Глава 10. Колокола в лесу

Елена Тюгаева
Мэл проснулась от странного запаха. Запах был смешанный, но бесспорно, растительный. Во сне Мэл вообще показалось, что она умерла и сейчас висит в некоем бело-розовом континууме, где много цветов, птичек и фонтанов. Наверное, в раю, как представляли его себе миллионы поколений людей.
После смерти мы попадем в рай...
Мэл высунула голову из-под одеяла.
Рая не было, но безумное обилие цветов - присутствовало. Цветы стояли в корзинках и в вазах. Они были также в стеклянных банках из-под огурцов, и в пластиковых бутылках из-под фанты. Циклопический сноп лежал просто в кресле, без воды. И уже увядал, испуская в воздух острый цветочный трупный запах.
- Фу, какая вонища! - воскликнула Мэл.
В смешанной какофонии запахов она различила вонь лилий. Этот запах всегда вызывал у Мэл острую аллергию и головную боль.
- И я тут как-то спала, блин!
Мало того. Это же она (с Феликсом, конечно) расставляла ночью растительную гадость по ёмкостям. Мэл, ненавидящая цветы!!!
Это ж надо так опьянеть! Учитывая, что Мэл выпила всего-то два бокала "Вдовы Клико". Алкоголя не хотелось, трясло от разнообразных драгс вчерашнего вечера: слава, любовь, ужас, гнев на Лику.
Мэл опьянела от эмоций. С ней бывает.
Феликс спал. Два часа адского секса (рай, ад, вся мистика в кучу) сожрали все его жизненные силы.
Мэл вылезла из постели и побежала босиком прочь из цветочного дурдома. В ванную, где сначала отсморкалась, как следует, потом почистила зубы и умылась, потом - все не как у людей - плюхнулась на унитаз.
Вот в такие низменные моменты человечество чаще всего озаряется небесными идеями!
Сколько бесподобных изобретений и гениальных сюжетов приходит в голову именно в сортире... А что? Это ведь минуты наибольшего отключения от мира и наибольшей концентрации.
"Ёкарный бабай! А Настя!"
Мэл вспомнила про Настю Строеву. Вернее, это Настя вчера вспомнила о Мэл. Нашла ее на фуршете и отозвала в сторонку. Конечно, статисты и рабочие сцены не участвовали в пафосной тусовке. Они организовали простую русскую пьянку на задворках Свободного театра. А после полуночи, когда русская душа развернулась поголовно у всех, черный люд театра выполз и смешался с бомондом. И очень запросто. Знаменитая балерина Большого театра просила техничку положить ей салатику, а поп-король жал коленку помощнице гримера.
Вы такого не видали? А такое бывает, поверьте.
- Мэл, - сказала Настя (маленькая, конопатая, в платье с пошлым люрексом), - я вам звонила, помните? Я - Настя Строева.
Мэл была вся взвинченная после Лики и восторженных тостов.
- Пошли, отойдем, - почти зло сказала она.
Отошли в дамский туалет. Беседовали около раковин и зеркал.
- Я про Майю точно помню, что она сидела в Макдональдсе с Феликсом. А нам до этого она говорила, что нашелся брат. Она же детдомовская сама, ее в детдом определили, потому что на вокзале нашли. Без памяти.
- Я знаю, - сказала Мэл нервно.
- Ну вот, а после той встречи она снова сказала, что идет к брату, и пропала.
Мэл посмотрела на Настю и спросила:
- Это вас какая-то газета наняла?
- Зачем? - удивилась Настя искренне.
Мэл давно не верит искренности людей. Мы все это проходили. Лика тоже искренняя была, подруга детства, ****ь...
- Вы знаете, я на днях помогала нашей отделу кадров документы разбирать.
- Надо же, как удачно, - ядовито проговорила Мэл. - И что вы нашли в его документах?
- Адрес родителей, - сказала Настя, не обращая внимания на иронию Мэл.
Она либо начиталась Донцовой, либо сама такая тёпленькая, думала Мэл о Насте.
Она либо нюхает кокаин, либо правда так башню снесло от этого сладкого красавчика, думала Настя о Мэл.
- И я им позвонила. Это в Долгопрудном, Подмосковье, знаете?
- Ага, в курсе.
- И спросила, была ли у них дочь. Я сказала, что я из передачи "Найди меня". И они сказали - была. Дочь Женя, 1989 года рождения. Пропала из дому около семи лет назад.
- Женя? - ошарашенно спросила Мэл.
Все понты испарились.
Имя Женя было выбрано, как вы помните, от балды. А вдруг это подсознание работало? А вдруг оно существует?
- Настя. Спасибо вам большое. А не переписали ли вы этот адрес-телефон для меня?
- Конечно!
- Настя! Я вас не забуду! - растроганно сказала Мэл, и обняла маленькую статистку.
Тут в туалет вошла, качаясь, в жопу пьяная Сати Казанова из сахарно-тошнотной группы "Фабрика" и воскликнула радостно:
- О! Так она еще и лесбиянка!
- Дебилка татарская, - спокойно резюмировала Мэл. И вернулась к столу.
- Феликс, - тотчас спросила она (прямо в лоб, она такая вот идиотка), - у тебя была сестра Женя?
- Была, - ответил Феликс, - но она потерялась. Она больная была. Аутизм, это типа детская шизофрения, а что?
Вот тут растерялась Мэл. Честности в этом случае, сильно пахнущем подлостью, она не ждала.
- Ничего. Так. Сплетни местного бомонда.
Феликс поцеловал ее в губы. Один из московских городских телеканалов радостно зафиксировал компромат. Мэл было уже по фигу.

Выйдя из туалета, Мэл направилась прямо к телефону. И набрала номер Лики.
- Да? - сказала Лика.
Как всегда, жестким голосом сверхчеловека, суперледи, Гения-над-толпой.
- Это Мэл Дорецкая. Только не ори, слышишь? У меня дело на сто миллионов долларов.
- Какое? - спросила Лика так, как будто вчера никакого ужаса- кошмара не было.
- Я узнала некую похоже что гадость.
- Про Феликса? - спросила Лика. - Меня это не удивляет. У него на лбу написано - альфонс.
- Можешь отцу позвонить? Мне надо узнать про его семью. Я тебе сейчас их адрес и телефон дам. Меня интересует все про материальное состояние. И про пропавшую дочь Женю.
- Это твоя Женька!!! - вскрикнула Лика.
- Ага. Кажется.
- Сей секунд. Но это дело нескольких дней.
- Понимаю, естессна.
Лика сказала немного скованно (не шли ей такие слова никак!):
- Ты это... не злись, Дорецкая! На вчерашнее. Просто я Саньку давно знаю. А этот мне не нравится. Типичный наемный *** для богатых старых теток.
- А твой Дэн не красавец, нет?
- Дэн мужественного типа.
- На вкус и на цвет, Мерцалова. И вообще, я тебе дала задание? Чего ты время тратишь на трепотню?
Феликс проснулся, когда Мэл вернулась в цветочное безобразие.
- Фу, гадость какая, лилии! - воскликнул он. - У меня от них башка всегда болит!
Мэл не порадовало это очередное совпадение. Ей страшновато было и печально.
Я так тебя люблю, Феликс. Если будет так, как я думаю, то мне лучше вообще уехать в горы Тибета. Чтобы не общаться с разложившимся морально сбродом. С человечеством, то есть...


Феликс, в одних трусах, готовил завтрак. А Мэл красилась за кухонным столом. Из центра пело какие-то расплывчатые блюзы "Радио Москвы".
И тут позвонил Санька.
- Бесценная! Я домой еду.
- Сделал бумаги?
Санька регулярно звонил Мэл, и она знала, что он заехал к ее Буйным Родственникам, отдал им деньги на папин сустав, потом отправился в Деревцы. В Деревцах он переночевал у Мэлкиной тети Тамары. И сейчас, значит, домой едет.
- Да. Твой бывший, видать, расстроился, что не ты сама приехала. Подколол меня слегонца. Типа: видишь, она и от тебя уходит...
- Я? Ухожу? Куда?
- Ну, к Феликсу. С утра на московском канале было. Про премьеру. И все дела.
- И ты так спокойно это говоришь?!!
- Кого я буду слушать - телевизор или тебя?
- Санечка, - сказала Мэл прямо при Феликсе, - я тебя очень люблю. Ты мой единственный навсегда.
- Бесценная, - спросил Санька после коротенькой паузы, - ты там в порядке? Кокаин не присутствовал?
- Сань, ты дурак? - крикнула Мэл. И захлопнула мобильник.
Феликс обернулся и смотрел на нее ошарашено.
- Это что такое, а?
Мэл молчала. Внутри у нее лопнула какая-то опухоль. И от этого было порядочно больно, но и приятно. Все-таки, нет опухоли!
- Я тебе что, стенка? Ты при мне такие разговоры ведешь?
- Феликс, не выноси мне мозги1089, я скоро долбанусь от вас от всех!
Он подошел, обнял за плечи, Мэл не возразила.
Не разлюбила она его пока. И вряд ли разлюбит когда-либо. Просто чувство стало перетекать в другую фазу.
Санька прислал СМС-ку.
 "Я тебя тоже".
Он, козел, ни разу в жизни не сказал: "Я тебя люблю". А Феликс говорил.
Перестаньте вы, с Ликой заодно, типа он из корысти. Какая с Мэл корысть? Наоборот, он ей сделал потрясающий пиар...

Все три дня Феликс звонил Мэл. Она отвечала вежливо и грустно. И посылала ему даже имейлы.
Санька про Феликса, телевизионную муру и все такое не заикался. Он отдал Мэл документы (свидетельство о разводе, свободна рабыня Изаура!) и целыми днями мотался с дедом и какими-то сельхозорудиями.
- Чем ты вообще занимаешься? - спросила Мэл. - Почему ты картину не начинаешь?
- Потому что огород надо копать. Там вода стоит. Канаву с дедом копаем, а то до лета не просохнет.
- Художник Ефименков, вы деградируете, - сказала Мэл иронически.
- Тогда переходи на мясоедение, - возразил художник. - Езди в город за сосисками.
Мэл на него злилась. Не ревнует ни хрена. Вся Россия с пузырями на губах обсуждает, какая ****ь его жена, а ему все по барабану. Земледелием он занялся. Полный шандец.
Молодость кончилась, подумала Мэл.
Романтика улетучилась. Брильянт запылился донельзя.
После столь оглушительного взрыва красного, синего и белого, после такой лавины славы - и вот, любуйся, суперзвезда, как твой даже-не-муж в резиновых сапогах ходит туда-сюда с лопатой.
А весна издевалась над Мэл еще изощреннее. В окна засовывало свое нахальное рыло солнце, и проникали запахи молодой травы, почек, одуванчиков. Гормоны выбрасывались в кровь литрами. И все без толку.
Как долго Ликин отец возится со всей этой ложно-детективной историей!
Мэл ничего не оставалось делать, как играть во дворе с Женькой в бадминтон, а с мелкой Санькой - в мячик. И писать вечерами поочередно роман и имейлы...
Я так люблю жизнь. Почему все ее изумруды, рубины и сапфиры достаются кому-то, а я получаю только их отблески?
Я что, хреновее других?

- Мэлка, ты? Знаешь, отцовы друзья все генеалогическое древо этих Рудиных перетряхнули. Ничего у них выдающегося нет. Отец - бывший военный, держит магазин "Бытовая техника". Мать - директор сельского клуба. Ни родни богатой, ни завещаний. Так себе, серые людишки. Никто.
Для Лики человек, менее знаменитый, чем Шекспир, всегда был Никто.
- Странно очень. А смысл тогда Феликсу избавляться от сестренки?
- Никакого смысла. Слушай, звони ты этим господам Рудиным сама и объясняйся. Может, это вовсе не их девка. Может, ошиблась твоя статистка.
Мэл позвонила. В наши дни очень легко идентифицировать личность. Мэл поболтала с матерью Феликса, спросила номер ее мобильного и сбросила ей Женькину фотку.
 Конечно, она, завопили на том краю мобильного канала! Наша девочка! Она и не изменилась почти! У нас дети красивые, у нас сын актер...
Да знаю, ответила Мэл. Я - Мэл Дорецкая. Он про меня пьесу написал...
И я слепая идиотка, добавила она себе. Женька похожа на Феликса, как мой придурок-брат Андрей похож на меня. А я не замечала, у меня был сексуальный гон, сумасшествие на почве преждевременного климакса.
Она отругала себя. Потом торжественно позвала из окна:
- Женя, пошли обед готовить!
Женя стала рубить молодой щавель, а Мэл - молодую крапиву.
- Яйца сварим или прямо в щи выльем? - спросила Женя.
- Прямо в щи. Жень, слушай. Я нашла твоих родителей, они завтра приедут за тобой.
- Что? - спросила Женька. И слезы полились у нее прямо в тарелку со щавелем, и она бросилась Мэл на шею.
Перемазанные зеленью, они целовались. Дед заглянул, покачал головой, взял из угла тяпку и ушел.
Пара бабочек залетела и закружилась над нарубленной крапивой.

- Ты куда собралась? - удивленно спросил Санька.
Мэл оделась, как давно не одевалась. Джинсы с белой бахромой и ярко-розовая коротенькая джинсовка. На джинсовке были дырки, заклепки и жуткая надпись: "I fuck the world".
- Пойду погуляю. Мне надо напитаться соками природы, - ответила его чудная сожительница.
- А, - невыразительно ответил Санька.
Мэл пошла в сторону леса. Внутри у нее легко перекатывались разноцветные камушки, чувства то есть. Много радости, много печали. Сомнения и всякая другая дребеда. Мэл старалась не перебирать этих камушков. Смотрела на небо и на верхушки деревьев. В верхушках гоношились разнообразные птицы. Подправляли свои флэты и тащили питание детям.
Обычная жизнь. У птиц и людей.
Почему тебе надо необычной, Мэл?
Потому что вселенский компьютер заложил в меня специальную программу. Не из пакета майкрософт-офис. Эта программа существует в единичном экземпляре.
За маленьким лесом начинался большой. Мэл прошла часть его, далее перебралась через речку по древнему мостику из трех бревен. Потом села на корягу и достала из рюкзака бутерброд с сыром и зеленью.
В прошлой жизни Мэл часто уходила в лес с рюкзаком, в котором были бутерброд, банка коктейля, коврик и книга. И загорала голая среди диких трав и подсматривающих леших.
Это давно было...
Мэл жевала, смотрела на солнце и набиралась смелости.
Позвонить Феликсу и спросить - что ж там было-то, с Женькой? И вынести вердикт. С ним или с Санькой.
Наконец прими решение, трусливое существо.
Мобильник зазвонил. Сам Феликс. Проник в мысли, как всегда.
- Мэл, - сказал он, - мне мать звонила. Про Женьку. Мэл, мне так не по себе, что теперь это все вскроется.
- Что именно?
- Я же знал, что она у тебя. А родителям не сказал.
- Ты и мне не сказал. Очень интересно, почему.
- Я ее увидел у нас в театре, у нас часто из колледжа культуры девчонки статистками работают. Я тогда прям обалдел. Но побоялся - вдруг не она. Родителям не сказал, мать, когда Женька пропала, инфаркт получила...
Мэл как бы видела, как синие глаза Феликса притуманились и стали темно-серыми. Он и с серыми глазами красивый.
- Ну, ну!
- Я ее позвал в Макдональдс. Она меня не узнавала ни фига. А потом я с ней договорился - завтра едем в Долгопрудный. Сели в электричку. С нами рядом - двое, предложили в карты сыграть и выпить. Хер знает, чего они подмешали нам. Я очнулся в Малоярославце, денег нет, шапки нет, и Женьки нет... Я реально побоялся матери сказать, что я сестру нашел и второй раз потерял. Я не знаю, что бы с ней было.
- А мне почему не сказал?
- Вся эта история выглядела не в мою пользу. Ты говорила, что нашла Женьку голую и под наркотой... Но ты же понимаешь, что это не я.
- Я понимаю, что ты скользкий человек, Феликс Рудин.
- Мэл, зачем ты так?!
Мэл нажала отбой. И потом еще три раза отбой.
Бывают от душевных потрясений глюки?
Мэл явственно поняла, что бывают. Потому что над лесом зазвенели колокола. Настоящие колокола, как в том романсе про вечерний звон.
- Мама, - сказала Мэл и вскочила, - теперь это определенно - шиза! Надо бежать домой, пока я не потерялась, как Женька!
 И она помчалась по лесным тропинкам, спотыкаясь об корни деревьев. Рюкзачок шлепал ее по спине. А колокола все звонили. И опять запел мобильник.
- Пошел ты на ***! - заорала Мэл, едва открыв его.
- Ты чего вечно всех туда посылаешь, Дорецкая? - обиженно сказал Артемий. - Вааще офигела. Думаешь, сделала себе антипиар и теперь круче Гималаев?
- Я не тебя, извини.
- На мобильнике есть такая штука, дисплей называется, смотри туда иногда. Там имечко показывается.
- Не тупи, пожалуйста.
- Спасибо тебе, вам то есть.
- За что?
- За приглашение. Буду, конечно. Можно с девушкой?
- Можно. А куда приглашение?
- Дорецкая, ты постоянно вот так, под шмалью?
- Макаров, ты сам приди в норму, ёбте!
Мэл обиженно захлопнула телефон и пошла дальше. Звонок Артемия убедил ее в том, что она сходит с ума. А колокола звонили и звонили.
Видимо, теперь будут звонить всегда.
Конечно, так просто не уйдут из мыслей синее, белое, красное, и реки из огненной лавы, в которых Мэл тонула с Феликсом Рудиным. Такие вещи сидят внутри всю жизнь. Может, Мэл это будет изредка царапать. Она же эмоциональная.
Не разлюбила Мэл Феликса сразу.
Просто ее любовь сильно заболела. А потом умрет, по законам природы. Но умерших долго помнят...

Около дома было все семейство: Санька, вторая Санька, Женя, дед. И бабка Маня. Бабка Маня раздавала цветастые платки. Женскому полу.
- Мэл! А я хотел уже с собакой искать, - сказал Санька.
Заметно радостным голосом.
- А вы куда это в таком странном виде?
Образы Женьки и ребенка в дореволюционных платках показались Мэл естественным развитием ее психической болезни.
- В храм, - пояснила Маня, - в Корнеево. Сегодня же Пасха! Всенощная!
- Ой, блин, - Мэл бессильно села рядом с Санькой на лавочку, - а я думала, я с ума сошла, в лесу мне звон мерещится.
Слегка посмеялись над Мэл. Потом бабка позвала ее с собой.
- Я?! В церковь? Смеетесь, что ли?
Мэл поссорилась с церковью в прошлой жизни. Когда ее первый ребенок (не от Саньки) умер в родах, а церковь сказала, что некрещеных не отпевает.
Не дали места ребенку Мэл ни в жизни, ни в смерти, ни в аду, ни в раю. Какие могут быть после этого хорошие отношения?
- А вы что, всю ночь собираетесь ребенка там мариновать? - спросила строго Мэл.
- Зачем всю ночь? Причастим и отнесем спать. У меня в Корнееве племянница живет.
Мэл и Санька остались вдвоем.
 Мэл не стала включать комп, как обычно, а зажгла керосиновую лампу и легла к Саньке под бок. От него пахло свежей землей и всяческими растениями. Кроме лилий!
- Саня, - сказала Мэл, - тебе нужна необычная жизнь?
- Нужна, - сказал Санька, - а как же? Иначе бы я не рисовал. И не жил бы с тобой, чудо чудное.
- Не смейся, я серьезно. Это философский вопрос. Скажи, для тебя жизнь - это брильянт?
- Жизнь - это брильянт, который виден только внутренним зрением.
- То есть, грани меняются в зависимости от нашего внутреннего взгляда?
- Ага.
- Санька, - Мэл поцеловала его тихонько в край уха, - ты очень умный. Почти как я.
- Ты от меня уходишь? - спросил Санька.
- Не-а. Я послала его ко всем чертям.
И стала рассказывать. Про то, что Феликс - брат Женьки, про премьеру и ссору с Ликой, про колокола в лесу. Про всё, кроме того, что у нее были любовь и секс с Феликсом.
Она сказала - просто увлечение. Так следует говорить тому мужчине, который тебе дорог. Всегда подражайте в этом Мэл!
Потом была Ночь Страсти. Про нее нечего рассказывать, потому что и так понятно.
Изумительная ночь.

Женьку увезли счастливые родители. Феликс с ними не приехал. И не звонил Мэл несколько дней. Видимо, опасался, что Мэл рассказала его матери про то, что он скользкий человек.
Потом несколько раз позвонила Женька, и Мэл поняла, что все нормально. И Феликс не отравился, как обещал. Совесть могла спать спокойно.
А Мэл все-таки не по себе было. Впрочем, особо порефлексировать не дали. Внезапно приехали Эди с Максом.
Мэл удивилась, поскольку знала, что они уже несколько месяцев жили в Дании, где Макс сначала участвовал в европейском семинаре авангардистов, а потом делал наброски со средневековых зданий и улиц.
- Когда вы приехали? - удивилась Мэл. - И не позвонили даже!
Эди была в ненашенском кардиганчике черную полоску, в шляпе - сразу видать, Европа! Она стала выкладывать на стол разноцветные пакеты и свертки с подарками. И говорила нечто непонятное:
- Мне Юльчик сообщила, а потом и Санька пригласил. Поэтому мы уехали пораньше. Надо же тебе помочь все подготовить. Юльчик с животом, от нее толку мало...
- Что подготовить? А, Юльчикину дурацкую свадьбу! Так у нее все схвачено, за все заплачено.
Эди посмотрела на Мэл и засмеялась своей специфической улыбкой. Отец у Эди был турок, и от улыбки глаза ее особым образом удлинялись, настоящая восточная гаремная красотка, только с неожиданно белокурыми волосами.
- Ну, а у тебя - тоже все схвачено?
Мэл посмотрела на Эди. И вдруг вспомнила чудной звонок Артемия, и еще много имейлов, авторы которых благодарили ее "за приглашение".
- Санька! - грозно крикнула она. - Что за херь, а? Что за издевательство?
- Какое издевательство? - спокойно отозвался Санька, рассматривавший около окна Максовы наброски. - Юльчик выходит официально, а мы что - лысые? Двух зайцев убьем зараз.
- Официально - надо заявление подавать в загс, бестолочь ты!
- Я подал, - ответил Санька, - делов -то куча. Подал и немножко баксов сунул, чтобы сделали регистрацию 2 мая. Как и у Юльчика.
Мэл села к столу и отвернулась от всего общества.
- Так вы не договорились! - крикнула Эди. - Это круто!
- Я с этим дауном даже разговаривать не хочу, - ответила Мэл, - совсем меня за человека не считает.
Эди стала обнимать ее и уговаривать не обижаться на Саньку. Макс попробовал чего-то шутить.
 Мэл сидела и плакала.
Санька подошел к ней, взял за руку и насильно повернул лицом к себе.
- Бесценная. Ты же хотела, чтобы жизнь была необычной! А что может быть более несоединимо, чем Мэл Дорецкая и свадьба?
 Мэл посмотрела на него уже спокойнее.
- У меня даже платья нет, придурок ты!
- В чем проблема? Сошьем, - сказала Эди. - Еще три дня в запасе!
Нет уж, подумала Мэл. У Мэл Дорецкой должна быть такая свадьба, какой не было еще на этом свете.
Брильянт поворачивается к тебе той гранью, какую ты видишь своим внутренним зрением.
По-другому - неинтересно!

окончено 10 января 2008