Руми пишет: «То, что я – участник сюжета этой игры, делает меня удивительно счастливым». Строкой выше он отводит себе роль шахматной фигуры, а Всевышнего определяет Шахматным мастером, рассматривая творящееся под солнцем под одним из возможных углов зрения. Он ничего не говорит ни о противнике, находящемся по другую сторону шахматной доски, ни о фигурах «негативного» цвета. Я же вспоминаю, что Х.Л.Борхес в «Книге сновидений» приводит суждение из «Зогара» о том, что все в мире делится на две части, и та, что видима, есть отражение невидимой.
Продолжая свое исследование снизу вверх, от последних строк к началу стиха, я отмечаю, что безмолвие большой шахматной партии, аллегорически представляющей картину сотворенного мира между его началом и его концом, на уровне человека оказывается яростным диалогом Низшего с Высшим. Вопрос низшего «Я» - ответ высшего «Я». Через меня проигрывается бурная мистерия Вселенной. То и дело меня разрушают до основания, чтобы воскресить в образе, наиболее приближенном из всех удаленных, - к Альфе и Омеге, к Первоначалу, мутной и зыбкой тенью которого я непрестанно являюсь. Очередная душевная буря со дна рек моих сдирает ил, а я благодарю, что вижу таившееся под ним.
Всякая молитва направлена на то, чтобы не бросили, не оставили забытым, не отсекли навеки. «То, что я – участник сюжета этой игры, делает меня удивительно счастливым».
Противополжный край шахматной доски остается невидимым. Я читаю апостолов и жду, чтобы что-то приблизилось к моему лицу, и я, наконец, познал, как сам познан кем-то еще до моего рождения. А пока мне в голову приходит мысль, что Город, в котором я живу, не принимает меня из-за деяний предков, которые участвовали в разрушении царившего в нем - многие и многие века назад - иного порядка.
2007-01-07