Классики

Сайленс Скриминг
—Ай-ай! Как же не стыдно! Я же подал тебе горшочек, а ты?
Смеющиеся глазенки Кристины весело наблюдали за братом: Алешка стоял на берегу образовавшегося посреди комнаты озерца и теперь с осуждением смотрел на малышку, скрестив руки на груди.
— Ну? И хорошо ты поступила? А? — незло бросил он. — Вредина! На горшок надо свои дела делать! И нечего теперь в шкафу прятаться!
Кристина высунулась из-за дверцы шкафа и звонко расхохоталась.
— Иси миня, Аёся! — попросила она и громко хлопнула дверцей. В глубине шкафа что-то грохнуло, звякнули упавшие вешалки, и дверь снова приоткрылась, но на этот раз из темноты показалась только обутая в розовую сандалетку ножка. Показалась — и тут же нырнула обратно в шкаф.
Алексей негромко фыркнул, подавив смешок.
— Редька сушеная! — крикнул он и постучал кулаком по стенке шкафа. — Вот мама придет, все ей расскажу, что ты описалась!
Из шкафа послышался развеселый смех.
— Смеешься, редиска? А мне теперь твою лужу убирать, да? Ну, берегись! Вот вытру щас — тогда спасайся! Лучше сразу попу свою шарфом обмотай!
Алексей поднял с пола опрокинутый горшочек и отправился в ванную. Услышав его удаляющиеся шаги, Кристина приоткрыла дверь и высунула носик наружу. В ванной раздалось негромкое шипение, и через некоторое время брат вернулся с бумажными полотенцами.
— Тьяпкай нада! — серьезно сказала девочка, наблюдая, как брат садится на корточки рядом с озерцом.
— А без ваших соплей обойдусь! — буркнул он, и, немного приподняв один рукав рваной клетчатой рубахи, принялся отрывать полотенца от рулона и сминать их в один большущий ком.
— Тьяпкай! — снова сказала Кристина.
— Ах «тьяпкай», да?! — ехидно отозвался Алексей. — А для чего мне тогда полотенца, как ты думаешь?
Девочка улыбнулась и замотала головой.
— Не знаешь? А вот для чего! — воскликнул паренек, запустил бумажным снежком в направлении шкафа — и перешагнул невытертое озерцо, чтобы броситься к сестренке и собственноручно ее защекотать.
Мгновенно захлопнув дверцу, Кристина юркнула под защиту огромных теплых пальто, висевших в самом дальнем углу шкафа и тихонько рассмеялась, предвкушая удовольствие от игры, но ее крохотным девчоночьим надеждам не суждено было оправдаться.
Время шло, а о ней словно позабыли.
Она ждала, но брат все не появлялся.
Часы зловеще тикали на стене — и никто не торопился ни щекотать, ни целовать, ни вызволять ее из шкафа. Ни брат, ни папа, ни даже мама.
Пришло самое время испугаться. Но Кристина по-прежнему ничего не боялась. Потому что она крепко спала.


* * *


— Нет, мы вам не отказываем! Но существуют некоторые… хм, препятствия, мешающие нам отдать Кристину на попечительство… кого бы то ни было.
— И какие же это… препятствия, можно узнать?! — Алена старалась быть терпеливой, мягкой и корректной. Но что-то подсказывало ей, что она вот-вот взорвется — и тогда уже ни о каком удочерении не будет и речи. — Вы сами позволили мне выбирать. Я выбрала ее. У меня готовы все документы. Так в чем же дело?
— Это было давно… До того, как...
— До того как ЧТО? Я получила ваше согласие всего месяц назад! Что могло измениться в течение месяца, пока я собирала подписи и оговаривала детали?
— Многое, Алена. Изменилось многое.


* * *

— Кристина! Ты слышишь?! Ну, открой дверь, пожалуйста! Нельзя же прятаться ото всех вечно? К тому же… Ты ведь занимаешь туалет!
Дверь вновь задрожала под тяжелыми ударами с той стороны.
— Кристина! Послушай, ты же не виновата! Открой — и мы поговорим об этом!
Девочка облокотилась обеими руками о белоснежную раковину, торопливо открыла кран. Вода яростной струей ударила по керамике, с шумом выплескиваясь на пол, — и Кристина позволила себе сдавленный всхлип. Ее плечи задрожали. Она с трудом подняла голову и взглянула в глаза собственному отражению, повисшему напротив в мгновенно запотевшем от пара зеркале.
— Ну, хорошо, ты не хочешь разговаривать. Но хотя бы послушать меня ты можешь?.. — вновь послышалось из-за двери.
Девочка устало усмехнулась, и плюнула в собственное отражение, неторопливо размазав плевок по стеклу. Крохотная букашка, напуганная шумом воды, выползла из-под зеркала и в панике бросилась бежать, кружа по скользкому стеклу и огибая крохотные капельки влаги. Достигнув отраженного подбородка Кристины, она внезапно остановилась перед белой полосой человеческой слюны, встревоженная неожиданной преградой.
— Мы на самом деле ни в чем тебя не обвиняем! Документы ведь могли попросту затеряться среди бумаг, и им совершенно не нужно было исчезать тем способом, о котором ты думаешь!..
Кристина молча подставила снизу ладонь, отрезая букашке путь к отступлению, и крохотное существо, не раздумывая более ни мгновения, выбрало единственно верное направление. Оно пересекло линию. И немедленно исчезло, не оставив после себя ни следа.
Кристина презрительно скривилась.
— Не тем способом, говоришь?.. — шепнула она и протянула руку к шпингалету, закрывавшему замазанное краской окно.
Оконная рама поддалась легко. Девочка вскочила на подоконник и без особого усилия перемахнула через широкий карниз, не замечая торчавших во все стороны гвоздей, один из которых вонзился ей в ладонь. Застарелая пыль вперемешку с трупиками давно издохших насекомых взметнулась в воздух и надолго повисла в прозрачных солнечных лучах, хлынувших в затемненное помещение.
Кристина спрыгнула на дорожку и, бросив торопливый взгляд в сторону центральных ворот, нырнула в тень, под защиту невысоких, но густых кустов сирени. Глубокая ссадина на ладони кровоточила и нестерпимо болела. Девочка прижала ладошку к подолу рваного платьица и, крепко стиснув зубы, опустилась на колени, полубоком вползая в покосившийся шалашик — единственное убежище в этом мире, в надежности которого она еще не успела разувериться...


* * *


— Когда Кристина попала к нам, мы почти ничего о ней не знали, кроме того, что ее семья пропала без вести, а родственники отказались от нее. Но мы слишком часто встречаемся с подобными ситуациями, чтобы придавать большое значение… Ну, вы меня понимаете. Однако некоторое время назад… Некоторое время назад мы заметили за ней одну странную особенность…
— Странную? — не выдержала Алена. — Какую же?
— Кристина полагает, что она способна… Хм… Каким-то образом влиять на местонахождение окружающих ее людей.
Глаза Алены округлились.
— Что-о-о? — промычала она, все еще прижимая к себе папку с документами. Несколько листков бумаги выскользнули из торчавшего наружу файлика и с легким шелестом упали ей под ноги, но она и глазом не моргнула. Удивление, вспыхнувшее было в глубине ее глаз, сменилось недоверием, недоверие — подозрением. — Вы о чем это?
— Кристина полагает, что стоит кому-либо перешагнуть через нарисованную ею линию, как этот человек тут же исчезнет без следа, — проговорила женщина с извиняющейся улыбкой на лице. — Причем эта самая линия обязательно должна быть нарисована ее кровью. Или — любой другой жидкостью, содержащейся в ее теле… Хм, слюной, например.
Алена тихонько вздохнула. Некоторое время она молчала, наблюдая, как качаются за окном ветви сирени, и отчаянно пытаясь собрать разрозненные мысли воедино.
— Знаете, это своего рода психологическая защита, — продолжила женщина, придвигая Алене стул.
Несостоявшаяся приемная мать так и осталась стоять, нервно перебирая листы бумаги. Женщина понимающе кивнула и присела напротив, на краешек стола.
— Это — своеобразный способ маленькой девочки объяснить свою трагедию. Ее родители и брат исчезли при довольно странных обстоятельствах. И потому она вынуждена придумывать объяснение тому, чего боится и не понимает.
— Получается, мы ведем разговор не о загадке? Бывает ведь так, что…
— Никакой загадки нет, Алена. Есть всего лишь психическая травма. Достаточно тяжелая для совершенно одинокой маленькой девочки, чтобы перерасти в заболевание.
— А вы никогда не пытались проследить… — начала было Алена, но женщина ответила терпеливой улыбкой.
— Я понимаю, что вы хотите сказать. Конечно, у нас были случаи таинственного исчезновения. Пропадали разные вещи. От чайных ложек до постельных принадлежностей. Но никогда не пропадали люди. А ведь должны были, по логике вещей. Поймите, девочка сама инсценирует эти пропажи. Она неосознанно пытается доказать свою иллюзорную вину за исчезновение родителей. Доказать окружающим, и, в первую очередь, — самой себе.
— Но почему вы никогда не говорили мне об этом?.. Ведь вы знали, как сильно я хочу удочерить Кристину! — на лице Алены промелькнула тень затаенной обиды.
— Мы ни о чем не догадывались. Знаете, порой ребенок кажется абсолютно нормальным, и даже специалисту бывает нелегко определить, существуют ли у него отклонения. Кристина — как раз такой случай. Именно поэтому я обязана попросить вас подумать еще, прежде чем удочерить девочку. Решите для себя, готовы ли вы принять ее такой? И когда вы ответите на этот вопрос со всей честностью, на которую только способны, я с удовольствием поставлю свою подпись в ваших документах.
Женщина улыбнулась и, подняв с пола разлетевшиеся бумаги, вложила их в безвольно повисшую руку Алены.
— Подумайте, — попросила она — и тихонько прикрыла за собой дверь кабинета.


* * *
 
Ты помнишь, я рассказывала тебе об Оле и Наташе?.. Они меня любили. И хотели дружить со мной даже несмотря на все то, что я сделала с мамочкой… — всхлип, — папочкой и Алешкой… Они верили, что я не виновата. Но они тоже пропали, так же, как и все остальные, — слезы. Слезы, которых она боялась. Слезы, которые уничтожили тех, кого она любила.
Оля дала мне мелок, — стон. — И попросила нарисовать классики. Только ровные и крупные… А я всегда рисовала малюсенькие квадратики… Такие, что нога не помещалась, — крик. — И потому никто не хотел играть в МОИ классики! И потому РАНЬШЕ никто не… — обессиленный, тихий плач.
Плач, разрывающий сердце. Стон, вплетенный кровавыми нитями в рваную паутину жизни, исполненной вины и осознания неизбежности катастрофы.
И вот в тот раз… Они почти убедили меня в том, что невозможно уничтожить человека, начертив перед ним линию школьными мелками. А я поверила… Потому что… Хотела поверить в то, что я — такая же, как все. Я так хотела поверить!.. И нарисовала ПРАВИЛЬНЫЕ классики. Красивые, ровные, большие, — вздох сожаления. — Откуда же мне было знать, что, проводя очередную горизонтальную линию… Там, где потом напишу «четыре» и «пять»… Я оцарапаю палец… Крови почти не было, но и того, что было, хватило с лихвой…
Девочка молча стерла слезы рукавом. Из приюта послышались приглушенные расстоянием крики. У нее оставалось совсем немного времени до того, как ее исчезновение — очередное среди постоянных — затянется настолько, что отпущенный ей лимит времени на одиночество завершится очередными поисками.
Девочка передернула плечами и снова закрыла глаза. Распухшие и отяжелевшие веки с трудом, но все же сомкнулись.
Ольга бросила плиточку первой. Ее не остановило то, что плиточка растворилась в воздухе, как только миновала первый меловой росчерк. Неужели не видела? Или не хотела видеть?! Я закричала, попыталась ее удержать… — стон. — Наталья видела, как Ольги не стало. Но она не могла кричать, как я… Она стояла напротив, молча хватая ртом легкий утренний воздух, пока не захлебнулась от его избытка… Или от избытка страха, способного лишить сознания даже тень, лежащую на асфальте… Я подбежала к ней, чтобы объяснить… Чтобы обнять… Чтобы утешить… Но мои слезы испугали ее еще больше, и она бросилась бежать… Испуганно перепрыгивая через нарисованные мной классики… — крепко стиснутые зубы, хрип, рвущийся наружу и такой непохожий на человеческий крик.
Девочка обняла рукой колени, словно они могли заменить ей подруг, — и что было сил ударила ладонью о стену шалаша.
Шалаш пошатнулся, но остался стоять.
Девочка пошатнулась — и упала на землю.
Дым воспоминаний разъедал глаза.
Это было давно. Это было шесть лет назад… Или — вчера?..


* * *
 

— Поэтому я бы не советовала вам… пока… удочерять Кристину. Она вас полюбила, и вы ее — тоже, я понимаю ваше состояние, но… Мы не знаем, с чем имеем дело… — послышалось из открытого окна.
Кристина выбралась из шалаша и побрела прочь в обезлюдевший дворик. Из пробитой гвоздем ладони сочилась тоненькая струйка крови. Кристина неторопливо провела ладонью по влажному асфальту и прислушалась к отдаленным раскатам грома.
— Скорее… — прошептала она, обращаясь к набегающим со всех сторон тучам.— Пожалуйста, побыстрей…
Словно услышав ее голос, первые капли дождя закапали на дорожку.
Она старалась не оглядываться. Но не смогла — и торопливо, с затаенной надеждой, глянула через плечо, словно дожидаясь, не выйдет ли кто вслед за ней… Но ее исчезновение, похоже, так никто и не обеспокоило.
Алена стояла у открытого окна и отчаянно размахивала руками, но она не видела Кристину, застывшую напротив, по другую сторону стены. Она не расслышала слов. И не почувствовала обжигающе-пристального взгляда несостоявшейся дочери.
— Я так хотела с тобой дружить… — с тоской прошептала Кристина. — Я так хотела… Но ты мне не поверила.
 Она отрешенно взглянула на едва различимую линию крови, оставленную ею на дорожке, — и шагнула вперед.
 Шаг. Один-единственный шаг.
Словно увидев его, дождь мгновенно усилился, и через мгновение все было кончено: алая полоса человеческой крови навеки исчезла с лица земли, растворяясь в потоках теплой воды и убегая под землю вместе с меловыми росчерками, погибшими воспоминаниями и неисполнимыми надеждами.


3 мая 2007