Редкое фото.
На фотогрвфии: внзу слева дядя Гриша, дядя Мора, дядя Соломон. Вверху слева Тетя Дина жена Гриши, дядя Лева, тетя Пая, дядя Володя, тетя Маня, жена Соломона.
СЕМЬЯ ГОРЛОВСКИХ.
Кто не знает свое прошлое,
у того нет будущего.
Мама (1901-1957г.г.) родилась в местечке Татарск Смоленской губернии. Отец ее Горловский Шмуел (1873-1909 г.г.) (мое имя мне дали по деду), был кузнецом и умер в 1909 году, когда моей маме было восемь лет. Старшей дочке тете Сорке было двенадцать лет, а младшей дочке тете Пае, было два года. У моей бабушки Двейры на руках осталось восемь маленьких детей, без всяких средств к существованию.
Помогала община, но главная ее помощь, заключалась в том, чтобы мальчики посещали хедер (каждый мальчик должен был окончить четыре класса). Оплачивали учителя, книги тетради, иногда давали деньги на ботинки. Жить на помощь общины и родственников с такой оравой детей было очень трудно. У бабы Двейры мальчиков было пятеро. Они были одной из беднейших семей в местечке, жили впроголодь, а к весне пухли от голода. Мальчики и девочки и всю зиму сидели на печке, и у них была пара рваных ботинок выйти во двор в туалет. Самые маленькие дети были на руках тёти Сорки.
Баба Двейра, была женщина энергичная, властная, но справедливая, и от той тяжёлой жизни применяла свои методы воспитания это: проклятие, подзатыльник, оплеуха, затрещина, и выспитк. А каких воспитала людей, все дети выросли замечательными людьми. Дружные, добрые, трудолюбивые, и заботливые, высокие и красивые Когда в 1937 году баба Двейра серьёзно заболела, все четыре сына из Ленинграда, мама и Сорка экстренно приехали в Татарск к матери.
Баба Двейра, кроме того, что была властная, была ещё и гордая, она была дочь потомственных кузнецов, где в семье существовали трудовые нравы. Всё местечко, знало, что дети сидят голодные, но подати отказывалась принимать. Когда ей говорили, могли бы твои дети походить по домам и попросить милостыню, то она отвечала:
- Лучше я и мои дети сдохнем от голода, но никто с торбой ходить не будет, стоит только начать, так всю жизнь, с торбой ходить будешь.
Баба Двейра, конфликтовала со своим отцом Мошей, который не любил моего деда Шмуела, так как по его понятию он был бездельник, хотя он тоже был кузнец, и что он только мог хорошо делать, это только делать детей. После смерти мужа она отказывалась от его помощи своего отца.
Про прадеда кузнеца (1843- 1922г.г.) Мошу, мама рассказывала интересные истории, он обладал невероятной силы; невысокого роста, как в высоту так в ширину, он гнул между пальцами медные пятаки, царской чеканки, и разгибал подковы. Он пользовался большой популярностью в округе, и к нему ходили за советами, так же как к местечковому ребе. Благотворительность он не любил, считал, что люди, которые живут за счет помощи, привыкают к благотворительности, и не хотят работать.
Когда начинался сезон, Моше нанимал себе в кузню сезонного рабочего молотобойцем, который должен был махать молотом двадцать пять фунтов, с рассвета до заката. Для этого он подыскивал молодых здоровых мужиков, и приводил домой. Жена наливала будущему работнику миску борща, и миску каши, а Моше смотрел, как мужик кушает. Он говорил:
- Если работник ест быстро и много, значит, будет хорошо работать, если ковыряется в миске, то так будет работать.
Был с Мошей такой случай, поехал он как-то зимой по деревням собирать долги, нагрузил сани зерном, и поехал домой, наступил вечер, стало темно, поднялась метель, не видно ни зги. Он сбился с дороги, попробовал искать дорогу – бесполезно. Мороз крепчал. Тогда Моше распряг коня, привязал к саням, бросил коню сена, а сам укутался в тулуп и сел на мешки. Когда почувствовал, что замерзает, он сбрасывал тулуп, и начинал ворочать мешки, разгружать и нагружать сани, разогревшись, садился отдыхать, почувствовав, что замерзает, начинал снова тягать мешки. Так он всю ночь ворочал мешки, а когда стало светать, нашел дорогу, и приехал домой. Дома всю ночь не спали, и уже передумали, черт знает что.
Во время революции в 1918 году Моше было около семидесяти пяти, жил в доме вдвоем со своей женой. Банда, орудовавшая, в тех местах решила ограбить Мошу. Один из бандитов, который вхож был в дом кузнеца, как клиент, рассказывал в банде, что у него есть знакомый богатый еврей, у которого серебряная посуда, и должно быть золотишко, ( В действительности у них был серебряный набор ложек и вилок.), и что в доме живут два старика. Этот бандит пришел вечером и попросился у Моши на ночлег, он был немного выпивши. Старики пустили, дали поужинать, вел бандит себя нагло, попросил, чтоб ему дали водки, Моше налил ему стакан.
У бандита, как потом стало известно, было задание ночью, когда старики уснут, убить их, открыть банде двери. Но после выпитого ещё стакана, его развезло совсем, и он разыгрался преждевременно. Он вытащил пистолет, стал угрожать старикам, что он их сейчас убьёт. Старики испугались, Моше на идиш сказал жене, чтобы та потихоньку вышла позвать соседей. Она хотела выйти из дома, бандит, приказал, вернуться, поставил, стариков к стене и стал угрожать и размахивать пистолетом перед носом. Моше изловчился, схватил левой рукой пистолет, а правой, кулаком закатил бандиту в лоб, так, что пока оглушенный бандит копошился в углу комнаты, жена выскочила из дома, и пошла, стучаться в дома соседей.
Прибежавшие соседи, избили до полусмерти, и повязали бандита, а Моше испуганный стоял и держал пистолет за ствол, и не мог разжать руку, пришлось бить палкой по руке, чтобы забрать у него из руки пистолет. Соседи видели, как в полночь по улице местечка проехали две телеги с людьми. Подразумевают, что это были бандиты, которые, увидев, что в доме Моши горят огни, и около дома много народа, проехали мимо.
Если до революции моя бабушка Двейра была одной из самых беднейших в местечке. То после революции, когда дети подросли, и все начали работать на один котел, особенно в период НЭПА. Четыре брата (кроме младшего дяди Левы) работали кузнецами, все высокие, здоровые. К 1928 году, они построили новый дом, два больших сарая, у них было четыре коровы, два подтелка, две лошади, две кузни.
До бабы Двейры доходили слухи, что ее хотят раскулачить. Она выходила из себя, злилась и проклинала весь сельский совет и советскую власть. Когда комиссия из сельсовета пришла раскулачивать бабу Двейру, Она стала на крыльце с топором у порога, и сказала:
- Кто перешагнет порог, разобью голову.
Она кричала:
- Когда до революции я была самая бедная в местечке, когда я с детьми пухла от голода, вы не приходили, а теперь, когда мои хлопцы выросли, работают, как лошади, вы пришли раскулачивать. Что я держу батраков? Моё добро нажито тяжёлым трудом моих детей.
Перед домом собралась толпа, комиссии было неудобно слушать справедливые крики, бабы Двейры, соседи стадии заступаться, говорить, что она говорит чистую правду. Члены комиссии знали каждую семью в местечке, потоптались около крыльца, но зайти в дом не решились.
Баба Двейра, понимала, что власти на этом власти не остановятся. Везде шло массовое раскулачивание, крепких хозяйств. Тогда она распродала все, оставив дом, сарай, корову и кузню. Дядя Мора и тетя Пая остались с ней в Татарске, а Соломон, Гриша, Володя и Лева уехали в Ленинград. К тому времени тетя Сорка вышла замуж и жила в Монастырщине, а мама вышла замуж и жила в Мстиславле.
Дядя Мора (1898-1943г.г.) старший сын бабы Двейры Море пошел работать в двенадцать лет, за год до бармицвы (становление мужчиной), к своему деду Моше в кузнецу. Он сидел на мехах, раздувал угли, или занимался мелкими слесарными работами. Дед ему платил пять рублей в месяц. Это были большие деньги, так как буханка хлеба в то время стоила две копейки, и это было хорошее подспорье для семьи. Дядя Мора, как старший брат, взвалил на себя обязанность поднять на ноги всю семью, и женился, когда ему было уже за сорок, уже после того, как женился младший брат дядя Лева.
Дядя Мора был человеком добрым и безотказным, работал кузнецом, старался всем помочь, особенно он помогал своим меньшим братьям сестрам, иногда приезжал к нам, и всегда что-нибудь привозил: мед, сухой сыр (гомолки), а однажды привез целый мешок гречки.
Я помню, был малышом, мы всей семьёй два, толи три раза ездили на лошади в местечко Татарск гостить к бабе Двейре. Мне было интересно сидеть на телеге в сене. Я радовался ехать на лошади и смотреть на проезжающие местности, через поля, леса и деревни. Где-то на средине пути в одной из деревень останавливались в одном доме знакомых, где нас приветливо встречали. Мама нам давала кушать холодную курятину с хлебом. Хозяева ставили самовар, и мы пили чай.
Это были счастливые дни, нас в Татарске радостно встречали баба Двейра, дядя Мора, и вся большая мамина родня. Мы ходили в гости к тете Пае, помню недалеко от её дома был колодец с высоким журавлём. Еще ходили к каким-то маминым, близким родственникам, где нам устраивали обеды. Один раз мы приезжали в Татарск на какое-то торжество, толи свадьба, толи ещё что. В доме у бобы Двейры были гости из Ленинграда, и мы ходили ночевать к маминой тёте. Меня положили спать в спальне на деревянной кровати с периной. Ночью я проснулся, очень чесалось. Я стал плакать. Мамина тётя с мамой зажгли лампу, пришли в спальню. Мама откинула одеяло, подняла меня с кровати. На простыне с того места, где я лежал, во все стороны стали разбегаться крупные клопы. Мамина тётя удивлялась, откуда взялись клопы. Мама объясняла, что особенно клопы звереют, когда на кровать ложится спать новый человек. Во время войны всё еврейское население местечка Татарска было расстреляно. Спаслась одна молодая женщина Аня, дальняя мамина родственница, была в партизанском отряде.
После смерти бабы Двейры в 1938 году дядя Мора уехал в Ленинград и там женился. В армию дядю Мору призвали в сентябре 1941г. ему было около сорока пяти, его определили в комендантскую роту. В конце 1943 года, ему приказали конвоировать одного дезертира. По дороге, разговорившись, оказалось, что дезертир еврей. Он стал просить на идиш, чтобы дядя дал ему возможность бежать, и что у него жена и трое маленьких детей, и стал плакать, что его расстреляют и дети останутся сиротами.
Дядя Мора его отпустил, выстрелил три раза в воздух, пришел и доложил, что арестованный сбежал. Через некоторое время дезертира снова поймали, и когда ему предъявили обвинение за дезертирство и побег из-под стражи, он заявил, что из-под стражи не убегал, а его отпустил конвоир. Полевой суд, признал дядю Мору виновным, и направили в штрафную роту, где он и погиб. Дядя Мора, который всю жизнь делал добро людям, погиб из-за своей доброты. Его дочка Верочка (Двейра) в настоящее время живёт в Москве.
Дядя Соломон, (1902- 1959г.г.) четвертый ребенок бабы Двейры, высокий, лысый, на первый взгляд не привлекательный, молчаливый, но душевный и добрый, приехав в Ленинград, устроился на завод слесарем ремонтником, женился. Жил в комнате восемнадцать метров, в коммунальной квартире на седьмом этаже. Воевал на Ленинградском фронте, был ранен, после ранения правая нога была короче на шесть сантиметров, для этой ноги носил специальную обувь на высоком каблуке. Его жена тетя Маня умерла от голода во время блокады, Детей, Мотика и Симу вывезли с детским домом.
Дядя Соломон остался, один жив из пяти братьев. После войны нашел детей, вернулся в Ленинград. Женился, на коренной ленинградце тёте Фриде, которая пережила блокаду вместе с сыном, от первого до последнего дня. После войны дядя Соломон жил в коммунальной квартире пять человек в 20 кв. м. в Ленинграде. Когда я был в Ленинграде на преддипломной практике, то жил у них в комнате. Тётя Фрида стелила мне на полу рядом со своей кроватью. При той тесноте в одной комнате жили дружно не было никогда никаких упрёков и нареканий, и по окончании практики меня провожали как самого близкого и дорогого человека. Дядя Соломон умер в 1959 году. Мотик живет в Ленинграде, Сима в Минске.
Дядя Гриша (1903-1942г.г.) пятый ребенок, красавец мужчина, жил в Павловске под Ленинградом в деревянном доме на втором этаже, он работал дома от какой-то артели, у него была маленькая комнатка, где стояла трикотажная машина, на которой он работал, изготовляя трикотаж. Родственники, приезжавшие в Ленинград, останавливались у дяди Гриши в Павловске, хотя в Ленинграде у мамы жили ещё три брата. Тетя Дина, жена дяди Гриши гостеприимная и симпатичная женщина, вместе с дядей любили принимать гостей.
Когда началась война, дядя пошёл работать на военный завод слесарем и получил брань, было решено завод эвакуировать, тетя Дина с детьми переселились в бараки при заводе, чтобы выехать вместе с заводом. День и ночь грузили оборудование в ж. д. составы рабочие и их жены. Когда погрузка была закончена, выехать уже было невозможно, немцы перерезали железнодорожные пути, начали устанавливать оборудование на прежние места.
В 1941 году была суровая зима, от голода и холода дядя Гриша сошел с ума, у него начались кровавые поносы, он бил стекла в бараке и творил черт знает что, он буйствовал две недели и умер. Тетя Дина завернула его в одеяло, дотащила до ограды кладбища, тащить дальше не было сил. С санками вернулась в барак. Детей Иду и Самуила вывезли отдельно, Тетя Дина не помнит, как она оказалась в Куйбышеве на Волге. Целый год она искала своих детей.
В конце 1944 года тетя Дина, с детьми вернулась в Ленинград, дом в Павловске сгорел, ей в Ленинграде, выделил временно кухню четыре метра в коммунальной квартире. В этой комнате размещалась кровать и тумбочка. Так они в этой комнате временно прожили десять лет. Сын Самуил уже стал юношей, дочке Иде было двадцать лет, а они всё продолжали спать вольтом, втроём в одной кровати. На предприятии, где работала тётя Дина, все эти годы стояла в очереди на получение жилья первая. Но, когда распределяли жильё, её, постоянно отодвигали, всё время находились более нуждающиеся.
Тётя Дина, ходила по городу Ленинграду, заглядывала в окна, видела просторные, уютные, меблированные комнаты, красивые абажуры, на окнах дорогие шторы, и думала, что она наверно ни когда не доживёт, что у неё, когда ни будь, будет комнатка, чтобы поставить три кровати.
В 1954 году были выборы в Верховный Совет СССР. Тётя Дина заявила, что она голосовать не пойдёт. Раз государству я и мои дети не нужны, раз оно не может мне выделить комнату, чтобы я не спала вместе со своими детьми, то такое государство мне не нужно.
В шесть часов вечера пришли представители с избирательного участка предупредить тётю Дину, что она забыла придти проголосовать. Она заявила:
- Я голосовать не забыла, я принципиально не пойду голосовать. Вот видите, в каких условиях я живу.
Через час пришёл председатель с членом избирательного участка, стали уговаривать и стыдить Тётю Дину, за то, что отказывается пойти проголосовать. Они говорили, что нельзя смешивать государственное мероприятие, с личными интересами, что есть люди, которые живут в ещё худших условиях, в сырых подвалах, и вообще на улице, однако уже проголосовали. Они предупредили тётю Дину, что этот её поступок может ей дорого обойтись. Тётя Дина идти, на отрез отказалась.
В десять часов вечера в комнату тёти Дины вошёл председатель райисполкома. Он осмотрел комнату, и сказал:
- Идите, проголосуйте, завтра я дам вам ключи от комнаты.
- Вы, меня обманите, уже десять лет мне обещают. Давайте, ключи сейчас. Председатель повторил выше сказанное, повернулся и ушел.
За десять минут до закрытия избирательного участка, тетя Дина пошла, проголосовала, подумав: «Не проголосуешь, потом беды не обберешься». Ещё свежи были в памяти сталинские времена, будет не до квартиры. На следующий день, тетя Дина решила пойти в райисполком, просто символически, она твёрдо знала, что если председатель пообещал, то «обещанное три года ждут» это ещё может быть, долго придётся побегать.
Когда подошла её очередь, тётя Дина вошла в кабинет. Председатель поднял на неё глаза, вытащил ящик стола, вынул ключи и передал их тёте Дине, на комнату шестнадцать метров. Тётя Дина взяла ключи, и тут же упала в обморок. На неё прыскали водой, усадили на диван, который стоял в кабинете.
Когда тётя Дина пришла в себя, держа в руках ключи, она подхватилась, поблагодарила присутствующих и помчалась к дяде Соломону. Вместе с дядей побежали в магазин, купили новый замок, для квартиры. Наняли человека, и поставили новый замок.
В настоящее время Дина, и сын Самуил с семьёй проживают в Афуле, Израиль.
Дядя Володя (1904-1943г.г.) шестой ребенок, так же, как и Гриша жил в Павловске, и работал на трикотажной машине, которая стояла на башне его дома. На первом этаже у него была большая комната двадцать метров.
Осенью 1935 г. мама очень болела, она поехала в Ленинград лечиться и взяла меня с собой. Те дни, когда мы оставались в Павловске, дядя Володя забирал меня к себе, и, зная, что я люблю сладкое, покупал мне ромовые бабки шоколадные конфеты и пирожные. Утром, когда я уходил к дяде Грише, где ночевала мама (они жили недалеко друг от друга), дядя Володя давал мне рубль на карманные расходы. Он просил маму, чтобы она оставила меня жить у него в Ленинграде. Он покупал мне дорогие игрушки: заводные машинки, и большой заводной танк, что было большой редкостью у моих сверстников. Иногда с Идой мы прибегали к дому дяди Володи и кричали ему наверх в башню, он высовывался из окна, и бросал нам два рубля закрученные нитками между спиц, мы забирали деньги и шли в кондитерскую, за ромовыми бабками с изюмом.
Перед войной дядя Володя приезжал, и привез мне самокат, который был у меня одного во всем городе. Когда я выезжал покататься, то пацаны с нашей улицы бегали вслед за мной, и были счастливы, когда я давал им подержаться за руль. В 1937 году дядя Володя поехал отдыхать в Кисловодск, и встретил там своего двоюродного брата, который жил в Кисловодске, побывал в его семье, и познакомился с его дочкой Руфой, женился на ней, забрал в Ленинград.
Через год у дяди Володи родилась дочка Верочка (или по бабушке Двейра). На второй день войны дяде Володе прибыла повестка явиться на призывной пункт. Руфа оставшись одна, с маленьким ребенком на руках собрала вещи и поехала к своим родителям в Кисловодск, куда добралась с большим трудом, с всевозможными приключениями. Потеряла Верочку в дороге на одной из станций, чуть с ума не сошла от переживаний, но потом Верочку она нашла и добралась до Кисловодска.
Осенью сорок первого года дядю Володю ранило, он лежал в госпитале в Ленинграде, и от своего скудного пайка старался сэкономить, все, что только мог, чтобы, что – ни будь передать дяде Грише, который иногда приходил его навестить. После выздоровления, его отправили на фронт, где он погиб в конце 1943 года. В моей памяти дядя Володя остался, самым лучшим человеком. Руфа и Верочка живут в Израиле город Аждод.
Дядя Лева (1906- 1939г.г.) седьмой ребенок, был самый высокий и самый красивый, он был баловень всей семьи, так как был самый младший из братьев, ему было три года, когда умер отец. У него были аристократические манеры, умел себя достойно держать, изыскано и со вкусом одевался, его принимали за артиста, интеллигента, пользовался успехом у женщин, работал на заводе слесарем, жил в комнате у дяди Володи.
Когда дядя Володя женился Лева ушел на съемную квартиру. За три месяца до финской войны дядя Лева в тридцать лет женился на красавице вдове, и перешел к ней жить. С первых дней финской войны дядя Лева был призван и отправлен на фронт, и прошел всю войну. После того, как прошло два часа, после объявления мира, дядя Лева с товарищем решили пойти и помочь раненой лошади, в это время финский снайпер застрелил дядю Леву. Его любовь к животным ему дорого стоила.
Тетя Сорка (1895- 1957г.г.) была первым ребенком, ей было двенадцать лет, когда умер отец, забота о малышах легла на ее руки. Она была безотказная, послушная, крупная, с крупными чертами лица. В 1926 году вышла замуж за Ажарнова Арона, и уехала жить в Монастырщину, и родила трех дочек Басю, Пашу и Симу. Когда началась война, Арона по возрасту в армию не призвали, но когда немцы стали подходить к Смоленской области, его мобилизовали отгонять скот в Москву.
Лейзер муж тети Паи перед войной перевёлся работать в Монастырщину директором мельницы. Когда немцы были близко, он взял на мельнице лошадь, забрал своих детей и беременную жену, подъехал к дому тети Сорки, забрал её с дочками и бежали от немцев. Они все были в эвакуации в Тюменской области.
Арон сдал скот за Москвой, вернулся в Монастырщину, занятую немцами, считая, что его семья не имела возможность бежать. Свою семью, он не нашел, и был расстрелян со всеми евреями местечка Монастырщина.
Тетя Сорка в 1944 году с дочками вернулась в Монастырщину, когда дочки выросли, разъехались и вышли замуж, она стала жить с Пашей в Москве. Летом 1957 года Тетя Сорка с внучкой Леной, приехала в Мстиславль отдыхать, жили в нашем доме. В средине сентября утром у нее случился обширный, инфаркт, она упала посреди дома и умерла.
Мама в это время была на рынке, соседи прибежали, и сказали ей, что умерла ее сестра. Она сама больная, побежала домой, стала таскать труп сестры, которая была крупная и полная, делая искусственное дыхание, пытаясь оживить сестру. Эта смерть потрясла маму, у нее самой случился инфаркт, и через месяц 17 октября 1957 года она умерла.
Бася, умерла в Костроме в 1997 году, Паша живет в Москве, Сима в Ленинграде.
Мама – Блюма (Люба) была третьим ребёнком (1901 – 1957 г.г.) Мама рассказывала, что с восьми лет она начала зарабатывать свой хлеб, она посла хозяйских гусей, за что утром ей давали кусок хлеба, а вечером, когда гусей загоняли в сарай, сажали вместе с хозяевами кушать. Зимой ее отдали на обучение к одной женщине, где она должна была весь день расчесывать шерсть, скусить перо и нянчить грудного ребенка. За это вечером ее обучали буквам на идешь, читать и писать. Русский она выучила самостоятельно.
Из воспоминаний сестры Марии.
С восьми лет, с начала весны, мама начала работать, пасти гусей, за кусок хлеба. На зиму маму отдали одной женщине учиться грамоте. С утра до вечера она должна была расчёсывать овечью шерсть, драть перо на подушки и перины, нянчить младенца. Вечером, когда было время, её учили еврейским буквам читать и писать. Русский язык, читать и писать она позже научилась самостоятельно. Этим и закончилось мамино образование.
Когда дети немного подросли, бабушка Двойра брала в аренду участок земли, где они выращивали овощи, две третьи урожая отдавали хозяину, а одну треть оставляли себе. Этим урожаем они доживали до весны, а с весны всей семьёй снова шли работать в поле. Как-то осенью убирали брюкву, брат бросил брюкву, мама не заметила, и брюква попала ей в голову, в ухо. Ухо долго болело, и так она осталась глухой на это ухо на всю жизнь.
В семнадцать лет она уехала в Петроград, где ее устроили ученицей портнихи. Она быстро освоила профессию, и стала работать поденщицей белошвейкой у богатых людей. Ей выделяли угол для жилья, и она шила простыни, пододеяльники, наволочки. Закончив работу в одном доме, мама находила работу в другом доме, и переходила туда жить. Там в Петрограде она находилась, когда произошла революция.
Тем временем подросли братья, стали работать кузнецами, стали зарабатывать хлеб. Купили две коровы, овец стали жить зажиточно. Их хотели раскулачивать, но их семью защитили соседи. Тогда все братья уехали в Ленинград, там женились, до войны жили в Ленинграде. Младший брат Лёва погиб на финской войне.
В 1919 году мама из Ленинграда уехала жить в Смоленск. В это время она была отличная портниха, и её приглашали работать в разные дома. Она работала в доме банкира, пока его не арестовали. Так она много лет жила и работала у знаменитого доктора Певзнера. Там к ней, в этой семье очень хорошо относились, как к родной дочке.
20 марта 1998 года.
В 1927 году мама приехала погостить к своей дальней родственнице Хайке. Муж её Алтер был сапожником, и постоянным клиентом отца. Алтер познакомил маму с отцом.
Мама любила своего троюродного брата Мору Дымнта. Они были с одного местечка, вместе росли, вместе гуляли, и любили друг друга. Мора был тихий, добрый, послушный, способный парень. Но его родители не хотели, чтобы он женился на маме из бедной семьи. Они нашли ему богатую невесту, и женили его на ней. Для мамы это была огромная травма. В дальнейшем у неё было много предложений, но она не хотела думать о замужестве. На всю жизнь, у неё остались светлые воспоминания, тех днях её юности.
Теперь ей уже было двадцать шесть лет, подруги, и многие знакомые парни поженились и вышли замуж. Друзья и знакомые советовали, не тянуть с замужеством, и сама она понимала, что время уходит. Отец маме понравился, не многословный, крепко сложенный, не высокого роста, открытое лицо. Хая и Алтер, говорили, что отец, трудолюбивый парень, честный и из хорошей религиозной семьи. Мама отцу то же понравилась, худенькая, стройная, скромная, послушная. Несколько дней повстречавшись, они решили пожениться.
После свадьбы мама переехала жить в Мстиславль. Отец снял флигель у одного богатого еврея скототорговца. У отца детство и юность прошла в Мстиславле, у него в городе было много друзей и знакомых. Он всегда уважительно ко всем относился, всегда старался уйти в сторону от конфликтных ситуаций, ни с кем старался не ссориться, и не обижать. Над ним подшучивали, у него была кличка "Исроел дер Бульбе". Одновременно его уважали и любили. На острые шутки сапожников в артели, граничившие с оскорблением, он только улыбался и не подавал вида, что они его задевают. По гороскопу он был «Рыба», чужую боль он воспринимал как свою, бескорыстно всегда помогал людям, даже рискуя своим положением. Отец был человеком слова, безотказным, трудолюбивым, уступчивым, любил свою работу, и не любил болтать попусту. Мама сразу оценила все его достоинства, она увидела в нём хорошего семьянина, с добрым характером, и на всю жизнь полюбила его.
Сын скототорговца Абрам, который жил в основном доме, и то же занимался торговлей скота, часто бывал в Смоленске. В то самое время, когда мои родители жили у него во флигеле, Абрам привёз себе жену Женю из Смоленска. Женя была девушка редкой, красоты. Ей было за двадцать, большие лучистые глаза, обворожительная улыбка, фигура, как выточенная скульптором.
Абрам привёз её из дома терпимости, и многие Мстславские парни, бывали в этом заведении. Весь город бушевал. В городе только и были разговоры об этом происшествии. Одни удивлялись, другие возмущались, как мог такой красивый, интересный парень, из такой богатой, и уважаемой в городе семьи, так поступить. Ведь он мог бы взять в жёны любую красавицу из богатой семьи. Родители Абрама были взбешены, как это он мог в дом привезти проститутку, они проклинали Женю, на чём свет стоит, и заявили, что он им не сын, и не появлялись в доме Абрама. Многие мудрецы говорили:
- Ды бесте эпл эст уф дер хазер (самое лучшее яблоко съедает свинья).
Женя была из бедной еврейской семьи, круглая сирота, в шестнадцать лет, обманным путём попала в этот дом, а потом ей деваться было некуда. Абрам, бывая в Смоленске, бывал у Жени. Женя ему нравилась, ему была не безразлично её судьба, и он решил вытащить её оттуда. Он предложил ей выйти за него замуж, сказав:
- Я ничего не знаю, и знать не хочу о твоей прежней жизни. Хочешь, жить начнём с чистого листа.
Жене Абрам нравился, высокий, красивый, за этот благородный поступок, она дала слово быть верной его рабыней на всю жизнь. Жизнь её научила, девушка она была сообразительная и понимала, что не каждый может сделать такой шаг, что если бы не Абрам, она бы никогда не могло изменить свою жизнь и вырваться из того дома.
Но из чистого листа не получалось. Многие шустрые хлопцы, которые бывали в Смоленске, заходили в этот дом и знали Женю, потирали руки, злословили, говорили, что теперь, можно будет и здесь развлекаться, и заходить к Жене в гости.
Однажды на базаре к Жене подошёл один из шустрых, вежливо поздоровался и ехидной улыбкой стал спрашивать:
- Можно ли мне по старой памяти придти к тебе в гости, когда мужа не будет дома. Я тебе хорошо заплачу.
Женя тут же при всех залепила ему громкую оплеуху, повернулась и ушла домой. После этого случая она реже стала появляться на людях.
Но нашелся ещё более шустрый, зная, что Абрам уехал на несколько дней в Смоленск, набрался наглости и пришёл к Жене в дом. Он, только улыбаясь, успел произнести:
- Женечка, Ты, помнишь меня в Смоленске, я.......
Женя, как разделывала овощи, взяла со стола доску, медленно подошла к молодому человеку и ударила ему по физиономии. Он пулей вылетел из дома. В городе только об этом и говорили, что Абрам привёз из Смоленска не только проститутку, но и сумасшедшую. Эти события переворачивали с ног на голову, и говорили, что она кидается на людей, и её надо держать в сумасшедшем доме.
Мама то же вначале недоверчиво относилась к Жене. Но так как они жили в одном дворе, то им приходилось общаться. Мама увидела, что Женя порядочная скромная женщина, не глупая, добрая и уважительная, и они подружились. Женя жаловалась маме, что она не может жить в этом местечковом городе, что она не может выйти на улицу. Что она, хотя не видит, но знает, что все на неё показывают пальцем. И что она очень переживает, что из-за неё, у Абрама наверно имеются проблемы и неприятности.
Вскоре они стали дружить семьями, Тогда отцу, который всегда был занят своей работой, не любил сплетничать, и совать нос в чужие дела, стало, искренне жаль молодую пару. В то время, когда Женю обливали грязью, и болтали про неё чёрт знает что, к отцу в артели сапожники приставали с всевозможными мерзкими вопросами. Он сказал Абраму:
- Ты, знаешь, какие разговоры ходят про Женю в городе? Жить вам здесь нормально не дадут. Ты, сделал благородное дело, мне с женой нравится Женя, и мы на твоей стороне. Вам нужно уехать.
Женя то же самое говорила Абраму, но не хотела настаивать, и готова была терпеть сколько угодно. Она считала, что эту проблему он должен решить сам. Абраму очень не хотелось покидать родной город. Он понимал, что у него конфликт не только с родителями, но и со всем городом, и согласился. Мама сказала, что по её мнению, только время может потушить этот пожар, вдали от родных мест. Отец и мама стали активно помогать готовиться в дорогу. Отец проводил их на станцию Ходосы, помог сесть в поезд. Абрам вынужден был покинуть навсегда свой, родной город. Никто не знал, куда они уехали, и о них больше ничего не было слышно.
Продолжение смотри «МАМА» http://www.proza.ru/2007/12/23/418
«ОТЕЦ» http://www.proza.ru/2007/12/24/132
Тетя Пая (1907-1967г.) восьмой ребенок, девушкой была красивой, привлекательной, со стройной фигурой, от женихов не было отбоя, но она вышла замуж за Татарского парня Хазанова Лейзера. Ее первенец Самуил, родился недоношенным. Дело было зимой младенец, лежал в люльке укутанный пуховыми одеялами. Однажды ночью тетя Пая услышала, плачь ребенка, доносившийся откуда-то издалека, она вскочила, младенца в люльке не было, где-то плакал ребенок, зажгли лампу. Кошка утащила ребенка под печку в самый конец, пришлось кочергой вытаскивать его оттуда. Самуил окончил школу с серебряной медалью, Ленинградский институт водного транспорта, рост метр восемьдесят, живет в Березняках Пермской области.
Вернулась семья Хозановых из эвакуации в 1946 году, бежали от немцев вчетвером, а вернулись вшестером. Сема родился в сорок первом во время бомбежки, а Мотик в конце войны в сорок пятом в эвакуации. Они поселились в Мстиславле, купили на Слободе дом, корову, Лейзер пошел работать заготовителем скота, и имел там хорошие бабки. Зимой 1947 года Лейзер скоропостижно умер от сердечного приступа.
Тетя Пая осталась с четырьмя маленькими детьми, не приспособленная к жизни. Лейзер всю жизнь оградил ее от всех забот, не имея ни какой профессии, понятия не имела, как зарабатываются деньги, и как жить. Особенно остро восприняла смерть Лейзера мама, я тоже переживал за тетю Паю. Я учился в седьмом классе, каждый день после уроков бежал к тете, Пае. Брат Самуил меня ожидал, мы брали ведра и коромысло, и шли на винный завод за брагой для коровы. До вин. завода было около километра. Я на два года старше брата и покрепче, я брал два ведра на коромысло и одно в руках, а там, где был подъем в гору, Самуил брал у меня ведро. Так мы ходили всю зиму, пока корова не пошла в поле.
Тете Пае помогали все оставшиеся в живых родственники, дядя Соломон из Ленинграда присылал посылки с продуктами и кое-какой одеждой. Родственники со стороны Лейзера, что-то присылали из Москвы, мама шила, перешивала, обшивала, отец шил ботинки, туфли, тапки.
Когда мы кололи поросенка, то значительная часть постепенно переходила к тете. Хотя тете Пае многие помогали, но она бедствовала, так как нигде не работала. Все годы пока мама была жива, помогала своей сестре. Когда в 1957 году Самуил окончил институт, а Маня его сестра педагогический техникум, мама устроила в нашем доме банкет (я в то время служил в армии).
Во время учёбы Самуила в Ленинграде, ему материально помогали, чем только могли, и надеялись, что после окончания института, он возьмёт на себя частично заботы поднять меньших братьев. Самуил был направлен на работу в г. Пермь. Там женился против воли тети Паи, взяв в жёны соученицу по институту не еврейку. Это событие, здорово задело самолюбие тёти, и она ему написала письмо, что она его проклинает. Самуил обиделся на мать и прервал с ней всякую связь, и отрекся от матери и всей семьи. Так тётя Пая до самой смерти больше не видела своего старшего сына. Меньшие братья выросли, устроили свою жизнь без его помощи. За многие годы, уже, будучи пенсионером, Самуил один раз приезжал повидаться с братьями и сестрой. Маня живет в Бобруйске, Сема живет в Орше, Мотик живет в Ленинграде.
Самуил Минькин