60-е годы ворвались в мою жизнь, навсегда оставив позади детство. В декабре 59-го мне исполнилось 16 лет, и я как-то вдруг превратилась из красивой русоволосой девочки с толстой косой до пояса в огромную неуклюжую девицу, почти брюнетку, с жиденькими обсекшимися прядями. Среди низкорослых одноклассников, я смотрелась великаншей. Мои ровесницы, взрослея, хорошели, я же, как тогда говорили – изросла.
Я заканчивала 10-й класс, но с учебой тоже возникли проблемы. Из почти отличницы я тоже как-то вдруг скатилась до троек. Огромных усилий стоило все же не допустить их в аттестат.
Неудачи началось с новогодней ночи. Наступавший 60-й год виделся важной вехой в жизни – новое десятилетие и вступление во взрослую жизнь. Кто-то из одноклассников подал идею встретить последний школьный Новый год вместе. Все бурно поддержали, и моя мама предложила собраться у нас, чтобы единственное чадо было на глазах. Все дружно согласились – наша семья считалась одной из самых благополучных в классе, к тому же год назад мы переехали в новую квартиру на Красном Камне, одном из районов нашего города.
Две изолированные комнаты с высокими потолками, балконом, кладовкой и такой большой кухней, что в ней поместился стол и диван, по тем временам были почти роскошью. В тот год повсеместно начали строить так называемые хрущевки, тесные неудобные малометражные квартиры, но наш дом был одним из последних, построенных по добрым старым проектам.
Когда все собрались, стало тесновато. После скромного застолья начались танцы. Меня никто не приглашал - какому юноше захочется танцевать с девушкой выше его на голову! Я жалась у стенки, изо всех сил изображая веселье, как вдруг увидела, что Витя Плещёв, в которого я была давно тайно влюблена, танцуя вместе с моей лучшей подругой Алей Жаровой, смотрит на нее восхищенным взором. Я уловила даже тот момент, когда его глаза загорелись - Аля лукаво смотрела на Витю, подпевая популярному в то время певцу Владимиру Трошину, чей проникновенный баритон звучал с пластинки: “Дайте бедному шуту звездочку вон ту, а не то я в полном мраке пропаду…”. При этом Аля подняла изящный пальчик и показала, какую именно звездочку ей хочется. Витя был сражен, а я убита.
Витя Плещёв появился в нашем классе через месяц после начала учебного года, когда мы учились в 6-м классе. За год до этого ввели совместное обучение девочек и мальчиков. Ближайшая 23-я мужская школа передала в нашу женскую 33-ю не самых лучших своих учеников. Все мальчишки нашего класса были какие-то хулиганистые и невзрачные. Витя же был степенный высокий брюнет с огромными черными глазами. Он хорошо учился и ходил в музыкальную школу по классу баяна. Ребята прозвали его Вильямсом из-за некоторого сходства с портретом этого ученого в учебнике ботаники. Стриженая “под ноль” голова и очки дополняли впечатление.
Во всем его облике невооруженным глазом просматривалась интеллигентность в нескольких поколениях. Тем удивительней было то, что Витя приехал в наш город, далеко не столичный, из какой-то захолустной деревни и жил у бабушки и тети. Его родителей я видела только один раз на выпускном вечере – красивая мама с породистым лицом и отец, на которого Витя походил как две капли воды. Почему такие сугубо городские на вид люди жили в деревне, осталось для меня загадкой. Только через много лет я подумала, что, возможно, они были репрессированы и в той глуши отбывали ссылку.
Аля Жарова была на год старше нас. Она попала в наш класс, когда мы учились в 9-м, отстав от своих ровесников, из-за воспаления легких, которым проболела почти весь учебный год. Она не слыла красавицей, но, как говорят, была “чертовски мила”. Маленькая, чуть пухленькая, с вьющимися волосами соломенного цвета и очаровательными веснушками, она нравилась почти всем мальчишкам, и не только нашего класса. Она была веселая и душевная, к тому же очень хорошо училась, немного не дотянув до медали. На всех комсомольских собраниях она бойко выступала, обладая явным ораторским даром. Одна из ее речей, где она призвала всех взяться за дело “со второй космической скоростью”, произвела фурор и сорвала шквал аплодисментов. Тема космических скоростей в те времена была очень популярной – не так давно запустили первые спутники, и мы гордились нашей страной, первой шагнувшей в космическую эру.
Рядом с хорошенькой умной Алей, я, дылда и троечница, проигрывала по всем статьям. Мне оставалось только, тщательно скрывая свое отчаяние, невольно наблюдать за их любовью. Сердце мое разрывалось, но я стойко терпела. Клин клином выбить тоже не получалось – никого, хоть сколько-нибудь равноценного блистательному Вите в обозримом окружении не было.
Ранней весной я вдруг заметила, что в отношениях влюбленных наметился раскол. Аля демонстративно не глядела на Витю, а он в отчаянии метался вокруг нее. Что там стряслось, я не знала, хотя на правах подруги вполне могла бы расспросить Алю. Но я боялась, что при этом разговоре не сумею скрыть свои чувства.
Прошло чуть менее месяца, и Аля закрутила роман с другим одноклассником - Юрой Чусовитиным, за которого впоследствии вышла замуж. Брак этот, впрочем, был недолгим. Витя же к всеобщему удивлению стал встречаться с Лидой Гребешковой из 9-го класса, девице весьма посредственной внешности и сомнительной репутации.
Мы с Лидой года три назад были в одном пионерском лагере, и поэтому приятельствовали. Однажды я зашла к ней домой и стала невольным свидетелем, как буквально за секунды на моих глазах в нее влюбился какой-то парень с балкона нижнего этажа. На меня же он не обратил ни малейшего внимания. Я, наверное, ничего не понимаю в людях, поскольку долго не могла постичь, почему Лида имела такой бешеный успех у противоположного пола, тем более у такого рафинированного интеллигента, как Витя. Лишь позже догадалась, что в Лиде цвела ярко выраженная сексуальность, не зависящая ни от ума, ни от красоты. В те же годы даже слова такого никто не знал.
Мы заканчивали школу под громкие фанфары лозунга: “Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме”. Нас обязывали учить новую программу партии по построению светлого будущего. И мы верили, что к 1980-му году, когда мы будем еще совсем не старыми, настанет эпоха всеобщего счастья. Мой папа, слушая бесконечные победные лозунги, криво усмехался. Я же, видя его неверие, тщетно пыталась его переубедить. Папа ничего мне не ответил. Только потом я поняла, как он был прав. Он, переживший ужасы репрессий и войн, не верил никаким трескучим лозунгам, но не хотел лишать меня мечты.
Незаметно подоспела пора выпускных экзаменов, и всем стало не до романов. Я безуспешно пыталась украсить мой четверочный аттестат несколькими пятерками. Почему-то очень горько переживала за химию. Я блестяще, как мне казалось, справилась с вопросами билета и надеялась на пятерку, но мне “влепили” традиционную четверку, наверное, по инерции. Я убежала на скалы Красного Камня, возвышающиеся над грязными от промышленных стоков водами реки, и долго плакала в одиночестве, хотя прекрасно понимала, что эта оценка ничего уже не решала.
На выпускной бал мне сшили очень красивое платье из блестящего белого шелка с пышной юбкой и широким поясом. После первой же стирки оно превратилось в невзрачную тряпицу, но новое было очень эффектным. Купили мне и удобные в тон платью туфли чешской фабрики “ЦЕБО” на невысоких “гвоздиках”. Мама Вити Плещёва признала меня самой красивой девушкой бала, но, увы, ни ее сын, ни другие юноши как будто не замечали меня.
Я весь вечер простояла бы у стенки, если бы не молодой человек по имени Жора, которого, наверное, специально для меня привела на вечер Аля Жарова. Он галантно приглашал меня танцевать и весь вечер не давал скучать. Это был стройный блондин с романтической внешностью, и я чуть было не влюбилась в него, но Аля заранее предупредила, что он женат на ее старшей сестре. Аля сказала мне под секретом, что до женитьбы у него была какая-то сложная немецкая фамилия, а во время регистрации он взял фамилию жены. Я тогда очень удивилась, и только потом поняла, что он таким образом хотел обезопасить себя от возможных придирок со стороны “органов” - его родители были ссыльными.
Школьные годы завершились ночной прогулкой по городу, которую я почему-то плохо помню, наверное, очень хотела спать. Вспоминается только один эпизод: уже светает, и мы с Алей идем из центра города к Красному Камню прямо навстречу восходящему солнцу. Аля стерла ноги, и с новенькими туфлями в руках шлепает босиком по пыльному асфальту.
Влюбленность в Витю еще долго преследовала меня. Через полгода после выпускного, на ноябрьской демонстрации, ко мне подбежала Аля и, задыхаясь от волнения, сказала, чтоб я скорее бежала к соседней колонне, если хочу увидеть Витю. Я стремглав бросилась за ней, но было уже поздно. С тех пор мне часто снилось, как я тщетно ищу его в рядах демонстрантов с красными знаменами.