Глава XV
Он был обязан встретиться и поговорить с этой женщиной. Общение с кузеном трудно было назвать взаимно приятным – они не виделись семь лет, и с удовольствием не встречались бы еще столько же, – но Филипп испытал не совсем приличествующее в подобной ситуации чувство удовлетворения. Еще в детстве он был уверен, что Рауль – ничтожество: из него не могло выйти достойного представителя рода де Шаньи. Но судьба долго была благосклонна к виконту, а ему – графу Филиппу де Шаньи – постоянно не везло. Неудачная женитьба, безуспешные поиски своего назначения во все больше погружающемся в хаос революций и стяжательства мире, полная неудовлетворенность собой и собственной жизнью. Нет, фортуна не улыбнулась ему – поставленный врачами диагноз был неумолим: жить Филиппу оставалось не более года. В то же время, благодаря удачной игре на бирже, графу удалось восстановить почти потерянное состояние. Однако было очевидно, что детей у графской четы уже не появится, тогда как у Рауля был сын, сын, которого тот умудрился лишиться одновременно с деньгами и добрым именем.
Да, они вовремя вернулись в Париж. Переговорив с Аделаидой, Филипп принял решение во что бы то ни стало вернуть наследника рода в семью. Графиня согласилась с мнением мужа, полагавшего, что молодая певичка будет только рада избавиться от обузы, и, если она была настроена отвоевать ребенка у его отца из мести или по каким-то близким причинам, то возражать против усыновления Анри двоюродным братом Рауля, скорее всего, не слишком-то и станет.
Посетив премьеру «Искателей жемчуга», граф и графиня де Шаньи еще больше уверились в своих предположениях. Кристина Дае блистала на сцене: отказать в превосходном голосе и завидном артистизме ей было нельзя. Но зачем окруженной толпой поклонников молодой примадонне ребенок от скандально расторгнутого брака? Страшно было представить, какое воспитание получит юный виконт в обстановке распущенной вседозволенности оперного театра.
На следующий день графу не без труда удалось выяснить адрес певицы: секретарь никак не желал давать его бледному, изможденного вида господину с глубокими черными тенями под лихорадочно блестящими омутами синих глаз. Однако пять сотен франков помогли сделать месье Деваля более сговорчивым:
– Хорошо, месье, я дам вам адрес мадам Дае. Но… вам мой добрый совет… на вашем месте, да и на месте всякого другого, я бы не стал докучать примадонне.
Прокомментировать последнее заявление секретарь отказался наотрез.
Дом, который Филипп разыскал по указанному секретарем адресу, вызвал у графа некоторую оторопь: солидный аристократический особняк был явно не по карману только что вернувшейся на сцену певице, даже его аренда наверняка составляла очень крупную сумму. Старший представитель рода де Шаньи только сейчас подумал, что, прежде чем наносить визит бывшей невестке, ему следовало бы узнать больше о ней и о ее окружении. Он слишком долго не был на родине, а, вернувшись, не торопился показываться в свете – Рауль сделал все, чтобы опорочить фамилию в глазах общества. Однако отступать было поздно. Граф подошел к воротам, из небольшого строения показался привратник:
– Что угодно месье? – нелюбезно поинтересовался тот через узорчатую литую решетку.
– Мне необходимо встретится с… виконтессой де Шаньи, любезный.
– Мадам никого не принимает, – отрезал детина с непроницаемым лицом, грубые черты которого не внушали надежды легко достигнуть соглашения.
– Подождите. Я – граф Филипп де Шаньи, ближайший родственник мужа… бывшего мужа мадам. Это семейное дело.
Уже было показавший графу спину привратник обернулся, Филипп продолжил натиск:
– Передайте мадам мою визитную карточку. Быть может, она все же сочтет возможным уделить мне четверть часа.
С минуту сторож обдумывал слова визитера и, наконец, решился:
– Пройдите к калитке, месье.
Он впустил графа внутрь образованного боковыми ризалитами неглубокого двора, взял карточку и скрылся в доме, оставив аристократа мерзнуть на холодном октябрьском ветру.
– Однако и порядки в этом доме, – пробормотал себе под нос окончательно сбитый с толку Филипп. – Проще попасть в монастырь бенедиктинок.
* * *
Поговорить с Франсуазой на приеме после премьеры Эдмону практически не удалось, они лишь обменялись сухими приветствиями. Рядом с царственной мадам Жири весь вечер находилась ее дочь – наконец-то, Мэг была включена в первый состав солистов балета благодаря настояниям маэстро Лебера, который как-то незаметно подчинил магнетическому влиянию своей личности обоих директоров Оперы и почти не давал рта раскрыть маэстро Райеру – и приятный молодой человек, оказавшийся женихом молодой балерины. Лефевр обратил внимание на совершенно несвойственный прежде Франсуазе опасливый взгляд, которым она проводила отошедшего от их небольшой группы вместе с изумительно похорошевшей мадам Дае нового покровителя Оперы.
В покровителе бывший директор Гранд Опера с изумлением узнал того самого архитектора Луи Лебера, некогда осуществлявшего небольшие переделки в здании по рекомендации… Призрака Оперы. Куда исчезли с его лица безобразные красные наросты? Чудеса. Архитектор и прежде держался с поразительным спокойствием и обладал почти невероятным для своей внешности обаянием, теперь же он неизменно оказывался в центре внимания. Эдмон проследил взглядом за парой: их тут же окружили министр Вийяр с супругой и еще несколько человек, очевидно, принадлежащих к самым сливкам парижской аристократии.
Странные вещи происходили в Опере, Лефевр против собственной воли ощутил необъяснимую тревогу – дыхание Призрака, должно быть, не мерещилось Жилю Андрэ. Но как же знаменитый скелет, о котором рассказывала на пароходе мадам Арвиль? А вот и она. Извинившись, Эдмон оставил семейство Жири и поспешил к беседовавшей с двумя молодыми дамами – одна из них была еще совсем юной девушкой – Жюли.
– Добрый вечер, мадам Арвиль. Прошу прощения, что столь бесцеремонно вмешиваюсь в разговор, – Лефевр обезоруживающе улыбнулся и поклонился собеседницам Жюли, – я искренне рад снова видеть вас, мадам.
– Взаимно рада, месье Лефевр, – Жюли протянула руку для поцелуя.
Представив его мадам де Рондель и мадемуазель де Лепранс, она спросила:
– Должно быть удивительное чувство – вновь вернуться сюда после стольких лет, месье Лефевр? Что-то изменилось в Опере на ваш взгляд?
– Все меняется, мадам Арвиль, – философически заметил бывший директор. – Но мне показалось, что неизменным осталось главное – атмосфера. Никогда не знаешь, что здесь может случиться в следующую минуту.
– Вы пугаете нас, месье Лефевр, – рассмеялась графиня де Рондель.
– Вовсе нет, ваше сиятельство. Я объездил полмира, и могу сказать, что наша Опера, безусловно, одно из самых таинственных мест, какие мне приходилось видеть. Даже загадочные пирамиды в джунглях Центральной Америки не произвели на меня такого сильного впечатления, – полушутя, полусерьезно сказал Лефевр.
Легкая, непринужденная общая беседа продолжилась еще минут пять, пока к ним не подошел Ксавье де Рондель и забрал своих дам: час был уже довольно поздний, приглашенные начали разъезжаться.
Когда месье Лефевр и мадам Арвиль остались наедине, Эдмон задал своей бывшей спутнице вопрос, который занимал его в настоящий момент:
– Мадам Арвиль, как вы считаете, Призрак действительно умер?
Жюли посмотрела на него внимательным взглядом: бывший директор не шутил.
* * *
За окном вагона тянулись унылые мокрые от недавно прошедшего дождя грязно-бурого цвета поля. Серо-стальное небо, местами приобретало фиолетовый оттенок, распухшее, словно недельной давности утопленник, оно цеплялось за яркие пятна желто-багряных рощ. Картина одновременно отталкивала и притягивала взор. Лебер неотрывно смотрел в окно купе. С тех пор, как Поль Дюран поставил его в известность о затеянной виконтом де Шаньи слежке, тревога не покидала Эрика. И, хотя в течение последнего месяца Рауль не появлялся в пределах видимости, успокоения это не приносило. Представить, на что способен отчаявшийся человек, Этери Луи Лебер мог как никто другой.
Архитектор откладывал инспекционную поездку по строительным объектам бывшей кампании Клонье и де Шаньи, сколько это было возможно. Став владельцем контрольного пакета акций, он изменил ее название, убрав фамилию Клонье – у Анри должно быть собственное состояние, полученное «от отца». При возможности, Эрик рассчитывал купить и особняк де Шаньи, чтобы со временем переписать его на сына Кристины.
Распространившиеся в обществе слухи о вероятном отъезде виконта в колонии как будто должны были рассеять мрачную тень прошлого. Но будущее по-прежнему не представлялось безоблачным. Раньше или позже Рауль вернется…
Состав притормозил на некрутом подъеме, несколько крупных капель ударили по стеклу и скатились вниз, оставляя влажные следы. Лебер отвернулся от окна и посмотрел на Альбера Фебре: молодой человек с беззаботным видом пробегал глазами купленный во время недолгой стоянки в Шатору свежий номер «Petit Journal». Они уже неделю колесили по стране, от чего прежде почти не покидавший Парижа Фебре получал истинное удовольствие. Внезапно его взгляд за что-то зацепился: лицо стало напряженным, но вскоре расслабилось, однако выражение его можно было назвать озадаченным.
– Интересные новости, Альбер? – поинтересовался Эрик.
– Да, месье Лебер… То есть, не то, чтобы интересные… Я увидел знакомое имя. Вот, послушайте: «Тело графини Аделаиды де Шаньи было обнаружено прислугой на нижних ступенях лестницы собственного дома вчера в шестом часу утра… Как нам сообщили в полиции, смерть наступила в результате повреждения целостности шейного отдела позвоночника…» И еще: «Согласно заявлению мажордома, граф Филипп де Шаньи накануне днем отправился в родовой замок, где не был уже несколько лет… Граф и графиня де Шаньи вернулись во Францию после длительного пребывания за границей в прошлом месяце…»
– Пожалуйста, дайте мне газету, Альбер, – голос Эрика прозвучал неожиданно резко.
– Прошу вас, господин профессор, – по старой привычке Фебре иногда называл Лебера «профессором», особенно, когда в тоне главы строительной корпорации вдруг прорезались требовательные ноты: выпускник Высшей политехнической школы начинал себя чувствовать как при проверке результатов лабораторного опыта.
Протянув руку, Эрик взял еще пахнущий типографской краской газетный листок:
– Спасибо, – уже мягче поблагодарил он и быстро нашел заинтересовавшую молодого инженера заметку.
Фебре молча наблюдал за ним.
– Странный несчастный случай, – прокомментировал Лебер, дочитав небольшую статью криминального хроникера до конца. – Благодарю вас.
Он вернул газету Альберу и задумался. Появление Филиппа де Шаньи и его предложение усыновить Анри Виктора вызвало у Кристины панику. Эрику не без помощи Мишеля едва удалось ее успокоить: юридически без согласия матери подобная процедура была невозможна. Перед мысленным взором Лебера стояли полные отчаяния глаза невесты: «Эта семья никогда не оставит нас в покое, Эрик!»
* * *
– Когда же вы объявите о вашей помолвке, Кристина?
Нежное округлое личико Мэг светилось радостью и внутренним умиротворением. До ее собственной свадьбы оставалось три недели, несмотря на позднюю осень, весь мир казался молодой балерине окутанным сияющей розовой дымкой.
– Должно пройти время. Мы решили сделать официальное объявление в день премьеры новой оперы маэстро.
Кристина долила чай в опустевшую чашку Мэг.
– Ты так его называешь? – не без лукавства в голосе спросила подруга.
Кристина улыбнулась:
– Иногда.
– Не представляю, как вы можете ждать так долго, – посочувствовала Мэг. – Ведь опера еще не написана.
После репетиции Кристина задержалась в театре. В отсутствие Эрика только здесь она чувствовала себя в безопасности и даже стала брать с собой Анри, за которым присматривала няня. Не в силах в чем-либо отказать примадонне, месье Андрэ предоставил в ее распоряжение еще одну гримуборную, временно превращенную в детскую. В своей гримерной мадам Дае завела обычай устраивать чаепития с Мэг: здесь можно было спокойно поговорить, погрузившись в привычную атмосферу юности, легкую и непринужденную – словно не было этих трех лет, прошедших со дня первого появления в Опере Рауля де Шаньи.
– Луи уже закончил партитуру. Он сам сказал, что еще никогда не писал музыку так быстро. Но либретто пока не совсем готово. Вот увидишь, вернувшись, он примется за декорации. У твоего Жюля будет много работы. Боюсь, дирекция не отпустит его сейчас, – извиняющимся тоном добавила мадам Дае.
Мэг сделала плаксивое лицо, три раза горестно вздохнула и задорно рассмеялась:
– Не переживай, мы решили, что отложим свадебное путешествие на лето. Работа есть работа. Я тоже не могу покинуть театр в середине сезона. Знаешь, – Мэг понизила голос, – я давно хочу сказать тебе… Мне кажется, мама почему-то побаивается маэстро Лебера. Ты заметила, она ни разу ему не возразила ни при постановке его спектаклей, ни с тех пор, как он стал покровительствовать Опере? На нее это так не похоже.
– Ну, что ты! – с чуть наигранной уверенностью возразила певица. – Она его просто уважает.
Про себя Кристина подумала, что мадам Жири, наверняка догадавшаяся о многом, должна испытывать сложные чувства, в том числе и чувство вины. Это сказалось и на отношении к самой Кристине: прежде царственная и властная руководительница балетной труппы вела себя в присутствии молодой примадонны скованно. Тайна Призрака Оперы незримо витала над театром, легенда продолжала жить, передаваемая тихим полушепотом от очевидцев трагических событий вновь принятым в Оперу артистам и служащим.
Глава XVI
– Мадам Кристина де Шаньи? – граф не сумел скрыть своего удивления.
Вошедшая в гостиную молодая дама в элегантном и строгом платье светло-кофейного цвета с маленькими кружевными манжетами, чуть выступающими из рукавов, и высокой стойкой воротничка под горло ничем не походила на сценический образ Лейлы. Короткая нитка жемчуга служила единственным украшением костюма. Экзотический наряд восточной жрицы и яркий грим делали Кристину совершенно неузнаваемой. После единственного посещения театра Филипп не ожидал увидеть бывшую супругу Рауля такой… – он даже затруднился подобрать определение – … такой прекрасной и величественной, несмотря на хрупкость фигуры и молодость. Оперная дива производила впечатление истинной аристократки.
– Кристина Дае, ваше сиятельство. Чем обязана удовольствию видеть вас у себя, граф?
Вежливый, почти приветливый тон, спокойная манера держаться… И в то же время, она не предложила гостю сесть, давая понять, что визит будет кратким. Да, Рауль не случайно потерял голову из-за этой женщины. Но как он мог довести дело до развода? Впрочем, этот прискорбный факт только подтверждал нелицеприятное мнение Филиппа о кузене.
– Простите мое вторжение, мадам. Обстоятельства сложились таким образом, что я не имел чести быть представленным вам раньше: мы с супругой совсем недавно вернулись из заграницы, где прожили много лет…
Кристина кивнула в знак того, что ей известно о длительном пребывании графа и графини в Италии.
– … надеюсь, вы поймете мое желание увидеть наследника рода де Шаньи. Силою обстоятельств Анри Виктор стал наследником не только Рауля, но и моим. Я прошу вас позволить мне познакомиться с племянником.
– Вы хотите видеть Анри?
Просьба насторожила Кристину, но серьезных оснований отказать в ней она не могла найти. Одно то, что граф чрезвычайно походил на постаревшего, изможденного Рауля, вызывало острое чувство дискомфорта. Памятуя о более чем прохладных отношениях между кузенами, она терялась в догадках, зачем этот человек явился к ней. Вряд ли по просьбе виконта.
– Я был бы вам крайне признателен. Всего несколько минут, мадам.
– Хорошо, – Кристина позвонила. – Мари, пожалуйста, передайте мадемуазель Динон, что я прошу ее привести Анри в гостиную.
– Сейчас, мадам?
– Разумеется, сейчас. И как можно скорее.
Повисшее в гостиной молчание становилось тягостным, было слышно, как стрелки каминных часов негромкими щелчками отсчитывают тягучие минуты. Пасмурный день превращал обычно светлую и даже радостную, отделанную в белых тонах с небольшим добавлением золотистого оттенка в обивке мебели и позолоченных цветочных ваз на двух журнальных столиках, расположенных в противоположных углах гостиной, в однообразно серую. Обивка казалась пыльной, позолота – тусклой. Хрустальные бра сливались со стенами.
Кашлянув, Филипп решился нарушить магию бесцветной тишины гостиной:
– Я полагаю, мадам, воспитание и образование Анри потребует значительных средств…
Трудно было представить лед в глубоких, теплых темно-карих глазах молодой женщины, но именно на него наткнулся взгляд графа де Шаньи, фраза оборвалась на полуслове.
– Этот вопрос не должен вызывать беспокойства у вашего сиятельства. Мой сын получит лучшее воспитание и образование, достойное его происхождения.
В соседней комнате послышались легкие женские шаги и топот маленьких ножек. Анри первым оказался в гостиной, но, увидев незнакомого человека, остановился на пороге. Подоспевшая мадемуазель Динон взяла ребенка за руку и подвела к Кристине.
При виде малыша Филипп испытал смесь противоречивых чувств: родовые черты де Шаньи легко угадывались в личике Анри. Но почему это не его сын!
Кристина легко подхватила ребенка на руки, он обнял мать за шею и улыбнулся.
– Посмотри на дядю, Анри.
Но дядя заинтересовал его гораздо меньше нитки жемчуга на шее Кристины, маленькие ручки уже потянулись к белым, слабо поблескивающим шарикам.
Граф не нашелся, что сказать, и молча созерцал бывшую жену кузена с ребенком на руках.
– Благодарю, мадемуазель Динон. Прошу вас, возьмите Анри. Ему пора обедать.
Проигнорировав некоторое возмущение юного де Шаньи, няня забрала его у Кристины и удалилась.
– Я удовлетворила вашу просьбу, граф.
Тон примадонны явно свидетельствовал об окончании визита. Филипп заколебался, когда они с Аделаидой обсуждали вопрос усыновления племянника, то спорили в основном о размере суммы, которую следует предложить певице. Теперь все их предположения и планы выглядели нелепыми, но второй раз мадам могла и не принять родственника бывшего супруга.
– Да, я крайне признателен вам, мадам. Позвольте заметить, что воспитание молодого человека нашего круга требует особой… даже не обстановки, – Филипп невольно окинул взглядом гостиную, – а духа, атмосферы, я бы сказал. Вы молоды, и впереди у вас блестящая карьера. Но мир кулис, которому принадлежите вы, не подходит наследнику рода де Шаньи. Поверьте, я не имел ввиду чем либо оскорбить ваши чувства…
Кристина напряженно слушала речь графа, с каждой минутой он становился ей все более неприятен. Его внешнее сходство с Раулем было не столь велико, как показалось в первый момент встречи – скошенный подбородок, более мясистый нос и тонкие губы отнюдь не красили его лицо, а неизбывная манера презрительно кривить губы еще менее располагала собеседника к этому человеку.
– Говорите прямо, месье. Чего вы хотите?
– Я и моя супруга, к сожалению, бездетны. Ради общего блага мы хотели бы усыновить Анри Виктора. Это естественно, мадам…
– Мне ваше предложение не кажется естественным, ваше сиятельство, – лицо Кристины покрыла бледность, она изо всех сил пыталась сохранить присутствие духа. – Прошу вас покинуть мой дом и более не докучать бесполезными разговорами.
– Воля ваша, мадам…
Граф коротко поклонился и вышел.
* * *
К большому разочарованию Филиппа, Рауль оказался не менее упрям и несговорчив, чем его бывшая жена. На предложение продать дом кузену перед отъездом в колонии, виконт ответил категорическим отказом. Они встретились в отдельном кабинете «Тур д’Аржан», вынужденный придерживаться строгой диеты Филипп предпочитал обедать в приватной обстановке. Совместный обед так и не состоялся: беседа быстро закончилась на повышенных тонах. Допив аперитив, Рауль ушел, оставив Филиппа в одиночестве.
В ожидании своего бульона, граф размышлял над несправедливостью жизни. Так или иначе его состояние и титул достанутся кузену, которого про себя он называл не иначе, как «жалкой тряпкой». Впрочем, возможно, Раулю придется довольно долго дожидаться получения денег и родового имущества. Кто знает, насколько переживет его, Филиппа, Аделаида. Граф де Шаньи презрительно скривил губы: чем заслужили эти люди право жить и пользоваться радостями земного существования дольше него? От горьких мыслей и чрезмерного раздражения накатил приступ слабости – такое случалось с ним все чаще, – лоб покрылся испариной. Граф достал бумажный платок, но случайно обронил его и нагнулся, чтобы поднять. Возле одной из ножек стола поблескивала бриллиантовая запонка. Вероятно, она принадлежала Раулю. Если бы драгоценную запонку потерял кто-нибудь из предыдущих посетителей, ее бы тут уже не было.
* * *
Строительство небольшого стекольного завода в Монтобане, который должен был специализироваться на производстве эксклюзивной цветной посуды и витражных стекол, было приостановлено еще до ареста Армана Клонье. Заказчик неожиданно скончался от апоплексического удара, ближайших наследников у него не оказалось, а дальних родственников до сих пор не могли разыскать.
В крошечном домике, расположенном на огороженной территории, находилась контора по управлению строительством. В ней Луи Лебер и Альбер Фебре застали единственного служащего – секретаря бывшего управляющего, человека с глубоко изрытым крупными оспинами лицом и грустными серыми глазами. На вид ему можно было дать около тридцати семи – тридцати восьми лет; легкая седина чуть тронула виски еще густых темно-каштановых волос, при этом весь он казался как будто слегка присыпанным пылью – понуро опущенные плечи, изрядно поношенный сюртук, застиранные до потертостей манжеты и воротничок рубашки.
– Жан-Пьер Дануа – это я и есть, господа, – охотно ответил на вопрос Фебре поднявшийся из-за стола секретарь.
Он был высок и худ. Приветствуя столичных визитеров, Дануа выпрямил спину и расправил плечи:
– Большая честь приветствовать вас, господа. Я получил вашу телеграмму. Так и получается, что я здесь и за секретаря, и за управляющего, и за сторожа… Только сторожить особенно нечего, даже фундамент толком заложить не успели. А материалы все господин Клонье приказал вывезти. У меня бумаги в порядке… Когда проверяющие приезжали, я показывал. Моей вины никакой нет. Вы уж скажите господину графу, господа... Мне без этого места никак невозможно.
По мере того, как его приветствие перетекало в оправдания и просьбы, осанка теряла свою прямоту, а голос, поначалу звучный и глубокий, становился все тише, словно сникал от бессилия.
– Я знаю, месье Дануа. У меня нет оснований предъявлять вам какие-либо претензии, – Эрик ненавязчиво, но заинтересованно присматривался к секретарю. – А теперь я попрошу вас показать нам котлован.
– Ваше сиятельство?.. – Дануа заметно смутился.
Эрик утвердительно кивнул:
– Будьте добры, проводите нас. Я хочу лично осмотреть объект.
– Разумеется, господин граф… Только вчера шел дождь, на площадке скользко…
– Не беспокойтесь, мне не в новинку посещать строящиеся здания в любую погоду. Я архитектор.
Лебер и Фебре дотошно облазили начатую стройку и через час вернулись в контору.
– Если наследники месье Понаре не возобновят контракт в ближайшие полгода, мы можем потребовать расторжения контракта с возмещением убытков. Никаких нарушений проекта на данном этапе строительства допущено не было. Зафиксируйте все данные, Альбер. Месье Дануа, будьте любезны предоставить бумаги в распоряжение моего помощника. А вас я попрошу показать мне склады.
Осматривая практически пустующие складские помещения, Лебер подробно расспросил служащего своей новой компании о его родственный связях, материальном положении и надеждах на будущее.
* * *
Поздний визит комиссара полиции встревожил и одновременно возмутил Рауля: он уже сполна заплатил обществу за свою наивную доверчивость и глупость. Сколько можно изводить его расспросами о том, в чем он ровным счетом ничего не понимает? «Домогайтесь внимания графа де Ларенкура, господа, – зло подумал виконт де Шаньи. – Уж этот-то новоиспеченный граф разбирается во всем на свете!»
Пренебрегая приличиями, Рауль не стал утруждать себя одеванием и спустился в гостиную в любимом темно-зеленом шлафроке:
– Чем обязан, месье Риньон?
– Приношу свои извинения за поздний визит, ваше сиятельство. У меня всего лишь один вопрос, но его разрешение не терпит отлагательства.
Жорж пристально наблюдал за выражением лица подозреваемого. Вид у виконта был раздраженный. Что это: искреннее непонимание или искусная игра?
– Так задавайте ваш вопрос, комиссар. Время позднее…
– Одну минуту, господин виконт…
Риньон достал из жилетного кармана какую-то небольшую, блеснувшую на свету вещицу:
– Эта бриллиантовая запонка принадлежит вам?
Рауль, все еще не понимая, к чему клонит комиссар, протянул руку:
– Позвольте взглянуть, месье Риньон.
Жорж поколебался секунду – сказался годами выработанный инстинкт: не давать вещественных доказательств в руки подозреваемому – и протянул запонку виконту. Рауль внимательно осмотрел ее, он все еще не понимал, почему полиция явилась к нему в такой час. Неужели из-за какой-то запонки?..
– Да, возможно, это моя. Несколько дней назад я где-то обронил похожую…
– Месье де Шаньи, вы не могли бы припомнить, где и когда это произошло? – в глазах Риньона мелькнул охотничий азарт.
– Нет, – Рауль отрицательно покачал головой. – Могу я узнать, почему вы, месье комиссар, изволите лично заниматься подобными мелочами?
– Убийство – не мелочь, месье, – жестко сказал Риньон.
Он впился глазами в лицо Рауля, но ничего, кроме выражения крайнего изумления, прочесть на нем не сумел. Оказывается, виконт – большой артист.
– Убийство? О чем вы, месье Риньон?
Рауль почувствовал, как где-то внутри поднимается волна паники.
– Пока ни о чем, ваше сиятельство. Будьте любезны вызвать сюда вашего камердинера, – не терпящим возражений тоном потребовал комиссар.
Хозяин дома позвонил и приказал мажордому прислать в гостиную Поля. Из всех слуг в доме остались только эти двое, если не считать приходящих горничных – держать полный штат постоянной прислуги виконту уже не позволяло его нынешнее материальное положение.
На пороге появился старый камердинер. Дальнейшие события каким-то образом удалились от сознания Рауля, словно он наблюдал за ними со стороны сквозь пелену густого предутреннего тумана. Полицейский приказал Полю принести вторую запонку, откуда-то рядом с комиссаром возник ювелир-эксперт, подтвердивший принадлежность драгоценностей к одной паре… К реальности виконта вернули слова Риньона:
– Месье Рауль де Шаньи, именем закона я арестую вас по обвинению в убийстве графини Аделаиды де Шаньи.
Лицо виконта покрыла смертельная бледность, дар речи изменил ему. Рауль стоял посреди собственной гостиной тяжело дыша открытым ртом, не в силах что-либо ответить на ужасное обвинение. Бездна разверзлась у его ног…