В то утро все было такое безрассудное!
Все…
Лягушки. Ты слышала этих лягушек? Они с таким удовольствием дышали этими запредельными звуками, которые издавали, словно пели всесильным голосом.
И ты, ты была безрассудная, когда прыгала ко мне на грудь!..
Мне приходилось нащупывать очки, как это смешно – моя беспомощность в такое тихое, нежное утро, когда разбежались все ночные пэри. Пока мои руки поглощены этим дурацким, вынужденным занятием, которое так привычно, мы знаем, знаем наизусть все эти запахи – подгоревшей каши, половиц, травы под низким-низким окном, иконы в углу, которая выцвела – просто они никак не сложатся в достойные строки…
Как прекрасен твой прищур, когда прядь лезет в глаза. Мы не думали ни о чем, было ровно пять часов утра… это значит, еще час, два наслаждение рассветом – теплом пуха в одеяле, тем, какой он святой.
…Если ты прямо сейчас дотронешься кончиком языка до моего века, я превращусь в золотую ящерицу, если будешь смотреть, не отрываясь, рискованно, своими почти желтыми очами – я стану лягушонком. И если ты начнешь дразнить своей полной полынной рукой – я стану точно таким же добрым лохматым псом, как в то утро! Только, конечно, ты ничего этого не сделаешь, ты ведь совсем, совсем ничего теперь не помнишь, богородица.
(06. 01. 2008 год)