Я до жути боюсь летать самолётами. Сейчас боюсь, и всегда боялась. Ей Богу, лучше поездом или автобусом, пусть даже несколько дней. Но … только не самолётом.
Как-то раз, в дни глубокой юности, пришлось мне лететь этим самым ужасным видом транспорта из Иркутска. Иркутск – красивый сибирский город, а так же ещё и научный центр. С научной, да и с любой другой точки зрения, там есть на что посмотреть. После плодотворно проведённого времени, в Питер я должна была возвращаться рейсом 3740 через Курган. И уже за три дня до вылета у меня началось лихорадочное состояние души, и полная потеря ориентации во времени. В пространстве я была ещё так сяк, а вот по времени все плыло. Казалось, что время не идёт, а испытывает мои нервы на прочность. Сутки тянулись и тянулись, и было ощущение, что этому не будет конца. Нервы мои были на пределе. Отсюда забывчивость, раздражительность и чудовищная усталость. Ведь за последние трое суток спала я часа два, не более. Всё остальное время мозги мои были заняты перевариванием информации о том, что очень скоро мне придётся проболтаться одиннадцать часов в воздухе и, возможно, вообще не долететь… К тому же, я перезабыла половину своих носильных вещей в том месте, где проживала весь прошедший месяц. Вещей, конечно, было не жалко. Но такая забывчивость не очень позитивно сказалась на владельце помещения, которое я занимала во время практики. Ему было трудно объяснить потом жене наличие у него в квартире чужих женских вещей. Друзья мои в письме не преминули рассказать мне об этом. С моей стороны это, конечно же, было свинством, но, повторись эта ситуация ещё раз, то все случилось бы ровно так же, как случилось тогда. Меня уже не переделаешь.
И вот, друзья мне сказали, что наступает время икс. Пора. Пора собираться в аэропорт. Если бы не они, то я бы могла приехать в аэропорт на сутки раньше или на сутки позже, памятуя мою временнУю дезориентацию. По прибытии, меня подвели к стойке регистрации багажа, которого у меня было не много, и после этого мне уже было можно двигаться в направлении самолёта. Надо отдать должное этому чуду техники, но по тем меркам это был не самый худший экземпляр. Все-таки ТУ-154, и каких то пятнадцать лет эксплуатации. У ИЛ-18-го в те времена, как мне казалось, уже на ходу отваливались пропеллеры и заглыхали двигатели. Поэтому я благодарила Бога, что лечу на более или менее современном лайнере. Но все-таки… К трапу я подходила на негнущихся ногах. После пересечения границы трапа и самолёта ноги мои сразу налились свинцом, согнулись ровно на половину и уже не разгибались. С трудом добравшись до своего кресла и упав в него, я начала внутренне готовиться умереть во цвете лет. Сердобольная стюардесса, видимо узрев, что на мне лица нет, предложила мне выпить валокордина и после моего отказа принесла мне маленькую бутылочку коньяка от имени компании и за её счет. Это было очень любезно с ее стороны. Наверное, мне это немного помогло, потому что, глянув на себя в маленькое зеркальце, я обнаружила, что на лице появился румянец, а сама я стала более похожа на человека, чем час или два назад.
Рядом со мной с двух сторон сидели люди, которые, в отличие от меня, были в нормальном расположении духа, в нормальном настроении и… даже могли себе позволить почитать. Мое место было центральным из трёх кресел левого ряда. Возле окна сидела бабуля, божий одуванчик, которая до поднятия самолёта в воздух и сразу после этого, ещё какое то время читала кулинарные рецепты из красивой поваренной книги. Она была так увлечена этим процессом, что даже причмокивала и сглатывала слюну после каждого прочтённого ею рецепта. Видимо, предвкушала. С другой стороны от меня сидел очень представительный человек, лет сорока пяти. Для своего возраста, поименованного мною «столько не живут», он был даже красив. Следует напомнить читателю, что мне тогда стукнуло двадцать два года и я считала себя уже вполне взрослой женщиной. Этот мой вояж в дальние страны без родительской поддержки и опеки был уже не первый.
- Мне уже за двадцать - вздыхала я и была твёрдо убеждена, что мне осталось для нормальной жизни не более пятнадцати лет, после чего придёт законная и очень нежелательная пенсия души.
Но, вернёмся к нашему «пенсионеру». Мужчина был чуть старше моих родителей, поэтому и был приписан мною к числу долгожителей. Я любовалась его монументальностью. На его лице я прочитала ледяное безразличие к тому, что ему предстояло пережить. Просто мраморная глыба спокойствия. Я страшно завидовала его сдержанности, смелости, а, главное тому, что он прожил уже в этом мире "страшное количество лет" и много видел. Мне казалось, что подобным ему людям как раз и не страшно умирать, потому что они уже на земле много пожили, потоптали её своими каблучками. О бабуле слева я подумала то же самое. Таким как они, думала я, видавшим виды, умирать не страшно. И как же несправедливо, что мне, ещё только переступившей двадцатилетний порог, придётся умереть прямо через несколько минут, после того как наш самолёт наберёт высоту. В том, что это будет именно так, я уже и не сомневалась. Опять захотелось разрыдаться. И, чтобы этого не случилось, я взяла в руки журнал «Наука и жизнь» за прошлый год, журнал, который попался мне под руку в то время, когда я ещё пыталась собирать вещи в чемодан и благосклонно отданный мне в вечное пользование его предыдущим хозяином. Открыв раздел кроссворда, тщетно попыталась сосредоточиться на том, что там мне предлагалось разгадать. Самолёт тем временем уже набрал высоту и начал своё многочасовое путешествие над безбрежными морями облаков. Периодически подглядывая за соседом справа, который спал, или полулежал в кресле с закрытыми глазами, я завидовала ему чёрной завистью. Ну, надо же, как человек может приспосабливаться к самым нестандартным ситуациям! Как же он не боится высоты? Я, даже, не смотря на красоту белых облаков в иллюминаторе, стараюсь не глядеть ни на облака, ни на просвечивающую сквозь них землю. У меня сразу начинает кружиться голова, а во рту появляется сухость. Это все от страха. Ну, что поделаешь, у всех бывают разные фобии. У меня - это фобия высоты, и возможности разбиться, с этой высоты упав. Бабушка у окна, так и не прочитала все кулинарные шедевры до конца, так же как и супермен справа, сладко уснула. Поговорить было не с кем. Все вокруг меня спали. И только я, представляющая собой полу человека, полу чугунный слиток, нервно теребила в руках журнал, когда-то раньше дававший пищу моим многочисленным идеям. Руки дрожали, а журнал вибрировал в них так, как может вибрировать асфальтодробильный молоток. Так продолжалось, как потом выяснилось, где-то около двух часов, но мне показалось, что прошла вечность.
Обедать я отказалась. К моему удивлению, сосед справа тоже отказался принимать пищу, только попросил чашечку чая. Я же, как ни хотела поесть, не могла себе этого позволить, так как все равно не удержала бы в руках даже ложки, уж не говоря о чашке чая или тарелке с чем-нибудь съедобным. Да и потом, перед смертью не наешься. Сидя в кресле, я вспоминала все свои уже совершенные глупости и хорошие поступки. За что-то просила прощения у своих друзей и родных, а за что-то силилась простить своих врагов. Я перебирала в памяти все интересные эпизоды своей жизни. Думала о не родившихся ещё тогда моих детях. Какими бы они могли бы быть, если бы не мой фатальный полет на самолёте? Прощаться с жизнью трудно, но совершенно необходимо, потому что уйти надо подготовленной, простив всех своих врагов. Уйти можно, только попросив прощения у всех, кого любишь…
- Девушка, ничего не надо бояться, самолет - надежная штука, он не упадет. Вы уже совсем измучили себя своими страхами. Вам умирать рано, да и мне, не смотря на то, что столько не живут, тоже пока не хотелось бы, у меня дочка ещё очень маленькая, два года всего… – прозвучало как гром среди ясного неба с правой стороны, прямо мне на ухо. Я резко повернула голову и увидела спокойное, заботливое лицо моего «престарелого» спутника. От только что услышанного брови мои поползли вверх, а удивлению не было предела. Только я хотела спросить, как это он всё обо мне знает, как знает то, о чем я думаю, чего боюсь, а он уже продолжал:
- Слушай меня внимательно, ты будешь слушать только мой голос… только мой голос… Тебе хорошо и удобно. Твои ноги и руки перестали быть тяжёлыми. Ты легче гусиного пёрышка. Ты закрываешь глаза… Ты паришь… Ты видишь зелёные луга и солнечный свет… Ты отдыхаешь… Ты спишь… Ты спишь… спишь… спишь…
Проснулась я уже тогда, когда наш самолёт подлетал к Ленинграду. Мой сосед справа, смеясь, рассказал мне, что он экстрасенс, телепат и гипнотизёр, и пока я страдала приступами бреда, он пытался уснуть, но потом ему надоело "слушать" мои прощания с жизнью. Сон лучшее лекарство решил он и усыпил меня, употребив для этого слишком много сил. Так много, что сотрудники компании пытавшиеся разбудить меня для того, чтобы высадить вместе с другими пассажирами рейса для «отдыха» в городе Кургане и для дозаправки самолёта, никак не смогли этого сделать. Я спала как убитая и не хотела даже шевелиться. В результате пришлось оставить меня в самолёте. А ещё, он сказал, что меня ожидает не очень радужное будущее, но, в конечном итоге, я все же буду счастлива в возрасте моей «пенсии души» и у меня родятся трое детей. Как тогда он был прав! Но… я не поверила! Не оценила его тайны и того, что он для меня сделал! А на самолётах мне так больше и не довелось летать, что для меня - к счастью!