Расскажу о доме Алёны. У меня с ним связаны очень тёплые воспоминания. Всегда, когда мне не удавалось увидеть Алёну, я просто шёл к её дому. В любое время года он был связью меня и Алёны.
Как раз в ту зиму я частенько ходил в любимый край.
Самый обычный, самый средний дом, с наполовину осыпавшейся побелкой; с обычной шиферной крышей – серой и блестящей на солнце; с совершенно обычным скудненьким низеньким забором, сливающемся со стеной самого дома; с обычным садом за домом, с обыкновенным лаем собаки, оживляющем двор всегда.
Припоминаю один из многочисленных дней, жарких дней, то ли лета, то ли весны – не помнится. Я подошёл к тому дому и сел на траву, напротив, через дорогу на фоне камыша. Со стороны это выглядит престранно, и через несколько минут выходившая из одного соседнего двора бабка прогнала меня. Сидя на сене, делая вид читающего, я мысленно вызывал Алёну, чтоб она вышла. Не вышла; может быть, не было дома, хотя мне казалось, что была.
О, да! И естественно – дождь. Во время дождя я пронзительно ощущаю поэтический дух его. Но снова, почему я об этом упоминаю? Одно слово, одно чувство, одна мысль, одна ласка, одна нежность, одно чудное существо – Алёна. Помнится, когда я шёл за ней во время дождя. И ещё сколько-то минут стоял и смотрел на мокрый дом, в ожидании, что откроется дверь. Так прелестно стекали капли по шиферу крыши, будто по волосам Алёны…
Разумеется, это звучит крайне глупо, однако, как есть. Я просто видел одно, а после обработки мыслями – совершенно другое, более ясное, понятное, впечатлительное, но более неточное и далёкое от реальности.
К примеру, однажды, ехав от друга на ПАЗе по направлению с запада, по улице, параллельной улице, где жила Алёна, на одной из остановок я её увидел. Она стояла на автобусной остановке и ждала автобус. Моя остановка была следующей. Почему я не вышел к ней тогда?! Это один из немногих случаев, когда она пристально на меня смотрела, не боялась. Надо было выйти, но я не вышел. Нерешительность, и только нерешительность! Ах, как я хочу именно сейчас туда, в то время и место. А она ведь хотела, чтоб я вышел. Хотела! Я боялся, но чего – простого, казалось бы человека. Это подобно тому, когда один человек покупает в магазине дорогущую шубу, а носит два-три раза в месяц, при этом, боясь порвать её, и когда какая-то ниточка или резиночка отрывается, шуба портится или внешне, или сам человек на неё смотрит как на корону. А другой человек покупает простую зимнюю куртку в secondhandе, относясь к ней с пренебрежением и носит её с десяток лет, а то и следующему поколению передаётся. Разница налицо. Я свободно с кем хочу, о чём хочу и как хочу, разговариваю и разговаривал, а в то время, когда Алёна была рядом я не смог, даже о самом дорогом заговорить. Наверно оттого, что я чаще всего думаю о ней. Но почему так несправедливо выходит: при мыслях о самом важном получается, что я теряю речь и, следовательно, ничего не добиваюсь, а только усложняю. (И ещё всё-таки мучает вопрос: почему она не села в автобус со мной? Вполне возможно, что из-за меня. Правда есть не менее вероятная версия – просто по маршруту мой автобус не доезжал до нужного ей места.) За те десять-двадцать секунд остановки её лицо глаза я отчётливо запомнил, вижу и сейчас. Естественно, со временем всё забывается, но её обличие, даже не лицо с глазами, а полное её состояние я никогда в этой жизни не забуду. Её вид чем-то был даже жалкий от грусти, и ветер, один лишь друг – ветер успокаивал её, нежно лаская по лицу, и чёрным, торчащим то ли из под капюшона, то ли из-под шапки, волосам.