ПЯТНИЦА.
Воздух за окном был прозрачен и невесом. В ожидании завтрака я уже предвкушал, где и как буду спускаться сегодня с Муссы, поэтому горячая рисовая кашка, яйцо всмятку и свежая выпечка, принесенные Фатимой, были съедены в одно мгновение.
Но вместе с завтраком закончилась и хорошая погода. Как это часто бывает в горах зимой, внезапно потемнело и завьюжило, - да так, что «Тарелка» вместе с ратраком Халита сразу же скрылись из виду. Снежная круговерть и усиливающиеся завывания ветра лишали последних надежд на благополучный исход.
Канатную дорогу в установленное время так и не запустили, а вскоре пришел хозяин гостиницы Умар и сообщил, что объявлено штормовое предупреждение.
День насмарку!
Все постояльцы разбрелись кто куда. Проклиная разладившуюся погоду и короткий отпуск, я ушел к себе, лег на кровать поверх одеяла и уставился в белый потолок. Небольшая гостиница, обычно наполненная всевозможными звуками, замерла в ожидании. Время остановилось.
В образовавшейся тишине отчетливо бухнула входная дверь. Затем по коридору в направлении холла прошелестели легкие шаги. С коротким звонким перестуком ударились об пол выпавшие из вязанки сухие дрова, и вскоре раздалось веселое потрескивание разгорающегося камина.
Сидеть в мягком кресле напротив огня намного привлекательнее, чем без всякой пользы валяться на кровати. Пляшущие языки пламени притягивают взгляд, легкий запах дыма навевает воспоминания, которые, как и вся моя жизнь, связаны с Кавказом.
Во время первого похода я безоговорочно влюбился в первозданную красоту этих мест и с тех пор возвращаюсь в горы снова и снова. Меняются маршруты, названия населенных пунктов, рек, ущелий и перевалов, но всегда остаются неизменными: готовность незнакомых людей придти на выручку, их простота и порядочность, доброжелательность и гостеприимность. Дороги, которые мы выбираем …
Прошлым летом камень на ночной дороге разбил вместе с поддоном картера все надежды на едва начавшийся отпуск. Случилось это высоко в горах, в двадцати километрах от аула Архыз. Узкая полоска асфальта, вьющаяся вдоль русла грохочущей реки и в дневное-то время была малопосещаемой, а тут – глухая ночь. И ладно бы, если один я был. Но на руках три женщины, самая маленькая из которых сладко спит на заднем сиденье. Единственный человек, которого я знал в этих местах, и то заочно, жил в Черкесске. Но телефон, к несчастью, находился вне сети.
Вдруг свет фар, - чудо!
Выхожу с поднятой рукой. Едут трое молодых кавказцев. Внутри их машины, перекрывая шум реки, грохочет что-то национальное. Записываю и передаю ребятам бумажку с номером телефона моего знакомого. Обещают позвонить из Архыза, там связь есть, и уезжают вместе с грохочущей магнитолой. Жду.
Опять фары, - автобан, а не затерянная дорога!
Надеясь на уехавших ребят, из салона больше не выхожу, но вазовская «девятка» тормозит сама. Из нее выходит кавказец зрелых лет, спрашивает, что случилось, а когда узнает причину, предлагает дотащить «на галстуке» до аула.
Но там мастерской нет! – добавляет он.
Знакомимся, зовут мужчину Эсен, выглядит усталым. Оно и понятно, - едет из дальней командировки домой.
Связываем наши машины и потихоньку трогаемся. Через несколько поворотов, на мосту нас догоняет сверкающий огнями, как новогодняя елка, «Эсперо» и нахально перегораживает нам путь.
Все, приехали. Чудо номер три, оно же последнее.
Выхожу на дорогу и готовлюсь к решительным действиям, но человек из новогодней елки протягивает открытую руку и называет меня по имени. Вот, оказывается, какой ты, Саяр?!
Посовещавшись втроем, решили моих женщин отправить в Архызскую гостиницу на авто Эсена. Мне в ауле делать пока нечего, надо заниматься ремонтом.
Отвязываем «галстук», переносим спящую малышку и необходимые вещи, прощаемся, и «девятка» скрывается в ночи. Саяр тащит мой «Форд» в обратную сторону.
Поиски квалифицированного специалиста с действующим аппаратом аргонно-дуговой сварки в горах и сам процесс реставрации погибшей части двигателя, - отдельная песня. Главное в моем повествовании совсем не это.
Вы не замечали за собой, как часто у Вас возникает желание помочь на дороге незнакомому водителю, который голосует рядом со своим внезапно обездвиженным железным конем с поднятым вверх капотом?
А истратить без остатка весь свой выходной на помощь человеку, которого Вы никогда больше не увидите? Думаю, ответ будет не прост.
А вот Саяр не только нашел нужного для дела человека, но и не отходил от меня до полного окончания работы. Расстались мы с ним уже в сумерках.
На следующий день в Архызе я разыскал Эсена, чтобы поблагодарить и расплатиться за хлопоты. Не едва сказал «спасибо», как оказался за столом в тесной кухоньке вместе с хозяином, его старшим братом и мужем сестры. Мы ели форель, пили коньяк и говорили о жизни. А потом обменялись номерами телефонов.
Дороги, которые мы выбираем, - приводят к друзьям.
ПРОЩАНИЕ ГОРЯНКИ.
Всю ночь шел сильный снегопад. Потом ударила оттепель, и с крыш закапала резвая весенняя капель.
Фельд стоял на крыльце, когда в предрассветных сумерках Умар подогнал первую повозку. Все: и стар, и млад, - начали выносить из дома на улицу домашний скарб. Семья кузнеца в полном составе уходила с очередным караваном.
Стариков и дочку хозяин кузницы посадил вместе, сыновья с семьями заняли по одной повозке. Кузнечный инструмент тщательно завернули в чистые тряпицы и бережно уложили в большой дубовый сундук.
Фельд шел рядом с телегой, держась за ее борт, а рука Лейлы лежала на его плече. Оба старались не смотреть друг на друга. У крепостных ворот Фельд опустил голову и остановился как вкопанный.
Лейла не выдержала первой, спрыгнула на раскисшую землю и, раскинув руки, как птица в последнем полете, побежала обратно. Она обхватила его плечи, крепко-крепко прижалась всем телом и закрыла глаза. Через меховой полушубок девушка вдруг явственно почувствовала, как в бешеном ритме забилось сердце ее любимого.
Караван продолжал свой неспешный ход. Люди в повозках смотрели, как девушка, глотая слезы, что-то горячо шептала стоящему рядом с ней высокому нелепо одетому парню, а тот гладил ее по волосам и молчал.
Вот, наконец, замыкающий шествие воин окликнул девушку. Лейла вздрогнула, долгим поцелуем прильнула к губам Фельда, потом резко отстранилась и, не оборачиваясь, побежала догонять своих. Он посмотрел ей вслед, и предчувствие беды вдруг обожгло его.
Все будет хорошо, - успокаивал он себя. - Завтра вечером охрана каравана возвратится, и оставшиеся в городе люди вместе с правителем и царицей укроются в Гоначхирском ущелье. А это значит, что через трое суток он снова увидит Лейлу.
Остаток дня Фельд жил как по инерции. Что бы он ни делал, виделась одна и та же картина, как Лейла, легко перепрыгивая лужи, бежит вслед за караваном.
На душе по-прежнему было неспокойно.
После работы он пришел домой, лег на лавку и, уставившись в одну точку, стал ждать прихода сумерек. Ночью ему приснился страшный сон.
… В глухой темноте он пробирался на ощупь по коридорам подземелья.
Рядом пищали и возились в темноте крысы, от которых исходили волны реально ощутимой угрозы. Он избегал идти на эти звуки и постоянно натыкался на мокрые стены или задевал головой за низкий потолок.
От этих соприкосновений волосы на голове спутались и липли к лицу мокрыми прядями. Ссадины кровоточили, и вода вперемешку с кровью заливала глаза.
После очередного поворота он оказался у входа в большой зал, заполненный живыми существами, которые стояли к нему спиной и смотрели вперед. Там впереди, в круге яркого света на возвышении стоял карлик с большой головой.
Что-то неуловимо отвратительное было в большеголовом.
Привыкнув к свету, Фельд, наконец, понял, что самым безобразным было лицо карлика, точнее - его рот, с вытянутыми по-волчьи скулами и тонкими губами, верхняя из которых заканчивалась лоснящимся звериным носом. Большеголовый молчал.
Постепенно движение в зале прекратилось, все собравшиеся замолкли и напряглись в ожидании.
И вот, наконец, карлик вытянул в трубочку свой звериный рот, закинул круто вверх голову и издал пронзительный, нечеловеческой силы крик.
Звук этот длился невероятно долго. Он переливался с низких обертонов к высоким, от почти львиного рыка до визга свиньи в последние мгновения ее жизни. Крик большеголового существа проникал в уши против воли и скапливался где-то под сердцем.
Через некоторое время в теле Фельда не осталось ни одного уголка, который бы не пропитался звериным криком, и это причиняло ему почти физическое мучение.
Невероятно, но крик карлика одновременно приносил и облегчение, вынося тоску по несбывшемуся из глубины сознания за пределы разума и отдавая свою боль присутствующим. Все существо Фельда в неуправляемом порыве вдруг захотело вырваться из ставшего таким ненужным теперь тела и полететь к Ней. Единственной. Желанной. Но крик карлика продолжал завораживать сознание и повелевал присоединиться.
Сопротивляться колдовству стало невозможно, и он сдался, - запрокинул голову к потолку и, так же по-звериному вытянув губы, завопил в унисон с остальными: «Лей-л-а-а-а-а-а»! Сердце разорвалось от тоски, хлынувшей в него водопадом. Отчаянно захотелось уйти из жизни. В глазах вспыхнули звезды, и все померкло …
Фельд проснулся от своего крика и не сразу понял, где находится. Щеки и подушка были мокрыми от слез. Он долго лежал в темноте, понемногу приходя в себя, и вдруг отчетливо понял, как дорога ему эта девчонка! Поздно, черный саван Смерти неслышно скользнул вниз по склону и накрыл людей.
Караван ушел в небытие.
Повинуясь инстинкту, он оделся, выскочил на улицу и, шлепая кроссовками по раскисшей земле, побежал к воротам крепости. Стоящий на воротах охранник без вопросов пропустил Фельда, и тот, уже в полную силу рванул по следам каравана. Словно мог догнать!
Ночной мрак постепенно рассеивался. Фельд легко бежал по дороге вдоль реки. Вот справа за широкой долиной показалась Лысая, еще несколько километров и слева над дорогой нависли склоны Кельбаши. Вот еще чуть-чуть и должен появиться мостик через Улу-Муруджи.
Какой там мостик! Сразу же за поворотом дорогу перечеркивала бесформенная снежная стена, ниспадающая с кулуара слева – направо до самого русла уже успевшей раскинуться водохранилищем вспененной Теберды.
Рядом с завалом Фельд увидел копошащиеся человеческие фигуры.
Он подбежал ближе и увидел сидящего на снегу Халита, с перекошенным от боли лицом, и Панаева, который вправлял своему начальнику вывих плеча. Рядом с ними стоял Башир, из-под головной повязки сочилась кровь.
Панаев подвязал косынку на вправленную Халиту руку и подошел к Фельду. Опустив низко голову, Дмитрий глухо произнес: Я ехал далеко впереди каравана, на мне ни одной царапины, а остальные погибли. Весь караван смело в обрыв!
Ступая по плотному насту, Фельд спустился по линии схода лавины к реке.
Из-под снега то там, то здесь торчали куски ткани, выступающие части повозок, две неестественно согнутых лошадиных ноги, повсюду валялся разбросанный домашний скарб. Но – никого из людей!
Он заметил серого цвета тряпицу с узнаваемым шевроном Умара, в такие точно тряпицы кузнец перед отъездом завертывал свои инструменты. Здесь же валялось колесо от повозки с личным вензелем на ступице и знакомый сундук с открывшейся крышкой, в котором были видны кузнечные принадлежности вперемешку со снегом.
Фельд пошел мимо найденных предметов, прокладывая одному ему понятный маршрут и замыкая его у тряпицы с шевроном в большой круг. Не останавливаясь, он продолжил движение уже внутри круга, прикидывая, - где?!!!
Лейла, милая, откликнись!
Вдруг слабый толчок в грудь остановил движение Фельда.
Откуда-то из глубины завала, прямо под его ногами, раздался веселый смех. Так смеялась она, убегая от него по зимнему лесу вверх по склону горы.
Он упал на колени и принялся лихорадочно разгребать спрессованный снег закоченевшими и давно уже потерявшими чувствительность руками. Губы Фельда, как заклинание повторяли одно и то же: Сейчас, милая, потерпи еще немного, я тебя вытащу!
Он копал весь день ….
Наступила следующая ночь. Такая же лунная.
Саяр увидел товарища первым.
В мертвенно голубом сиянии ночного светила была хорошо видна темная фигура стоящего на коленях человека, обнимающего обеими руками распростертое на снегу тело. Голова Лейлы покоилась на коленях Фельда. Сам он, покачиваясь словно в молитве, невидящими глазами смотрел перед собой.
…Так ли угодно, Господи, милосердию Твоему?
Зачем я остался один?!...
С неба на землю равнодушно смотрели мерцающие звезды …
Ни Панаев, ни остальные не смогли разнять их прощальных объятий.
Так и положили окоченевшие тела вместе в повозку.
Вдвоем, в последний раз!
Девушку схоронили на крепостном кладбище.
Весь день Фельд лежал без сознания.
Данила постоянно находилась при нем, меняла высушенные на горячем лбу мокрые полотенца и терпеливо, капля по капле, вливала в его безвольные губы питье из трав. Вечером он открыл глаза, но друзей не узнавал и на вопросы не отвечал.
Ночью всех разбудил нечеловеческий вой. Зажгли светильник.
Фельд, седой как лунь, сидел на матрасе с открытыми глазами и, ощерив зубы в зверином оскале, дико и страшно кричал.