...................
из сборника "Дом, в котором никто не жил"
продолжение "Рыбного четверга"
..Гриша рослый не по годам, с пушком над вздернутой верхней губой и хитровато-печальными глазами.
Гриша почти взрослый, и оттого мне, козявке, разрешается виснуть на его руке, болтать глупости и дразниться.
Еще мне позволено сидеть с горящими щеками в глубине двора, под прохладным куполом старой акации и листать толстенную книжку с картинками, которую Гриша стащил у своей мамы, Ады Израильевны Рубинчик, решительной полнокровной женщины с брошью на выпуклой груди и насмешливыми как у сына яркими глазами.
Гриша раскрывает книгу в специально заложенных бумажками местах и водит пальцем по желтоватой бумаге.
На картинках нарисовано такое, отчего мне становится жарко и стыдно, - передо мной разворачивается печальная история homo sapiens, - с момента зачатия до рождения..и дальше..
За каких-нибудь полчаса я постигаю величайшую из тайн, такую страшную и совсем-совсем не радующую меня..
С нечетких черно-белых фотографий в разных ракурсах - женские тела, некрасивые, чем-то напоминающие черепах, беспомощно распятых на песке, - с тревожными напряженными лицами, с раздвинутыми ногами..
Ерзая под столом коленками, я хихикаю, - какие у них толстые ноги, и животы, и там, внизу, как-то безрадостно-некрасиво, просто ужас
- Чего смеешься! – и ты такая будешь, - Гриша злорадно, как мне кажется, смотрит на меня, - я? такая? – прикладываю руки к груди и вздыхаю, - нет, быть этого не может, - никогда, я не хочу, не хочу превратиться в чудовище, я не хочу дорасти до такого вот позора..
- Будешь, будешь, - Гриша косит блестящим глазом и крепко держит мою руку, - вся будешь в волосах, толстая, и здесь – будет вот так, - где-то на уровне груди Гриша делает волнообразное движение ладонью,
- нет, никогда, - онемевшими губами шепчу я, - мне хочется бежать куда-нибудь подальше от этих несчастных голых теток, - я захлопываю проклятую книжку и пытаюсь высвободить застрявшие между перекладинами стола ноги..
- будешь..будешь.. – ближе к вечеру Гришин шепот становится настойчивей и жарче, - я с тревогой ощупываю себя и почти безнадежно вздыхаю, - ох, и угораздило же родиться девочкой, - ну что стоило маме родить вместо меня мальчишку, - и тогда бы никто не посмел..
На следующий день я показываю Грише язык и скучно слоняюсь по коридору, - на улице дождь, а пан Мечислав ушел куда-то с подозрительно сияющим лицом, - в отутюженном костюме, - и такой смешной шляпе, - канотье, - за поворотом скрылась его подпрыгивающая фигурка, а еще через минут пять под дождь выбежала разодетая в пух и прах Бронислава, - осторожно переступая через лужи, по-гусиному вытягивая худую шею и подслеповато помигивая, обеими руками она крепко держит ручку распахнутого черного зонта, кажется, - еще немного, и она взлетит..
На кухне пекутся оладьи, - пахнет фаршированной куриной шейкой и вареной лапшой, - Гришина бабушка, круглолицая, с шумовкой с руке, сует в мою руку истекающий жиром кружок, - она что-то бормочет, как всегда, под нос, - старый болван, совсем спятил, - кто? – интересуюсь я скорей из вежливости, чем из любопытства, - всем известно, что Гришин дедушка, Израиль Самуилович, давно сошел с ума, - на улицу он не выходит, только иногда во двор, - растерянно помаргивая крошечными глазками, долго смотрит в небо, а потом подзывает кого-нибудь из детворы, - и, порывшись в карманах широченных порыжелых штанин, достает слипшийся гостинец, - тянучку или леденец, - в остальное время Гришин дедушка сидит в комнате, и оттуда доносится монотонное бормотание на непонятном языке.
Гришин дедушка всегда читает одну и ту же книгу, тяжелый пыльный том с золотым тиснением на корешке, вот и сейчас, - дверь тихонько приоткрылась и в полоске света показалась его всклокоченная борода..
- Садись, мейделе*, - строго блеснул он мутными стеклами очков и неожиданно улыбнувшись, больно ущипнул мою щеку, - ай, - вскрикнула я, - садись, глаза его внимательно смотрели на меня, - никакой он не сумашедший, - подумала я, и следующие часа два уже сидела не двигаясь, потому что таких сказок я не слышала ни от кого и никогда, - Иосиф и его братья, семь сытых лет и семь голодных, семь тучных коров и семь тощих, - время летело быстро, но я сидела,
- тихий голос Гришиного дедушки журчал и вливался в мои уши, - говорил он по-русски с ошибками, коверкая слова, но скорей всего, я не замечала этого...
Очнулась я на самом интересном, - пепел красной коровы, - за окном темнело, - неслышно вошла Гришина бабушка, - вытирая руки о фартук, поставила на стол блюдо с оладьями, - пепел красной коровы, - не морочи ребенку голову, Изя, - одного ты уже совсем задурил, - возьмите себе красную корову, у которой нет изъяна, и пусть ее зарежут и сожгут, и пеплом ее, растворенным в воде, пусть будет очищен всякий прикоснувшийся к трупу какого-нибудь человека или к чему-то нечистому. А кто, не очистившись, войдет в Храм, та душа истребится из среды Израиля..
- вцепившись пальцами в клеенку, я не сводила ошеломленного взгляда с поблескивающего выпуклого лба Израиля Самуиловича - глаза его казались огромными, а неряшливая рыжая борода в свете зажженной лампы переливалась огненными кольцами.
**************************
Всю ночь я металась и вскрикивала, - мне снились летающие красные коровы с бубенчиками, и рыжебородые старцы, отчаянно жестикулирующие и воздевающие худые руки к небесам, и высокие костры, и пыльный горячий ветер пустыни, а еще толстые голые женщины, похожие на гигантских черепах, - распростертые на песке, плачущие низкими голосами - мне отчаянно хотелось помочь им, но я не знала как, и от этого пробуждение мое было тревожным и горьким.
* мейделе(идиш) - девочка
© Copyright: Мерче, 2007
Свидетельство о публикации №2712130015