После окончания учебного года я уволилась из школы. Это было нелегко. Пришлось по совету добрых людей придумать историю про мифического жениха в другом городе. Через каких-то дальних маминых знакомых, замолвивших за меня словечко, меня приняли программистом в недавно созданный вычислительный центр Уралвагонзавода. Хотя я и имела математическое образование, но в программировании ничего не понимала, поскольку его тогда преподавали в нашем институте в мизерном объеме. Но я надеялась, что по ходу дела разберусь.
Начальник центра, узнав о моих скудных познаниях, вздохнул, и, посоветовав не выходить замуж ближайшие 2-3 года, отправил в отдел, где меня снабдили некой книжицей, которую надлежало освоить в кратчайший срок. Через неделю я поняла, в чем заключается суть программирования на тогдашнем уровне, чем весьма порадовала руководство. Мне хотели, было, уже дать самостоятельное задание, как пришла разнарядка на сельхозработы. Конечно, меня отправили в первых рядах, и это время было, пожалуй, одним из самых приятных в моей жизни.
Стояла чудесная теплая сухая погода. Каждое утро нас увозили на поля, где мы пололи морковку, густо заросшую сорняками. Сделав до обеда норму, мы попутками возвращались домой. На свежем воздухе все огорчения нескладывающейся личной жизни стали забываться. Я быстро сдружилась с заводской молодежью, “коллегам” по колхозу. С ними было легко и весело. У меня даже завелся поклонник Вася, двоюродный брат моей новой подруги Любы. Но Вася этот мне решительно не нравился, однако его внимание волновало.
Через месяц колхозной страды прямо на поле приехал курьер и велел мне срочно явиться в отдел для оформления командировки на учебу в Минск. Моего согласия никто не спрашивал, но я с удовольствием отправилась учиться программированию вместе с тремя девушками, из которых одна была дочкой очень крупного заводского начальника. Уже через день поезд мчал нас в Москву, где предстояла пересадка на минское направление. Мы успели еще немного погулять по осенним улицам столицы и даже забрести в кино, потому что сильно продрогли под пронизывающим ветром. Смотрели “Золотого теленка ” с Сергеем Юрским. Моим спутницам кино очень не понравилось, я же была иного мнения, считая, что дух бессмертного творения Ильфа и Петрова был передан верно.
В Минске не сразу нашли квартиру, недели две скитались по разным углам, пока одна из соучениц не указала на один адрес в самом центре Белорусской столицы, где мы и прожили в очень дружной еврейской семье все полгода, пока учились.
В Минске мне исполнилось 25 лет, четверть века, не совсем хороший возраст для незамужней девушки. Однако с годами к всеобщему удивлению я похорошела, о чем мне многие стали говорить. У меня появился отсутствующий ранее шарм. И поклонники не замедлили появиться, но все какие-то не те. За мной стал настойчиво ухаживать преподаватель курсов, где мы учились. Он нравился мне, но как оказалось, он был разведен, имел двоих детей, и снимал угол в частной квартире. Наши встречи не продвинулись дальше букетно-конфетного периода.
В Минске, в отличие от Нижнего Тагила, было хорошее снабжение. Мы оделись с ног до головы во все импортное и выполнили многочисленные заказы родни, сослуживцев и знакомых. В последний месяц учебы чуть ли не ежедневно отправляли с почты посылки с “тряпками”.
В столице Белоруссии я впервые увидела салют, который устроили в честь космонавтов, которых в ту зиму несколько раз запускали в околоземное пространство. На улицах Минска я впервые увидела Жигули, скопированные с итальянского Фиата. В те времена это была такая редкость, что у машины собралась внушительная толпа. Именно в ту знаменательную зиму 1968-1969 года Ирина Роднина и Алексей Уланов одержали свою первую победу, и мы все радовались их искрометному искусству.
Зима эта была очень суровой. В родном Нижнем Тагиле температура почти три месяца держалась около сорока градусов, и даже в Минске, где климат значительно мягче, термометр опускался до 25 градусов мороза. Мама писала, что в Тагиле раскупили все валенки, и она отдала мои старые подшитые валенки 39-го размера дочке своей приятельницы, изящной миниатюрной девушке. И она их с радостью носила, настолько намерзлась в модных сапогах.
За время учебы пришлось сдать довольно много экзаменов. Каждую сдачу отмечали вместе с преподавателем в ресторане, благо в те времена это было совсем недорого. Время учебы в столице Белоруссии было одним из самых хороших и веселых в моей жизни.
С отличием окончив курсы программистов, я вернулась на родной завод. Отдел наш был молодой, состоящий из амбициозных выпускников лучших ВУЗов страны. Все жутко гордились тем, что работают в вычислительном центре. В то время это было перспективно, престижно и модно. Примерно за полгода до моего там появления, все неженатые парни и незамужние девушки разбились на пары и вскоре отыграли свадьбы. Я и тут опоздала. Некоторые молодые мужья не раз выразительно поглядывали на меня. Я поняла, что они сожалеют, что поторопились с женитьбой. Я была девушкой скромной, и никого не собиралась ни у кого отбивать.
Работа в отделе была напряженной. Одну за другой мы сдавали так называемые очереди АСУ, готовили кипы документации. Приходилось сидеть и вечерами, и ночами. А годы шли, уже не за горами брезжил тридцатник, страшная для меня дата.
Однажды мы с одной моей приятельницей пошли в кино и познакомились там с инженером по имени Марк. Он занимал на нашем заводе небольшую руководящую должность. Это был довольно красивый еврей с выразительными карими глазами в которых, как кто-то верно подметил, сквозила вся мировая скорбь богом избранного народа. Он жил один в самом центре города. Когда-то у него была семья, но жена давно его оставила. Марк был лет на 12 старше меня, и в его кудрявой густой шевелюре уже просматривалась седина. Что и говорить, не самая блестящая партия, но я уже настолько устала от неудач на любовном фронте, и так боялась одиночества, что стала с ним встречаться.
Я ждала, что он вот-вот сделает мне предложение, но не дождалась. Серьезный разговор об этом он все откладывал под разными благовидными предлогами. Наконец, состоялось бурное выяснение отношений, закончившийся тем, что он влепил мне увесистую пощечину. Под глазом расплылся синяк. В таком виде пришлось ходить на работу. Такого позора я стерпеть не могла, и мы расстались. После этого он вдруг стал писать мне письма. Первое было в прозе, второе в стихах, а в третьем он сообщил, что хочет навсегда уехать из города, а квартиру оставить мне. Для оформления документов он предложил встретиться, чтобы обсудить детали.
Квартира – это конечно серьезно, но, поразмыслив, я поняла, что это всего лишь предлог. Он был необыкновенно, просто патологически скуп, и ни за что бы не отдал квартиру просто так. Я не ответила ни на одно письмо и больше его не видела. На сердце остался неизлечимый рубец и жгучий стыд. Если бы знать, сколько таких рубцов меня ждет впереди!
Однажды, вернувшись после отпуска, который я провела вначале по путевке в Средней Азии, а затем неделю “дикарем” в Москве, я увидела в нашем отделе Владимира Кораблева, который вместе с какой-то красивой девушкой что-то обсуждал, склонившись над ворохом схем. Владимира я увидела первый раз в последнюю нашу прогулку с красавчиком Левой. Он стоял у вокзала в группе молодых людей, о чем-то оживленно беседующих. Я невольно засмотрелась на него, хотя он не выделялся импозантной внешностью. Я нутром почуяла мощную внутреннюю силу и железный характер. Лева знал его, и рассказал, что тот недавно приехал с женой из Москвы, и был назначен начальником отдела по научной организации труда на том самом заводе, куда я тогда устраивалась. О научной организации труда в то время с утра до вечера говорили по радио. Это был новый лозунг, с помощью которого КПСС намеревалась поднять нашу экономику на новые вершины.
Пока я училась в Минске, Кораблев развелся с женой и уехал обратно в Москву. А сейчас вот вернулся, чтобы защитить в нашей глубинке кандидатскую диссертацию. В те годы диссертация была почти единственным способом сделать карьеру. Его назначили заместителем главного инженера по АСУ, в ведении которого был наш вычислительный центр. Сослуживица мне объяснила, что та красивая девушка – его будущая жена. У меня опять защемило сердце. Я поняла, что влюбилась, и очень серьезно, но, кажется, опять опоздала.
К моему удивлению, его невеста быстро куда-то исчезла, а Владимир стал выказывать мне явные знаки внимания, но, как оказалось, не только мне одной. Вокруг молодого холостого начальника кипели нешуточные страсти. Однажды он назначил мне свидание. Как я была взволнована и счастлива, собираясь на него! Свидание окончилось в комнате, где он жил. Он словно парализовал мою волю. Был поздний холодный ноябрьский вечер, но он даже не проводил меня, сославшись на большую занятость. Он действительно был занят, работая по 14-16 часов в сутки, успевая еще до работы брать уроки танцев и английского языка, а вечерами посещать спортивный зал. Он готовил себя к восхождению на вершины карьерной лестницы, и я не соответствовала столь высокой планке. Глотая слезы, я понуро возвратилась домой.
На следующий день он сделал вид, что между нами ничего не было. Почувствовав это, я тоже сделала такой вид. Через некоторое время он вызвал меня к себе в кабинет и объяснил, что возможно и любит меня, но приехал сюда не любить, а работать. Сказал, что ему уже 30 лет, но он еще ничего не достиг, и не может себе позволить опуститься до такого чувства, как любовь. Если же я хочу, то могу располагать им в любое время дня и ночи. Говорил он еще много каких-то вязких, чуждых мне слов.
Я поняла, что должна вырвать из себя мою огромную страсть к нему, но это было очень трудно. Однажды лютой зимой, пребывая в глубокой тоске, я забрела на какие-то скалы за городом и хотела прыгнуть вниз. Наши Уральские горы невысоки, и я понимала, насколько это глупо. Я буквально оттащила себя от обрыва и побрела домой.
Очень скоро я вышла замуж за первого, кто мне сделал предложение, и через некоторое время уехала в Свердловск. Впрочем, я искренне хотела создать хорошую семью и собиралась приложить все силы для этого. Кораблев был в это время в командировке. Говорили, что он очень переживал, узнав о моем отъезде, и у него совсем испортился и без того нелегкий характер.
Много последующих лет я помнила о нем, и мне долго снилось, как я иду за ним по извилистым коридорам “пентагона”, как называли тогда заводоуправление, где мы работали, но его коренастая фигура всякий раз исчезала за поворотом.