Меня поразил ангел с глазами вместо звезд. И таким человеческим лицом с морщинками лучиками и горем. Таким человеческим и не прикрытым, что я и сама заплакала от жалости к печали ангела, от того, что поняла, о ком страдает посланник. Сквозь наводнение танцевали, меняясь в неровные промежутки времени, небеса и здания, а мы все стояли и плакали.
Вечером я сочиняла и рвала, рвала и снова писала. День смывал дождь, а ночь задрапировывала яркие декорации. Светили окна. Чем? Электричеством или вечными загадками о людях, сокрытых в утробах комнат. Пугаясь, я видела пустоту, смотрящую из-за занавесок.
Когда утром я встряхнула перед зеркалом своими Дюрерскими волосами, пришла досада, на дождь, себя и окна с загадками. И почему бы ангелу, не быть со звездами вместо глаз, господи, таких человеческих глаз, почему бы ему, преисполненному божественного света, и не выглядеть соответственно недоступно великим или карающи ужасным. Так нет! Мой ангел был как на грех слишком человечным. И это горе написанное на его лице. Эти морщинки и глаза… Эти глаза не дают мне покоя ни днем, ни ночью.
Поэтому-то я и ухожу за моим ангелом с глазами вместо звезд, ухожу, пусть это и невозможно. Завтра служители музея увидят на Дюрерской стене пустоту, ту самую, что пугала меня за окнами.
Прощайте, прощайте люди-призраки снующие по коридорам музея днем и исчезающие к ночи. Я больше не боюсь слез, пустоты и одино¬чества…
Отвлеклась на минуту. Ангел подал мне руку, чтобы я не ушиблась, перешагивая через раму.