– Николай Петрович! Вы когда-нибудь бывали на острове Крит? – спросил Роберт Иванович.
– Да нет, всё никак не доводилось – ответил Николай Петрович.
– Я вот тоже не был, хотя дважды проплывал мимо. Вообще, надо отметить, Эгейское море – удивительное место, цитадель, так сказать, нашей европейской цивилизации. К сожалению, мы ещё очень мало знаем о жизни наших предков на островах этого моря. Представьте себе: греки ещё жили в пещерах, а люди на островах почти пятьдесят веков назад уже строили поселения с красивыми каменными многоэтажными жилыми домами, снабжёнными водопроводом и канализацией, с прямыми мощёными улицами и площадями, украшенными бронзовыми скульптурами, фонтанами.
– По-моему, Роберт Иванович, вы опять преувеличиваете. Ведь все знают, что демократии и искусствам все европейцы учились именно у греков.
– А греки у кого?
– Ни у кого! Они сами всё изобрели!
– Ошибаетесь, Николай Петрович! Они учились демократии и искусствам у бывших жителей острова Крит. Об этом даже Плутарх писал, когда вспоминал про Ликурга и его Спарту. Кстати, я сравнил бы древнего Ликурга с нашим Владимиром Ильичём.
– Это почему же?
– Потому что и тот, и другой пытались построить коммунизм в отдельно взятой стране. И если Владимир Ильич не успел до своей кончины осуществить всё задуманное и коммунизм Советской России просуществовал только семьдесят пять лет, то коммунизм Спарты, построенный Ликургом три тысячи лет тому назад, просуществовал почти пять веков! Представляете разницу?
– Да! Разница разительная!
– И надо помнить, что строительству спартанского коммунизма Ликург учился не у известного всем Карла Маркса, а на острове Крит у малоизвестного поэта Фалета.
– И куда же делись пращуры – строители коммунизма на этом удивительном острове?
– После страшной катастрофы, которая разразилась в Эгейском море три с половиной тысячи лет назад, когда все дворцы и здания на острове Крит были разрушены, а земля покрылась толстым слоем чёрного вулканического пепла, жителям острова пришлось искать нового пристанища в различных частях света: в Счастливой Аравии, в Восточной Африке, в Индии и даже в Китае, Японии и Америке. Благо, что они были хорошими мореходами. Поэтому они рассеялись по всему миру. Кое-кто называет их атлантами. На Ближнем Востоке их называли филистимлянами, то есть скитальцами. Они же, оказавшись на Святой Земле, и построили город Иерусалим. Кстати, его название вам ничего не напоминает?
– Но ведь всем известно, что этот город построили евреи!
– Никак нет, Николай Петрович! Даже в Библии написано, что евреи впервые вошли в этот город во времена Иисуса Навина после того, как нанесли поражение местному правителю Адониседеку, или просто Адонису, и крайне жестоко расправились с ним. Думается мне, что Иисусово Царство Небесное не случайно поэтому смахивает на коммунизм древних жителей острова Крит и Спарты. Ведь у Него, у Иисуса, были те же самые учителя, что и у Ликурга!
– Позвольте мне, Роберт Иванович, промолчать на этот счёт.
– Ну, что ж, молчите, но вот что я вам скажу: ещё во времена княгини Ольги русские воины воевали вместе с ромеями на острове Крит. По сути дела, это был самый первый крестовый поход, направленный на защиту христиан от набегов арабов, о котором до сих пор почти ничего не известно.
– Как же это произошло?
– А вот как. Через год после крещения княгини Ольги император Константин стал готовиться к войне против арабов, которые захватили тогда остров Крит и совершали с него набеги на земли ромеев. Константин прислал к княгине послов просить обещанное войско. Ольга же отвечала ему:
– Сколько я у тебя стояла в Скутарех, столько царь, пришед, постоит здесь в Почайне, и я ему сугубо воздам. Сие того ради Святослав не любит грек, а паче, что далеко войска за Царьград посылать опасаюсь.
И одарив послов, отпустила их с многою честью. Пришлось императору Константину собирать войско из одних ромеев. Он снарядил большое число огненосных триер и отправил их к Криту, надеясь одним ударом овладеть островом. Но из-за трусости и неопытности полководца по прозвищу Гонгила всё собранное войско, за исключением нескольких человек, было разбито и уничтожено арабами. Вскоре после этого несчастья император Константин умер, и престол Византии принял его сын Роман. К этому времени подоспело и войско, посланное из Руси.
Желая возместить ущерб, причинённый арабами с острова Крит, новый император по совету паракимомена Иосифа собрал отовсюду суда и военные корабли и решил вновь направить их к острову с отборными войсками фракийцев, македонцев, а так же россов и славян. Стратигом-автократором для ведения войны он назначил достойнейшего из магистров Никифора Фоку, командовавшего тогда войсками Востока. Это был человек несокрушимой силы, предприимчивый, деятельный и опытный в военном деле, будущий император, который ещё не один раз будет иметь дело с росами и славянами.
– Никогда не слышал об этом, – сказал Николай Петрович.
– Для этого нужно читать летописи Византии. Так вот, паракимомен Иосиф, отличающийся острым умом, деловитостью, выйдя вперед, сказал тогда:
– Все мы знаем, государь, какие беды причинили нам, ромеям, враги Христа. Вспомним убийства, насилия над девами, разрушение церквей, опустошение прибрежных фем. Поэтому сразимся за христиан и единоплеменников, не побоимся ни долгого пути, ни морской пучины, ни изменчивости победы, ни немощи молвы. Наш долг повиноваться твоему боговдохновенному приказу, ибо Бог внушил тебе эту мысль. Сердце императора в руке Господа, залог тому: твоя боговдохновенная царственность отправляет в поход верного и честного раба – доместика схол.
Выслушав Иосифа, император вооружил войско, снабдил Никифора Фоку деньгами и в июле отправил его в поход на остров Крит вместе с китонитом – стражем Михаилом. Судов, оснащённых жидким мидийским огнём, было две тысячи, дромонов – тысяча, кораблей, гружённых продовольствием и воинским снаряжением, – триста семь. Прибыв в Фителы, Никифор позаботился о том, чтобы весь флот держался вместе. Потом он послал вперёд быстроходные галеи с приказом произвести разведку и взять языка. Они отправились, взяли пленных и доставили их магистру.
Никифор с пристрастием их допросил, выяснил, что эмира Крита и его первых помощников нет в крепости, что они находятся в своих поместьях, и потому тотчас приблизился к острову, причалил к берегу и спустил сходни, по которым на берег сошли вооружённые всадники. Собрав их, он разбил лагерь, выкопал глубокий ров и отправился за добычей, велев при этом всем держаться вместе, пока врагам ещё ничего не известно о войске ромеев. Потом Никифор вместе с войском двинулся к крепости. Арабы, поражённые неожиданным зрелищем, стояли на месте не двигаясь, ожидая приближения противника. Расчленив фалангу на три части, стратиг ромеев велел воинам сомкнуть щиты, выставить копья, вынести вперёд знамя с изображением креста и, бросив боевой клич, двинулся прямо на варваров. Завязалась ужасная битва, стрелы сыпались градом. Арабы не смогли устоять против натиска ромейских копий, ряды их расстроились, и они бросились бежать к своему укреплению. Ромеи, преследуя отступающих, перебили их несметное число, остальных согнали и заперли в стенах крепости. Так успешно окончилось для ромеев их первое нападение и сражение.
Узнав, что некоторые отрезанные от крепости жители бежали в ущелья, теснины, долины, болота и горы, Никифор снарядил войско, с которым отправил вперёд русских конников, анатолийских начальников, а также фракийцев и македонцев, а сам обосновался за Сакой. Триерам и прочим фортидам Никифор приказал находиться всем вместе в безопасной гавани, охранять подступы с моря и преследовать, сжигая жидким огнём всякий замеченный корабль арабов, который попытается отплыть. Тщательно всё предусмотрев и подготовив, доместик вверил отряд отборных воинов стратигу по прозвищу Пастила, человеку мужественному, участвовавшему во многих войнах; много раз бывавшему в плену и столько же раз убегавшему из плена. На лице и груди его было множество рубцов от ран, полученных на поле брани. Ему, бывшему в то время стратигом фемы Фракисиев, и было поручено обойти во главе отряда остров и обследовать его. Никифор Фока наказал ему бодрствовать, не предаваться бездействию и праздности, чтобы не навлечь на себя беды со стороны неприятелей. Обойдя остров, Пастила должен был как можно скорее вернуться в лагерь.
Благодаря рассудительности Никифора все чувствовали себя так, будто находятся на родной земле. А посланные в погоню, придя в те места, где критяне прятали свой скот, животных и имущество и где расположились сами, всё разграбили и вернулись довольные. С тех пор ромеи без страха и боязни разбивали лагеря всюду, где имелись водные источники и множество всевозможных плодов. Каждый устраивал себе шалаш в зарослях плодовых деревьев, с удовольствием вкушал фрукты и славил магистра.
Но благо никогда не дается людям в чистом виде, к нему всегда присоединяется зло; успехам сопутствуют неудачи, удовольствиям – огорчения. Невозможно в полной мере насладиться счастьем. Так случилось и с ромеями. Вступив в страну цветущую и во всём изобильную – земля там богата прекрасными плодами, пастбищами и скотом, – они, вместо того чтобы строго следовать, как это положено, наставлениям стратига, полностью пренебрегли ими, забыли о них, предались праздности и неге. Прятавшиеся в удобных для обороны лесистых горах арабы увидели, что ромеи невоздержанны и беспечны, поэтому они вышли из лесов и ущелий, построились в боевой порядок и напали на ромеев сомкнутым строем. Ромеи, хотя были совершенно пьяны и нетвёрдо держались на ногах, всё же выступили против арабов и мужественно им сопротивлялись. Стратиг Пастила тоже отважно сражался и сокрушал ряды варваров, но его конь, поражённый в грудь стрелами и копьями, упал и испустил дух. Пастила быстро соскочил с коня и некоторое время отражал мечом натиск варваров, многих из них перебил, но раненный множеством стрел, пал мёртвым, истекая кровью. Когда он погиб, оставшиеся ромеи обратились в бегство, но арабы догнали их и почти всех, как жертвенных животных, перерезали. Лишь очень немногие из этого отряда вернулись невредимыми в лагерь.
Когда Никифор узнал о постигшем ромеев несчастье, он осудил неразумие и беззаботность погибших. Опасаясь превратности и непостоянства судьбы, он признал необходимым не мешкать более, не тратить попусту времени и во что бы то ни стало завершить войну, покуда арабы, осмелев, не стали нападать из засад и выступать против них соединёнными отрядами.
Никифор был мужем изобретательным и предприимчивым, благоразумным и не склонным к наслаждениям, способным задумывать и совершать полезные дела. Сверх того он умел отлично использовать время и обстоятельства, обладал необычайной силой и крепостью тела. Однажды, когда на него напал один из варваров, Никифор направил в его грудь копьё и нанёс обеими руками удар такой силы, что оно прошло тело насквозь, пронзив переднюю и заднюю стенки панциря. Теперь же он решил обойти город кругом и тщательно всё осмотреть, чтобы выбрать наиболее подходящее место для штурма. Завершив обход, он убедился, что трудно не только ворваться в город, но и подойти к нему: с одной стороны надёжной преградой служило море, с другой стороны возвышалась ровная и гладкая скала, на которой были воздвигнуты стены, представлявшие собою необычное и удивительное строение. Они были сооружены из земли, перемешанной с плотно свалянными свиными и козьими волосами, ширина стен была такова, что по их гребню во всю длину свободно могли проехать две колесницы. Высота их также была вполне достаточной. Кроме того, вокруг стен были вырыты два очень широких и глубоких рва.
Увидев, что город укреплён и совершенно неприступен, Никифор придумал следующее. Он выстроил стену на всём протяжении от южного берега до противоположного и запер город у моря. Варвары уже не могли безопасно совершать вылазки на берег, а Никифор получил возможность по своему усмотрению принимать решение о начале штурма. Он созвал всех военачальников к своему шатру и громко провозгласил:
– Я думаю, что никто из вас не забудет жестокости и зверства арабов, потомков рабыни, которым этот остров достался благодаря злому року судьбы, не забудет и того, как они нападали и уводили в рабство людей и как гибельно отразилось это на ромеях. Разве не превратилось в пустыню почти всё морское побережье из-за их разбоя? Не из-за их ли набегов опустела большая часть островов? Вот почему провидение не позволило этим ненасытным зверям истребить до конца христианский народ. Воля властителя направила нас сюда, чтобы мы всемерно воздали за причинённые нам страдания. Доказательством сказанному служит недавняя наша победа. Мы едва успели завершить плавание и выйти на остров, нас ещё мутило от путешествия по морю, а мы уже с помощью Всемогущего обрекли большинство варваров мечу, остальных же без труда заперли в городе. Заклинаю вас, соратники, не склоняться к праздности и неге, пусть недавнее наше несчастье послужит вам примером. Если бы отправившиеся с Пастилой для обозрения страны не пренебрегли моими наставлениями и не предались излишествам и наслаждениям, они не погибли бы столь ужасно. Нарушив мои предписания, они понесли заслуженную кару за своё неразумие. Остерегаясь бедственной участи товарищей, нам следует быть воздержанными и бдительными, со всем рвением и усердием разведать и выследить притаившихся здесь, подобно зверям, варваров, выгнать их из пещер и берлог и уничтожить. Не станем же тратить время в праздности и пьянстве, но будем ромеями и докажем в сражениях мужество и благородство нашего рода!
Стратиг кончил свою речь, воины приободрились и начали рукоплескать. Обнажив мечи, они выказали готовность повиноваться ему и следовать за ним, куда он пожелает. Но он убедил их не двигаться и сохранять спокойствие до тех пор, пока он, выбрав удобное время, не прикажет им вступить в бой. Отобрав из всей армии наиболее храбрых и ловких воинов, он вышел из лагеря глубокой ночью, не производя никакого шума, чтобы варвары не заметили его ухода и не причинили беды оставшемуся войску.
Выйдя из лагеря и пройдя часть страны, он узнал от новых пленников, что на какой-то возвышенности собирается варварское войско числом около сорока тысяч и что оно намеревается внезапно напасть на ромеев, прогнать их с острова и освободить осаждённых в городе критян. Раздобыв эти сведения, стратиг дал шедшему с ним отборному войску день отдыха, а поздним вечером, взяв с собою проводников из местных уроженцев, выступил в поход. Он шёл весьма быстро при ярком свете полной луны и, не сбавляя шагу, окружил возвышенность, на которой глубоким сном спали варвары. Затем, приказав трубить в трубы и бить в тимпаны, он стал взбираться на гору. Услышав лязг оружия, раздетые, застигнутые врасплох, устрашённые неожиданным нападением, варвары обратились в бегство. Но спастись было невозможно, так как все склоны горы уже были заняты ромейской фалангой.
Через некоторое время всё войско, состоявшее из сорока тысяч воинов, стало жертвою ромейских копий, и было полностью истреблено. К этой новой победе полководец присоединил ещё и трофей: он приказал отрубить головы у всех убитых и нести их в походных сумках в лагерь. Каждому, кто принесёт голову, он обещал денежную награду. Все воины стали выполнять этот приказ, в особенности отряд армян. Они отрезали головы варваров и укладывали их в сумки. Ночью стратиг вернулся обратно в лагерь.
На следующий день, как только лучезарное светило поднялось над горизонтом и устремилось к вершине небесного свода, Никифор приказал насадить часть варварских голов на копья и расположить рядами на воздвигнутом им валу, другую же часть бросать камнемётами в город. Когда арабы увидели строй копий, утыканных головами, и убедились, что эти головы и другие, которые летели по направлению к крепости, принадлежали их соотечественникам и родственникам, их охватил ужас и безумие: они оцепенели от неожиданного душераздирающего зрелища. Раздавались вопли мужчин и рыдания женщин, и казалось, что город, где все рвали на себе волосы и оплакивали горячо любимых близких, уже взят.
Но они совсем не собирались уступить ромеям и признать себя побеждёнными, надеясь на неприступность своих укреплений. Они старались не терять мужества и в полном вооружении ожидали натиска ромеев, намереваясь дать отпор каждому, кто приблизится к ним. Стратиг же велел трубить к сражению и, побуждая войско встретить опасность грудью, двинул его на стены. И вот завязалась битва. Повсюду свистели копья, вихрем проносились стрелы, из метательных орудий беспрестанно летели камни, ударявшиеся о зубцы стен. Необходимость вынудила и варваров сражаться мужественно. Упорно защищаясь, они стреляли со стен из луков, метали секиры и низвергали огромные камни. Они не пренебрегли ни одним средством обороны и причинили ромеям не меньше вреда, чем испытали сами. Опасность надвинулась на них вплотную, а надежды на спасение не было, поэтому они напрягали последние силы и отважно сопротивлялись противнику.
Ромейский стратиг убедился в том, что стены города надёжно укреплены, совершенно недоступны и неодолимы. Их нельзя захватить одним натиском, так как они были очень высоки и опоясаны двумя рвами, глубина которых равнялась высоте стен. Он видел также, что арабы сопротивляются отчаянно, сверх всяких сил, и решил не сражаться более с обезумевшими, идущими на верную гибель людьми, прекратить бесплодные попытки овладеть стенами снизу, под градом стрел, не подвергать напрасно уничтожению войско ромеев, а обречь осаждённых на голод, до тех пор, пока не будут в достаточном количестве изготовлены «черепахи» и другие осадные орудия.
Никифор отложил сражение, протрубил фалангам воинов сигнал к отступлению и вернулся в лагерь. Свой стан он окружил валом и обвёл его надёжным рвом, после чего стал упражнять войско и укреплять ежедневными учениями слаженность фаланг. По его приказу искуснейшие техники строили осадные машины. При каждом удобном случае он устраивал нападения и обстрелы.
Тем временем Курупа, эмир Крита, сообщил о случившемся арабам Испании и Африки и попросил у них помощи и поддержки. Те прямым путём отправили свои галеи, чтобы разузнать всё о предводителе, о войске, о положении и подчиняется ли войско своему предводителю. Посланцы на большой скорости приплыли к Криту, ночью по канату пробрались в крепость, разыскали эмира и городских начальников, найдя их в отчаянии, растерянности и раздумьях о том, что им предпринять против ромейского войска и магистра. Ломая руки и заливаясь слезами, они жаловались и молили, чтобы эмиры выступили им на помощь. Вскоре они отправили посланцев назад. Каждый из них явился к своему эмиру и рассказал о множестве хорошо оснащённых кораблей, о помощи и союзничестве разных народов, в том числе россов. Эмиры от услышанного пришли в изумление и не пожелали оказать арабам с острова Крит помощи и поддержки.
Однако близилась долгая зима, дожди, холод, запасы продовольствия были исчерпаны, одежда изношена, и некоторые коченеющие воины пожелали вернуться домой. Но мужественный и разумный полководец Никифор своими речами удержал их всех:
– Мои братья и соратники, вспомним о страхе божьем, сразимся, чтобы отомстить за оскорбление Бога, доблестно встанем против воителей нечестия, вооружимся верой – убийцей страхов. Не забывайте, бегство отсюда чревато великой опасностью. Ответим за осквернение дев, видя израненными драгоценные тела, воскорбим сердцем. Труды и опасности не остаются без воздаяния. Выстоим и выдюжим в борьбе с врагами Христа, и Бог Христос поможет нам, погубит врагов наших и разорит крепость хулителей Христа.
Много другого говорил он, увещевая воинов, и один из них ответил ему за всех:
– Ты отверз наши сердца, магистр. Твои слова умножили наши силы. Ты окрылил наш дух. Поэтому мы последуем твоей воле и приказу и умрём вместе с тобой.
Император Роман, узнав о нужде, затруднениях и недостатке провианта в войске, по совету начальника гвардии Иосифа тотчас отправил им продовольствие. Ромеи немного воспряли духом. Уже восемнадцать месяцев, а то и больше, вели они осаду. Арабы израсходовали запасы продовольствия и, доведённые до крайности, ежедневно перебегали к магистру. И вот в марте Никифор призвал войско к битве, вооружил своих воинов, расположил их глубокой фалангой и приказал начальникам таги и фем, армянам, фракийцам, росам и славянам наступать на крепость. Одни нападали, другие защищались, метали камни и стрелы.
В то время, когда стратиг укреплял передние ряды и выстраивал воинов в четырёхугольник, из-за вражеского вала высунулась какая-то беспутная девка и, ломаясь и кривляясь, стала самым наглым и бесстыдным образом ворожить и распевать заклинания. Подняв выше дозволенного платье и обнажив тело, она осыпала проклятиями и насмешками стратига. Тогда один меткий лучник пустил в разнузданную бабёнку стрелу. Свалившись с башни на землю, она расшиблась и испустила дух, поплатившись жалкой смертью за дерзость. Сразу завязалась жаркая битва, и арабы некоторое время сопротивлялись. Стоя на стенах, они упорно отражали натиск ромеев и многих ранили.
Увидев это, стратиг быстро подвёл камнемёты и приказал бросать в арабов камни. Затем он придвинул к стенам осадную машину. Ромеи называют это изобретение «бараном», потому что железо, насаженное на бревно, пробивающее городские стены, действительно напоминает по форме баранью голову. Под градом тяжёлых камней, извергаемых камнемётами, арабы стали поспешно отступать. Когда «баран» упёрся в стену и стал наносить по ней сильные удары, множество воинов, вооружённых камнеломными орудиями, спустились в ров и начали подкапывать укрепление, вырубая и выламывая камни, служащие ему основанием. Камень в этом месте оказался, к счастью, песчаным и потому довольно легко уступал и поддавался усилиям воинов. Тем временем «баран» не переставал бить по стене и постепенно сокрушал это сооружение. Посланные в ров воины подрыли часть стены так, что под ней образовалось достаточное углубление, и она стала нависать над рвом. Затем они подпёрли стену прямыми бревнами, натащили сухого, легковоспламеняющегося дерева, подожгли его и вылезли из подкопа. Пламя разгорелось, подпорки обуглились, и две башни вместе с находившейся между ними частью стены, внезапно растрескавшись, осели и рухнули на землю.
Изумлённые неожиданным зрелищем и устрашённые сверхъестественностью происшедшего, арабы на некоторое время замерли. Но вскоре, вспомнив о том, что им грозит пленение и рабство, они плотно сомкнули строй, с поразительным мужеством встретили устремившуюся через пролом в стене фалангу ромеев и, презирая опасность, с нечеловеческой яростью вступили в бой за свою жизнь. Однако новые отряды ромеев обрушились на них с тыла, поэтому множество арабов пало, остальные обратились в бегство, рассыпавшись по узким проходам между домами. Ромеи стали преследовать их и нещадно истреблять. Уцелевшие арабы побросали оружие и взмолили о пощаде. Увидя это, стратиг пришпорил коня, пустил его во весь опор и, примчавшись в город, стал сдерживать воинов, убеждая их не убивать людей, бросающих оружие, не поступать безжалостно и свирепо с безоружными и беззащитными. Бесчеловечно, увещевал он, губить и уничтожать как врагов сдавшихся и покорившихся. Этими словами полководец с трудом остановил кровожадный порыв своего войска.
Взяв город приступом, стратиг отобрал лучшую часть военной добычи и самых сильных пленников. Все это он приготовил в расчёте на предстоящий триумфа. Остальное же он отдал на разграбление войску. Воины разбрелись по домам и захватили много ценного имущества. Говорят, что в городе арабов были собраны огромные богатства, – ведь они, опустошая пиратскими набегами берега обоих материков, накопили неисчислимые сокровища.
После того как всё ценное было вынесено из города, Никифор приказал разрушить окружавшие его стены и, проломив их во многих местах, вывел своё войско в новые области. Разграбив их, обратив жителей в рабство, он подавил всякое сопротивление и, взойдя на крутой высокий холм, находившийся недалеко от разорённого города, приказал всем воинам строить там небольшую крепость. Это место показалось ему безопасным и удобным для укрепления: оба склона холма были отвесны, перерезались глубокими оврагами и орошались неиссякаемыми ключами и ручьями, текущими с вершины.
Воздвигнув прочное, неприступное укрепление, Никифор поместил в нём гарнизон ромеев и дал городу имя Теменос. Затем он замирил весь остров, населил его, собрав в общины армян, ромеев и других переселенцев. Оставив для охраны острова огненосные суда, он погрузил на корабли добычу и пленных и отплыл в Константинополь.
Самодержец Роман принял Никифора с великими почестями. Вся столица собралась на его триумф, изумляясь обилию и великолепию добычи. Можно было увидеть груды золота и серебра, монеты из чистого золота, вытканные золотом одежды, пурпурные ковры, всякого рода драгоценную утварь, сверкающую золотом и камнями; в неисчислимом количестве были там самые разнообразные доспехи: шлемы и мечи, золочёные панцири и копья, щиты и тугие луки. Всего этого было такое множество, что казалось, будто река изобилия втекает в город, и всякий мог бы сказать, что в город снесено всё богатство земли арабов. Следом шла собранная в несметном множестве толпа обращённых в рабство варваров.
После того как Никифор при восторженном изумлении всего народа справил триумф, самодержец Роман преподнёс ему роскошные дары и вручил власть над Азией.
– А что же росы и славяне? – спросил Николай Петрович.
– А их войско, которое вместе с Никифором тоже участвовало в войне за остров Крит, получило большую денежную плату и благополучно отплыло на родину.
(продолжение см. глава 22. Из огня да в полымя http://www.proza.ru/2008/01/15/46)
другие произведения см. http://www.proza.ru/author/bipopof