Англия. Пригород Уолсолла. Середина XVIII века.
Нарисованные маски. Стёртые лица. Пустые, вечно озабоченные какими-то мелочами глаза. Хотя, наверное, если бы не эта забота (пустая трата времени, заключающаяся в том, чтобы завязать слабый узелок на грязных жёстких пелёнках или сунуть в них пыльную, наспех сшитую от скуки игрушку из жёсткой шерсти, в ожидании мужа поздно вечером, отвлекаясь от сна), было бы слишком мрачно.
Любое внимание к новорождённому, завёрнутому в колючее тряпьё, казалось тихим праздником. Кричать, зовя тем самым к себе кого-то было бесполезным. Единственное развлечение – наблюдать, как жирный паук плетёт своё полотно у самого потолка в углу комнаты.
Голос матери считается самым ласковыми звуком, дарующим спокойствие и тепло. Крайне редко случается такой праздник, когда услышишь колыбельную из её потрескавшихся тонких губ, как шёпот, задумчивый, заблудший, далёкий и полный разочарования. Её руки. Странное чувство – ничего. Пусто. Без лишних эмоций, точнее, полное их отсутствие. Редко смотрела на младенца. Наверное, не желала.
Отец. Совсем не знала. Почти не видела. Тенью пробирается по дому. Никогда не смотрел на малышку. Она – чистая случайности в их жизни. Не желаемая и ненужная. Это обычное дело в семьях, которые живут на гроши в пригороде небольшого города.
Брат. Пожалуй, единственный, кому она была интересна хоть чуть-чуть. Может быть, сначала ему было просто любопытно наблюдать со стороны. С каким-то недоверием, лёгким страхом, потом немного ближе, на расстоянии шага, молча смотреть. Первый раз, коснувшись её кончиками пальцев гладкой, бархатной щеки, и улыбнулась, проснувшись. Не закричала. Не заплакала. Тихий ребёнок. Внимание. Его уголки губ невольно тоже поползли в стороны. Первая встреча и такой лёгкий контакт. Такая связь бывает между близнецами. Разница в 6 лет… Странно, но легко…