня с объятьями:
- Как давно я тебя не видела! Позвонить все не получается, шеф просил зря телефон не занимать… - она продолжала что-то трещать, а я начинала жалеть, что решила посетить именно ее дом. Сейчас она начнет грузить мой мозг бесполезной информацией про Гошу… А когда я вставлю своё слово, например, про Антона, она лишь грустно вздохнет: «уж лучше б я любила шизофреника»… дурная. Будто видела она в жизни, что страшнее своего Георгия! Совершенно мельком, мимолетом в памяти воскрес Антон. Что с ним? Как он? А вдруг, лежит сейчас у кровати с пеной у рта и бьется в судорогах…А я развлекаю своим присутствием Алину.
Мы прошли в зал. Давненько я тут не была! Это было месяца три-четыре назад. Алина утроила вечеринку в честь рождения второго племянника. Тогда это была комнатка в хай-теке. Сейчас же это уютная бежево-розовая гостиная в стиле ретро. Покой внушала обстановка.
- Ну, рассказывай!
Я изрядно удивилась. Она будет молчать, а я рассказывать? В нашей довольно нудной игре поменялись правила? Отчего я не в курсе происходящего?
- Ну, что тебе рассказать? Антон, по-прежнему, болен. Я за ним ухаживаю. Лекарства дорогие. Нервы не железные. Терпение не резиновое. Как у тебя с Гошей?
- Никак. Он опять пропал, - отмахнулась Алина, - как родители?
- Дома. Работают. У них все замечательно.
- Как с деньгами?
- Да, так… Средненько… Хватает исключительно на лекарства и хлеб. И все.
- То есть… Деньги бы не помешали?
- Нуууу, - протянула я, не понимая, к чему клонит подруга.
- Знаешь, как это интересно, быть элитной проституткой… Сидишь себе, гоняешь балду, красишь ноготки, смотришь телевизор, ешь салатики. Потом тебе звонят, ты делаешь по-быстрому свое дело и вот – ты вновь свободна и богата…
- Погоди… Не я, а ты… Или… - Я начинала понимать, куда клонит подруга, и путаться в догадках, зачем ей все это надо. Я вопросительно уставилась на подругу, сведя брови на переносице.
- Фигурка у тебя – что надо. Мордашка смазливая, грудь, попа… Все есть!
- Алина! Ты что? Я не могу так поступить! Даже не уговаривай! Разумеется, мне нужны деньги, но не такой ценой. Не в обиду тебе – это противоречит всем моим принципам.
- Принципы, - перебила меня Алина, - это те же самые стереотипы. Только масштаб у них меньше. А стереотипы, как известно, созданы для того, чтобы в будущем их разрушать!
- Нет-нет-нет, Алина, даже обсуждать это не хочу! Все, закрыли эту тему!
- Ладно-ладно, раз уж ты так категорично настроена, я не буду настаивать, но ты поразмышляй на досуге. Одной ночи с состоятельным мужчиной хватило бы на полный курс лечения Антона…
Даже представлять это не хотелось, я старалась отвлечься от назойливых картинок, то и дело встающих перед глазами. Если бы я однажды и изменила Антону, это было бы совершено уж точно не из-за денег. Сосредоточив свой взгляд на настенных часах, я поняла, что уже почти полночь. Антон в мое отсутствие пропустил несколько приемов лекарств… Последствия моей халатности могут быть ужасными. Я немедля распрощалась с подругой и, сломя голову, помчалась домой.
Антон по-прежнему сидел на кровати в ступоре и, казалось, не дышал, не моргал, не жил вовсе. Я не спеша приготовила яичницу, налила яблочный сок в бокал, поставила все это на поднос и направилась в спальню.
Я присела рядом с Антоном, еду поставила на тумбу. Почему-то именно сейчас я не понимала, с чего мне начать. Как привести Антона в нормальное состояние и привлечь его внимание хотя бы к пище и лекарствам? Про себя я уже молчу. Вот уже несколько месяцев молчу. Пристально посмотрев на Антона пару минут, я встала и вышла в ванную. Непонятное состояние охватывало всю меня. Спокойствие вело войну с паникой в моем сознании. То мои руки леденели от страха, то я закрывала глаза от наслаждения тишиной.
Как-то очень внезапно оборвался этот день глубоким, сладким сном. Мне ничего не снилось. Я самозабвенно упала в бездонную яму голубой безмятежности.
Проснувшись утром, я обнаружила рядом мирно посапывающего Антона. Мне стало интересно, как он пришел в себя. Помнил ли хоть что-нибудь из вчерашнего. Так как мы пропустили все ночные приемы лекарств, я решила сейчас же разбудить Антона и дать ему двойную порцию нейролептиков.
- Антошечка, - ласково прошептала я, нежно потрепав любимого за ушко. Он лениво повернулся ко мне лицом и, не открывая глаз, прохрипел спросонья:
- Доброе утро, зая.
- Милый, я сейчас все-таки пойду в универ. Выпей, пожалуйста, лекарства сейчас, а то расслабились мы с тобой совсем, - я чмокнула спокойного как удав Антона, - а потом еще через три часа, но двойную дозу, ага?
Антон сел. Лениво открыл один глаз. Три раза чмокнул меня в воздухе и упал обратно на подушку. А меня, даже во время учебы не оставляло чувство вины перед Антоном. Он ведь тяжело болен, ему требуется моя поддержка и помощь. А я спокойно спала, пока он был в припадке. Я гуляла по вечернему городу и трепалась с Алиной, пока он сидел в ступоре. Необходимо срочно собраться и, взяв волю в кулак, совершить марш-бросок навстречу светлому будущему. Ведь, если не я, то кто?
Случайно вспомнилась вчерашняя беседа с Алиной. Как глупо с ее стороны предлагать мне такие вещи. Я стыжусь даже думать о таком, еле держусь, чтоб спасти себя и Антона, а она советует стать проституткой. Не умно. Не мудро. Мы с Антоном живем на мою стипендию и небольшой заработок. Я на дому работаю с документами одной PR-фирмы. Занимательное дело, я могла бы посвятить ему всю себя, если бы не чудовищная болезнь Антона. Алинина работа в корне отличается от моей. Однако, возможно, главное – желание. Ведь моей подруге нравится то, чем она занимается, она желает продолжать в том же духе, сколотить состояние. Женить на себе Георгия… Черт возьми, а чего желаю я? Чтобы Антон был вновь здоров? Если рассуждать здраво – это невозможно! Антон уже никогда не станет прежним, это неизлечимо! Болезнь можно лишь слегка притупить, после чего мой любимый непременно останется инвалидом. Тем не менее, я продолжаю любить его не меньше, чем прежде. Теряю себя, чтоб обрести старого Антона. Однако опять же понимаю, что это нереально. Ни практически! Ни теоретически! Никак! Мы обречены!
Пары закончились на удивление скоро и я, буквально, полетела домой. Один парень, мой однокурсник Сашка решил подвести меня домой. Он редкостный тип. Он – сын влиятельного человека в каком-то провинциальном городке. Следовательно, он очень богат и популярен. Примечательно, на мой взгляд, то, что на его содержании живет его подруга. Именно подруга, не любовница. Очень красивая и популярная. Зовут ее Ася, живет в шикарной квартире в центре города за чужой счет, ни в чем себе не отказывает. Просто купается в роскоши. Повезло ребятам.
Я зашла в нашу молчаливую, тусклую квартиру. На удивление, все еще пахло утренней яичницей. Значит, Антон не выходил на балкон, не открывал окна и форточки. Это радовало. Я сделала удовлетворяющий меня вывод: «все еще спит, или мирно смотрит телевизор». Улыбнулась в ответ глупой мысли. Антон ненавидит телевизор. Особенно, в последние несколько месяцев. Иногда он впадает в ступор, может часами молчать и бездействовать, но стоит мне включить телевизор, он вскакивает, паникует, психует, кричит. Его лечащий врач называет это состояние каким-то умным словом, говорящим о том, что я нарушаю его болезненный покой таким раздражителем, как телевизор, радио, пылесос. И лишь поэтому у него столь неадекватная реакция. Странно, в науке, почти всему есть объяснение… нет только его моей безграничной любви к Антону.
Я зашла в зал и увидела то, от чего к горлу подступила тошнота. Картиной, которая представилась мне, пугают подростков в страшилках. Мол, в одного мужика вселился бес и он откусил себе палец. Однако это не было глупой выдумкой. Все было самой, что ни на есть страшной реальностью. Антон сидел на диване, перед ним стоял табурет, в углу - включенный телевизор. Антон с невозмутимым видом на моих глазах вырывал себе ногти ржавыми плоскогубцами! По-настоящему! Он молчал, изредка поглядывая телевизор, ничто в его лице не выражало боли. Поэтому я стала щипать себя за запястье с целью вдруг проснуться и попасть в утопическое настоящее. Но все оставалось на своих местах, Антон лишь на миг поднял взгляд на меня и с силой вырвал себе ноготь на мизинце. Палец медленно заалел кровью. В моих глазах начало темнеть. «Что делает этот псих?» - эта мысль с космической скоростью носилась в моей опустевшей голове. Хотя ответ был очевиден: этот псих выдирает себе ногти! Сам! До крови! До мяса!
- Зачем? – жалобно проскулила я, скатившись по стене. Антон отозвался:
- Что «зачем»?
Так захотелось вскочить, дать Антону табуретом, стоящим рядом, по его безумной голове. И умереть. Хотелось заорать, что есть сил. Хотелось хотя бы прошептать что-нибудь, но я была способна лишь шевелить губами… От шока и ужаса потеряла дар речи. Я что-то мычала. Ничего умнее сказать никак не удавалось. Окровавленные руки Антона мелькали перед самым лицом кусками оборванной кожи и мяса.
- За… зачем т…т… ты … выд… выдираешь ногти? – я громко сглотнула, слова давались мне тяжело.
- Да! Голова у меня болела сильно, и вот по телевизору сказали, что это помогает.
Все. Более ничего не помню. К своему великому счастью я в тот же миг потеряла сознание. Не знаю, как и сколько я пролежала в таком состоянии, но очнуться для меня было наказанием. Добро пожаловать в реальность! Я вяло покрутила головой, озираясь по сторонам. В радиусе двух метров Антона не было, за окном в синь густел вечер. Который час? Антону наверняка уже пора принимать лекарства. Невольно вспомнив о произошедшем меня вытошнило. Ногти. Ржавые старые плоскогубцы. Кусочки мяса на пальцах… быть может, мне все это приснилось?
Я тяжело и медленно встала с пола. Голова сразу же закружилась. Я пересела на диван. Сняла сапоги, бросила и прямо на ковер. Потом уберу. Расстегнула пальто. Ну и жара в квартире! Где же Антон? Почему то засмотрелась на мусор на ковре. Чипсы? Взяла его в руки. Ногти с запекшейся кровью. Пришлось бежать в туалет. Отдышавшись, я умылась и с боевым настроем кинулась в спальню. Антон, лежа в кровати, читал книгу. Читал? Что? Бред! Он не читает! Вообще никогда! Ни четыре года назад, ни, тем более, ныне. Он держал книгу в руках. На которых были пальцы. На которых не было ногтей! Перед глазами вновь все поплыло. Я постаралась взять себя в руки и, упершись о косяк шкафа, начала разговор, пытаясь сделать тон, как можно резче и грубее:
- Что у тебя с руками?
Антон отвлекся от книги, обратив свой мимолетный взор на руки, пожал плечами:
- Я не думал, что ты такая наблюдательная. Ну, подумаешь, один раз в жизни воспользовался твоим кремом. Прости, просто пальцы ужас, как болят!
Я нервно и громко засмеялась:
- Еще бы! После такого и уши заболят! Знаешь, что?! Я сейчас же звоню Иван Иванычу. Тебя наконец-таки положат в психушку! Урод!
Антон медленно отложил книгу и подошел ко мне, с тревогой глядя прямо в глаза::
- Милая, успокойся… В чем опять дело? – он говорил так мягко и при этом по-отечески гладил меня по голове, что я начала расслабляться и забывать серьезность ситуации. Затем вспомнила, что на тех самых руках, скользящих по моим волосам, не достает десятка ногтей. Меня передернуло. Выражение лица вновь стало гневным. Я схватила Антона за запястье и поднесла оголенные пальцы к его глазам:
- Вот что это?! Объясни мне!!!
Антон еще раз многозначительно осмотрел свои руки и серьезно произнес:
- Руки. Не переживай, солнышко, я больше не буду брать твою косметику.
Нет!!! Я так больше не могу!!! У него совсем «крыша» съехала!!! Неужели, он не видит, неужели, он не чувствует того, что натворил? Ему не больно? В конце-концов, где он был целый день, и чем занимался, пока я валялась на полу без сознания.
Я сама переставала понимать, что происходит. Чувствовала себя такой беспомощной. По щеке медленно скатилась крупная слеза:
- Почему на них… нет… ногтей? – выдавила я из себя.
- Как нет? Да вот же! – Антон стал тыкать мне в лицо свои ужасные пальцы, доказывая, что я не права.
Как мне поступить? Что сказать? Что сделать?
- Милая, у тебя опять приступ? Ты вообразила, что я выдрал себе ногти? Милая, видишь, с ними все в порядке. И со мной. И с тобой. Ты только выпей эту таблеточку, – Антон проговорил это мягко, но с нажимом. С давлением. И против моей воли запихал большую пилюлю в рот. Ее нельзя было запивать.
И что происходит? О чем он говорит? Роли в этом спектакле поменялись на противоположные?
Антон уложил меня под одеяло, изредка приговаривая:
- Все образуется… Исчезнут мнимые подруги и работа… Ногти тоже исчезнут… а в твоем случае – появятся. Все будет хорошо, родная… Мы справимся… Мы же сильные с тобой…
Я как в бреду, как со стороны наблюдала за происходящим, глаза мои были округлены, тело напряжено, а мозг судорожно пытался смекнуть в чем же тут дело. Я зажмурилась. От ужасного головокружения. Видимо, таблетка начала действовать. Вдруг стало абсолютно безразлично все на свете: и ногти Антона, и он сам. Захотелось спать. А может умереть. Но скорее – остаться в таком состоянии навечно. Было бы здорово… А вдруг, Антон прав, и больна я, а не он… Или мы вместе… Что, если шизофреничка – я… Просто Шиза…
От этих мыслей стало смешно… Я хихикнула. Не от того, что сочла их глупыми, а от того, что признала возможность их реальности. Здорово! Шиза! Я верчусь как ветряная мельница, во благо Антона… а это все – иллюзия… Глюк! Ура! Мне не надо теперь быть проституткой! И Антону не надо! Он найдет деньги, и меня вылечат! Ха-ха!
Антон по-доброму улыбнулся и вышел из спальни, как я поняла, на кухню.
И вдруг меня будто осенило. О чем я сейчас думала? Бред! Антон пропустил несколько приемов лекарств. Пошли осложнения. Галлюцинации. Бред…
А я, будучи в шоке и под действием пилюли, поверила.
Надо уходить! Срочно! Пока я жива и здорова! Пока в голове светло и ясно! Уходить... Насовсем? Нет, до завтра. К Оле. Она поймет меня, как никто.
- Малыш, конечно, я всегда была на твоей стороне, поддерживала во всем, но сейчас я не уверена в правильности твоих действий. Взвесь все миллион раз, прежде чем вернуться к нему. Здесь дело уже в твоем психическом состоянии. И это только начало, - Оля сидела передо мной в пижаме с мишками. Завалившись к ней за полночь я нарушила ее наполеоновские планы, отоспаться за прошедшую неделю и на год вперед. Оля, что было характерно для нее, положила ладони на мои колени, склонила голову и пыталась успокоить. Хотя, как мне казалось, я не была особо напржена…
- Оль, а вдруг он прав? Может, тебя в действительности нет? Вдруг, ты – плод моей больной фантазии. А сама я сейчас сижу где-нибудь под мостом, мерзну и болтаю сама с собой? – из спальни вышел красивый брюнет в семейных трусах.
- И он тоже? – ухмыльнулась Оля. Брюнет, недоуменно уставился на нас. Я улыбнулась в ответ. Даже если это глюки – то очень даже приятные. Гораздо хуже возомнить себя робокопом. Брюнет подал бархатный голос:
- Я могу чем-то помочь?
- Если ты официант, то, гарсон, мороженого! – Оля и брюнет одновременно нахмурились. Подруга решила продолжить разговор:
- По сути, мы все немного шизофреники.
- А если все вокруг слабоумны, то никто не безумен…
- Просто у некоторых это проявляется ярче.
Брюнет, видимо, счел наш ночной диалог скучным и удалился обратно в спальню.
- Оль, ну а что если мы оба больны? Просто у нас разные формы шизофрении…
Подруга глядела на меня то с подозрением, то с жалостью, то с сомнением. Эта перемена эмоций была мне не знакома. На пару минут воцарилось молчание. Оля переваривала сказанное мной. А я уже почти смирилась с мыслью, что неизлечимо больна. Просто так было удобнее.
Оля вдруг вскрикнула:
- Полоумные никогда не признают своего безумия! – на ее лице застыла гордая улыбка. Госпади, Боже мой, она сделала открытие… ага! Три открытия! Тридцать три! Что она понимает? Сколько раз Антон сам просил пилюли! Сколько раз он сам звонил Иван Иванычу. Сколько раз он заявлял: я болен и здоров одновременно.
Я грустно вздохнула. Поцеловала на прощание подругу и направилась домой. К Антону. И пусть он положит меня под одеяло, затолкает в рот очередную пилюлю, споет колыбельную… А потом у него самого случится приступ. Например, сам сэр Маккартни заявится в нам в коридор с сольным концертом. Мы вместе с Антоном будет танцевать и подпевать под любимые хиты. А после нас, может вновь посетит Путин. Я напеку ему пирогов и за чашкой чая мы будем обсуждать политику Буша.
Я аккуратно нажала в кнопочку на стене. В квартире раздалось чириканье звонка. Дверь Антон открыл не сразу. Видимо, спал. Как можно? Я, шизофреничка, ночью шляюсь по городу, а он спит, как котенок. Ничто в лице Антона не выразило удивления:
- А где ты была?
- У Оли, - я виновато потупила взгляд на плинтусе.
- Ты будешь спать?
Странный вопрос… А чем, по его мнению, я должна заниматься ночью дома? Посмотрела на часы. Два за полночь. Можно и лекарство принять. Антон послушно проглотил таблетку и немедленно уснул. Не долго думая, я сама с трудом проглотила большую белую пилюлю. Сразу жутко захотелось спать. Я заснула даже не умывшись, даже не переодевшись.
Я не пошла в институт. Проснулась в то время, когда рабочее население уже доедает свой обеденный Бич-пакет. А в нашей квартире пахло жаренной картошкой. Медленно и сонно я поплелась на кухню. Над сковородой колдовал картошку Антон.
- Доброе утро.
- Доброе утро, любимая, - Он отошел от плиты. Нежно притянул меня к себе и поцеловал. От такой, казалось бы, мелочи, голова сладко пошла кругом
- Не переживай, я уже принял нейролептик. В пять, восемь и в одиннадцать. Милая, я думаю, нам стоит на днях сходить на прием к Иван Иванычу. Пусть усилит лечение, и если надо, я даже лягу в больницу. Мне ужасно надоело все это. Припадки. Срывы. Твои переживания. – Только сейчас я обратила внимание на его перебинтованные кончики пальцев, - Мне осточертели эти Путины. Знаешь как мне хорошо сегодня? Ты даже не можешь представить, как я счастлив, Машка! Я хочу жить как все!
На глаза навернулись искренние слезы, на этот раз это не были слезы жалости к себе… Вот он! Мой Антон. Это тот Антон, которого я полюбила четыре года назад и люблю по сей день. Это не тот псих, который заставил меня поверить в собственное безумие. Это мой Антон! Будто он куда-то уезжал, а сейчас вернулся. И все это время я спала. И мне снился кошмар. Хочется превратиться в кукол, в восковые фигуры, в фантазии. Было так хорошо и спокойно, что я была согласна даже на то, что это все – галлюцинация. Не удержавшись, я обняла Антона, он продолжал лепетать:
- Я не верю, что болен неизлечимо! Я чуть в обморок не упал, когда увидел сегодня, что на пальцах нет ногтей, а разбросаны они по всему залу. И я ведь совсем не помню, как это происходило… Я не хочу так жить… Хочу лечиться…
Как всегда не вовремя зазвонил домашний телефон.
- Алло?
- Маш, ты? – звонила Алина. Она плакала. Нет, рыдала.
- Да. Что у тебя произошло? – я старалась скрыть равнодушие в голосе.
- Машенька-а-а-а! Приходи ко мне! Мне так пло-о-охо!
Если бы мне предложили список дел, которые я хотела бы сегодня сделать, то поход к Алине был бы последним пунктом. Или его вообще не существовало бы. А еще лучше, чтоб Алина была моей мнимой подругой.
- Алин, я не могу… правда…
- Маша, у меня, кроме тебя, никого нет! Мне нужна твоя поддержка, твой сове-е-ет!
Как бы мне не хотелось идти к Алине, тем не менее, через двадцать минут я выслушивала ее очередную балладу про похождения Георгия. Про их лав стори можно снимать мыльную оперу. «Похождение Георгия номер триста шесть, серия миллион семьсот тысяч двести двадцать два»! Алина плакала, жаловалась, шмыгала носом, кашляла. Билась в истерике, махала руками, бегала из комнаты в комнату, рвала фотографии. Потом сидела молча, тупо уставившись на разорванные кусочки «Георгия». А я в это время цинично мечтала о финале этой драмы, чтоб я скорее вернулась к своему Антону. Здоровому.
Затрещал сотовый.
- Оля, - пояснила я Алине. Она скривилась. Она нередко ревновала меня к ней. И сейчас, в момент когда Алине так плохо, взять трубку ради Оли, было хамством.
- Алло?
- Зая, ты где? Почему трубку дома не берешь?
Сердце бешено заколотилось. Как никто не берет? А Антон?
- Я у Алины. У нее проблемы.
- Гоша? – голосе Оли чувствовалась издевка.
- Угу, - из головы не выходил Антон. Может, он спит?
- Как ты? Уже не считаешь себя шизой?
Я искренне призадумалась. Солгать, что «нет»? Или солгать, что «да»? решила обратиться за помощью к Алине:
- Я ведь разговариваю сейчас по телефону? И ты ведь знакома с Олей? – Алина насупилась, отвела взгляд в сторону и вздохнула. Подумала, я смеюсь над ней. – Оля! Неужели ты не поняла. Я вчера была до ужаса пьяна. Вот и несла всякую чушь! Забудь!
На том конце антенны было тихо. Абсолютно тихо. Ни шороха. Через некоторое время мы с Олей распрощались. И с Алиной тоже. Мало ли, что там происходит с Антоном. Я не переживу, если он там с Путиным или с Алисой.
Домой я просто примчалась. Я не помню, как дошла, не помню погоды, прохожих. Не помню, сколько шла и где. А в психиатрии это называется расстройство сознания. Угу, я больна.
Однако, возможно, я накручиваю. Просто все мои мысли были заняты Антоном. Каждой частичкой своего тела я переживала за него. Мой разум, сердце, даже кончики пальцев ног болели за Антона. В психиатрии это называется навязчивым состоянием. Угу, однозначно больна.
Я не разуваясь, влетела в зал. Черт! Это не болезнь, а интуиция! Я всем своим нутром чувствовала, что-то стряслось. Еще в тот момент, когда позвонила Оля.
Я убью этого кретина! Я убью его в тот же момент, как увижу! Диван, два кресла в зале вдоль и поперек были исполосованы ножом. Они напоминали раненных монстров из фильмов ужасов. Кусочки ткани висели там и тут, наружу торчали пружины и синтепон. Я в ужасе представила, что творится в спальне. Вбежав туда, я невольно вскрикнула. От огромного спального гарнитура, десятка любимых мягких игрушек, одежды остались лишь сородичи чудищ из зала. Антон как раз сейчас разбирался с моей любимой пандой.
- После этого ты называешь меня больной? Что ты творишь? – я набросилась на Антона с кулаками. Он повернулся ко мне лицом. В руке он крепко зажал разделочный нож. Драться с вооруженным психом, было бы первым признаком моей нездоровости. Стало жутко. Антон угрожающе раздул ноздри и медленно вознес нож надо мной. Он хотел что-то гневно прокричать, но вдруг… сделал жалобные глазки, выронил нож и стал рассеяно оглядываться по сторонам. Антон дрожал и задыхался. Я стояла в ступоре. Антон сел на пол и принялся раскачиваться взад-вперед, как наркоман, во время ломки. Я села рядом, положила голову на колени и заплакала… Все было понятно без слов… Я в шоке, он тоже. Он болен, я – нет. Я вылечу его!
Спустя пару часов Антон пришел в себя. Мы выпили таблетки и вновь всплакнули. Оба. Ему захотелось спать. Я села перед телефоном, нервно теребя в руках странички записной книжки.
Раньше, еще год назад, этот номер я знала наизусть подушечками пальцев. Номер матери Антона.
- Здравствуйте. Это Маша, девушка Антона. Вы меня помните?
Молчание… Глухое… Многозначительное…
- Алло! Вы меня слышите?! Не молчите, пожалуйста, ответьте! Мне необходимо с вами поговорить…
Короткие гудки… Мама Антона бросила трубку… Стерва… Я перезвонила вновь…
- Да?
- Елена Вик…Викторовна, выслушайте меня!
В ответ она устало вздохнула:
- Девочка. Я не знаю ни тебя, ни твоего Антона. У меня нет сына…
- Как? Как вы можете так говорить? Ведь двадцать лет был?! – я чувствовала, что начала срываться на крик… Осеклась… Потому что нужно держать себя в руках во благо любимого. Только вдохнула побольше воздуха в легкие, чтоб продолжить разговор мирно, как она опять прервала разговор…
Антон почти неслышно подошел ко мне сзади, положил руку на мое плечо. Я перевела взгляд на руку. Под ладонью Антона лежал смятый клочок бумаги.
- Отец?
Антон кивнул и молча ушел обратно.
Телефон отца… Международный вызов… Его папе, благополучно бежавшему в США… Я долго не решалась позвонить… Однако это было необходимо, как глоток свежего воздуха в горящем помещении…
- Hello? – бодро раздалось на том конце провода. Я растерялась, на каком языке разговаривать… С чего начать… С кем я вообще имею дело… но, внезапно задумавшись о множестве циферок в счете за телефон, немедленно затараторила не то на русском, не то на английском:
- Мне необходимо поговорить с Михаилом Васильевичем!
Тишина. Заминка. Наверное, я все же сказала по-русски.
- А кто это? – с киношным американским акцентом ответила мне девушка. Думаю, прислуга, или дочь. Сестра Антона.
- Это… девушка Антона… Меня зовут Маша… можно мне поговорить с его отцом?
Реакция девушки, как минимум, привела меня в замешательство. Казалось, она много-много лет сидела перед телефоном, ожидая моего звонка:
- Оу! Маша! Привет! А я – Таня! Сестра Антона… А… папы сейчас нет… то есть… его в принципе нет… А о чем ты хотела с ним поговорить?
Сестра… папы нет в принципе… это как? Стоит ли ей говорить про Антона?
- Таня, - улыбнулась я как можно шире, - а где ваш папа?
- Ну… - Таня замешкалась, - не знаю, наверное, мне не стоит тебе говорить это… В общем, папа в больнице уже второй год… В психиатрической клинике… на принудительном лечении. Шизофрения.
- Как? – ноги онемели, в глазах потемнело, голос Тани стал гораздо дальше и неразборчивее.
- Сначала ему везде виделись жены-лесбиянки… ты ведь в курсе, что наша мама… нуууу…
- Да!
- Потом… Потом сыновья-предатели. Папа считал, что Антон предал нас, не поехав в Америку. Затем… Это вообще ужасно! Он, возомнив себя мэром, пробрался в его кабинет, раздавая всем распоряжения! Его, конечно же, немедленно положили в клинику. И хорошо. В противном случае – тюрьма.
Последний раз мир так переворачивался когда я увидела Антона, играющего в войну. Теперь он перевернулся вновь. Интерьер квартиры медленно расплылся перед глазами, все куда-то поехало… поскакало… Вот оно в чем дело! Оказывается болезнь у Антона наследственная! Из-за его полоумного папаши и куча сумасшедших пра-,прапра-, мы с любимым обречены!
- Аллоу? Маша?
- Но… Я звоню… Антон… Болен… тоже! – мне с трудом удавалось выговаривать даже простые слова.
- Антон? – Таня была искренне удивлена. – Болен? Как жалко…
Мебель перестала танцевать перед глазами, и все резко встало на свои места. Жалко??? О чем это она? Это она о своем брате сейчас сказала, или я что-то важное упустила?
- И?
- Что «и»??? ему необходимо срочное лечение! В клинике! Такой же, как и твоему отцу!
До Тани наконец дошел смысл моего звонка. Она замолчала. Скупердяйка!
- Тань, почему молчишь?
- Тебе деньги что ли нужны?
- Да! – это сладкое чувство надежды, разливающееся по телу, словно густой мед.
Таня опять замолчала. Глупый получался разговор.
- Хм… ну что ж, хорошая идея! И сколько таких, как ты может мне позвонить? И что бы ты сделала, не скажи я тебе про отца? Что бы ты соврала? Не знаю, знаешь ты Антона на самом деле или нет, откуда взяла этот номер, но немедленно забудь про этот разговор, а не то сообщу в полицию!
Таня громко и гневно прервала разговор.
Не поверила…
Но и не дала высказаться!
Я в голос зарыдала, с силой кинув телефон в стену. В последнее время я плачу каждый день. Однако раньше это были слезы жалости к себе, к своей несчастной судьбе. Сейчас же это – слезы от беспомощности, бессилия, от неизвестности… Антон… В то время, как я слезами зализываю свои ссадины ему в тысячи, в миллионы раз тяжелее, чем мне…
Что делать? Что делать??? Что делать?!
- Масянь, я правда не понимаю, зачем… Зачем я это сделал.
Мы лежали на изрезанной кровати обнявшись. Антон рассуждал о припадке:
- Помню, как ты ушла.. Помню, посуду помыл… потом… Поел… опять… посуду помыл…
Антон замолчал. Мне показалось, он задумался, начал что-то вспоминать. Я подняла голову с его плеча, всмотрелась в лицо Антона… оно было невероятно напряженным
- А потом… я… с ножом в спальне… ты стоишь рядом… Что между было… что было между… не помню…
Он был таким растерянном. Искренне хотел помочь и себе, и мне. Он хотел. Он старался. Не мог. Болезнь сильнее.
Я положила голову обратно на его жесткое плечо. МЫ поставили будильник, чтобы не проспать прием таблеток. Антон решил принимать двойную дозу.
Четыре самых счастливых дня за долгое время. Четыре дня беззаботного счастья, эйфории, спокойствия. Четыре дня безвылазного сидения дома наедине с Антоном. Со здоровым, моим милым Антоном. Вот уже пятые сутки его не мучают галлюцинации, он не бредит, не режет мои игрушки. Живой. Веселый. Прежний… здоровый…
Все эти четыре дня мы наслаждались обществом друг друга… Бесперерывно болтали о всяких мелочах. Кушали гадости из серии «народов Южной Азии»… Антон всегда хорошо готовил… А вечером я жарила мешок поп-корна… мы ели его, засматривая черно-белыми советскими комедиями. Спать ложились под утро… в обнимку.
Часов в пять утра прозвенел будильник, настойчиво напоминая о том, что Антону пора принимать лекарства. Он поднялся с кровати, закашлялся. Ушел на кухню. Я благополучно заснула. Странный сон мне приснился. Мы с Антоном гуляем по полю. Мягко пригревает солнце, мы держимся за руки, хохочем. Внезапно начинается ураган, мы бежим в убежище, нас подхватывает ветер и несет за собой. Мы, как те снежинки, за которыми я часто наблюдаю из окна то взмывали ввысь, то летели близко от земли. Сквозь сон я слышала смех и болтовню Антона. Как мило… он разговаривает во сне… И вдруг ветер обрывается и мы стремглав падаем вниз… Я просыпаюсь от своего крика.
Антона рядом не было. Странно. Я пошла в кухню выпить воды, очнуться наконец от завораживающего сна, и заодно проверить, где мой любимый.
Окно на кухне было открыто. Настежь. Холодные порывы снега и ветра врывались в квартиру. На подоконнике стоял Антон. Он задумчиво глядел на улицу.
- Ан..тон… - я стояла в оцепенении, боясь сделать неверное движение. Он оглянулся и улыбнулся… как-то очень зло ухмыльнулся:
- Представляешь, Путин – не глюк! Сегодня ночью он приходил ко мне. Он и… люди из ЦРУ и ФСБ. Они рассказали мне… много чего… я теперь один из них… посвященный…
- Антон, - перебила я его почти шепотом, - слезай… в комнате… давай поговорим об этом в квартире.
- Я не могу, - он сделался серьезным и упрямо покачал головой, - это их поручение. Человечеству грозит опасность! Я должен убить себя, чтобы спасти человечество. Оно ждет моей помощи.
Неожиданно для себя я потеряла контроль и забилась в истерике:
- Антон!!! Какое отношение ты имеешь к человечеству?! Нас шесть миллиардов!!! Ты один!!! Ты умрешь, ничего не изменится!!!
- Хм, я тоже так полагал, - Антон был невероятно спокоен, - но президент и его люди мне многое рассказали. Я не могу поделиться с тобой этим. Секрет. И его я унесу с собой.
Антон резко сорвался вниз. Его просто не стало. Я истошно завопила и выбежала на улицу.
Что было дальше помню смутно… Подбежала к Антону… начала лупить его кулаками, без разбора… позвонила в скорую… Больница… Старая, страшная медсестра… Врач…
- Ему невероятно повезло. Он умудрился упасть без особо тяжких последствий. Сотрясение мозга и перелом ноги, - он безразлично это мне сообщил. Я была шокирована… мало ли какие шизофреники еженочно выбрасываются из окна…
- Доктор… он болен…
- Вы спросили или утвердили? – расхохотался врач.
- Утверждаю. Болен. Он. У него вторая, а может, уже и третья стадия шизофрении. Антоша выпрыгнул из окна с целью спасти человечество… нас с вами…
- И как? Спас? – доктор продолжал смеяться. – Лечиться ему надо. Лечиться.
Потом, опять ничего не помню.
Каким-то образом, оказалась у Алины.
Нет, только не это!
- Ты не представляешь, как я переживаю, - «бла-бла-бла, что Георгий опять ушел\пришел\улетел на Луну», - из-за Антона…
Что? Антона? Вау! Где Алиска потеряла свой вездесущий эгоизм? Я ухмыльнулась, представив Алину, которая ежедневно одевает и снимает эгоизм, как вставную челюсть. Надот пройтись по комнатам, поискать его. Алиса без эгоизма что охотник без ружья, что кенгуру без сумки, что Алиса без эгоизма… Жуть!
- Машка, ты срочно должна вылечить его!!!
- Сама? – Алинка насупилась. Принялась переваривать мой вопрос, ненавижу, когда она тормозит.
- Почему сама? Врачи на что? Но лечение-то не бесплатное. Где ты собралась брать деньги?
Не поняла… Любимая подруга переживает за свой толстый кошелек?
- Уф… найду…
- Ты не думала больше над моим предложением?
- Каким? – недопоняла я.
- Ну… насчет того, чтобы… ненадолго стать мной… такой как я…
Затем вновь ничего не помню… Сижу дома. Жду. Чего жду? Зачем?
Послонялась бездельно по квартире. Убралась… Поела… Легла спать… Не помню ничего…
Пошла в институт. Встретила там Олю. Рассказала ей все. Она предложила свою помощь. Я отказалась. Она предложила взять кредит. Я задумалась. Потом отказалась. Вдруг, не смогу отдать? С трудом отсидела три пары. Забежала на рынок за продуктами. Что можно кушать Антоше? Купила стандартный набор соков и фруктов. Дома сварила любимый бульон.
Антон лежал в палате с еще тремя мужиками. У всех были свои переломы. У кого-то нога, у кого-то рука, шея, ключица… Мой любимый лежал без сознания. А может, спал. Я села рядышком, на табурет на трех ножках. Еду положила на тумбочку.
- Антоха! К тебе телка твоя пришла! – заорал парень, лежащий у окна. Антоша вздрогнул открыл глаза.
- Привет, - улыбнулась я. Он улыбнулся в ответ, - что это было? Тебе больно?
- Немного колено болит. А голова уже прошла. Ночью болела сильн.. уснуть не мог. Зая, мы же вылечим меня? Давай меня в психушку? – это страшное слово он произнус шепотом, чтобы некто не услышал. – Наймем самого лучшего врача в городе. Только, пока я в здоровом уме…прошу… вылечим?
По нашим щекам в унисон скатились слезинки.
Помогу. Я помогу тебе, любимый. Обязательно.
Доктор сообщил, что в больнице Антону необходимо провести еще пару дней. Значит, у меня есть всего 48 часов, чтобы поговорить с Иван Иванычем.
Два дня чтобы стать проституткой.
Мы оба всем договорились с Алинкой. Следующего своего клиента она отдаст мне.
Полтора дня я прождала одного единственного, решающего звонка. Не ходила в институт. Изредка, как преданный пес бегала к Антону, и летела обратно домой к телефону.
Долгожданная трель раздалась в обед второго дня. Тогда я уже совсем отчаялась.
- Алло? – в предвкушении спасительных денег мое сердце грохотало раскатами грома.
- Мария?
- Да… - я старалась вложить в это крохотное слова максимум хоть какой-нибудь обольстительности… Клиент, как-никак, не простой…
- Мне вас порекомендовала моя… моя… подруга Алина. Мы можем сегодня встретиться? – мужчина имел бархатный бас. Как у актера Дмитрия Дюжева. Его я себе и представила, чтоб хоть как-то оправдать то, что по голосу клиент мне понравился.
- Безусловно… Где? Во сколько?
- Гостиница «Like a glue». Девять вечера. 713 номер. Идет?
- Конечно же. Мне позволено опоздать на пять минут?
- Так же как и мне позволено быть на пять минут раньше.
Мы оба кокетливо рассмеялись.
Блин, что тут смешного? Собираюсь изменить своему мужу и смеюсь! Дура! Может, ну все к черям собачьим, взять кредит?
- Увидимся, золотце. Целую.
- Целую нежно.
Я бросила трубку на рычаг с такой силой, будто только что говорила с маньяком-убийцей. Так обычно делают в триллерах. Это значит примерно то, что я все равно сильнее, пусть сейчас немного испугана.
Я сделаю свое нехитрое дело, возьму деньги и вылечу Антона. Проще простого!
Вместо того, чтобы броситься в ванную, наводить красоту, я позвонила Иван Иванычу и рассказала о последних событиях. Он заметно переживал и настоял на срочном лечении. Он говорил длинными, непонятными словами, я едва успевала улавливать их смысл. Последняя стадия шизофрении… Слабоумие… Бред… Галлюцинации всех форм… и аффектные расстройства:
- Мы вместе наблюдали все стадии развития болезни. И это наша вина, что мы вовремя не приняли необходимые меры. Апатия к окружающему миру, интерес к ранее неинтересным вещам и наоборот, Антон перестал следить за собой, стал напряжен и суетлив. На задаваемые вопросы отвечал длинно, путано и бессмысленно. Вы прошли медикаментозное лечение. Как я понял, часто пропускали приемы лекарств. Самолечение всегда приводит к обострению болезни. При уклонении от лечения, в любом виде, степень опасности больного для самого себя и для окружающих увеличивается в разы. Вам необходимо от нейтролептиков перейти к атипичным антипсихотикам. Вероятнее всего, в больнице ему назначат позитронно-эмисинную компьютерную или магниторедокасную темографию. – Иван Иваныч замолчал. То ли что-то обдумывал, то ли решил сделать передышку.
- И что дальше?
- Что будет дальше, зависит только от Антона. Часто, как результат такого лечения возникают соматические заболевания. Экстрапирамидальные нарушения. Например, паркинсонизм. Лечение может и вовсе не дать результатов. Или они могут быть непродолжительными. В течение жизни ему потребуется поддерживающее лечение и наблюдение специалистов. Ведь о состоянии больного может судить только врач. Мнение больного и родственников в большинстве случаев ошибочно.
Опять воцарилась тишина. У меня сложилось впечатление, что я сижу на завораживающей лекции. Я боюсь задать вопрос, ибо боюсь, что ответ может меня шокировать.
- Иван Иваныч, я узнала причину болезни Антона. Его отец тоже болен. Только у него шизофрения начала проявляться несколько лет назад. Ему было около сорока… получается. Антону же… двадцать было…
- Странно, - задумчиво произнес врач, - шизофрения – болезнь молодежи и стариков. То есть от двадцати до тридцати и после шестидесяти. Наверняка, у отца Антона, как и у него самогое каждому под силу нести на себе столь тяжелый груз. Я поражен вашей стойкостью и жизнелюбием Безусловно, вы стали немного иначе смотреть на окружающий вас мир. Иногда, наверняка, пытались встать на место Антона, дабы лучше понять. Если хотите, мы с вами отдельно побеседуем на эту тему.
- Нет-нет, спсибо. До свидания. Скоро мы к вам явимся.
Вот славный мужчина! Вот это человечище! После беседы с ним на душе всегда так тепло и уютно. Он напоминал деда Мороза. Или Николая Чудотворца. Эдакий волшебны старичок, приносящий радость и счастье.
После разговора с Иван Иванычем я отправилась к Антону и поделилась с ним своими мыслями и знаниями, и надеждами.
- Маш. Лечение стоит больших денег. Да?
- Найдем, Антош, найдем…
Девять часов вечера. Гостиница «Like a glue». Из вредности стояла в холле пять минут. Поднялась на седьмой этаж. Номер 713. Немного потопталась перед дверью. Какой калейдоскоп чувств я испытала за эти несколько секунд. Смятение. Смущение. Страх. Стыд. Предвкушение чего-то необычного. Внешне, кажется, я выглядела очень спокойной. Привыкла. И сногсшибательной. Одолжила у Алины красивое дизайнерское платье.
Я аккуратно опустила ручку и толкнула дверь, она легко открылась. Я невольно удивилась, все двери, которые в последнее время мне пришлось открывать, скрипели и жужжали.
Мягкий желтый свет тускло освещал гостиную. Сердце. Черт, сердце предательски громко забилось. Его стук, мне кажется, слышали даже на улице.
«Где он?»
Я лениво огляделась. Недешевый номер. Значит встреча у меня с дорогим мужчиной. Ну и я тоже хороша: элитная… дорогая проститутка.
- Вы присаживатесь, - послышался голос за спиной. Обернулась. Опа-на! Дмитрий Дюжев! Пригляделась – нет, не он. Разочарование… Я увалилась в кресло, это получилось так нелепо и неуклюже. А что я могла поделать? Я нервничала.
- Меня зовут… Это очень важно?
Я обаятельно улыбнулась. Мужчина подошел к бару:
- Вино?
- Мускат. Белый. Полусладкий. – я решила подражать Алине.
Перед глазами всплыл образ Антона. Картинки из нашей счастливой совместной жизни
Черт, зачем сейчас?
- Маша! Возьмите бокал. – Настойчиво попросил мужчина, видимо, он давненько стоит с протянутой рукой. Я как-то неудачно нервно улыбнулась уголком рта и жадно глотнула вина.
- Я смотрю, вы довольно напориста. Я хотел предложить тост, но Вы уже принялись за дегустацию.
Напориста. А еще у меня муж немного шизофреник. Интересно, что мне делать дальше? Так хотелось позвонить Алине и попросить небольшую консультацию.
Вновь перед глазами всплыл Антон. Только теперь он лежал на больничной койке в ожидании моей помощи.
- А еще загружена. – он проницательно всмотрелся в мои глаза, пытаясь понять, что скрывается за столь грустным, задумчивым молодым взглядом.
И что? Будто он поймет! Обсудить с ним Антона, плакать-рыдать, просить о помощи?
- Тебе это действительно интересно знать? – Я самонадеянно перескочила на «ты». В конце-концов, что я теряла? Я не знала ни его имени, ни статуса, ни своего оклада, черт возьми! Мужчина ухмыльнулся. Я невольно стала замечать, что он вовсе и не похож на Дюжева. Тот – брюнет, этот – шатен. У того – пухлый губы, а у этого – две тоненькие ниточки.
- Тебе говорили, что ты похож на Дюжева?
«Клон» актера так мило поднял одну бровь:
- В этом заключается твоя проблема?
Нет, я не понимаю, ему действительно интересно знать про Антона?
Под лопаткой пребольно кольнуло… Антош… ну, милый, ну погоди еще немного… Завтра выпишемся и пойдем к доброму Иван Иванычу.
Чем больше я уговаривал Антона исчезнуть, тем отчетливее в памяти вырисовывались мягкие черты его лица.
Бедный. Бедная. Бедные…
Слеза-предательница выкатилась из моего ярко накрашенного глаза. А потом – ее близняшка – из второго. А затем у меня случилась истерика. Прямо на глазах у «Дюжева». У него на коленях. На его плече. «Клон» никак не испугался моего поведения, напротив, просил поведать историю моей несчастной судьбы.
Я, буквально, плакалась ему в стильный жилет. А он по-отцовски гладил меня по голове. Жалел. Как мало и как низко. Жалость. Как приятно… Казалось, двадцать лет я жила лишь для этого момента. Так уютно, так комфортно на плече «Дюжева».
Мы расстались под утро. Как и намечалось. На самом деле «Дюжева» звали Игорь. Он – сын очень влиятельного человека в нашем городе. Игорь был феей. Да! Доброй тетушкой-феей из сказки… Ни одна беседа, ни с одной подругой не принесла мне большего облегчения и умиротворения, чем сейчас. Мы расстались не попрощавшись. Он уснул, а я незаметно вылетела из номера.
Я не понимала, что теперь делать, где брать деньги. Однако тело и разум окутывало невероятное спокойствие. Рай…
Я пришла домой и, немедля, уснула. После целой ночи слез я была в изнеможении. Разбудила меня телефонная трель.
- Да? – сонно прохрипела я.
- Маш… ты почему дома? – поинтересовался бодрый мужской голос.
- Кто это?
- Это Игорь. Дюжев Игорь. Ты почему не в номере номер 713? Ну-ка дуй сюда немедленно. Поговорить надо. Не приедешь – обижусь. Сильно. И скормлю тебя белкам. – Я не понимала его настрой. Интонации были настойчивыми и веселыми одновременно. Игорь бросил трубку, глупо хихикнув на прощание. Идти? Ехать! На такси.
- Через несколько минут я сидела в уже родном номере гостиницы. Напротив меня стоял Игорь. Смотрел с немыслимым укором.
Он в шуточной форме долго ругал меня за мой английский «эскейп». Что ушла не поговорив с ним. А о чем мне с ним еще говорить? Спасибо за компанию. Извините за неудавшуюся ночь.
- Маш… я хочу тебе помочь… - неожиданно, как падение, серьезно сказал Игорь.
- Чем?
- Деньгами. Я хочу помочь вылечить Антона.
Я рассмеялась Игорю в лицо. Он смутился.
Вы ж посмотрите на него! Матерь Тереза, ей Богу! Ничего не бывает просто так! Помочь? Бред!
- Что смешного? – обиженно насупился Игорь. – Ты не веришь, что я могу и хочу помочья?
- Чего это ради? Ты знаешь меня несколько часов. Антона и вовсе не знаешь!
Игорь замешкался. На минуту замолчал:
- Потом, ты все сама поймешь…
Прошло несколько месяцев с того дня. Сегодня мы с Антоном сидим в кабинете Ивана Иваныча. Он делится с нами результатами. Я слушаю вполуха. Я ведь вижу, я ведь знаю, что Антоша здоров. Он изредка поглядывает на меня и улыбается. Так по-детски наивно. Антон держит меня за руку. Домой мы пошли пешком. Нет. Побежали, схватившись за руки.
В голове проносились обрывки фраз Ивана Иваныча: «…лечение было усиленным.ю поэтому мы уложились в минимальные сроки…», «…необходимо продолжать лечение…», «…я надеюсь, все у вас будет хорошо!».
И я надеюсь.
В тот день Антон заснул очень рано. Измотался, устал. И очень соскучился по нашей изрезанной кровати. Я робко набрала номер Игоря:
- Игорь, привет…
- Солнышко мое! Здравствуй. Как ты? Как Антон? Я очень соскучился по тебе, радость моя…
- Игорь. С Антоном все хорошо. Выписали. Ему лучше.
- Здорово! Вот видишь, все хорошо кончилось. Как я и обещал. Когда мы увидимся, любимая?
- По этому поводу я и звоню. Я не смогу разрываться между вами… Я вынуждена…
Боже, как больно говорить эти слова, но иначе нельзя было… Увы, ситуация выставляла меня не в лучшем свете – будто я использовала Игоря. Но это не так! Я очень привязалась к нему. Я его очень люблю, но иначе. Я благодарна этому святому, благородному человеку…
- Маша… но… Я люблю тебя…
- Заяц… Пойми меня… Спасибо за все… Я тебя никогда не забуду.
Как последний трус, я бросила трубку. Выключила телефон…
Ничего… переболит… Я буду поздравлять его со всеми праздниками… Приеду на его свадьбу, которая, я уверена, скоро состоится… Буду крестной мамой его сыну, или дочери… Я очень благодарна Игорю… Я безумно его люблю…
Но еще более безумно я люблю Антона. С болезнью и без нее, с тазиком или ножом в руке…
Номер Игоря я набрала только спустя полгода. Я не поздравляла его с праздниками. Я была беременна.
Игорь говорил со мной жестко, сухо, пресно, холодно, отстраненно…
Я настаивала на встрече.
Внезапно, он согласился.
Мы обсудили все. С самого начала до того дня. Решить ничего не успели… Позвонила Алина и сообщила, что… Антон погиб. Сердце. Не выдержало после усиленного лечения. Инфаркт.
Врачи не усмотрели, что сердце стало хуже работать, им важно было избавить его от галлюцинаций… впрочем, как и нам с Игорем…
Транс…
Игорь тоже…
Даже малыш, внутри меня засуетился и закопошился. Возможно, он успокаивал меня: «мама, не переживай. Ты хотела, чтоб этому пришел конец. Вот он! Я с тобой… и папа с тобой… мы тебя любим…одна большая дружная семья!»
Ему вторил Игорь, в глазах которого стояли густые слезы. Он слишком привык к существованию Антона, не мог смириться с его гибелью…
На похороны приехала мать Антоши. Она рыдала, причитала, молила о прощении. Мне стало жаль ее. Малышу тоже. Мы решили назвать его в честь Антона.
Я столько страдала. Это должно было когда-нибудь произойти. Какой-никакой, а – конец. Бог решил поставить точку именно такими чернилами… А ведь он, черт возьми, прав… Болезнь могла бы возобновиться… что бы мы с малышом делали тогда? Иисус все-таки гений…
Эпилог.
Прошло много лет. Вся эта история кажется страшным, правдоподобным сном.
Но я все чаще задумываюсь над визитом к Иван Иванычу… жив ли он?
У нашего с Игорем сына Антоши начальная стадия шизофрении. Ему пятнадцать.
В пятнадцать лет я начала считать на небе звезды. Это было моей навязчивой идеей. А еще могла подолгу разглагольствовать на любые глупые темы.
Навязчивый счет и навязчивое мудрствование. Это начальная стадия болезни.
Антоша, однозначно, мой сын. И Игоря. ДНК не врет.
Шизофрения – болезнь, передаваемая, зачастую, по наследству. В подарок от меня Антоше.
Мой Антон не был болен… это я. Я шизофреник!!! Я и Мой сын!!!
Я влетела в комнату Антоши, схватила за капюшон. В тот момент он беседовал сам с собой. Надо действовать, малыш! Пока не поздно! Вдвоем с Антошей мы ввалились в кабинет Игоря. Я рухнула на пол и зарыдала:
- Игорь!!! Вылечи нас!!! Выле…чи…