Вступление
Можно конечно и не ходить, но тогда точно батю на педсовет подтянут. Папка странно смолчал, когда я дяде Косте из рогатки попал в жопу и вроде даже рад был, а сейчас…. А Сайра будет счастлива записного умника осадить. И папу вундеркиндского на место поставить. Плохо ей, старая она, уже двадцать шесть лет, и жирная, как бегемот, который боялся прививок. Ладно, пойду, пожалуй, батю жалко. Последним уроком физра, сегодня в зале, на перекладине и брусьях работаем, можно сбежать. Там у меня твёрдый пятак! А если Петя кросс удумает, так хоть усрись, всё равно последний прибегу. Не моё!
Школа трёхэтажная, старая и замызганная, как всё в этом гетто для рабочих ЗИЛа. Мой класс находится на третьем этаже. С одной стороны вид хороший из окна, всегда футбольную коробку зазырить можно. Кто с кем рубится, кто кому в футбик вдудонил. С другой стороны, с первого этажа прямо в окно с пацанами убегали. Ну, а чё? В коридоре завуч стоит, на первом этаже техничка, тётя Таня со шваброй. В окно, да и гори оно, синим пламенем.
На первом этаже классы для мелюзги, спортзал и кабинет труда. Придумали тоже, как дураки сидим и пишем всякую хрень. «Закрепить полученные знания и умения» Хоть бы табуретки делать научил, всё польза, а так пилим какие-то шипы с проушинами. И ведь что характерно, уже третий брусок порчу, а искомый продукт не выходит. Зато стружка после меня, какая мягкая и качественная. И главное много!
На первом этаже, напротив входа кабинет директора. Место, что и говорить, страшное. Вера Матвеевна, любовь и добрая душа всей школы. Сама она историчка, да такая, что распоследние тупицы сидят на её уроках с раззявленными ртами, и слюнями на ботинки капают. И не потому, что ВМ директор, а потому, что любую мелочь, она рассказывает и делает, как последний раз в жизни. Подвижница!
Но если Вера Матвеевна начнёт воспитывать, то держи штаны. Огромная, массивная как скала, с грохочущим басом, прошедшая войну. И если из-под двери Директорской тянет порохом, значит, очередному охламону мозги вправляют.
Рядом с кабинетом директрисы, на высоте трёх метров висит изобретение какого-то советского заплечных дел мастера. Школьный звонок! У школьного звонка два знака, плюс и минус. Минус заключается в том, что это подлое устройство не даёт времени даже помочиться, как следует, а уж про перекур в кустах за школой я и не говорю. Плюс, - это, конечно же, окончание уроков, диктантов и контрольных работ. Звонок - это голос школы.
За школой, силами нашей ботанички-чудесницы Энессы Аркадьевны разбит прекрасный сад, с кустами, фруктовыми деревцами и опытными делянками, где мы, попираем доктрины Мичурина и его лучшего друга Лысенко. Энесса Аркадьевна – отдельная статья и глава тоже отдельная. О таких людях нужно говорить громко и не иначе, как на площади. Но, сами они скромные труженики. Тихие и неприметные. Таких выталкивают из очередей, такими вытирают обувь. Но они соль!
Напротив школы, как, наверное, практически везде, находится футбольно-хоккейная коробка. Здесь проходят все микрозабеги, толкания и метания «металлолома». Ну, и, конечно же, матчи на кубок и без оного. Матчи тоже отдельный разговор. Скажу только, что если проходят междусобойчики, школа на школу или посёлок на посёлок, то финал всегда один. Стенка на стенку и кровавые сопли пузырями. Что характерно, отцы наши в первых рядах кулаками машут, а мы вроде как на подхвате.
Рядом со школой находятся два магазина, хлебный и продуктовый. Туда мы бегаем на переменках за сладостями. Экономим копейки с обедов, играем в чику и пристенок. Какие заработки у пацанов? Даже на каникулах нас с большим трудом берут на работы. Предполагается, что в стране советов у детей есть всё. А всё, чего нет, принадлежит к категории баловства. Нам даже мультик про Карлсона и детскую железную дорогу показывают только лишь для того, чтобы указать большевистским перстом, насколько они там сволочи загнили.
Ну, что же, это наша жизнь! Мы её любим, мы ею живём, а иногда даже гордимся. Детство у большинства пацанят проходит примерно одинаково. Одни и те же атрибуты сопровождают его. Это молодые и всё ещё живые родители, это каникулы с речкой и лесом. Это дворовые игры, сколько их было, все не упомню. Это первые девочки, это школа, наконец. Итак, встряхнёмся! Поговорим о школе?!
Глава-1
- Э, уроды, про контрольную забыли? Долго рубиться то будете?
Голос Витьки Рублёва (Рубля) выводит нас из игрового транса, и во время. Ведь уже почти подрались. В чику на деньги играть, это вам не урок рисования. Здесь глазомер нужен, верная рука и кулаки, на случай выяснения отношений.
Собираем свои медяки и на манер каторжников отбываем в школу. Я кладу в карман биту. Моя бита самая лучшая, бате с работы принесли. Бронзовая, тяжёленькая и блестящая. Емеля постоянно на неё зарится. Предлагал меняться. Давал за неё почти новую рогатку, комплект струн для гитары и коренной зуб, вырванный у него в прошлом месяце. Перебьётся гавно!
Сегодня контрольная по математике. Моя лебединая песня! По математике я первый ученик школы, с другого конца. Надо с Надькой-толстухой садиться, хоть какой-то шанс списать будет. А не напишу контрольную, не видать мне на лето нового велика. Батино слово закон! Сказал – отрубил!
В коридоре, по мере приближения к классной комнате, ноги начинают буксовать. Не идут и всё тут. Тяжёлая рука ложится на моё плечё, хочу на полуавтомате взять на приём, но во время оборачиваюсь, опаньки! Передо мной гроза школы и горе евонных престарелых родителей, физрук Петя. Сейчас начнёт грузить, какой мой папа великий спортсмен, тренер и подвижник и какое я чмо, в плане кроссов.
- Привет товарищ бегун, - начинает выделываться Петя. – Ты в курсе, что сегодня в школе-112 состоятся соревнования между районами по лёгкой атлетике?
Не удерживаюсь и ехидно спрашиваю, - что Пётр Андреевич, стометровку сбегать, али на кросс выставите?
Петя смотрит на меня с жалостью, как на убогого и говорит: - На перекладине класс покажи и на брусьях. Победишь, - от физкультуры на месяц освобожу.
В раздумье пожимаю плечами и говорю: - Даже не знаю, чем вам помочь, дел, понимаете ли, полно.
Петя морщит свой портативный лобик и с сожалением говорит, - жаль Женя. А я ведь тебя с контрольной отпросил. Софьи Лобачевской из тебя всяко не получится, зачем думаю человека мучить. А так хоть за честь школы постоит. Вернее повисит…
Соревнования мы закончили вторым местом, среди девяти школ. Командный зачёт подкачал. Я то со своей задачей справился. Слава богу, из спортзалов с четырёх лет не вылажу. А вот по остальным показателям серанулись детки.
А на следующий день, улучшив момент, я заглянул в классный журнал и обомлел. В графе контрольная работа по алгебре, напротив моей фамилии стоял красивый такой стульчик, четвёрка! Вот они, первые уроки социальной справедливости.
Вообще математика, как и её ближайшие родственники, не моё. Я, понимаете ли, гуманитарий. История, география, литература вообще святое. Но когда разговор заходит о сумме кубов или «пифагоровых штанах», у меня скулы от зевоты сводит, и постоянно хочется кому-нибудь дать в рог. Математичка, дама хорошая, немолодая и мудрая, в этом месте начинает буксовать. Невдомёк ей, воспитанной в семье математиков и засыпавшей с Остроградским под подушкой, что есть люди, которых блюёт с данной науки.
Ко мне она обращается не иначе, как Господин дерево! Ну, ей виднее, педагог блин!
Весь урок занимаюсь тем, что, спрятав руки под парту, вырезаю бритвочкой разные фигурки из палочек для етьбы мороженого. Когда занятие это прискучивает, а уровень мастерства явно выбивается за рамки обыденности, решаю увековечить себя бессмертного наскальной живописью. Так на нижней, откидной крышке парты появляется очередное клеймо. «Здесь погиб Женя – 1973год»
Бритвочка эта попала ко мне в руки из жопы моего друга Серёги. Была в нашем детстве такая «добрая» шутка. Чтобы спуститься в лог к кладбищу, нужно было миновать длинную, многоуступчатую лестницу. Срубленную бог знает кем и когда. Перила лестницы, старые растрескавшиеся от морозов и жары. Вот в эту самую трещину дебилы вставляли половинку лезвия «Нева» или «Балтика», а дальше кому как повезёт. Кто-то, спускаясь, скользит по перилам ладонью, а иной, как вот скажем Серёга, просто садится задницей и едет. Жопу ему зашивали в больнице. Крови было столько, как будто «прайд» свиней зарезали. Правда, весело?!
Тогда, мы с Серым быстро, как только позволяла раненая конечность спустились в лог, а там ключик, бьющий из самых недр кладбищенской горы. Вода ледяная, звенящая. Лёг Серёга на траву воронкой к верху, заголил своё седалище, а я стал поливать рану ключевым соком. Через минуту уже перестал чувствовать руки, зато струя крови превратилась в струйку, а после и вовсе затворилась. Не верите? Ну, так разрежьте жопу, а потом попробуйте мой метод. Только режьте глубже гады, раз не верите.
Заканчивается урок математики и дружная банда, хлопая крышками парт, несётся в столовую, - большая перемена. Можно успеть пожрать, выстоять очередь к одному из трёх унитазов и при некотором везении курнуть в кустах за углом. С куревом беда, не продают сволочи. А на улице как на грех прошел дождик, значит, чебонов на остановке не найдёшь. Размокли! Стрелять у мужиков? Так это можно и на поджопник раскрутиться. Потерпим до конца уроков. Сегодня у бати зарплата, значит сто процентов бухой придёт. Можно будет карманы обшкулять и если попрёт, кроме курева найти ещё и пару купюр, заныканных от матери. Решено!
Только собрался выходить, как голос математички, требовательный и властный останавливает меня в дверях.
- Объясни мне Женя, в чём я и великая наука провинились перед твоей милостью? Я внимательно изучила твои отметки и пришла к выводу, что всё касаемое математики ты сдаёшь минимум на хорошо. Не понимаю!?
- Поймите Мария Фёдоровна. Я гуманитарий, если это вам о чём-нибудь говорит. Обожаю историю, литературу…. Но математика! Увольте.
- Хорошо, - покладисто вздыхает педагог и добавляет, - уволим!
Если бы я только знал тогда, что значит это её многозначительное – уволим. Знать бы, где упасть, так соломки бы подослал…
Глава-2
Ленка Шабунина пришла на уроки в короткой юбке. Мужское сообщество в шоке! Женское в лёгкой прострации пополам с завистью. Не секрет, что девочки взрослеют (оперяются) значительно раньше мальчишек. И если некоторые пацаны всё ещё чуть ли не в песочнице играют с машинками, то «протёкшая» девочка, автоматически переходит в разряд девушек. У неё начались месячные, это значит, у неё есть яйцеклетка и уж что кажется вовсе запредельным, у неё существует такой фантастический орган, как матка!
Увидев Ленку в этой набедренной повязке, мы впали в лёгкий транс. Однако какое у неё всё крупное и что греха таить волнующее. Начался урок, и Сайра, наш препод по истории, наслышанная про Ленкино художество, вызвала её к доске. Тоном, не терпящим возражений, учительница заставила девочку писать на доске тему урока.
- Выше милая, ведь ты девочка рослая, пиши в самом верху.
Ленка тянется рукой в верхний угол доски и соответственно тянется её псевдоюбка. И чем выше она тянется и встаёт на цыпочки, тем ближе волнующий миг…. Класс замер, а Ленка одной рукой придерживает коротенький подол, а другой пытается вывести каракули.
- Так вот девонька, - вступает Сайра Давидовна. – Чтобы я тебя в этой проститутской юбчонке больше не видела. У мамаши своей научилась подолом мести?
Ленка краснеет и вся, подавшись вперед, гневно говорит: - Вы Сайра Давидовна не имеете права так говорить про мою маму. Вы дрянь Сайра Давидовна!
В праведном гневе девка забывает, что звать училку вообще то Сара, а ещё она забывает, что Сайра родная сестра Зав. Районо.
Пощёчина, которой наградила старая жидовка бедную модницу могла бы по силе соперничать с ударом нашего Пермского чемпиона мира по боксу Васи Соломина. Ленка упала, из носа её потекла кровь. В классе наступила гробовая тишина.
- Вон из класса гадина, - прошипела преподавательница. – И без отца не показывайся. Да, кстати, уволь меня голуба от встречи со своей мамочкой. Мне в аудитории ещё только запаха дешёвых духов не хватало.
Ленка вся в слезах выбегает из класса. С ней, не обращая внимания на выкрики и протесты исторички, выходят ещё две девочки. Друзья, святое дело, великое дело!
И тут, кто-то, не помню фамилии, первым подав пример, достаёт из портфеля обыкновенный гранёный карандаш. Показывает его всем и кладёт на пол, под свою ступню. Мгновение и весь класс, сорок два человека поступают точно так же.
Сара ещё не поняла, что произошло. Она ни разу не сталкивалась с детской местью, изощрённой и безжалостной.
Далее, словно по команде весь коллектив, сплотившийся против жирной мерзавки начинает под партами катать ногами те самые карандаши. Рты у всех закрыты наглухо, но вдобавок к карандашному рокоту добавляется дружное мычание сорока с лишним глоток. В аудитории творится что-то невообразимое. Гул страшный, нервы обоих сторон на пределе. Сара страшно орёт, грозится всевозможными карами и расстрел перед строем, это самое мягкое, что нам всем светит. Наконец, зарыдав, как стадо изголодавшихся гавиалов, педагогичка выбегает из класса вон!
История закончилась тем, что родители забрали Ленку из школы, и более мы её не видели. Класс был жестоко наказан отбиранием у него переходящего вымпела (ха-ха) Зачинщика так и не нашли, но сдаётся мне, что это был Серый, хотя и молчит засранкин. Ну и правильно. Знают двое, знает и свинья!
Глава-3
Это какой-то песец! Никола Норин как обычно выкинул очередной номер. С утра, когда до уроков, было, минут пятнадцать, а мужское население присутствовало в полном составе, Никола показал нам трюк. Если взять обычную деревянную линейку и быстро тереть ею по той же парте, с силой прижимая её к древесине, то через несколько секунд из под мерительного инструмента начинает валить дым. (кстати рекомендую попробовать у себя в офисах) В классе более двадцати пацанов и все они вооружившись линейками начинают терзать ни в чём неповинную мебель. Жутко воняет гарью, линейкам приходит незамедлительный капут. Прямую они уже вряд ли прочертят, разве что дугу? Парты испилены, благо, что догадались пилить всё же нижнюю часть крышки. Пока найдут, можно будет свалить на предшественников. А что же огонь? А не добыли!
Вообще Никола, это нечто, и об этом нечте необходимо написать. Руки у пацана всегда находятся в состоянии покоцанности. Цыпки на них не проходят похоже круглый год. Постоянно они замазаны зелёнкой и йодом. Царапины, ожоги, ушибы…. Практически все изобретения и ноу-хау приходят в класс через Николу. Такой уж он человек непоседливый и любознательный. Это он первым приносит в класс зубчатые колёсики от часов и на манер юлы начинает их крутить. Засекаем время, и вот уже новый тип соревнований готов. Потом он придумывает или подсматривает у кого-то запредельный вид оружия. Обыкновенный тюричок от ниток, резинка от трусов и чуток проволоки. И вот готов грозный арбалет, который может стрелять спичками, стержнями от авторучек и прочей хренью подходящей по диаметру и длине.
Совсем забыл сказать! У нас же появились шариковые авторучки. Они пишут пастой, находящейся в стержнях. Они пластмассовые и их можно грызть на уроках. Чернильницы непроливашки постепенно уходят в небытие. Кстати, так до сих пор я и не понял. Почему непроливашки? Я, например, знаю точно, что очень даже проливашки. Как меня тогда мать скакалкой по всему дому гоняла за испорченную рубаху.
А ручки начинают своё победное шествие по просторам вселенной. Сначала они были ужасно дорогими, аж по тридцать пять копеек за штуку, а стержни к ним по восемь. Когда они ломались в местах резьбового соединения, мы лечили их при помощи изоленты. Когда стержни не соответствовали длине, были короче, в ход шла обычная спичка, обломанная по длине и вставленная одним концом в стержень.
Подобная конструкция имела свой минус. Время от времени, когда воздух в стержне заканчивался, и ручка начинала заикаться, её приходилось разбирать. Вставлять стержень одним концом в рот. И дуя в него, что есть мочи, водить рабочей частью по промокашке.
Иногда, когда это советское сокровище пересыхало, приходилось зубами вырывать из стержня металлическую писалку и выдувать каплю пасты, с тем, чтобы дать ручке новую жизнь. Сегодняшние босяки могут засмеяться над подобной ситуацией. Но замечу, всё ребятушки бывает впервые. И до того, как пенициллин стал обыденностью, мир закопал сотни тысяч людей. Так то!
А что Никола? Да опять притащил в класс новинку. Это мини-рогатка, выгнутая из алюминиевой проволоки. Движущей силой в ней является круглая в сечении модельная резина. Пульки к ней выгибаются из той же люминевой проволоки в форме буквы Л. На худой конец и для перестрелок в классе используются бумажные скрученные жгутом «снаряды». Прилипают такие пули к толстым ляжкам прекрасной половины класса просто исключительно!
А вчера меня поймал брат Людки А. Стропила из десятого класса, предъявил синяки на жопе его сестрёнки и, игнорируя мой второй разряд по боксу, так дал мне в глаз, что очнулся я уже в умывальнике, мордой под краном. Поддерживаемый заботливыми руками одноклассников. Финита!
Сегодня физкультура, сегодня идём на лыжах кросс пять километров. Это значит как раз до леса и обратно. С горы покатаемся, классно! Две подруги, Маринка и Иринка стоят в сторонке, жеманно куксят губки-бантики и делают вид, что они тут проездом в Париж. Петя читает справки, полученные в школьном здравпункте и предъявленные дамочками. Читает, морщится и, схавав, бессильно машет рукой. Дамы победно с извечным женским превосходством взирают на нас пацанов и подружек, не удосужившихся и не сподобившихся.
В раздевалке гора лыж, палок и ботинок всех размеров и цветов. Времена не самые жирные и изобильные, человек пять из всего класса имеют собственные лыжи. Остальные же подбирают из общественных.
Погода на улице самая, что ни на есть лыжная. Градусов семь морозца, безветрие. Лыжня свистит под ногами, изо рта вырывается пар. Дышится легко и радостно. Бегу наравне со всеми. Вот показались «Первые ёлочки», так у нас называется это преддверие леса. Дальше идёт крутой и длинный склон. Толкаюсь и вначале медленно, а затем всё быстрее и быстрее лечу под гору, навстречу ветерку, превратившемуся в ветрище! Вдруг совершенно неожиданно для себя замечаю, что оказывается ору во всё горло песню. Что ору? А Градского и ору, «Радостный строй гитааааарр, яростный строй отряд, словно степной пожар, песен костры горяяяяяяяяяят…..!
Глава-4
Пожрать – дело святое! Постоянный голод добивает, постоянное желание съесть хотя бы кусок хлеба с солью терзает желудок и нервы. Во двор выходит Емеля с куском хлеба обильно сдобренным сгущёнкой.
- Емеля, дай откусить?
- Пойди да намажь, самому мало.
Батя в командировках, мать бухает. Из жратвы дома только холодильник, в котором уже полгода не то что продукты, но и Дедушка Мороз не объявляется.
Чёрт с ним, придётся идти к татарам на подёнщину. Чё глаза вытаращили, подёнщина, архаизм? У нас в посёлке отдельной диаспорой живут и вкалывают эти трудолюбивые и прижимистые люди. Татары, ну и что? Тоже люди, только трезвые и богатые. Небось, торты жрут хоть каждый день. Дядя Федя берёт меня таскать на носилках навоз на грядки. Таскаю, а ноги подгибаются, тяжко. Дядя Федя умышленно кладёт очень мало, меня жалеет, тоже понятно.
Взбрыкиваю, показываю норов и заставляю класть сполна. Ухмыляется, но уступает. По спине течёт уже не струйка, а целая река. Мухи одолели, жирные, как Емеля и такие же сытые, твари!
Наконец дерьмо заняло своё законное место, к осени здесь заколосится картошка. А мы с дядей Федей отдыхаем. Потом его жена тётя Минура сливает нам на руки из ковша, и мы садимся обедать. Такого борща я, наверное, лет сто не ел. И мяса здоровенный кусок положили. Потом было много молока и самодельный, домашний каравай. Тёплый и ароматный.
Дядя Федя смотрит на меня с каким-то болезненным любопытством и сообщает: - Я бы тебе денег и так дал Женька, с отдачей конечно, в смысле, когда подрастёшь. Но плохо это, деньги просто так давать. Я знаю, ты умный, читаешь много, ну, есть в кого. Так что пораскинь мозгами и реши что лучше. На халяву получить десятку или трояк, но заработанный хребтом, в поте лица. Думай командир!
У меня три рубля-бля-бля! Богаче меня нет людишек на свете. Андрюха у бабки, а я предоставлен сам себе, ну так не привыкать. В булочной продают махонькие такие булки-копейки. Две штуки за троячок. Беру булок, банку фасоли варёной с добавлением масла и, не удержавшись бутылку лимонада. Лезу на чердак в старую голубятню и сжираю эти сокровища в одну харю. Кайф!
Потом до вечера, пока не начинает темнеть, читаю совершенно бесподобную книгу, «Оцеола - вождь Семинолов». И уже затемно возвращаюсь домой. Слава богу, матери нет. Наливаю в блюдечко подсолнечное масло, отрезаю большой кусок припасённого чёрного каравая, солю, макаю в масло и с превеликим удовольствием уплетаю за обе щеки.
Совсем недавно, очевидно как дань памяти тем ох непростым годам, ел именно такое блюдо. А что, вкусно!
На переменке бежим в магазин и на Серёгины деньги покупаем кубики сладкого прессованного какао. У Серого батя из тюрьмы пришел и у них праздник. А другу аж двадцать пять рублей отломили. Серый отпросился ночевать у меня. Его родичи собственно и не упрямились. Всё же пять лет человека дома не было, соскучились. Ну и мы это, конечно же, просекаем, не маленькие. Уже по тринадцать лет, а если помножить эти годы на жизнь подножную в резервате, целыми днями, предоставленными самим себе, то выходит уже все двадцать. А это ужасно много. Почти старость!
После уроков идём за угол школы выяснять отношения с Гошей. Этот угол у нас называется Красным. Наверное, из-за количества пролитой здесь молодой и чересчур горячей крови. Из-за чего взъелись, я уже не упомню, помню только, как пацаны взяли нас в круг, как для порядка мы сказали друг другу всё что думали, и… понеслась!
- Твой папаша, гандон прокурорский, - орёт Гоша, - и тут же пропускает хука. Постояв для приличия пару секунд, он падает на асфальт, пацаны довольно гудят. В наших краях раньше лежачих не топтали и я, как нормальный мужик протягиваю поверженному сопернику свою руку. Нагибаюсь и получаю каблуком в харю. Кровища пополам со слизью, искры и слёзы из глаз.
Бойкот Гоше объявляли по всем правилам. Подослали первоклашку шибзика и тот, подёргав дылду за подол пиджака сказал ему следующее: - Тебе чмо старшаки велели передать, что с тобой чмо не будут разговаривать и водиться до конца четверти. Я гонец, меня бить нельзя.
И ведь сдержали пацаны слово, ни здрасьте, ни насрать с мерзавцем. Уже мы с Гошей у него на сеновале строили модель электростанции работающей от водоразборной колонки, уже бегали с ним в кино, на «Бобби», а мужицкая заединщина держала масть.
Глава-5
Осень, пора уборки корнеплодов и прочего подножного корма. От посёлка до колхозных полей пару километров, почти рядом. Утром собираемся возле школы, экипированные соответствующим образом, с бутербродами и большими ножами для работы. Сегодня любимое руководство школы выгоняет нас на уборку турнепса. Это видимо кормовая свёкла или репа, фиг её знает.
С дружными песнями отбываем почти строем на работу. Поют девки, чё им не петь вертихвосткам, а мы идём и бычимся, не выспались. Старшая над нами пионервожатая Зоя. Хоть это радует. С Зоей не заскучаешь, выдумщица и сама по себе человек задорный и жизнерадостный.
По полю уже прошла картофеле, а может турнепсокопалка. Наша задача заключается в том, чтобы собирать эту мерзкую редьку, обрубать ножами хвосты ботвы и бросать это в кучи. Потом пойдёт трактор с тележкой и колхозники уже сами, будут грузить эту бурёнкину радость. Работаем, без особого энтузиазма, но куда денешься. Четыре часа это ещё не вся жизнь. Через какое-то время Зоя объявляет перерыв на завтрак. Кучкуемся, делимся бутерами и чаем из термосов.
Наташка захотела ссать, а до ближайших ёлок пару вёрст. Девчонки собираются в кружок и, встав плотно, загораживают «несчастную». Нам предлагается отойти подальше и отвернуться. Отворачиваемся, но периодически демонстративно кричим через плечо разные глупости. Наконец нам милостиво разрешают вернуться. Подходим и начинаем дружно морщить носы. Машем кепками, якобы вонь отгоняя. Зоя делает нам замечание, и уже до окончания работ молчим.
Соловей принёс очередную «утку». Оказывается, все аптеки города собирают пепел от сигарет. На основе этого без балды чудодейственного сырья советская фармация изготавливает эликсиры жизни и вечной молодости. В старой завалившейся бане на угоре, где у нас и штаб и курилка, устанавливаем трёхлитровую банку. Все строго настрого предупреждены об ответственности. Ни каких окурков, плевков, спичек. Только пепел! Курим и мечтаем, куда потратим ту колоссальную сумму, восемьдесят рублей за килограмм сырья. Приходит «Плохиш» и, не зная про дело, бросает в драгоценную банку огрызок яблока, а вдобавок харкает туда соплями, по-человечьи. Били пацана не долго, но сильно!
Вечер. Сидим на лавке у подъезда и тренькаем на гитаре. Мы с Серым уже во втором составе школьного ансамбля, а посему понтуемся перед сверстниками как сошедшие с небес Песняры. Из-за дровяников слышен страшный грохот. Пара соседских мужиков, бегут смотреть, что же там приключилось. Прибегает с чумной харей Емеля и рассказывает жуткие вещи. Уржум и ещё человек пять местных разгильдяев, испытывали новый тип поджига. И то ли жагру у них раздуло, то ли селитры чересчур много начинили, а только ствол у самопала разорвало в клочья, а Уржуму оторвало два пальца.
Потом, через месяц или раньше, когда Уржум вышел из больницы, мы увидели его култышки. Теперь углан сидит на уроках и не пишет, поскольку рука-то правая. Но зато с активным лицом запоминает и впитывает каждое слово учителя. Завидуем страшно! За такое можно и пальцами пожертвовать. Ну а чё, их вон сколько.
А днями позже за теми же дровяниками испытываем очередной визг моды, двуствольный самопал. Фиг ли нам пальцы? Мы дети резервата!
Весь класс засран донельзя промокашными шариками-плевками. У нас новое поветрие, плевательные трубочки. Летом для этих целей используется пикан и, конечно же, рябина. Но сейчас зима, а посему трубки крутим из бумаги, а пуляем жеваной промокашкой. Потом будет очередной понос, полые трубочки от авторучек и зерна риса или перловки. Но это потом, а сейчас срём промокашкой.
Вообще школа изначально задумывалась, как клуб по интересам. Встретиться, обменяться новостями, и новшествами в области современного рогаткостроения. Набить морду и получить в глаз, сунуть одной из девчонок за шиворот жука-носорога, а потом посмотреть на скоростное раздевание и послушать визг, которого не смогла бы себе позволить великая и ужасная четырёхоктавница Има Сумак.
Глава-6
Новый историк вошел в нашу жизнь мягко, но неотвратимо, как пуля входит в разгорячённое атакой тело. Фёдор Иванович не делал громких заявлений, не напрягал голосовые связки, не выпучивал на манер морского окуня глаза, по причине отсутствия оных. Его правая рука, навек затянутая в кожаную перчатку, глухо постучала по столу. Так может стучать только дерево по дереву.
Новый историк оказался мужиком бывалым. На Курской дуге от его танка остался только он сам, слепой и безрукий, да радист, в настоящий момент, находящийся на пожизненном пансионе в областном военном госпитале. Без обеих ног, руки и с маской вместо лица.
- Добрый день молодые люди, - начал спокойным, будничным голосом Фёдор Иванович. – Сегодня мы с вами поговорим о моих увечьях, поговорим для того, чтобы у вас не оставалось в буйных головушках вопросов. Итак, тема сегодняшнего занятия, - «Человек на войне».
Рассказывал историк естественно на память, не пользуясь конспектами. Да и какие конспекты могут быть изложены языком Брайля? Память его была просто изумительна. Тысячи фамилий, дат, прозвищ лежали в его голове, как в самом надёжном банке. Уроки его отличались нестандартностью, они, в конце концов, были просто интересны.
Оригинален способ сдачи зачётов введённый Ф.И. Ученик, вызванный к доске, берёт с собою конспекты, только свои и ни чьи более. Встав рядом с преподавателем, он должен красиво, без запинки, с выражением и чувством прочесть тему. За все годы обучения у этого человека только один негодяй пытался обмануть Фёдора Ивановича. Мало того, когда он вышел отвечать, первое, что сделал этот говнюк, - показал язык преподу. Затем открыл тетрадь с конспектами своего дружка из параллельного класса.
Трудно поверить, но в этот миг староста класса, которого мы выбирали сами, без навязывания со стороны завуча или комсомольской организации, так вот, он встал со своего места и громко заявил.
- В нашем классе крыса!
Далее в течение примерно пары минут новенький ученик услышал о себе всё то, чего не знал, но к чему стремился в своей вонькой жизни.
И в продолжение всего воспитательного процесса, Фёдор Иванович сидел тихо, не вмешиваясь. Только чуть заметно улыбался в ладошки.
Забегая далеко вперёд, нарисую случай из выпускного бала. Школа гудит, всё на ушах, выпускаются сразу три класса, а это почти полтораста человек. Да гости из соседних классов, да плюс девочки и мальчики, приглашённые со стороны, да педагоги…
Мы с пацанами на сцене настраиваем аппаратуру. Кому-то праздник, а кому работа до седьмого пота. Спецом к этому дню разучили и оточили несколько новых композиций. Битлы, Роллинги и ещё что-то. На входе в актовый зал стоят с повязками дежурных и фильтруют левых и пьяных Фёдор Иванович и немка Элла Алексеевна.
И в это время два переростка лет двадцати, пытаются пройти мимо историка в зал. Ф.И. заступает им дорогу и спокойно просит удалиться. – К тому же вы молодые люди выпили, а этого я допустить ни как не могу.
И здесь один из «гостей» совершает ошибку. Развязно схватив старого учителя за лацкан пиджака, быдло показывает пальцем на медаль и спрашивает: - А чё батя, такие побрякухи всем дают или ты у инвалида по блату купил?
Протезная рука, словно деревяшка Пиноккио резко сгибается в локте и с отчётливым тук, врезается в развилку идиоту.
На помощь подбегают человек пять наших пацанов и, подхватив рухнувшего им на руки хулигана, вытаскивают его в школьный двор. В сторону Красного угла. Его приятель тащится следом, а от группы выпускников отделяются ещё человек десять…
История эта имела продолжение на следующий день. В драке хулигану карандашом выбили глаз. А я так думаю, что поделом.
Глава-7
У Лёхи Ватутина врождённый порок сердца. Потому он и толстый, как свинья, потому и от физры его освободили. А нам то по барабану, откуда ж нам знать, что от этого подохнуть можно. Лёха всегда с нами, во всех переделках и за спины не прячется. А если мы хлещемся с Витимскими, то Ватутя впереди и битухи у него дай бог каждому.
Вечер, от нечего делать играем во дворе в муху. Для тех, кто не знает, это когда терпила стоит спиной ко всей кодле, а ему шутейно бьют по спине, плечу или бокам, и когда он повернётся, должен отгадать, кто ударил. При верном попадании, угаданный занимает место терпилы.
Рочер с Кузбасом решили пошутить и, сцепив четыре руки в замок со всей дури влупили Лёшичу под лопатку. Конечно, они сбили его с ног, но и это не всё. Лёха посинел, захрипел и пальцем показал на карман куртки. Мы достали какие-то таблетки и дали одну разжевать Ватуте. Затем посадили его на лавочку и, придерживая с двух сторон, дождались, когда парню станет легче.
Отдышавшись, Лёха ушёл домой, а мы двинули в садик на веранду покурить. На веранде устроили суд дворовой чести двум дебилам. Впрочем, те и сами поняли, что шутка не удалась, и даже не огрызались. Минут через пятнадцать появился Лёха, ни слова не говоря, он, подошёл к напрягшемуся Рочеру, стряхнул из рукава куртки арматурину и двумя ударами сломал засранцу-шутнику обе ключицы. Потом, повернувшись к побелевшему Кузбассу, он плюнул ему прямо в харю и сказал: - Дал бы я и тебе говно, но ты же мне друг, а друзей заподляк не бьют. Ведь, правда?
В «Победе» идёт суперфильм, Старое ружьё. Всей заединщиной, то есть восемь человек подрываемся с уроков и шуруем в кино. По дороге заходим в сберкассу и отовариваем там подаренный мне батей выигрышный билет лотереи ДОСААФ. Три рубля, сумма несусветная по тем временам. Судите сами, если билет в кино стоит десять копеек, коржик и ситро ещё одиннадцать копеек, да плюс фруктовое мороженое по семь копеек. У нас хватает на всё, но мы покупаем леденцы, петушков на палочках, ну а чё, гулять так, гулять.
Фильм нас шокирует, такого я ещё никогда не видал. Это сейчас экраны забиты до отказа тупыми боевичинами. Вандамы убивают Балоянгов, Блюйсри рубится с Чаком Норрисом. Говна-то! Попадётся вам фильм Старое ружьё, гляньте, скорее всего, не пожалеете.
Возвращаемся шумные, громкоголосые. Девчонки наши ясно дело зарёваны, ну дак на то они и девчонки. На подступах к родной школе нам попадается на встречу Пирог и с ехидной мордой сообщает: - Ну, что гулёны, посмотрели киношку? А Руслана Людмиловна (литература) разозлилась на вас и доложила директору. Так что готовьтесь, завтра вас будут воспитывать.
Молча выслушали мы Пирога и так же молча пошли по домам. Но Люська не удержавшись, всё же заехала ехиде портфелем по башке. Так, на всякий случай.
Дома пьяная мать пытается сунуть мне в руку смятую трёшку. В квартире пахнет табаком, дверь в маленькую комнату подозрительно закрыта. А батя приедет дней через десять, не раньше. Толкаю мать так, что она падает назад себя, а сам, хлопнув дверью, выхожу на улицу. Жрать охота, пойду к Серому, у него сегодня мать в ночь на заводе.
Иду проулками, сам с собой размышляю, матерюсь. Ненавижу суку! Чтоб она сдохла от вина! На встречу мне тихонько ковыляет старая Кикимвра. Она уже почти не видит, но, поравнявшись со мной, вдруг громко и властно говорит: - Стой, ты не Евгеши ли покойницы внук?
Сознаюсь, что да, он самый. А ведьма, внимательно глядя на меня, говорит: - Запомни внучок. Отольются кошке мышкины слёзки. Не торопи время, всё будет и судья воздаст каждому сполна!
Только теперь замечаю, что по щекам моим действительно ползут слёзы. Надо же, рассопливился, как баба.
Уходит Кикимвра, а я иду к Серому. Друган скучает и рад моему появлению. Сначала мы ради прикола разбираем старые ножницы для стрижки баранов и, вооружившись этими тяжёлыми половинками, идём в дровяник. Там, нарисовав углем, круг на стене мечем эти импровизированные ножи в цель. Через полчаса, когда на дощатую стену страшно смотреть, а занятие наскучивает, Серый вдруг вспоминает.
- Слышь Жека, а у меня ведь мать брагульку поставила. Пошли, попробуем. Да не ссы, она молоденькая, сладкая и едрёная, как квас.
В этот вечер я впервые в жизни напился. Мы залезли на крышу дровяника и прыгали с её гребня с зонтиком на грядку с луком. Потом лежали под яблоней с гитарой и орали урканские песни. Утром мы с Серым по очереди блюём на огороде. В тот момент, когда из меня начинает вылазить желчь и куски желудка, отчётливо понимаю, сегодня я умру. Еле успели свалить из дому до прихода тёти Томы. В школу не пошли, а ушли на угор, в нашу баньку. Там и спали до обеда. Алкоголики!?
Глава-8
Всё чаще и чаще начинает беспокоить пиписка, которая во дворе называется совсем иначе. Странные видения преследуют меня ночами. Просыпаюсь с липкими выделениями в трусах, тихонько, пока никто не увидел бегу в туалет и там отмываюсь и отстирываюсь. Когда это произошло первый раз, я подумал что у меня рак. Испугался, запсиховал, но после лекции полученной от друзей понял, жизнь оказывается, не кончилась, а только начинается. По крайней мере, её лучшая часть.
Мой лучший друг, Танька Азарова по страшному секрету рассказывает мне, откуда вылазят дети. Танькину дырочку я конечно же видел много раз, когда играли в доктора. Мне странно и тревожно оттого, что из этого ничего должен выпасть здоровенный кретин, с руками, ногами и башкой.
А Танька подливает масла в огонь. – Пойми чудак-человек! Чтобы появились дети, у женщины должны начаться месячные, тогда, из-за большой кровопотери у неё в матке нарождается яйцеклетка. Мужчина должен её оплодотворить. Как?! Да элементарно! Вставляем твою письку, к примеру, в мою и всё! Через год или меньше, я точно не помню, рождается ребёнок.
Мне всё равно непонятно и я задаю следующий вопрос.
- Так что я должен туда поссять что ли? Отчего они получатся дети то, если сунул, вынул и никакой работы.
- В том то всё и дело, - упорствует Танька-умничка. – Даже поговорка такая есть. Наше дело не рожать, сунул, вынул, да бежать. Бежать, наверное, предполагается на работу или за хлебом там, ну я не знаю.
- Хорошо, тогда давай проведём опыт, - говорю я Таньке. – У тебя яйцеклетка есть?
- Нет, конечно, откуда ей взяться, если у меня даже матки нету, - отвечает моя подружка.
- Вот и отлично, значит, тебе и опасаться нечего.
- Сейчас мы тебе в дырочку вставим мою пиписку и посмотрим, что из этого выйдет.
В этом месте Танька начинает упрямиться, и скажем прямо, удовольствия от моего предложения не испытывает. Но я стою на своём и добиваюсь желаемого.
Танька снимает трусики и ложится на кровать.
Меня разбирает псих, и я гневно ору на неё, - Ну и долго ты будешь здесь нежиться? Мы будем, ставить опыт или нет?
Танька смеётся и говорит мне, что взрослые именно так этим и занимаются. Я смущаюсь, но стараюсь не подавать вида. Снимаю с себя семейные трусы и ложусь рядом с Танькой.
Странно, но ровным счетом ничего не происходит.
Тогда Танька берёт мой писюн своими пальчиками и происходит чудо. Он начинает расти в размерах, напрягается и застывает, как солдат на посту.
А Танька торопит. – Давай же быстрее, а то скоро мать с работы придёт, может заругаться.
Не надо смеяться. Конечно, в двенадцать лет я должен быть Ломоносовым от секса. Конечно, обязан знать всё и вся, особенно в те целомудренные и ужасно наивные времена.
Я переворачиваюсь и нависаю над Танькой, а она берёт мой предмет своей рукой и начинает пристраивать его себе в дырочку. А мне в этот миг становится настолько приятно и жарко, что я и сам стараюсь погрузиться в подругу, как можно глубже.
Вдруг Танька вскрикивает и отталкивает меня от себя.
- В чём дело, - спрашиваю я недовольным тоном.
Девчонка смущается и говорит мне, что ей вдруг стало очень больно. И добавляет подумав. – Наверное, у меня какое-нибудь уродство или болезнь женская.
И снова берёт она мой черенок своей ладошкой и начинает водить им по своей щёлочке. По глазам её вижу, что при этом она испытывает сладость такую же, что и я. А мне уже настолько хорошо, что, совершенно потеряв контроль над телом, я вдруг сотрясаюсь, как припадочный и из моего члена вырывается струя белёсой жидкости. Точно такой же, как и после моих ночных видений. Я почти теряю сознание, я лечу, а в дверях проворачивается ключ.
Рывок, и мы уже в маленькой комнате. Что характерно оба одетые, а Танька ещё и успевает поправить покрывало на кровати. Сидим и чинно беседуем на тему рассказа Шолохова «Нахалёнок».
Открывается комнатная дверь и входит Танькина мать. Минуту слушает наш спор, а затем говорит: - Ну, вот что, гении литературы. Быстро мыть руки и к столу, я торт принесла.
Это был мой самый первый опыт борьбы против потных женских рук. Тогда я отделался легко, без последствий. Повезло!
Глава-9
В понедельник с утра, придя в школу, узнаём страшную, абсурдную в своей невозможности новость. Вчера ночью погиб наш одноклассник Витька Рублёв. Погиб глупо и неоправданно. От нашего окраинного посёлка до ближайшего совхоза три километра шоссейки. Буквально в километре от последних домов стоит знак-ограничитель, конец города.
Поздним вечером, почти ночью, Витька пошел в совхозный клуб на танцы. Пошел, но не дошёл. По дороге его сбил пьяный солдатский автокран. Нет, сам автокран был, конечно, трезв, как стёклышко, а вот водитель был в дрыбадан.
Витьку подхватило стропами, и, подбросив, ударило об асфальт. Смерть по утверждениям врачей наступила мгновенно.
От этой новости всем нам не по себе. Наша классная дама и ещё пара учителей ходят зарёванные, в траурных платочках. Где они их только взяли? А может русская баба так устроена и чёрное носит с собой всегда, на всякий пожарный?
Уроки в этот день проходят по щадящей схеме. Ни каких опросов, ни каких двоек. Скомканные лекции, да обмен сплетнями. Очередной педагог спрашивает нас, что да как?
И тут же выкладывает свою версию случившегося.
Девчонки в трансе! Любили Витьку, да и как не любить. Если при своих богатырских габаритах и стати, он никогда и никого не обижал, не залупался так просто. Да и вообще спокойный был, как удав.
Похороны назначены на послезавтра. Осень стоит тёплая и даже жаркая, так что тянуть не резон. Но в день похорон погода портится, откуда ни возьмись, налетает туча и начинает сеять мелкий и гнусный дождь. Мы, в парадных костюмах по очереди стоим у гроба. Гроба, в котором нашёл последнее пристанище наш друг и одноклассник Витька.
Подходят прощаться люди. Нескончаемой чередой тянутся соседи, родня, друзья. Мать, чёрная от горя уже не может плакать, а только раскачивается всем телом и беззвучно шевелит губами. У нашей классной обморок. Добрая она у нас очень, и плаксивая как девочка переросток.
Наконец несём гроб на кладбище, благо, что оно рядышком. Благо?! А погода совсем закручинилась. Потемнело разом, дождь усилился. Голые деревья раскачивает не весть, откуда взявшимся ветром. По лицу Витьки катится капля. И то ли это дождь, то ли слеза последняя и прощальная.
Так и закопали мы первого одноклассника. С которым ещё в садике в туалете подсматривали за девочками. С которым на пруду катались на самодельном плоту и ставили ловушки на нашей говнянке на ондатру. Закопали, а на душе камень. И в голове звучит фраза, - первый пошёл!
А жизнь шла своим чередом, что ей до нас муравьёв. Одним больше, одним меньше. Космос даже не почувствовал, что где-то выпала из общей кучи малая песчинка.
В параллельном классе отправили в детскую колонию пацана по кличке Голяк. Связался с компанией, все старше его на три-пять лет. Стал приворовывать, и в итоге попался. И если до этого у Голяка были приводы и уводы в детскую комнату милиции, то теперь, когда действующему лицу исполнилось четырнадцать лет, закон решил заняться им всерьёз.
Пока Голяк, увидимся ли ещё в этой жизни, или пойдёшь ты в разнос и сгинешь, как многие наши сверстники в лагерях, призванных настоять на твоём перевоспитании.
Глава-10
Пирожковая на рынке, место сбора самой разнообразной шантрапы местных кровей. Здесь встречаются спекулянты-перекупщики, торгаши обмывают свои сделки. Работяги после получки отмечают здесь пару часов мнимой свободы. Для этих целей в пирожковой продаётся разливное плодово-выгодное вино. Но самое главное, чем эти стены привлекают к себе такую массу народу, - это обалденные пирожки. На столах всегда стоит в специальных графинах уксус, разведённый с горчицей и перцем. А сам запах чего стоит!
Мы с пацанами время от времени делаем набеги в это заведение. Часто конечно не получается. Цена одного пирожка с мясом, десять копеек за штуку, - кусается зараза!
Сегодня у нас вполне деловая встреча с Витимскими. Обсуждается вопрос водяного перемирия. На дворе весна, скоро каникулы, и пора начинать строительство запруды на нашей совместной речушке. Встречаемся по трое с каждой стороны. Точки над «И» проставлены, теперь можно и по стакану мирового компота с беляшами затряхнуть.
Заоднем приглашаю пацанов к нам на школьный вечер, в гости на танцульки. Мой голос здесь решающий и наши особо не препятствуют. Пусть попробуют, если не боятся, что во время танцев, в самый ответственный момент у меня прямо на сцене не сдохнет аппаратура. А то ещё скоротечная ангина поразит моё капризное горло!
У меня, конечно, нет к Витимским братских чувств, и движут мной отнюдь не альтруистические побуждения. Просто я недавно познакомился с девчонкой, живущей в самом сердце вражеской территории. Нет, пока я иду с ней, меня никто не тронет. Мало того, поздоровкаются, дружески махнут рукой. Но, когда я доведу свою пассию до дому и намылюсь обратно…. Здесь уже все конвенции и рыцарство заканчиваются. Ножом, скорее всего не пырнут, но накостыляют так, что родная школа не скоро увидит своё любвеобильное чадо.
Вчера отец вернулся из командировки из Болгарии. Вернулся не один, а с подарками. Матери, брату и мне. Но все побрякушки меркнут перед тем, что батя торжественно вручает в мои трясущиеся от волнения руки. Гитара!
Болгарские «братья по оружию» узнав, что отец ищет инструмент для старшего сына, везут его домой к известному гитарных дел мастеру. И там, после недолгих торгов (мастер пытается подарить инструмент) отец приобретает бракованную гитару. Мастер объясняет, что гитара из-за дефекта уже не попадёт в руки известного или просто богатого ценителя. Но Кунгурским «тазикам» и даже известным всему Союзу «Ленинградкам» она даст сотню вперёд и не поморщится.
Отец слегка подпил за приезд и ему не терпится услышать инструмент в действии. Настраиваю и беру первый аккорд…. Руки трясутся, сердце стучит рывками. Нет, это не гитара, это фортепиано, орган!!! Такого инструмента у меня более в жизни не бывало. Многие годы служила она мне, и все эти годы люди с замиранием сердца слушали её волшебные звуки. А, вернувшись из армии, я, скомкано поцеловав родителей, спросил о своей любимице.
Уже, будучи человеком женатым, имея двух детей, я всё же не уберёг свою главную любовницу. Воровка на доверии, втёрлась в душу моих тогда ещё маленьких детей. Дочери было десять, а сыну восемь лет и тварь, обманом проникнув в квартиру, обворовала её подчистую. Вынесла всё мало-мальски ценное и в том числе гитару. Обидно то, что, не зная истинной цены этого инструмента мрази, продадут её где-нибудь у магазина за литру водки. Так вот и ушла память о покойном бате, моя гитара.
Глава-11
В Советском Союзе самые работящие дети в мире! Кто не верит, идёт собирать металлолом и макулатуру. Сегодня не будет уроков и это очень даже ура! Мы брошены в горнило сталеварения и подъёма тяжёлой промышленности из цепких лап войны. Что характерно, на дворе 1971 год и со дня окончания последней большой войны прошло более четверти века. Но так устроен Советский человек. Где трудно, - там мы! А где мы, там ох блин и трудно же…
Конечно, есть резон в этом на первый взгляд никчемном занятии. Во-первых, пацаны заняты и не пинают балду. А во-вторых, очищается от излишнего дерьма наша безбрежная Родина.
Пионервожатые разбивают нас на пятёрки и выпинывают «в поле». Почему на пятёрки? А видимо в угоду демократическому централизму и одной из заповедей оного. Короче, чтобы голоса на случай конфликта не разделились поровну.
И вот разбившись на стаи, рыщем мы по посёлку и окрестностям в поисках вторчермета. Между делом развлекаемся тем, что задираем девчонок. А их в нашей пятёрке две штуки. Да-да, пока я их измеряю ещё штуками, молод. Лариска, заводная и озорная чертовка, всю дорогу до оврага, в который люди сваливают разный хлам, докапывает меня всяческими подначками. Это теперь я понимаю, что, быть может, таким образом, она проявляла свой интерес ко мне. Но тогда я свирипел от злобы, заводился и завёлся таки. Лариска получила конкретного поджопника и, разрыдавшись, убежала за гараж.
Её подруга бросилась за ней следом, подрыдать дуэтом, а мы с парнями устроили перекур. Мимо проходил мой сосед десятиклассник Юрка. Узнав о нашей склоке, он укоризненно покачал головой и сказал мне следующую фразу: - Эх, Женька, вот вроде грамотный ты пацан и книжки умные читаешь, а одного понять не можешь. Вот вырастете вы и не то что Лариска, но и другие девки тебе за твоё поведение не дадут.
На что я гордо и как мне казалось, очень независимо заявил: - А мне от них ничего не надо, у меня всё есть. А если будет нужно, пойду и заработаю.
К обеду, чумазые и залитые зелёнкой мы как муравьи начинаем собираться в школьном дворе. Гора ржавого железа растёт. Ещё не Джомолунгма, но уже Пик Коммунизма. Здесь обрезки труб самого разного калибра, панцирные сетки от старых кроватей, проссанные и продавленные. Корпус стиральной машины, самовар, несколько допотопных угольных утюгов. Венчает этот натюрморт в стиле Сальвадора Дали здоровенный «бабушкин» комод, привезённый девчонками с чьёго-то огорода. До сих пор не могу понять, каким чудесным образом дубовый комод затесался в разряд металлолома.
На следующий день Зоя объявляет линейку, на которой звучат бравурные речи о долге перед Родиной и партией. О том, как же нам остолопам повезло с Отечеством. А у меня в голове одна единственная мысль. Только бы не опоздать, только бы без меня сволочи не начали. Соловьёвский батя доверил нам ответственейшее поручение, - утопить котят. Что характерно, котят пятеро, а желающих человек десять. Поэтому если опоздаю, буду потом всю жизнь локти кусать. Зоя, ну давай уже скорее, котята ждут!
Из всех этих «общественных работ» я больше всего уважаю сбор макулатуры. Пробежал накануне по соседям, а утром на лестничной площадке уже целая гора старых журналов, газет, книг и прочей отжившей своё бумаги. Когда все эти тюки стаскиваются в спортзал, и объявляется конец работы, начинается самое интересное.
Наша училка по литературе, Руслана Людмиловна (на самом деле она звучит наоборот) и ещё пара энтузиастов, начинаем рыться в этих отвалах.
Из подобных экспедиций я натаскал домой таких монстров пера как Гоголь, Лонгфелло, почти всего Пушкина и огромную коллекцию Роман-Газет. В последний раз я чуть не упал, когда из-под кучи пожелтевших газет и журналов вынул на свет божий вожделенный «Декамерон» товарища Боккаччо. Не знаю, чем уж он не угодил Советскому обывателю, быть может, импортной, неудобоваримой фамилией, а может скабрезным содержанием. Скажу одно. На эту книгу мастурбировало не одно поколение Советских мальчишек. Так и канула она в лету, где-то в недрах дровяника или сеновала.
Глава-12
О тогдашней моде стоит поговорить отдельно, ибо это часть незабываемого времени и далеко не последняя. Трудно мы тогда жили в стране недоразвитого социализма. С одеждой было не ахти, с продуктами та же петрушка. Один плюс был бесспорным. И начальник и «дурак» одевались с одной фабрики и жратву покупали в одном магазине. Были, конечно, регионы украшенные мишурой и позолотой, такие как Прибалтика. Но всем известно, что прибалтов негласно выбрали витриной социализма, а витрина это ещё не весь магазин.
Девяносто процентов моих сверстников щеголяли по улицам в братовых, перешитых шмотках. Многие вещи покупались на вырост. Помню классе в третьем бабка принесла откуда-то детское пальтишко. Ещё тогда меня поразило, что пуговки у него застёгиваются на другую сторону, нежели у мальчишек. Мне коллективно проехали по ушам, а за ночь бабуля мастерица заштопала старые петли так, что от них почти не осталось следов. А в замен старых прорезала и обметала новые. Так что с утра я уже понтовался в почти новом пальтишке и не жужжал.
Потом нас ударила волна хиппи-моды. За длинные волосы происходили локальные войны. Нас не пускали в школу, и мы коллективно, целыми классами прогуливали уроки. Дома нас одолевали родители-консерваторы. Как можно, у мальчишки волосы завязываются на подбородке на два узелка! А дальше пошли брюки клёш, подшитые по низу молнией или расклёпанными и загнутыми пополам монетками. Клёш считался крутым только в том случае, если низ полностью скрывал ботинок. Наверное, помните старый мультик «Бременские музыканты»? Вот как раз те времена.
Ботинки должны были иметь острый носок и скошенный каблук, которого добивались, кто рашпилем, а кто наждаком. Ну и не сказать о шпанских приблудах рассованных по карманам просто невозможно. Помните алюминиевые расчёски с удлинённой ручкой? Эту ручку затачивали на манер шила. А гирька от часов на унитазной цепочке, а кусок велосипедной цепи, обмотанной чёрной, тряпичной изолентой, чтобы в случае драки рука не скользила. Да что греха таить и бритвы носили, кто посмелее, было.
Потом пошла мода на школьные папки с молнией. Как же это круто было нести её под мышкой, и, зайдя в класс, чуть ли не с порога борзо метнуть её на своё место. А как здорово она прилипала по башке в уличной потасовке.
Ну и разрисованы эти самые папки были со всех сторон. Имя или погоняла хозяина, его музыкальные пристрастия, переводные бабы-картинки. Помню, у меня в центре сего вместилища знаний красовалась Барбара Брыльска. Тогда ещё молодая и без очкарика Мягкова.
Потом пошла мода на водолазки. Школа разбилась на два враждующих лагеря. Тех, у кого те самые водолазки были и «чмушников», у которых их в силу бедности родителей не было. Я гордо дрался в первых рядах «чмушников» и «водолазам» приходилось не сладко от моих закалённых на ринге мотовил.
А те футболки от безобразно советских физкультурных костюмов, которые мы расцвечивали самодельными трафаретами. Помню, как с Серым взяли мою майку, разложили её на досках, а потом, окунув руки в белую масляную краску сделали на ней жирные отпечатки ладошек. Футболка высохла к следующему дню, а руки мы отмывали неделю.
А шпанская мода на сапоги с загнутыми голенищами и борзая загребающая походка, да с шарканьем по асфальту. Братов дембельский ремень с залитой свинцом бляхой, который мы учились захлёстывать на руку с одного удара. А те кеды «Дружба народов» с рельефным футбольным мячом, в котором пересекались в пожатии две руки, русская и китайская.
Глава-13
Как же я так развёлся с этой порнографией? Ведь и фотки то дерьмовые, изготовленные кустарно, в одной из местных общаг. Правда, содержимое по тем временам более, чем откровенное. Ну, показал всем пацанам в классе, ну поржали с дрожью в голосе. А один засранец упросил меня дать ему эти фотки домой на вечер. То ли он хотел их друзьям засветить, то ли сам на них перевозбудился, не знаю. А только закончилась история погано.
Младшая сестрёнка этого урода, по-моему, пятиклашка, спёрла снимки у брата из шкафа и унесла их с собой в школу, похвастать перед девочками. Кто-то заложил, и понеслась. После первого урока пригласили меня в кабинет директора. И там я плотно познакомился со следователем из уголовного розыска. Да-да, была в те времена такая статья за изготовление и сбыт порнографии. Ох, и крутил он меня, ох и ломал.
Плёл я ему ахинею о находке в подъезде своего дома. Как «совершенно случайно» увидел я этот злосчастный пакет. Как посмотрел и конечно уже не смог его выбросить. Интересно же! Он кивал головой, делал меточки в блокноте и не верил.
А потом был педсовет и на нём, моя классная дама дала всем просраться и как утверждают ухослышцы, грудью кидалась под директора и завуча. Отстояла!
Много лет прошло с той поры. И порнография сегодня заполонила все СМИ, а я вспоминаю свою заплаканную заступницу, её сердце, её понимание.
Прикол всех приколов! Сегодня всё тот же Никола на физре в раздевалке выдавил из фанерной перегородки сучок. Получилось замечательное смотровое окошечко в женскую раздевалку. К дырочке очередь, один смотрит, десяток в нетерпении подпрыгивают. Соблюдается режим молчания. Прилипаю к дырке, а там…. А там Маринка-толстуха в одних плавках и всё!!! Сзади нетерпеливо дергают за футболку, неохотно уступаю. Отхожу от стены встреченный странным шипением. Пацаны ржут, но ржут шепотом. Оказывается, моё естество торчит пыром, а я то не сообразил…
Развлекаемся до команды шухер. Петя пришел, и мы нехотя сваливаем. Штырь не успел посмотреть и теперь чуть не плачет. Обидно!
С того дня физкультура становится любимым предметом. Петя не может понять, в 9-м «В» посещаемость сто процентов! Продолжается это кино пару недель, в один грустный день, придя на урок, обнаруживаем кусок фанеры, наглухо зашивший «амбразуру счастья». И при этом видим, как просто светится счастьем и ехидством рожа физрука.
А много позднее узнаём, что оказывается, девочки наши знали про эту дырку, знали с первого дня. Воистину, кто поймёт женщину, тот поймёт бога!
А жизнь идёт своим чередом, и каждый день происходит новое, необычное. Вообще детство и юность это пора накопления капитала, то бишь информации. Потом, в течение жизни мы будем раскладывать её по полкам, и анализировать, каждый раз видя по новому. А сейчас впитываем её жадно, как пересохшие губки, выброшенные приливом на берег.
Сегодня лекция на тему «Половой вопрос в подростковом возрасте». Ни хрена себе подростки? Многие уже отметились у Эрато и голого крылатого паразита за хвост подержали. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда.
Пожилая врачиха собирает в аудитории только пацанов и начинает ездить нам по ушам на тему половых отношений и гигиены органов.
- Возьмите крайнюю плоть, и откройте головку члена…
Щас точно засну, где ты была тётенька, когда мы в подворотне, друг от друга получали всю необходимую информацию. Искривлённую и не всегда верную.
- Если крайняя плоть открывается плохо, необходимо разрабатывать её, потому как…
А с галёрки слышен театральный шепот, - Только не увлекайтесь…
Насилу высиживаем это безобразие и, наконец, нас отпускают. Выходим в коридор, а из соседнего класса выходят наши девочки. Лица загадочные и хитрые. Смотрят на нас оценивающе и совершенно по-новому. Да и мы несколько иначе взираем на одноклассниц. Вроде как сканируем их через платья, стараясь угадать, в каком же месте у них находится матка. И есть ли она. Эх, юность!
Глава-14
Зима! Урра, каникулы! Трудно нам сегодняшним, размеренным и важным представить, насколько безалаберны мы были, и как же мало было мозгов в этих черепушках. Помните ледяные горки, которые домоуправления строили для нас во дворах. И какая толчея стояла на них по вечерам. А как чудесно было нырнуть с самого верху, в самый последний момент, бросив фанерку под брюхо. А какие драки шикарные происходили на этих горках. Не помню такого дня, чтобы на снегу вкруг катушки не появилось нового кровавого пятна.
Катались стоя паровозиком, как те армяне, пляшущие в травмпункт летку-еньку. А в ста метрах от посёлка начинается кладбищенская гора, накатанная до зеркального блеска. Здесь мы летали на лыжах, санках, самодельных снегокатах. Иной раз не найдя ничего подходящего срывали со свежего памятника шуршащий целлофан и завалившись в этот мешок всей оравой неслись книзу, с визгом и хохотом.
А каток, с его хоккеем стенка на стенку, а конек, заехавший по голеностопу или в развилку. Ощущения незабываемые! Бывало, что и за автобусами или автомобилями цеплялись и какое-то время скользили на подошвах по накатанному шоссе. Вот так и докатался младший брат моего друга. Варежка его прилипла к насквозь промёрзшему металлу. И не смог мальчишка вовремя отцепиться, а грузовик повернул, а на встречу панелевоз… Осколками рёбер пробило внутренние органы, до больницы не довезли.
А потом мы строили ледяные крепости и сами же штурмовали их, по очереди занимая сторону то русских, то немцев. Да-да, в те времена все мальчишки, во всех дворах Советского Союза во время игр делились на русских и немцев. Слишком свежо в умах было воспоминание о последней, кровожадной войне.
Но приходила весна и опять с крыш проклёвывались молодые сосульки. Журчали талые ручьи, а по ним наперегонки неслись лёгкие щепочные кораблики. А мы, повзрослевшие ещё на один год, бежали рядом, в братовых резиновых сапогах, только успевая вытряхивать из-за голенищ талый снег пополам с водой. Бежали мы, а вместе с нами бежало время. Время незабываемого и безвозвратно утраченного детства. Не всегда сытого и не всегда радостного. Но это было! Первые девочки, первые трепетные поцелуи на веранде в садике, комсомольские дружины и турпоходы с гитарой и песнями. Сборы дурацкого металлолома и клятва у вечного огня. Молодые родители и солнце! Палящее, хохочущее и всепоглощающее солнце нашего школьного детства!