Сёстры

Лис Необыкновенный
В один из серых вечеров, какие бывают только поздней осенью, когда свинцовые громады туч почти касаются горящего шпиля одинокого маяка на вершине утёса, я как обычно вышел на прогулку. Сегодня я решил проложить свой путь вдоль размытого сотнями солёных поцелуев берега. Красный шар солнца уже скрылся в вечно беспокойных волнах и его последние запутавшиеся в облаках лучи подсвечивали горизонт мягким розовым светом. В этом величественный момент, когда уставший день отходит ко сну, меня окрикнул хриплый голос. Голос принадлежал старому художнику, живущему на маяке, мимо которого пролегали все маршруты моих ежевечерних прогулок. Он зачем-то звал меня к себе, повторяя, что должен показать мне какую-то очень важную вещь. Идти не хотелось, и моя природная фантазия рождала самые нелепые отговорки, но старик всё не отставал и по прошествии пятнадцати минут я сдался.

Внутри маяк оказался совсем не таким старым и потрёпанным ветрами, каким выглядел снаружи. Жилище художника состояло всего из одной комнаты на первом этаже каменной башни, но какая это была комната! Большую её часть занимали всякие «штучки» живописцев: кисточки, мольберты, рамы, баночки с красками всех мыслимых и не мыслимых цветов и размеров - попадались в самых неожиданных местах. Однако, вместо того что бы превратить комнату в сущий хаос, всё это напротив самым невероятным образом придавало ей особый уют. На стенах, на полу, на столах и везде где только можно лежали картины, некоторые законченные, некоторые нет.

Не теряя времени даром, мой спутник направился в дальний угол комнаты, где под большим обрезом зелёной ткани лежало то, ради чего мы пришли – картины, а точнее одна картина. После первых слов старика я опешил, и позже вы поймёте почему, но не посмел прервать его. Далее я постараюсь по возможности точно повторить то, о чём говорил мне старый художник, но это будет лишь малая часть его рассказа. К сожалению, время почти стёрло его из моей памяти...

- Васа. Гарми. Шарад. Джара. Четыре девушки. Четыре сестры. Они совершенно не похожи друг на друга, но, тем не менее, если присмотреться как следует, в каждой безошибочно угадываются черты их общей Матери, - старик надолго замолчал, что-то беззвучно произнося одними губами.

- Вот цветущая Васа, - рука художника указала в самую левую часть картины. - На вид ей чуть меньше двадцати лет и она воплощение юности и красоты. Вьющиеся каштановые волосы рассыпаны по плечам, а на рубиновых губах всегда играет улыбка. Фигуру Васы окутывает длинный пурпурный хитон, сотканный из капель апрельского тумана, который скрывает достаточно, но и оставляет многое, что питает фантазии молодых сердец. Васа влюбчива и легкомысленна. В её больших зелёных глазах можно прочитать как целомудренные мысли, так и мысли совершенно противоположного рода. Мысли, которые могут быть высказаны лишь в тишине уединения, отчего её щёки то и дело окрашивает густой румянец, - старый художник мечтательно улыбнулся.

- Ещё одна из них, - продолжил он, - та, что стоит второй слева, девушка с глазами цвета октябрьского неба, держащая в руках игрушку – стеклянный шар на невысокой подставке из темного лакированного дерева - Шарад. Шар - подарок их общей Матери, и она строго следит, что бы каждая из сестёр владела им только в отведенное ей время. Сейчас очередь Шарад и её право распоряжаться им по своему желанию. Внутри шара находится крошечный домик с красной крышей и зелёными ставнями. Но сейчас его плохо видно из-за вихря янтарных капель заполняющих почти весь маленький мирок. Слегка вьющиеся огненно рыжие волосы Шарад убраны высоко назад и заколоты маленькой нефритовой бабочкой. Шарад кажется старше Васы лет на десять, но пусть вас не обманет первое впечатление. На самом деле Шарад и Васа - близнецы. Вы скажите, что так не бывает, но могу уверить вас в обратном, - улыбнулся художник, - они кажутся самыми не похожими из четверых, я знаю.

- Посмотрите вон туда, - художник неожиданно направился к окну. - Видите? – его палец указал на бледно желтый серп молодой луны, - луна имеет две стороны, одна из которых щедро согрета солнцем, а другая всегда держится в тени, но всё же, и одна и другая есть одна луна. Ещё некоторое время старик с надеждой ждал, что его поймут, потом еле заметно покачал головой и вернулся к картине.

- Самая маленькая из сестёр – непоседа и проказница, обожаемая всеми Гарми, - продолжил старик. - Вот она – в своей невесомой зелёной тунике, с чёрными как летняя ночь волосами, остриженными чуть выше плечей. Как всегда крутится возле Васы. За её возраст, а ещё за пронзительно голубые глаза, в которых всегда отражаются белоснежные гривы июльских облаков, Гарми прощается многое. Иногда проказнице даже удаётся выхватить шар из рук зазевавшейся Шарад и его вновь наполняют серебряные призраки падающих звёзд. Тогда невидимый бархат голоса Матери наполняет комнату и пристыженная Гарми с искренним раскаянием отдаёт шар старшей из близняшек, но в следующий раз всё повторяется вновь.

- Чуть в стороне от своих сестёр, на скамье вырезанной из дуба, сидит самая старшая из них - Джара. Скоро, очень скоро, она возьмёт шар в свои мраморно белые пальцы и он наполнится колючими искрами голубого пламени. Какого цвета её глаза сказать трудно, - задумчиво произнёс художник. - Они всегда полупрекрыты. Говорят, что она больше всех похожа на свою мать - Время. Может быть именно поэтому, ей отпущено право владеть шаром дольше остальных...

Он всё говорил и говорил, описывая сестёр, а я всё никак не мог понять о чём он. Ведь перед нами на одном большом полотне умело были выписаны четыре пейзажа…
Позже, провожая меня по узкой дорожке бегущей вниз от уютного крылечка маяка, старый художник может быть случайно, а может быть и нет, проронил слова, навсегда врезавшиеся в мою память.

- Так в руках четырёх совершенно непохожих сестёр, - сказал он, - словно цветы, рождаются и гаснут наши чувства. В руках вечной заботливой Джары, старшей дочери Времени, пребывают все семена. В пальчиках безрассудной и прекрасной Васы расцветает алый цветок для двоих. Затем беззаботная Гарми берёт его, согревая теплом и наполняя светом. Ну а потом приходит очередь неумолимой и рассудительной Шарад, решающей, завянет ли этот цветок навсегда, или же даст семена, что бы вновь возродится в следующем году...