Надо было поспать.
Потому что, он верил, завтра, чуть свет, его опять ждала дорога.
Дороги, собственно, не было, был Путь, обозначенный неясными порой знаками, которые можно было толковать как угодно.
По этому Пути он двигался с тех пор, как помнил себя. Тогда, давно, на Пути было людно. Он, парнишка, смотрел на взрослых казаков, учился сам, и его учили, кто словом, кто делом. Взрослые казаки, бывало, уходили куда-то на рассвете, и возвращались не все, и не всегда.
Он мужал. Вырывался вперёд на Пути, но падал, вяз в болотах, расшибался, отставал. Его не ждали. Задыхаясь, нагонял своих.
Куда ведёт Путь, он не задумывался тогда. И когда доводилось проходить мимо землянок в лесу, где теплились дымные костерки, где неясного вида тени прятались от ветров, что всегда мели Путь колючими лапами, презрительно улыбался – отбросы! Они не на Пути – на краю… Брезгливо морщился от запаха нечистых стойбищ, ловил ноздрями ветер.
Как-то раз оставил попутчиков, поскакал в сторону. Показалось, что разглядел в тумане Знак, который озарит Путь новым светом. Но не знак то был, просто полная луна отразилась в ночной росе на листе дуба.
Он остался один.
Нагибаясь набрать воды для коня, он теперь видел матёрого казачину, угрюмого, седого. Кутаясь в одеяло у жаркого костра, вспоминал парнишку, каким был когда-то давно, и спутников, без которых привык обходиться, но которых так не хватало порой…
Он всё ещё пытался разыскать знаки, выйти на прежний Путь, но не было знаков. Продолжал идти, рассудив однажды, что поскольку слова «идти» и «держать путь» значат одно и то же, то пока идёт – он на Пути, и плевать, что не видно знаков, когда-нибудь он на них набредёт.
Он помнил тот день, когда пал конь. В то утро он никуда не пошёл, пролежал у костра, сказав себе, что для пешего похода надо набраться сил…
Через несколько дней он позволил себе трёхдневную остановку. Потом остановился на неделю.
Странно, эти остановки не приносили отдыха, лишь чувство вины за то, что он не двигается по Пути. Ветры всё чаще приносили ему шёпот о том, что где-то ещё один из его былых друзей окончил Путь. Но не говорили ветры, сколько осталось идти ему.
Теперь его не оставляла тоска.
Презирая себя за потерянное время, он обещал себе, что не будет больше дневных стоянок, что вот выспится он, отдохнёт и снова, как бывало, пойдёт искать знаки, которые осветят неясный Путь.
Он собрал валежник, выкопал ямку и сделал землянку, устлал её лапником, развёл у входа дымный костерок.
Надо было поспать.
Он спал, а мимо проходили молодые парнишки и матёрые казаки, искали и находили знаки и брезгливо отворачивались от его нечистого стойбища…