Я всего лишь небо над твоей головой. Глубокое синее небо. Ты так редко смотришь на меня. Знаешь, а ведь мне от этого грустно. Мне одиноко там - наверху. Порой я плачу. Странно, но первая же моя слеза заставляет тебя поднять глаза. Лишь тогда ты какое-то время смотришь на меня. Почему-то на твоем лице сияет улыбка. Когда я вижу ее, мне хочется петь, но мой голос – гром. В нем нет земной мелодики… может быть потому, что я Небо? Я не умею петь, нет… Но тебе почему-то так нравится мой гром… Я знаю, глубокие раскаты теплой волной пробегают по твоей спине и ты в порыве счастья бежишь по моим слезам, по маленьким прозрачным лужам… Ты поднимаешь голову, но снова не видишь меня.
Как это нелепо: тебе нравятся мои пресные слезы на твоем лице, нравится голос, что не может петь, но ты так редко смотришь на меня…
Ты помнишь августовские звезды? Да, у кого я спрашиваю, ведь ты все равно не сможешь ответить. Дрожь веселого трескучего костра, одиноко брошенный автомобиль у реки, прохладный ветерок, неспешные разговоры и странная атмосфера домашнего уюта, уюта за сто километров от мегаполиса, где ты живешь и так любишь озерки моих слез.
Ты помнишь тот вечер? Конечно! Как может быть иначе. Атмосфера, звезды, небо – все это я, но люди придумали столько лишних слов, чтобы как-то обозначить извечное. Глупо… Этого не нужно. Когда ты отказываешься от названий - ты познаешь суть.
Я помню: в тот день мы стали ближе. Ты отошла от костра, чтобы окунуться в прохладу ночи, раскинула руки и позволила мягкой траве принять тебя в свои объятья. Наши глаза встретились. Почему-то ты сразу решила, что те две яркие звезды на мне и есть глаза. Пусть будет так… Вот мы и встретились глазами. Так было полчаса или час – впервые время отступило от меня и позволило просто быть с тобой наедине. Песчинки времени застыли среди полотна вселенной. Но… потом тебе стало холодно, и ты вернулась назад к трескучему огоньку и больше на меня не смотрела. Лишь после, в городе, через три дня, ты вновь позволила моим слезам вызвать твою счастливую улыбку… Время уже вовсю неслось навстречу двадцать второму столетию, бесшумно падали песчинки на дно старых песочных часов...