Сколько себя помню: я была всегда равнодушна к кошкам. Для меня они что есть, что нет. Наверное, это влияние моей мамы. Она говорила: «Кошку только кормить, а общения с ней никакого. Вот собака – другое дело. Она как человек: все понимает, только не скажет.» И жила я так в неведении до тех пор, пока у меня не появились дети.
Дочери было 8 лет. Как-то раз под вечер, принесла она с прогулки маленького, зачуханного, тощего котенка.
По этому поводу я особой радости не выразила, но , посмотрев на дочь, не смогла сразу отказать.
-Ладно,- сжалилась я,- пусть переночует, но если нагадит, отнесешь его завтра туда где взяла.
Дочь обрадовалась, засуетилась. Взяла пластмассовую коробку, нарвала в нее кусочки газеты, посадила туда котенка и погребла бумагу кошачьими лапками. Я скептически наблюдала со стороны. Котенок потоптался, потоптался, напыжился, отставил хвостик и... сделал нужное дело. Этим он раз и навсегда покорил мое сердце. Надо ж подумать: такая кроха, а какая понятливая!
Можно сказать, что для меня это была любовь со второго взгляда.
Вопрос был решен раз и навсегда. Котенок остается у нас жить. Теперь только нужно было определить: кот это или кошка? Самым образованным по этой линии оказался папа, т.к. он вырос в деревне. Подняв котенка, папа зачем-то оценивающе взвесил его в одной руке, пристально оглядел со всех сторон и со знанием дела сказал:
-Это кошка.
Осталось дело за малым: как ее назвать?
Виду она была неказистого: короткая белая шерсть с черными пятнами. Хвост черный, тонкий. Белая узкая мордочка с черной на прямой пробор челкой. Ну, в общем, не красавица. Таких кошек, обычно, называют Муськами. Просто и скромно.
Но нашей кошке суждено было стать Мальвиной. Это был аванс на будущую красоту и доброжелательный нрав. Говорят же, что от имени человека зависит его судьба. А чем кошка хуже?
Как же мы ошибались! Чем взрослее становилась кошка, тем ярче проявлялась ее необузданная энергия. Это надо было видеть, как она заводила сама себя.Приведу такой пример: Лежит Мальвина на полу, и наблюдает за своим хвостом, который по каким-то причинам вел как бы независимое от кошки существование. И вот этот хвост начинал подрагивать. Мальвина смотрела на него с таким видом, как будто хвост делал что-то недозволенное. Хвост раскачивался из стороны в сторону сначала маленькими амплитудами, потом все сильней и сильней. Кошка пристально следила за ним, поворачивая голову вслед за движениями хвоста. В глазах у нее просыпался охотничий инстинкт. И вот, в какой-то момент, когда негодование и нетерпение Мальвины достигало своего эпогея, кошка вскакивала, как будто её ошпарили кипятком и начинала ловить свой хвост, бегая с неимоверной скоростью сначала по полу, затем перескакивала на кресла, диван, ковер и заканчивала занавесками. В такой момент нужно было находиться в укрытии, так как бывали случаи, когда Мальвина от азарта погони теряла ориентацию и могла, сама того не желая, приземлиться в совсем неподходящем месте, н-р упасть на пол или кому-нибудь на голову. Мальвина, в первые же дни своего пребывания у нас, внесла в наш интерьер свои поправки.У нас появились буклированые шторы с абстрактно раскиданными на них махрами. Обои тоже почему-то становились объемными. Моя любовь, так внезапно проснувшаяся к кошкам, угрожала так же неожиданно исчезнуть. Если бы не одно удивительное качество, которым обладала Мальвина: она нас лечила. Да, и я нисколько не преувеличиваю. Бывает, приболеешь, сядешь на кресло, скрючившись и поджав ноги, а Мальвина тут – как тут. Примостится возле кресла и будет терпеливо ждать, когда ты на нее посмотришь. И ведь, что интересно: ловит твой взгляд, как будто хочет определить в каком расположении духа ты находишься (так как без разрешения на руки она никогда не запрыгивала). Стоит только посмотреть на нее и сказать: «Ну, ладно, Мальвина, иди сюда» как она сразу же оказывалась у тебя на коленях. Ах, как приятно было ощутить эту теплую, мягкую тяжесть! Казалось, что она вытягивает из тебя всю твою хворобу и немощь. Cначала Мальвина топталась на одном месте. Это длилось минут пять. Потом она ложилась на бок, вытягивая поочередно лапки и, упираясь ими в живот, продолжала врачевание в виде массажа. При этом она громко и раскатисто мурчала. Это даже нельзя было назвать мурлыканием, скорее рыканием. Всю эту операцию Мальвина выполняла с сознанием дела: она мяла живот и иногда, войдя в раж, выпускала свои острые коготки. Возможно, это подразумевала она под аккупунктурой, и, конечно же, считала, что такая процедура очень необходима, но выдержать такое более минуты было невозможно. Приходилось отстранять её от себя и ставить на пол, к великому кошачьему разочарованию. Постояв в недоразумении некоторое время, и подергав недовольно хвостом, Мальвина уходила в свое укрытие - под журнальный стол и начинала рьяно вылизывать и вычесывать себя шершавым язычком. Всем своим возмущенным видом она как бы говорила: « Что ж, не дали довести дело до конца – сами виноваты если не поможет. А я, если бы знала, что вы так отнесетесь к лечению, то не стала бы и связываться.» Приведя себя в порядок, Мальвина еще долго оставалась лежать на боку, нервно подергивая хвостом.
(продолжение следует)