Воздуха не хватало. Людей было много, слишком много. Их было так много, что стенки автобуса стали выпуклыми, а сам он весь скрипел и тяжко переваливался из стороны в сторону, как перекормленная утка. А люди все теснились у дверей. Лица у них были передернуты злобой и казались искаженными, как в дурацком зеркале в комнате смеха, которую непонятно зачем строят в каждом парке аттракционов.
Люди все напирали, толкаясь и пихая друг друга сумками и локтями. А воздуха становилось все меньше. Дышать было все труднее. Меня все сильнее вдавливали в прозрачную стенку, отделявшую копошившийся людской хаос от удивительно невозмутимого водителя автобуса, который, казалось, не слышал и не видел ничего из происходившего всего в нескольких сантиметрах от него.
Наконец, дышать стало совсем невозможно. Мне почти удалось пошевелить рукой, придавленной к стенке водительской кабинки чьей-то тележкой с грязными колесиками, но железные перекладины тут же навалились снова. Мне стало совсем страшно. Я чувствовала, как расползаюсь по ненастоящему стеклу, которое не умеет разбиваться, растекаюсь по нему, становясь бестелесной и безликой. А люди все напирали, автобус все трещал, меня становилось все меньше, я пропадала, я исчезала, я вдавливалась в огромные круглые пуговицы на пальто владельца грязной тележки, наваливавшегося на меня все тяжелее и неотвратимее…
- Да проснись же ты! Просниииись! Хватит придуриваться! – услышала я вдруг и с трудом открыла глаза, уставившись в перепуганное Ленкино лицо.
- Ну, наконец-то… - услышала я чей-то облегченный вздох и узнала голос Сереги из второго отряда, который и проводил сеансы «введения в гипнотический сон», тайком пробравшись во время тихого часа в нашу палату.
08.01.2008