Жили-были семья богов. Папа-бог, мама-богиня и сынишка-божок. И вот однажды решили они поджарить себе кусочек бушуйского мяса. Папа-бог раздобыл немного хвороста для рас¬топки и отдал маме-богине. Мама разожгла огонь в очаге и начала обжаривать мясо.
- Какой глупый сон! - Рудольф перевернулся на другой бок. Конец света! Хотя сегодня как раз в очередной раз и обещали конец света. Пять часов. Неужели до утра уже не получится ус¬нуть? И это как раз, когда семьи нет дома. А теперь понятно. Вчера перед отправкой их на дачу, он как раз читал Ксюше какую-то греческую ерунду ~ папаша Хронос и его дети. Интересно, как это детки с их ранимой психикой умудряются спать после таких ужастиков? Отец пожирает своих только что народившихся чад. Понятно, что из недоеденных, то есть, тьфу, несъеденных вырастает маленький Фрейд и начинает вещать, что каждый сын, видите ли, подсознательно мечтает убить своего отца и жениться на своей матери. Подсознательно - фрейденыши этакие.
А сознательно они это, как нечего делать, начитаются этого недопонятого маньяка Фрейда.
Он закрыл глаза и попытался представить себе звездное небо. Обычно, если, конечно, до¬биться ощущения, что летишь по этому черному беспросветно всё дальше и дальше, а вокруг мелькают светлячками звезды... рано или поздно заснешь.
Правда бабка предупреждала, что многие из рода Данов, особенно почему-то мужики, загля¬девшись в звездные дали - не возвращались уже домой.
Тем не менее, ночные полеты были священным делом «клана» слово, на котором бабка на¬стаивала.
Летать меж звезд следовало мыслью, но женщины рода Данов, согласно той же легенде лета¬ли, как ведьмы по небу и ходили по воде яко посуху. За что их, якобы, жгли на кострах или то¬пили в прудах.
Кто знает, может так оно и было, в прошлое ведь не залезешь-
- Враги истины трепали наш род, отсекая ветку за веткой живых людей, людей, осмеливших¬ся... - она поднимала к прокопченному потолку корявый палец без ногтя, - осмелившихся яко ангелы... ветку за веткой... тек священный сок, до небес вздымалось пламя. Да вот, только не срубили же!
- Ага, корни остались! - в который раз уже догадывался Рудольф. Время от времени он пы¬тался вразумить бабушку, что она, как патефонная пластинка, нудит всякую околесицу, но баб¬ка, то ли была заговорена со своим склерозом твердить, как молитвы, истории инквизиции, то ли сама в этот момент творила заговоры.
- Смотри внучек в небо! Куда еще-то, прости Господи, смотреть? Хорошо смотри, глубоко – оттуда придут слова, образы. Небо, оно всему научит, во всякой замороке пособит. Сколько там наших и летунов заблудших, и ведьм простоволосых, прости Господи, грешниц, а знахарки, по¬витухи, проро...»
«Мама Богиня насадила кусочек мяса на палочку и некоторое время держала его над огнем». «А Коперник-то был прав!»
Рудольф дернулся всем телом во сне, и проснулся. Было такое ощущение будто он шлепнулся откуда-то. Во всяком случае, пружины еще гудели. Ну всё - либо бессонница, либо муть.
Он потянулся за зажигалкой, лежащей на полу у ножки тумбочки, сигареты обычно валялись рядом. Рука привычно нащупала пачку. Облом. Пустую.
Полежал некоторое время, жуя спичку, обстоятельства вынуждали курнуть. Причем, что ха¬рактерно, пыхнуть. Мало этого, косяк с дурью был забит пару дней назад, как раз перед внезап¬ным пришествием тещи. И вот лежал с того самого времени, и шептал, как женщина: «Возьми меня».
Взял. Затянулся.
«Бабушка особенно настаивала на звездной медитации». Ну вот, и второе домашнее слово. Хотя теперь о медитации уже столько понаписано...
«Особенно бабушка требовала, чтобы я научился смотреть, ждать и получал бы ответы. Смотреть и ждать научился, а вот получать...
Помнится, бабушка всё вздыхала, мол, последний из Данов, и чтоб такая непрошибаемая ту¬пость».
- Чтоб ты улетел! - кинула она однажды в сердцах. - Твой дед был олух паря небесного, ни¬когда меня не слушал, всё я ему, видите ли, нехороша была, моложе вдвое, и ростом не вышла, он-то здоровенный детинушка был и тоже из нашего рода, седьмая вода на киселе, туда же... летать...
Я главной должна была быть, наплевать, что княжьего в нем больше - загордился!
Я родилась Даном.
Говорила дураку - не летай! Тебя же по рудным местам водили - золото, какое хочешь, пока¬зывали. Наши-то предки высоко - им оттудова далеко видать. Так нет ведь, залетел. А я вдова горемычная осемнадцати годов с отцом твоим колдуном трехлетним на руках. О, сколько их, наших-то, туда возносилось-то. Умыкнули небеса и его. Сильнее прочих был, да видно не дано человеку быть сильнее Силы.
Вся надежда теперь на тебя внучек - в небеса смотри, весточки жди. Наши там. Так что и чуть небеса вздрогнут, не кому-нибудь – своему сообщат. Не тебе так дочери или сыну твоему».
- Жаль - не сказать тебе бабушка, детей-то и нет. То есть, есть, но от жены от первого брака.
Говоришь, сообщат? О чем? Как же жди, держи карман шире. Сообщить-то они, может, и со¬общат, а вот как услышать? Понять? Когда всю жизнь только и мог что засыпать, едва только звезды сделаются больше.
Косяк потух. Рудольф лежал еще некоторое время в темноте, ждал.
«Средневековье ставило своей главой не Бога, а незыблемые постулаты и каноны. Поэтому пришедшее ему на смену Возрождение начало рассматривать, наконец, человека, как венец тво¬рения Господнее, как личность. Настало время великих перемен. Мы решили, что опасность миновала».
«Мама Богиня отодвинула мясо от жаровни и щедро полив его соусом сунула обратно». Дальше сны замелькали, разрезанными и как попало склеенными кадрами кинохроники. - Ты должен понять! - донесся из динамика голос.
Мелькали гильотина французской революции, солдатами апокалипсиса выстраивались рахитные дети Освенцима, со свистом и грохотом прошивали небо ракеты и падали бомбы.
«Мама Богиня поворачивала над огнем уже почти что готовое мясо».
«Прав был Коперник и Джордано горел не даром. А Галилей... да Бог с ним, кто-то ведь должен был остаться на земле».
«Ну пойми, ты - последний из рода... - помехи. - Ты же должен поведать миру. Ломоносов предупреждал:
«Что в том Коперник прав,
Я правду докажу, на солнце не бывав.
Кто видел простака из поваров такого,
Который бы вертел очаг кругом жаркого?»
«Ну, ты понял»?!
«Мама Богиня бросила изрядно уже прожаренный и благоухающий кусок мяса на блюдо и позвала семью.
И тогда боги, наконец, съели землю.