Из «Рассуждений о происхождении и развитии сатиры» (1693)
И поныне самые замечательные и утонченные образцы сатиры заключаются в хорошем злословии. Это, милорд, и есть ваш особый талант, коим не обладает и сам Ювенал. Чтением либо подражанием автору нельзя добиться этого великолепия: оно должно быть врожденным; оно должно идти от Гения, от особенной манеры мышления, коей научить невозможно; и, таким образом, человек, которому сие умение не дано от природы, не сможет ему подражать; ибо как легко сказать: «Шельмец», «Негодяй», и сказать остроумно! Но как сложно явить человека Глупцом, Болваном, или Шельмецом, не используя ни одно из этих оскорбительных выражений! Обойтись без грубых имен, и выполнить задачу, все же, с еще большей жестокостью – это полностью обрисовать лицо, обозначить нос и щеки, не задействовав, между тем, никакой светотени. Это и есть тайна благородного ремесла, коей ни один мастер не может обучить своего преемника: первый может устанавливать правила, однако последний не сумеет достичь этого в своей практике. Неверно также и то, что сие великолепие злословия оскорбительно. Человека разумного задевают подобные нападки, дурака же – нисколько. Оскорбление может быть выражено, однако он не поймет этого. Ежели допустить, что в этом случае ущерб значительней, что человек получает скрытое ранение, и хотя он может и не замечать его, злобный мир раскроет ему на это глаза, все же существует огромная разница между медленным расчленением человека и великолепием удара, одним махом отделяющего голову от тела и оставляющего последнее твердо стоять на ногах. Человек может иметь способности, как сказала жена Джека Кетча о своем слуге, к простой работе, к обычному повешению; однако умением сделать смерть злодея сладкой обладал один лишь ее муж. Мне бы хотелось сказать так о себе, если читатель будет столь любезен, чтобы допустить, что это – мое. Персонаж Цимри в моем «Абсаломе» один, как я думаю, достоин целой поэмы: удар не кровавый, но все же достаточно причудливый; и тот, для кого он предназначался, был слишком разумен, чтобы принять его за оскорбление. Если бы я злословил, я мог бы справедливо пострадать за это; однако я сумел выполнить свою работу успешнее, быть может, с большей долей дерзости. Я избежал упоминания великих злодеяний, и обошелся представлением темных сторон, и небольшой доли выходок: чем разумнее человек, тем хуже он обычно переносит таковые. Я преуспел в этом, как того и желал; шут пошел по кругу, и тот, кто первым начал насмехаться, был высмеян в свой черед.
True Satire
by John Dryden
From 'A Discourse concerning the Original and Progress of Satire' (1693)
YET still the nicest and most delicate touches of Satire consist in fine Raillery. This, my Lord, is your particular Talent, to which even Juvenal could not arrive. 'Tis not Reading, 'tis not imitation of an Author, which can produce this fineness: it must be inborn; it must proceed from a Genius, and particular way of thinking, which is not to be taught; and therefore not to be imitated by him who has it not from Nature: How easie is it to call Rogue and Villain, and that wittily! But how hard to make a Man appear a Fool, a Blockhead, or a Knave, without using any of those opprobrious terms! To spare the grossness of the Names, and to do the thing yet more severely, is to draw a full Face, and to make the Nose and Cheeks stand out, and yet not to employ any depth of Shadowing. This is the Mystery of that Noble Trade, which yet no Master can teach to his Apprentice: He may give the Rules, but the Scholar is never the nearer in his practice. Neither is it true, that this fineness of Raillery is offensive. A witty Man is tickl'd while he is hurt in this manner, and a Fool feels it not. The occasion of an Offence may possibly be given, but he cannot take it. If it be granted that in effect this way does more Mischief; that a Man is secretly wounded, and though he be not sensible himself, yet the malicious World will find it for him: yet there is still a vast difference betwixt the slovenly Butchering of a Man, and the fineness of a stroke that separates the Head from the Body, and leaves it standing in its place. A man may be capable, as Jack Ketch's Wife said of his Servant, of a plain piece of Work, a bare Hanging; but to make a malefactor die sweetly was only belonging to her Husband. I wish I cou'd apply it to my self, if the Reader wou'd be kind enough to think it belongs to me. The character of Zimri in my Absalom is, in my opinion, worth the whole Poem: 'Tis not bloody, but 'tis ridiculous enough; and he for whom it was intended, was too witty to resent it as an injury. If I had railed, I might have suffered for it justly; but I manag'd my own Work more happily, perhaps more dexterously. I avoided the mention of great Crimes, and apply'd myself to the representing of Blindsides, and little Extravagancies: to which, the wittier a Man is, he is generally the more obnoxious. It succeeded as I wish'd; the Jest went round, and he was laught at in his turn who began the Frolick.