Часть 1.
НОЧЬЮ НЕ СПИТСЯ ИЗ-ЗА КОМАРОВ.
Нас с сестрой положили спать во дворе. Точнее, на деревянном топчане-рыдване за изгородью, отделяющей двор от сада. Получается, все-таки в саду. Мы сами так выбрали. Спать в августе в душной сельской усадебке, где духота и выделения потных голых бедер и спин - заманчивая мишень для летающих кровососов?! Не-е-е. Мы - городские, нежные!
Мы сюда приехали в гости к моей школьной подруге. У нее семья. Муж, худой и длинный, как колодезный журавель. Периодически колотит ее для субординации. Двое сыновей-малолеток. На глазах у них проходят "прикладные" беседы родителей, и творческий процесс воспитания приобретает наглядную остроту. И хозяйство: молокообильная корова Маня, две свиньи, по стаду гусей и уток. Пес-барбос, радостно осознающий свою значимость, когда не на привязи. Когда на цепи - от обиды злой, как дьявол. Ну, и без кота не комплект. Рыжий бездельник Вася, с неясным умыслом вечно валяющийся под ногами.
Сладостный сон ночью под открытым небом. Теоретически. Но паскудно-занудное, зудящее над ухом комариное племя активно вмешивается в процесс. На дворе их еще больше! Маленько бы ветерка, сквознячком чтоб снесло проклятых!.. Замшевое небо сплошь утыкано разными по мощности "лампочками". И некоторые из них падают прямо к нам в руки: загадывайте, девки, желания! И мы загадываем, жадно вдыхая по случившейся оказии негородской, густо пахнущий свежескошенным клевером воздух. А в траве кузнечики надрываются: "Мы - кузнецы, и дух наш молод! Куем мы счастия ключи..."
Не спится.
-Эх, жаль, ночь проходит, - шумно вздыхаю я.
-А то бы что? – тут же откликается сестра.
Она младше меня на пять лет. Симой зовут, Серафимой. Бедовая такая! Боевая подруга моя.
-Завтра уезжать... – Еще пару раз удочку закину и порядок. – В следующий раз аж через год приедем...
Тишина такая хрустальная, что комариное занудство превращается натурально в гул вертолетов и разбивает хрусталь вдребезги к чертовой матери! Мы укрыты простынями под самые подбородки, и эти вечно голодающие твари кружат над нашими головами, выбирая момент вцепиться в нос или щеку.
-Нет, я не могу так, - я сорвала с себя простыню и села. Комариная туча жахнула в сторону. - Они нас живьем сожрут!
-Может, сгоняем в соседнее село? - догадалась сестричка.
-Он живет не в соседнем, а через село, - осторожно напомнила я.
-А, ну-да! Ну, тогда через село. А что?
-Далеко. Страшно.
-Пфе! Ты жажду утолишь, а мне - романтика!
Часть 2.
ОКНО СПАЛЕНКИ.
Мы прошли, хоронясь, через двор к дому. За углом – калитка и свобода.
Заполошное «гау, гау!» откинуло нас синхронно к кирпичной стене. Перевели дух.
- Эта псина сюда не дотянется?
-Держись в тени, она и не заметит... Гляди, луна красивая какая!..
-Нахальная! Как ты!
Окно, под которое нас загнал подлый пес, светилось: там, видать, тоже не до сна. Слышны были интригующие звуки: не то всхлипывал кто, не то икал и повизгивал, а между метиями -посвистывал. На это похотливое хрюкание наезжало глухое урчание, и... двигали мебель.
Сильно тянуло заглянуть. Но высокий фундамент добротной хаты, выстроенной молодоженами лет пять назад, не возволял. Проект этой затейливой "архитектурки" родился, скорее всего, за стопкой сивушного самогона в возбужденном грядущим счастием мозгу новоиспеченного мужа. Само же строение имело бесшабашный, незаконченный вид и сегодня. Фронтон, тот, что в сторону сада, был кокетливо, как нежная грудь курсистки, открыт ветрам и дождям третий месяц. Спасало «родовое гнездо» жаркое, засушливое лето. Хозяин снял с торца временную фанерную заслонку, чтобы навечно законопатить деревом, да запил по причине ревности. Валюха - его жена и моя подруга - все лето проходила в синяках, бывших обидно не к месту на ее сдобном теле. Призывала мужа опомниться и взяться за ум, и исправно готовила каждое утро тормозки ему на работу. Я б так не смогла. Он бы у меня не слезал с крыши, гад такой!
Луна интересничала, умостившись на коньке недоделанного фронтона. Вот-вот навернется, дура! Запах клевера с участка и "львиного зева" с клумбы затейливо перемешивался с навозными парами из коровника. Это есенинско-поэтическое сочетание навевало всякие ностальгические настроения из детства. Сейчас бы кружечку Маниного парного молока и ломоть от еще горячей буханки! Аж слюна накатила...
-Ну что, подтащить, что ли, вон то бревно? – Симкины глазки и белые зубки так и сверкали в серебристом свете истекающей желанием паршивки луны.
-Симка, ты на вампирчика похожа. А ну, улыбнись! Поширше! Клычки маловаты...
Сестричка больно шлепнула меня по плечу. Тяжелая у нее рука.
И тут мы увидели тень. Она свесилась прямо над нами, из-за наших спин и разлеглась на зашарканной до глянца суглинистой дорожке. К окну кто-то подошел и замер. Прислушивается. Стоны и прочая сексуальная полифония замерла на время. Нас спасла сетка от комаров, натянутая на раму – человек не мог перегнуться через подоконник.
-Галю-у-унь! - Сима восторженно топорщила пятерню в направлении тени. - Галюнь! А кто это там!?
Могу, граждане, поклясться и я, что тень на дорожке не Валюхина! И не Ванькина, ее мужа! Обладатель ее раза в два шире худосочного Ваньки и во столько же раз выше его жены. А куда ж Ванька подевался? Интересно девки пляшут.
Часть 3.
ШКОЛЬНЫЕ ШАЛОСТИ.
Следует маленько отступить и сказать про школу.
В школе мы с Валюхой были «не разлей вода». Всюду вместе.
Каждая получала причитающееся от дружбы.
Я была чернявая, с негустыми косичками, но с буйной кудрявой челкой, как чуб у козака Пельки. Пухлые, и потому кажущиеся чувственными губы. В глазах... Глаза были дьявольские, да! И управлялись как-то сами собой, без моего участия. Умели сверкать яростно, по-пуритански, когда следовало пригвоздить к полу низкорослого ухажера из параллельного класса. А бывали зазывны, по-куртизански переливались майской радугой в капле меда, когда вот так вот! по самое горло! позарез! надо было завлечь новичка с васильковым именем Василь. Я не скромная, я просто красивая. Меня необходимо оттенять.
Валентина пухленькая всегда была. Она и сейчас пышная... дородная. С сильно запавшим подбородком и глазами слегка навыкате. Такого добра, как кавалеры, у нее не водилось. Зато она - преданный друг. И при мне ей иногда кое-что перепадало от мужского внимания.
Василек быстро попался в мои сети. Я для виду окружила себя бумажной крепостью и позволила ее штурмовать. Валюху он вскоре стал называть "родычкой" и по всем вопросам был натаскан обращаться не напрямую ко мне, а к "коменданту крепости". Сходить со мной в клуб, вызвать из-под бабкиного надзора на свидание так, чтоб бабка не заподозрила "непотребства и похабства" – все! все было возможно, благодаря родычке Вале!
Обидно незаметно подкатила под занавес школьная пора. В конце десятого класса я решила, что моя девичья честь дальше мне как бы и ни к чему. И подарила ее Васильку. В темной раздевалке спортзала, в то буйное майское время, когда наш выпускной класс отплясывал «Школьные годы» в актовом зале на втором этаже.
Часть 4.
ТАШКЕНТ - ГОРОД СЛАДКИЙ.
В успешный Ташкент, горячую южную столицу занесла меня нелегкая прямиком со школьного бала. И там, в уютном ресторанчике на Мустакилик Майдони столкнула с моим будущим мужем, инфантильным, круглоголовым сынком главного инженера текстильного комбината. Ой, не случайно столкнула! Видно, на лице моем была четко прописана алчная цель.
Квартира - сталинка на проспекте Осмона Насыра, протекция в текстильный институт с последующим устройством на работу в КБ под крылышко свекра, муж – ни рыба, ни мясо, зато любящий и преданный. Одним словом: масляно-шоколадный быт. Что, граждане и гражданочки, нужно женщине, если не это?! Ах, любовь? С любовью, извините, промашка. Нет корысти противиться закону физики: где-то прибывает, где-то столько же обязательно убавляется. И хоть ты тресни! Моя любовь в светлом образе комбайнера Василя осталась неприкаянно блуждать по васильковым полям серо-сизой деревушки на отшибе развратной цивилизации.
Меня затягивает сюда каждый год. Летом. В конце отпуска. Верно, да, как в болото. Отпуск провожу, как примерная семьянинка, с мужем и сыном в какой-нибудь живописной зоне отдыха Средней Азии. А последние пару дней краткосрочного отдыха перед последней станцией под унылым названием "Работа" – обязательная транзитная остановка здесь, в недостроенном тереме моей школьной соратницы. Любовной подзарядкой с Васильком заряжаюсь, как мобильный телефончик, до следующего года. Ничего, хватает. И так шесть лет.
Если бы не галантно-элегантный Ташкент, быть бы мне женой славного комбайнера и матерью выводка из пятнадцати душ. Брррр...
Часть 5.
ВЫХОДИМ НА ПАНЕЛЬ.
Валюхин «долгострой» красуется прямо у дороги. Точнее, это солидный тысячекилометровый тракт, нанизывающий на себя, как бусины вразнобой, деревни, города и заправочные станции. Возводили его на некотором возвышении, не иначе хотели обозначить некоторое уважение к предмету «пипл коннекшэн». Ту же функцию выполняют и телеграфные столбы, натыканные, точно панельные проститутки, на выверенном расстоянии друг от друга – у каждой свой кусок вотчины!
Мы с Симкой вскарабкались по крупной гальке крутого откоса и бодро повернули в ту сторону, куда нас манила пучеглазая лунища. Накатанный колесами асфальт задорно поблескивал, и мы с удовольствием шагали по нему широко и размашисто, как два просоленных ветрами моряка по отдраенной палубе.
- Хоррррошо! – воскликнула импульсивная сестричка. В ответ ей дружно гавкнули сразу из трех дворов. Посмотрим, что она запоет, когда мы отойдем подальше от Валькиной крепости.
За околицей тракт обступили с обеих сторон стройные тополя. И так будет до следующего села, где их сменят дома и домишки. А за селом –опять красавица аллея из тополиных стражей. Серебристая плутовка без всякого стыда "пошла по рукам": путается в ветках, скачет с дерева на дерево. Если она истает в сладком ночном угаре раньше, чем мы вернемся, придется ползти наощупь – фонарей тут отродясь не бывало...
-Стой! – Я схватила Симкину руку. Мне показалось, что в кювете справа зашуршала галька.
Часть 6.
СЕКС ПРЯМО НА ДОРОГЕ.
Мы повалились, как два куля, на теплый асфальт. Бесспорно, разумнее было бы удрать и лучше – обратно в крепость. Из кювета нас, конечно, не видно, но если ночной шатун развернется во весь рост и добавит к этому пару шагов вверх по откосу, то легко зафиксирует наши распластанные на дороге тела. Готовые, чисто окорочка на сковородке.
-Давай отползем вон туда, - я предложила, как мне показалось, идеальный вариант: спрятаться в противоположном кювете.
Но моя романтическая сестра потянула в обратную сторону:
-Галюнь, мы его сейчас расшифруем. Ты по-пластунски можешь? Ползи за мной. – И она смело двинулась навстречу неизвестности, высоко подбрасывая, а затем ловко перекидывая кругленький аккуратный зад с одного бедра на другое. «Вот эту выдающуюся выпуклость и запеленгует неприятель», - вздохнула я и "пошла" следом, стараясь держаться всеми частями тела поближе к земле родной.
-Ну, что там?
Я спросила шепотом, но мой шепот перекричал стрекот кузнечиков и лягушачье редкое кваканье. Симка лежала на обочине, я – на дороге. Под откосом была тишина. Симка молчала, я тщательно, но тщетно прислушивалась. Стоило двум дурам лететь ночью через два села, за какой-то там любовью, чтобы вот так глупо впорхнуть в лапы к маньяку?..
В кювете зашевелились. Ей-богу, там кто-то есть! До Василькового села дальше, чем до Валюхиного "дворца" – мы не одолели и половины пути. Я потянула сестру за пятку:
- Симочка, давай вернемся.
-Нет, Галюня, пойдем дальше. Подожди, только заглянем... - Она задрала голову и вытянула шею...
И в этот момент сзади, с той стороны, откуда начался наш полный, мягко говоря, неожиданностей путь, послышался гул приближающегося авто. По звуку - что-то большое и грузовое. Вскоре нас припечатало фарами к асфальту.
Ничего не оставалось, как подскочить с дороги, пока нас не успело раздавить, и, включив четвертую скорость, припустить обочиной к цели нашего путешествия. И мы, конечно, припустили.
Часть 7.
ТУАЛЕТНЫЙ МАНЬЯК.
Бежали долго. Наверняка. Пока не ворвались в Романовку, село за Валюхиной Петровкой. Там дома, люди, хоть и спящие, но живые. Собаки, в конце-концов, лай-тревогу поднять помогут в случае чего. Да и заскочить в любой двор можно, если прижмет.
Первой опомнилась запыхавшаяся Серафима:
- Ха-ха-ха! Ой, Галюня, тормози, ха-ха! Отдышаться надо...
Я внимательно вгляделась в то, что мы без всякого сожаления оставили за спиной: пустой тракт без единой движущейся тех-единицы -КАМаз давно обогнал нас и скрылся, унеся с собой рокот мотора. Тополиная аллея с небольшими пробоинами на колхозные поля и пустыри. И тишина. Оглушительная такая тишина! Даже вездесущих сверчков не слыхать.
-Ничего не слышу...
-Это у тебя еще ветер в ушах от скорости! Ха-ха-ха! Пошли, лягушка-путешественница!
Луна раздувалась и желтела, бесстыжая, на глазах, оседая все ниже и норовя плюхнуться в неге прямо на поле. Ветерок обдувал наши разгоряченные щеки. Опять заквакали лягухи. Нет, Симка права: хороша ночка!
- Слушай, историю расскажу. - Это она мне. - Оказалась я однажды в Москве. Первый раз в жизни. Вышли с подружкой из самолета, пропихнулись в пассажирском потоке сквозь аэровокзал и – вот она, столица! Такое у нас было восприятие. До столицы-то еще пилить и пилить. До отхода электрички – полчаса, ехать, народ подсказал, еще где-то так же. И решила я сгонять на дорожку в туалет. Искала долго. Нашла довольно далеко от цивилизации, то ли под мостом, уже не помню, то ли под пригорком. Замызганный такой, из четырех кабинок. Пустой, я одна. Страшно. Зашла в одну из кабинок, стою. Прислушиваюсь. У меня, Галюня, нюх на опасность. Слышу: дверца через кабинку от меня открылась, осторожненько так скрипнула. А шагов на выход нету. Ну, думаю, попалась, будет мне гулять по заброшенным туалетам! Подружка далеко, кругом – ни души, кричи-не кричи - никто не услышит.
Дверки в кабинках до пола не достают, ну ты знаешь. Смотрю я на эту прореху и вижу тень с той стороны. Кто-то неслышно подошел и стоит: то ли не решается, то ли обдумывает план, то ли вычисляет меня, то ли соображает еще чего. А у меня одна мысль: штаны, паразит, расстегивает. И тут меня такая злость взяла, что вот я тут трясусь, как заяц, беспомощная, а он уже готовится, сволочь. И где! В вонючем туалете, Галюнь!
Думаю: как бы не так, а вот хрен тебе! Кааааак врррежу ногой по дверке! Дверка как хлопнется со звоном об его козлиный лоб! Задребезжала и ко мне вернулась с той же силой. Но я уже на пути к свободе. Саданула еще разок, контрольный, и – к выходу без оглядки! Как меня вознесло на пригорок, не знаю. Но так быстро я в жизни не бегала. Даже сейчас мы с тобой бежали, не как спринтерши, если честно.
-А чего тебя в беспризорный туалет-то понесло? В аэровокзале есть...
-Это я сейчас и сама знаю. А тогда вообще первый раз, как в первый класс, на самолете летала.
-Ну и как же в туалет?..
Симка засмеялась:
-А в туалет мне расхотелось! До самой ночи! Хоть и дело было до полудня.
Часть 8.
ЖЕРТВА ЛЮБВИ.
Романовка – один в один Петровка. Те же хаты: у кого побогаче, как у моей Валюхи, а у кого и мазанки под камышом с глиняным полом. Собаки спросонок брешут невпопад на всякий шорох в траве и на всякий случай. В безлунье – так такая темень, что лучше не высовываться: дальше носа все равно не видать.
-А следующая деревня как называется? – Сима вскинула белые свои ручки, потянулась, как киска. – Ну та, где твой Васяня живет?
-Ты его прям, как кота, называешь, - обиделась я. - Село «Белое».
-Так он же Вася и есть! Не я ж его так назвала. Как Валин рыжий Васька! Пушистенький...
Это она специально подначивает, гадость! Я ее, как облупленную...
-И как ты к нему на свиданье бегала?! При такой-то нашей бабуле! Я помню, она меня просто в доме запирала, если я ей мешала. Она любительница была ходить по свадьбам да по похоронам. Всё дома жрать не готовить.
-А я через чердак вылезала. А когда она дома была, меня Валюха вызывала. К Валюхе бабка меня со всей радостью отпускала. У Валюхи мать добрая была, жалела меня. Я от них всегда сытая приходила. Вот за это бабка Валюху и уважала. Со свиданки прихожу поздно-препоздно, бабка уже спит, в доме темно. Стучу в сени – тишина. Думаю: не слышит, стучу в окно, где она спит – тоже тишина. Летнюю кухню запирала вот на такой замок, - я показала руками, как рыбак, когда врет про рыбу. – Специально, в наказание. Посижу на крыльце, погорюю, да и в арык. Там, если вода не течет, тепло ночью. Только полыни помягче постелить и красота. Лежу, считаю звезды, пока не усну. Утром - как ни в чем не бывало! Ну в смысле, как будто так и надо, что я в арыке сплю. Только сердитая бывала, типа обиженная, не разговаривала.
Серафимка, мне кажется, о такой моей жизни у родной бабки не подозревала. Да и кто б ей рассказал? Мы с ней как-то у нее и не пересекались. Получалось так, что матушка то меня к бабке закинет, то Симку. А потом я и вовсе у бабки осела.
-Шутишь! – ахает сестрица. – А как же, если зима?
-Зимой я в летней кухне шипку выставляла. Она утром вставляет, а я ночью вынимаю. Ну, худо-бедно, мирилась она с этим. А куда деваться? Не на морозе ж родную внучку держать?
Притихла моя Сима, двигает молча на луну, как таран. А той еще часик-другой по небу осталось блудить и - баюшки. Не успеем мы вернуться «засветло». Ни проводника, ни фонарика. Только две глупые курицы на дороге.
Часть 9.
САМАЯ-МАЯ МОЯ...
Дальше шли приунывшие. Взгрустнулось, и правда, что-то. Воспоминания полезли из памяти прямо роем. И все больше не такие, чтоб приятные. Жизнь-то, если вдуматься, невеселая сложилась...
-Галюнь.
-А?
-А твой Вася женат?
-Серафима. Не зови его, как кота. Он – Василь.
-У тебя вон уже сыну пять лет, а он что, до сих пор ни-ни?
-Был два раза женат... Нет, второй раз не успел. Я узнала, что свадьба зреет, и приехала... Ну и расстроилось веселье. Он сказал, что я самая его любимая. Что после меня смотреть ни на одну не может. Ну, какая после этого свадьба, Сим?!
-А первый раз, значит, ты, собака на сене, не успела? - Голос сестричкин после жалостливого эпизода с арыком набирал упругой звонкой силы.
-Первый раз мне Валюха не смогла сообщить. Сначала она в больнице месяц провалялась, не знала, а потом я в Талас в командировку на месяц. Так и проскочил мой Василек. Через полгода я к нему приехала, Валька нам свидание организовала. И все. Муженек сбежал от своей женушки-уродушки.
-Галь, а зачем тебе это?
-Что "это"?
-Ну, чтоб у него семьи не было?
Я неожиданно тяжко вздохнула. Да-да, граждане, сама удивилась, как тяжко и неожиданно.
И зачем ты, сестричка, душу травишь, вопросы такие трудные задаешь? Если бы я знала, зачем, может, и не делала бы!..
-Пускай помнит меня. Как самую-самую!..
Часть 10.
НАСИЛИЕ.
В сельской местности в ту пору, о которой правдиво повествуется, дефицитом запечатлелись в истории развлекательные мероприятия. Считалось, что мать-родина занята решением глобальных ребусов, а мелочи вроде досуга, дело рук самих бедолаг утопающих. Верх развлекухи на селе – чья-нибудь свадьба. Вкладывали душу, гуляли месяц. От свадьбы до свадьбы молодняк впритирку топтался на танцплощадках по выходным и зевал в клубе, где крутили надоевшую фильму, по будням. Танцплощадки, как и кино, тоже имелись не во всех селах, а только в райцентрах. И те не всегда "зажигали" - бывало, народ соскребется с нескольких сел, а там форс-мажор – "ди-джей" в запое.
Я к чему? После состоявшихся или нет танцев-кино группки попутчиков, удовлетворенных кто чем, случалось, прибредали в родное село на зорьке. Задержки в пути бывали по разным причинам: отдыхали на промежуточной стоянке часик-другой-третий на лавке под чьим-нибудь двором; заходили к товарищу в соседнее село и делили с ним сомнительную радость бытия. А то сманит какой баламут в чей-нибудь сад за не успевшими поспеть яблоками, а потом из принципа хрустят ими до оскомины на зубах, пока пазуха не опустеет.
Напороться на такую "банду" среди ночи сильно чревато.
...Сначала мы услышали голоса. Шоссейка впереди горбато выгнулась. И хотя добрый лунный свет еще довольно щедро разбавлял ночную темень, из-за бугра было не разглядеть тех, кому принадлежат небезопасные голоса. И черт нас знает, почему мы продолжали (по инерции, что ли?) топать вперед! Перемыкает в мозгу в такие моменты. Только, когда над поверхностью дороги нарисовались очертания сразу нескольких голов, мы скатились под откос, не сгвариваясь.
Но было, как говорится, поздно: та же стерва луна, что стелила нам дорожку, услужила и нашим врагам, из-за их спин предательски обдав нас прожекторским лучом. Тотчас разнеслось победное гиканье и топот. Мы с перепугу вместо того, чтоб держаться вместе, кинулись в разные стороны. Да, граждане, запаниковали. А что вы думали? Их морд, навскидку, шесть-восемь, а нас в десять раз меньше! Не спорьте, в десять! Это вам даже не один на один! Вобщем, пока я металась по куширям, путая след, моя самая ближайшая родственница попалась в руки неприятеля, как кур в ощип.
-Тащи сюда! У-у-у, зараза, кусается!.. За ногу, за ногу!.. – Я слышала эти хищные возгласы совсем рядом и сострадала моей Симе.
Впрочем, на роду, видать, мне было разделить ее невеселую участь. Очевидно, что я утратила бдительность как раз в то время, когда сопереживала сестре. Двое, как из ларца, выскочили прямо перед глазами, подхватили под руки и проводили на дорогу. Вполне вежливо, надо сказать. Эх, судьба, коварная злодейка!.. Прости, Василек, не измена это!..
Часть 11.
ПО НУЛЯМ И ТУТ И ТАМ.
Такая кромешная тишина сконцентрировалась меж рядами тополей, что эхом отдавалось каждое движение. Шоркали беспорядочно по дорожному асфальту неновые кроссовки – казалось, будто полчища гигантских тараканов берут в кольцо. Кто-то отшвырнул в сторону сковывающий движения «вещмешок», а он бухнул на дорогу, как набитый доверху книжный шкаф. Почему-то. От страху, должно быть, звуки растут. Обжигало липкое дыхание, прерываемое посекундно так вмасть взбудораженным желанием. Прямо лафа им упала с неба, иначе не скажешь!
Выставили нас в круг, как на распродажу, стали жадно разглядывать трофей. Трофей – ни жив, ни мертв. В голове вакуум. Сил нет даже прикинуть, что делать: воевать или расслабиться, начать истерить или лукаво обмануть?.. Ничего не лезет в голову. Пусто! Тупо! Глупо!
Тут один из них подался к Симке. Все, каюк нам, сестричка! Стоишь, гордая, вся в лунном свете, как героиня...
- Да это же старухи! – разнеслось вдоль аллеи в оба конца. Так весело и громко полетело, что в двух селах – и в том, что сзади осталось, и в том, что еще впереди - наверное, услышат не только собаки. – Пошли, пацаны! Во, лоханулись!
-Что-о-о-о!!! – Возмущенный Симин голос бесславно потонул во всеобщем, исключая меня, безразличии.
К нам потеряли интерес! Как-то так слишком уж быстро оцепление рассосалось , кто-то ловко подцепил с асфальта свои пожитки, перекинув через плечо, кто-то обернулся и на прощание звонко сплюнул в нашу сторону. И мальчики стали удаляться, перекидываясь неприличными взрослыми выражениями, как волейбольным мячиком.
Мы с Серафимой долго стояли, оцепенев, не потому, что страх еще не успел нас покинуть. А оттого, что нас еще никогда в жизни так не оскорбляли! Ну хорошо, если Симка старуха, то... кто же тогда, граждане, я?! Вот козлы малолетние, а! Вот кого отходить лозиной по жопам!..
Не знаю, что по этому поводу творилось в разоренной Симиной душе, но предполагаю, то же, что и в моей – разница-то ведь всего пять лет! Бедная моя девочка!
В скорбном молчании мы преодолели остаток нашего пути и добрели до цели.
Целью было знакомое до боли низенькое, покосившееся без доброй хозяйской руки древнее строение. Крыша камышовенькая. Окошки – с кулачок. Под окошками прызбочка, ступенька такая вдоль стены как ее часть, на ней сидеть можно и семечки лузгать вечерами. Заборчик огораживал "здание" такой же несчастный, побитый временем. Сердце кровью обливается, как вижу все это.
Сначала мы заметили, что в окошках естественно не горит свет. Решили, что Васяня спит, как добропорядочный сельских житель. Серафима снабдила меня напутствиями, перекрестила, подтолкнула в спину, пообещала:
-Я подожду, пока ты в избушку зайдешь.
И тут только встал вопрос: а как же дальше быть с Симкой? Не с собой в избушку – это как дважды два. А куда? Приехали!
Вдруг моя дорогая сестричка выдала роковую фразу, будь она неладна! И все испортила! Она сказала, махнув мне ручкой:
-Иди, иди! Там, небось, дома никого. Сейчас назад отчалим.
Запрограммировала меня на неудачу. Я шла по узенькой заросшей дорожке к сеням и уже с полдороги (ну а как же может быть иначе!) заметила на дверях черный кружок висячего замка.
Так у них тут, в деревнях: не ключами запираются, а замки амбарные вешают.
Чтоб еще издали видно было, что вас тут никто не ждет.
Всё.