Вера-предшественник чуда…
В этом году, засидевшись под полой у чересчур холодной зимы, лето, не дожидаясь своей очереди, решило ступить на землю раньше обычного. Вот и еще один жаркий апрельский день за плечами. Солнце, тускло поблескивая из-за широких спин пятиэтажек, напрочь измотав и лишив каких либо сил маленький зеленый город, уходит на покой. Раскрасневшееся, довольное собой, досыта напившееся человеческих сил, выжатых за день, Оно лениво тянет длинные руки к распахнутым настежь окнам рыжеватых домов, играя резвыми зайчиками на стеклах. Еще несколько минут, и Золотокудрое Светило совсем скроется за тугим изгибом горизонта и, спрятавшись от людских глаз, сомкнет уставшие веки, предавшись власти ласковой летней ночи. А завтра, румяное и молодое, незаметно для всех вынырнет со стороны вечно молодого востока и, встав на, проторенную тысячи лет назад, дорогу сызнова начнет нелегкий путь в свою тайную обитель, скрытую туманами запада… По сути ничего нового. Обрадовавшись временному уходу своего «мучителя», сотни людей уже высыпали на улицы подышать воздухом, повисшим густым маревом над тротуарами. То небольшими группками, то шумными многочисленными компаниями, а то и вовсе поодиночке они, неспешно перебирая ногами, плывут между измученными деревьями, склонившими, ставшие теперь непосильным грузом, тяжелые ветви. Кто-то оживленно беседует, кто-то просто устало молчит, лишь изредка обмениваясь с другими малозначимыми фразами. Но даже сквозь густые, выпаленные жарким солнцем, кроны, скрывающие от меня лица прохожих, я слышу радость в их голосах. Люди вокруг счастливы. Им приносит счастье невыносимая жара, щедро изливаемая белым раскаленным солнцем на непокрытые головы, бледные иссушенные листья на истощенных жаждой деревьях, даже кое-где начавший плавиться асфальт не портит их настроения - скоро Лето…
…Эти блеклые опаленные краски не способны подарить мне и толику того счастья, которое ты дарила мне каждое утро, когда была рядом, одной своей улыбкой. Даже на рассвете, еще не распустившаяся, укрытая нежным покрывалом сна, твоя удивительная красота дышала царственностью и величием. Так было и в тот день… Я помню: ты всю ночь плакала, а я боялся тебе помешать, боялся что-либо сказать, боялся пошевелиться, боялся даже подумать, что ты со мной последние часы. Хотя давно уже все знал, и понимал, что по-другому не может быть, что именно так все должно закончиться… Именно в этот день. Я помню каждую слезу, небрежно оброненную тобой, каждый стук беспощадной стрелки часов, с каждым ударом отрезающей от последней ночи с тобой еще одну секунду. Только под утро ты успокоилась и уснула, и твое, изможденное бессонницей, лицо озарилось милой детской улыбкой…
…Сначала Твое место в душе занял холод. Всепоглощающий холод, сковывающий по рукам и ногам, не дающий даже спокойно думать. Во власти этого холода я не в силах был надеяться на хотя бы еще одну встречу с Тобой, не в силах был надеяться даже на завтра… Что там на завтра, я каждую секунду пророчил себе смерть от этого самого холода. Пальцы не слушались, перо выпадало из руки, а от того восторга, восхищения, подаренного Тобой, не осталось и капли. Льдом сковывало даже чернила – я рад был бы писать и кровью, но сердце, еще совсем недавно пышущее жаром страсти, теперь скрывал иней.
…Я не знаю, как пережил это время. Быть может, мысли о тебе согревали меня среди снежных бурь и метелей, а может просто не пришло мое время… Так или иначе вслед за холодом пришла оттепель. Я даже начал понемногу смиряться с твоим уходом. Я убеждал себя, что по-другому и быть не могло, что Ты должна была уйти, я всячески оправдывал Тебя, тщетно борясь с нервной дрожью в руке, мешающей взять перо.
…Вскоре я стал постепенно забывать о Тебе. Яд сигаретного дыма и не покидающий сознание хмельной туман сделали свое дело - мое перо вновь заскрипело по тетрадному листу. Мысли клубились в залитом алкоголем мозгу - самые стойкие и удачные ложились ровными строками, складываясь в причудливые рифмы, в свою очередь создающие замысловаты строфы… Я вновь начал жить. Но это ли называется жизнью? Не было того очарования и одухотворенности, с которой я раз за разом описывал твой образ. Остались только блеклые размытые образы. Пытаясь найти в стакане успокоения и новых сюжетов, я не заметил, как сам оказался на дне этого самого стакана, обезверенный, иссушенный, без каких-либо желаний и каких-либо идей на будущее.
…Теперь причиной дрожи в руках была злость, беспредельная злость на себя, за саможалость, за утрату надежды, за то, что сдался…
…Но вскоре и эта дрожь прошла. На смену ей пришла апатия - абсолютное нежелание что-либо делать, думать. Даже желания жить не было… Теперь врагом моего пера была слабость… В памяти всплывали тихие безлунные вечера, объятые редким туманом, изрезанные моросящим дождем, и по пустому бульвару идут двое: только ты и я, и никого вокруг… Вспоминал как сквозь сигаретный дым я смотрел в твои глубокие медные глаза, шепчущие мне складные строки печальных стихов… Жаль под рукой тогда не оказалось листа бумаги и пера… Хотя нет, не жаль, тогда я не думал об этом. Ты не любила моих стихов. Я прятал их от тебя глубоко в ящик, зная, что очередной раз пробуя нашептать хотя бы одну строчку, встречу лишь холодный безразличный взгляд…
…Знаешь, все это время я думал, что только ты способна окрылять меня… Нет, все-таки в мире есть свет, способный дарить мне счастье… Как поздно я это начал понимать. Хотя нет, почему же поздно…
…Я только сейчас осознал, что абсолютно тебе не нужен. Сотни и даже тысячи обожателей, посвящают тебе сотни и тысячи стихов, незаметно гаснущих в твоих холодных медных глазах, они готовы всю свою жизнь тонуть в этих глазах, ловить твое ледяное дыхание, любоваться твоей царственностью, расшитой медью и золотом .
…Любовь сильнее тебя. Она – Свет!
…Играй другими, Осень!