Лепестками роз

Гришок
Шаг.

Устав выпячивать свою грудную клетку, Оля показала туда пальцем; за рулём она научилась сидеть лет с двенадцати, когда транспортировать невменяемого папу с дачных посиделок соглашались только на лошади и только пьяные вдрызг соседи, поэтому теперь автомобиль покорялся даже одной руке с виду хрупкой девушки. Для Смирнова намёк не прояснился, а на мысли в этот вечер он был страшно скуп.
-Блузка моя новая, - объявила она без эмоций. – Стильно, распродажа. Тебе должна понравиться.
Он смотрел в улицу:
-Мне нравится Маша Шарапова!
-Да ладно! – автоматически кинула Оля, не отрываясь от дороги. Она иногда выглядела очень осторожной за рулём. – С подобными плечами пловчихи, а не в теннис сражаются. Гонорарам и славе её завидую. И визгам. Не плохие визги.
-Я тебя не упрекаю. Выдался тяжёлый рабочий… день с половиной.
-Ещё бы. Когда это ты нейтралитету изменял?!
Оля сказала несправедливо. Но из-за тотального отсутствия внешних признаков душевных красок, как принято верить, присущего москвичам, переубеждать и рационально раскладывать всё по полочкам становилось пустой задержкой времени и засорением материального пространства. Привязанность как таковая деформировалась в виду непригодности. Или хорошо себя скрывала… На здоровье!
-“Ради кого”, - уточнил Гриша и сделал радио ощутимее. – Стоило сказать: “Ради кого ты изменял нейтралитету?!”
-Пускай так! – поменяв FM-волну, ответила она.
По бокам у остановки, мимо которой машина сбросила скорость, висли афиши. Нигде ещё так красиво и гармонично не смотрелось подрисованное “Чмо”, как на лбу у добродушного с придурью Петросяна. Дополнены были и другие “персонажи”.
-Что мы делаем?! – Оля шлёпнула по рулю. – Это же мои родители! Они будут меня журить, даже если у нас ничего не получиться. А если получится?! Ужас. Потом что?
-Потом… найду для нас курсы, где обучают языку жестов. Будем общаться, когда вновь увлекусь плеером.
Еле заметно Оля задела педаль тормоза.
-То есть… ты делаешь мне предложение провести вместе… годы? Это обязывает на чувства. На крепкие.
-Я согласен.
-Сам инициировал и перевернул так, чтобы самому и ответить. Мои аплодисменты! Но, дорогой мой, ты лукавишь.
-А ты шлюха, и вдвоём нам не скучно! Необходимо легкомыслие, это пока всего лишь жизнь.
Тягучая дорожная пробка привела, наконец, к полному покою транспортного средства. От приближения к цели поменялись и мысли. Нелепо перегнувшись через сидение, Оля принялась копаться в пакетах из посещённого по пути гипермаркета.
-Какая дура! – расстроено констатировала она. – Ветчина, огурец, сыр… Упаковка пирожных: три штучки – ни туда, ни сюда! Что-нибудь обязательно забыла!.. Или не то, что… Ты, вообще, много ешь?
-И часто, - как бы извиняясь, ответил Гриша. – Я – гурман, но способен кушать всё. Ем и критикую. Меня последняя должность исказила. Ничего не могу с собой поделать.
Сигналы машин сзади мгновенно привели её в чувства. Доехать пришлось последний поворот – 20 секунд. Парковка также не оказалась проблемой.
Оля решительно вышла и, пока Смирнов собирал покупки, висела на дверце. Во дворике на снегу играли и нежно целовались двое мальчишек – будущих пидерастов.
-Слышала, что большинство столичных официантов под хвост балуются, - отвлекая себя, сказала девушка. – Враки?
Гриша пошёл к подъезду:
-Горько! В анкетах пока пункта “ориентация” нету, но мой менеджер говорит, что ОНИ взяли лучшее от мальчиков и девочек. Не верю без внутреннего толчка. В 21 веке живём, для гетеросексуалов другие пути должны придумать.
Оля расшифровала домофон.
-Маму зовут Галя. Папа болезненно ревнив, замкнут.
-Плевать, по именам я к людям обращаюсь только в мемуарах. А вот кто, интересно, предал мою историю?
Историю предала “Межсмыслица”.

Шаг 2.

 Смирнова вышли встречать все: парадно наряженные родители, недовольный накрахмаленной рубашкой и расчёсанными волосами младший братик, собака пароды “чао-чао”. Смотрели с подоплёкой, даже пёс, по его наблюдению, как бы загадочно ухмылялся. Положительных сторон, может, здесь было и не много, но его появление однозначно стало событием.
-Леонид Васильевич! – папа Оли протянул руку куда-то влево.
-Гриша, - приветливо кивнул парень. – Григорий. Ваша идея с лепестками розовых роз меня покорила.
Опустив руку, Леонид Васильевич вскинул брови и тем самым проявил хоть какую-то определённость в отношении к гостю:
-Имели дело с дизайном?
-Абсолютно нет. “Апогей нигилизма”, “бескультурщина с голубой каёмочкой” – читал отзывы. Вас тогда не жалели, а мне, честное слово, не до того было. – Гриша насильно пожал руку матери и от общей растерянности потрепал по причёске мальчика, чем заработал себе очередного врага: – Можно без формальностей. Мы с Олей хорошо общаемся на личные темы.
Галина благодушно улыбнулась и погладила дочку. Леонид Васильевич знаком пригласил Смирнова следовать за собой в комнату, направляясь куда последний пихнул собаку по заднице. Эта семья способствовала очень личным, контактным взаимоотношениям.
-Такое время на дворе, - объяснял Олин папа, - я не понимаю современную молодёжь совсем, но чувствую, что она меня насквозь видит. Казалось бы, парадоксальное явление. Ведь именно ваше поколение откликнулось на моё творчество. Думаете паранойя?.. Оленька вас резюмировала.
“Спокойно, ты знал, что будет тяжело. Слушай дядю!”
-К столу, мальчишки! Будущего родственника мне не расслаблять, - вклинилась хозяйка.
-Мама! – обиженно повысила тон Оля.
-Всё в порядке, я достаточно на нервах, - с солидной долей убедительности сказал Гриша и уселся за стол.
На первое был суп “из секрета”, в котором он чётко различил гребешки, мелкие креветки и лимонный сок. Тарелки были маленькими, но что-то ему подсказывало, что если он съест блюдо быстрее остальных, то ко второму всё равно придётся переходить единовременно.
-Ну, - как будто к слову сказал Леонид Васильевич, - и в какой области вы, Григорий, так сказать, трудитесь? Хотелось бы от ВАС это услышать. Глядя в глаза. Антошка, иди пока погуляй!
Сын сложил руки на груди и, окатив всех легко скрытым презрением, скрылся в другой комнате.
Смирнов подумал, что начать нужно за здравие:
-В 99-ом меня признали лучшим волонтёром и даже выдали грамоту. Потом – психология при университете, на телефоне доверия и в Академии управления. При Президенте РБ, кстати. Менеджером по рекламе я отработал два с половиной месяца и тем самым испортил себе трудовую. Ездил в Арабские Эмираты барменом, официантом… ездил. Совсем забавный период жизни – крупье в казино. Богатый опыт! Теперь вот в Москве, по выездному обслуживанию перебиваюсь.
-Это всё? – поинтересовалась мама.
-Сжато. Одно время писал для малоизвестного журнала. Ещё предлагали ФСБ. Отказываться не стал, но и соглашаться тоже. Мало ли.
-О чём же мечтаете? – пренебрежительно и в то же время потерянно спросил отец.
-О том, что единственной работой для меня останется секс с женщиной и… буквы.
В комнату вернулся заинтересованный сынишка, но Леонид Васильевич отправил его обратно, даже не смотря на то, что Галина разложила следующее блюдо. Несколько минут все сидели без реплик.
-Оборванные куски биографии ещё ни о чём не говорят! – вставила вдруг своё мнение мама.
-В данном случае говорят. – Леонид Васильевич взял добавки, ел медленно.
-Папа! – укорила его дочь.
-Что?! – развёл руками он. Повернулся персонально к гостю: - Личность! В чём ваши достоинства?.. Нет, даже проще – отличительные черты! Социальность!
-Ну, я бы, к примеру, не стал, сидя за одним столом с родителями любимого человека, устраивать сцены. Более того, не стал бы говорить гадости за спиной, мстить, строить интриги. С годами я удивительно добрею к людям.
-А вам сейчас стало легче! - довольный своей проницательностью сказал отец семейства. – Будто, вы на самом деле всё это проделали.
Гриша многозначительно, напоминая согласие индусов, покачал головой:
-Вы мне даже симпатичны, Леонид Васильевич. Я бы много кем не стал, но дизайнером не стану по причине вашего шедевра… У вас рука мастера. Вы выплеснули всё, опустошили сущность вещей одним чётким и, боюсь, неподражаемым рывком. Не мне такую ладонь пожимать!
-Это ваша стратегия, - отодвинул тарелку Олин папа. – Цели смирения. Галя, ты пересолила!
-Доверять целям бессмысленно, поскольку их в итоге всё равно сломает судьба. А судьба глупа, потому что рано или поздно поставит цели. Прошлое, будущее, настоящее… Вы добавите: вечное.
-Добавлю! – Леонид Васильевич покраснел. – Говорить любят все… Но… Слова уходят, как правило, безвозвратно, остаются идеи. Чёрт возьми, мало какая идея сможет поспорить с более чем очевидным куском грубой материи.
-А почему вы решили, что я не в силах обеспечить свою женщину?! Может, нужно просто подождать. Может, я был не прав, когда бежал из страны в страну, от девушки к девушке. От себя бежал.
-Он остепениться хочет! – с материнской жалостью сказала Галина.
-Я хочу покоя, - улыбнулся Гриша. – Или… Нет, не хочу.
Развернувшееся действо собаке спать не мешало. Ворочаясь, она выдавала такие звуки, будто бы потеряла на войне всю свою семью.
-Я не позволю, - жёстко акцентировал Леонид Васильевич, - чтобы моя дочь тратила на вас молодость. Я сказал – я отрезал! Я тут бог, я - глава семьи!! Я, простите, убить могу!
-Да, - шёпотом сообщила Смирнову мать, - у нас, Гриша, трагедия. На прошлой неделе кабанчика в деревне закололи. Он нам как родной был!
-Кешенька! – всплакнул отец и, покинув своё место, обнял Олю. – Сама-то ты что скажешь, дура? Против твоей воли я никогда не посмею!
От радости девушка заплакала и как пиявка воткнулась в родительскую грудь:
-Он заставляет меня чувствовать, папа. Я не сожалею.
Хозяйка тихо всплакнула.
-Странная эта тяга дочери к отцу, - отметил Гриша. – За дополнительный стакан морковного сока я с удовольствием покажу вам один интересный карточный фокус!

Шаг 3.

На Гришу Олин мобильный откликался музыкой, под которую в “Звёздных войнах” появляется Дарт Вейдер. Сегодня она об этой мелодии не думала, но вся обычная занятость как назло куда-то быстро кончилась или исчезла, и в каждой последующей секунде даже из обычного телефонного аппарата к девичьим ушам липли те самые ноты.
-Ну ты чего?! – приветствующее сказал на другом конце города флиртующий голос Смирнова. – Не звонишь, не пишешь, не любишь. Незаметно бы меня простила!
-Сейчас белорусы так отношения налаживают, или ты продолжаешь? Я – народ замороченный.
-В смысле, по телефону? – счёл необходимым уточнить он.
-По мобильному. Я не любитель разговаривать, но меня приучили обстоятельства. К примеру, объект А по поводу женского голоса, который разбавил наш последний телефонный разговор, промолчал. Разъяснил со мной ситуацию лишь объект Б, университетская подруга. Вопрос… Господи, я не должна ребячиться!
Рядом с дверью в комнату остановилось сутулое тело Леонида Васильевича:
-Ага, шулер объявился! Ждём-с на обед.
-Папа!! – сдула его ором девушка. – Слушаю!
-Пуффф. К женственности радостного “голоса”, - размеренно сказал Гриша, - наверняка тесную каузальность имеет мой старинный товарищ, с которым мы часто имитируем игру в бильярд. Вальдемар! Случайно оказался в Москве, бизнесмен, не курит... Даже если мы и делали с ним то, о чём ты можешь пожалеть, доверие – превыше всего! Моя первая любовь всему на свете изменяла. Я таким счастливым ходил, пока собственные глаза, будь они прокляты, не наткнулись! Хотя, с обратной стороны, без интриги тяжело.
-Негодяй! – возмутилась Оля. – Сколько у тебя их было?
-Три осталось: бабушка, мама и…, - воцарилась искусственная пауза, - конечно ты. Друзей, подруг, извини, буду прятать. Моё! Должна быть личная жизнь, так сказать… страховка. Но главное, что всё это тупо, мерзко и совсем другое. Тебя, – Гриша перешёл на ласку, - я боюсь потерять больше остального. Я так скучаю! Я бы очень хотел тебя поцеловать.
-Ты умный. Ты гадишь в душу так, чтобы обвинить тебя было нечем.
-Хочешь узнать, что у меня жизнь неинтересная? Пожалуйста.
-Даже если бы это было правдой, у тебя есть собственные произведения.
-У моих героев жизнь тоже неинтересная.
-Всё, - страшно медленно произнесла она. – Свольчь!
-А я как раз терпеть не могу хладнокровных женщин. Я завтра мотаюсь в первой половине дня. Потом встречусь с одним человечком, и мы едем с тобой в кино. Предлагаю идиотскую молодёжную комедию “Письки”. А то “Волю и представление” Шопенгауэра видеть больше не могу.
-Поедешь со своими бабами. И не ищи меня теперь.
-Скорее всего, буду около восьми. Только, пожалуйста, красоты заранее наведи… Кстати, вариант фильма дискутабелен. Я хочу смотреть на то, как тебе комфортно.
-На дворе уже ночь, - мрачно буркнула Оля. – Пора ложиться.
-Ты моя самая любимая девочка, и поэтому тебе приснятся очаровательные фрагменты подсознания. Не увлекайся, скоро я то же самое… постараюсь наяву. Целую в лобик и губки. Спокойной, маленькая моя… Я тебя обожаю!
-И я тебя! - спешно лопнула девушка. – Я сегодня хочу тебя увидеть… сильно-сильно! Гриша!.. Приезжай сейчас! Ещё не поздно по времени, и хочу сейчас. Пожалуйста-пожалуйста! Про уточнение о “радостном голосе” уже забыла.
-Хорошо, - ответил Смирнов. – Знал, что оценишь. Ты… ты ведь приготовила эту речь? Кроме последнего.
-Ммммм… А ты?
-В общих чертах, - легко сознался он. – Планировал твою запутать.
-Неужели ты считаешь меня настолько прогнозируемой?! – надулась Оля. – Так вот!.. Я потеряла мысль.
-Тогда просто жди. – Гриша захлопнул мобильный.
На окне стояли чахлые цветы, за которыми он никогда не смотрел. Наступал Новый год. Слева от него на кровати, обвиняя, качал головой билет на поезд.
-К слову, - сказал парень, - купил вот билет на Родину. Хотя осуществлять мне там ровным счётом, как и не ровным.


Шаг 4.

Воскресный день 25 декабря, когда католический мир готовится к массовым гуляниям, а Россия набирает те самые обороты с начала месяца, для меня был будничным. Вдоволь навалилось и типичного, и привычного.
Банкет устраивали жирный: выступал Гарик Сукачёв, “Братья Гримм”, “Вопли Видоплясова” и какая-то француженка с чёрной кожей. Накануне официанту Борису сказали, что если он продолжит пьянство на и до мероприятия, то его оштрафуют без права на дальнейшие выезды с Фирмой. Борис убедительно продержался до конца, но во время оплаты ему всё равно сообщили, что “больше в его услугах не нуждаются”. А услуги были весомыми. Я, не выспавшись, очень устал, облил свой фартук и менеджера и украл бутылку “Боржоми”. Гости дрались уже третий банкет подряд…
Олежка… Две вон те девочки…Залим, Миша, парнишка с бакенбардами, имя которого я никогда не знал…
Добрые милые люди на самом-то деле! Приезжие. VIP-официанты. Сегодня их опухшие измождённые лица с розовыми белками глаз засыпали при малейшей возможности. Наши тела складывались во всех укромных уголках. Да, трудностей в нахождении работы мы не имели уже второй месяц. Плюс, почти каждый должен был быть дома с женщиной, готовить, пить и развлекаться с друзьями.
Волосатый сказал, что последние годы “Боржоми” часто подделывают. Я подумал и утащил ещё две водки.
Все, с кем я успел сдружиться: каждый. Они подозревали, наверное, что я скоро уеду, но вряд ли кто-нибудь думал, что после этой ночи больше не увидит меня снова. Хотя, конечно, их в жизни интересовали другие вопросы. Тем более за это говорил период.
Стулья, тарелки, Новый год семнадцатый день подряд... Видеть больше не могу! Мне всё надоедало перед финальной точкой.
Дома тётя и сестра закончили прежние ссоры и перешли на предпраздничные – новогодние. Обе требовали сотрудничества, а я хотел по-родному заступиться за всех на свете. Разозлились тоже обе.
Последними в чемодан легли Олина фото и свёрнутый плакат, на котором с автографом Леонида Васильевича покоилось выложенное лепестками розовых роз слово “***”. Не зная с какой целью, некоторые вещи я оставил.

Ещё один ход состоялся. Ещё одна столица ожидает прощаний.