Я рассыпала нашу историю по своим рассказам, как крупинки золота по песку...
Это незаметно наступившее утро было особенным. Чувства радости и удивления,
пробуждающиеся в душе, объединившись, становились восторгом.
Она улыбалась солнцу и ветру, она шла по улице без шапки и впервые за долгое время не
думала ни о чем, просто внимала тому, как ей хорошо.
Вспоминала о чем-то, радовалась, улыбаясь, и не узнавала себя. Во всем в этом - в ее
женской смиренной походке, в ее распахнутых глазах и беспомощно-радостной улыбке
был кто-то другой, не она.
Она чувствовала нечто от него, словно вдруг стала цельным, гармоничным существом,
словно была с Богом и словно была в Раю.
Она улыбалась плохо понимающей, что происходит, маме; нечто искрилось в ее ясных
просветленных глазах, когда она в кои-то веки гуляла с собакой... В общем, Алиса не
узнавала сама себя. И не было ничего в этом от воскресной пьянки, где они вдруг остались
одни. Она точно помнила, что ничего не было тогда. Ничего. Ничего не было и тогда,
когда они встретились в следующий раз. Это возникло сегодня, вчера, этой ночью
неизвестно как, неизвестно откуда. Непонятно что.
Произошло ли это, когда она гладила ему рубашку, или когда они пили на кухне чай, или
даже когда он ворча заводил машину? Она ничего не заметила.
А может, это произошло, когда он целовал ее в щеку при прощании... а может...
Недолго думая, она убедила себя, что это всего лишь действие гормонов... Правда ведь,
так думать приятнее, что это всего лишь физиологическая реакция организма. Это значит,
что все еще пройдет.
«Это значит, что я все еще свободна...»
Больше всего Аля боялась потерять свое ощущение свободы, потому что потеря эта
приносила с собой боль. И неважно от чего, от наличия правды или отсутствия ее.
Поэтому она боялась говорить и боялась молчать. Пугалась и не знала, что хуже: сказать и
узнать правду, не сказать и не узнать ее.
А перед третьей встречей ей стало страшно не оправдать его ожиданий. Оказаться не там
и не в то время. Оказаться нетой. И она старательно защищалась от него словами,
жестами, глазами, а потом, когда стены наконец рухнули, ей не осталось ничего, кроме
как принять и чувствовать то, что происходит между ними.
Чувство близости, возникшее из со-бытия, из пребывания «вместе»; чувство близости,
которое и сделало «вместе» возможным.
Вернее, это еще не было полноценным чувством близости, чувством «полноценной»
близости, это было лишь приоткрывание дверей, выглядывание из-за шторки.
Знаете, это когда понимаешь, что движешься «к» человеку, а не «от» него.
Она вспоминала, как звучит его голос - в своей памяти она слышала сам звук, а не слова, и это было необычно. Она вспоминала, как прикасалась к нему...
Часто ей не хватало чуткости других. Чуткости людей друг к другу. Барометр внутри то и дело говорил: что-то не так. Хотелось плакать, когда мужчины не уступали девушке место в маршрутке; когда кричали на детей; когда толкали. Наверно, ей не хватало в людях веры в добро.
Стратегия невмешательства была в репертуаре ее поведения основной. Однако, когда она увидела за невмешательством не уважение к свободе другого, а лишь безразличие, то пересмотрела свои взгляды на это.
Формирование своего отношения к карме других — дело будущего, но на этот момент
Алиса осознала, что «старое», годами выработанное мнение по этому поводу не
правильно.
Если можешь хоть как-то облегчить жизнь другого, принести ему каплю радости - сделай
это. Поэтому главным вопросом становился: Что я могу сделать для тебя сегодня? (здесь и
сейчас), так как потом и тогда — может быть, уже ничего. Гораздо разумнее
ориентироваться на данный переживаемый момент.
Только вслед за этим поднимался еще один вопрос.
«Если то, что я делаю, способствует укреплению эго человека, тогда насколько это
разумно? А если не на эго, то на что направлено мое воздействие, и что является его
результатом? И если только и делаешь, что помогаешь другим, не значит ли это, что ты
всего лишь удовлетворяешь потребность во власти или обеспечиваешь потребность в
безопасности? Зачем...»
У ее брата была девушка, однако вчера он спал с женщиной, которой около сорока лет. Может быть потому, что иногда хочется, чтобы от тебя ничего не ждали и не требовали, а просто взяли таким, какой ты есть. Стремиться и искать лучшее в себе порой надоедает. А ее брату двадцать пять.
Алиса приходила к выводу, что Бог любит нас всегда и любыми, но может быть, когда мы особенно отличимся в чем-то, он еще и любит нас руками мужчин/женщин. Встреча с мужчиной - попытка найти в нем божественное? Тогда что он ищет в нас - Матерь Божью? Ведь это самая смиренная любовь на земле - любовь Марии к Иисусу - не с нее ли нам надо брать пример?
Неужели она любила?
Когда сумерки длятся целый век.
Когда сердце, как комната, двери и окна которой закрыты и занавешены и там, в сумерках
умирает надежда, что кто-нибудь разобьет, наконец, окно, откроет двери, снимет
проклятые портьеры и сметет пыль и паутину со всех углов.
Зажженные окна воспоминаний...
Когда так долго живешь лишь этим, ходишь от дома к дому, заглядывая в окна - видишь в
них себя.... Себя? Уже не себя...
Неужели после всего этого она сумела полюбить? Ну хоть влюбиться? И
сентиментальная, банальная попса пробивает до слез?... Как будто ей вновь тринадцать???
Каждое расставание добавляло желчи - или делало ее свободнее? Злее?...
Каждая неудавшаяся история любви делала ее чуточку прагматичнее, и Алиса называла
уже секс - просто сексом, общение - просто общением. И никогда любовью. Ничего.
Постепенно Алиса привыкла к тому, что про любовь только снимают фильмы и поют в
песнях по радио. Но никогда, никогда ... вы не увидите ее в жизни. Никогда вы не
увидите подвига, совершенного ради любви. Не с кого брать пример. Как же тогда этому
учиться?
И все-таки она его не любила, хоть и часто думала о нем, хоть им было хорошо вместе... Это не было похоже на любовь.
* * *
Он сам нарушил правила игры, зачем сказал, что любит?
Не верю. Никогда не поверю.
Однажды они смотрели вместе телевизор. Лишь однажды. Некий американский шедевр о
вьетнамской войне; с кровью, с женскими слезами и фразами типа «возвращайся, я люблю
тебя!»
Алиса лежала рядом с ним, тупо слушала эти слова и чувствовала отвращение - к ним, к
этому фильму, к актрисе, которая произносила их. Это не про них, это ложь, это неправда.
Будь она одна дома, Алиса наверняка бы поплакала над этим фильмом, а тогда стало
противно.
А еще однажды он сказал Алисе, что любит ее.
Высокий седой мужчина вошел в аудиторию, головы девушек повернулись в сторону двери; множество глаз следили за ним, пока он шел на кафедру. Он знал, что нравится женщинам. До сих пор. И при возможности умело этим пользовался. Алиса отметила про себя, что сегодня он хорошо выглядит: в черной отглаженной рубашке, в черных брюках, свежевыбритый... Опустила глаза. Знала - надо быть осторожнее, на нее и так поглядывают с подозрением, слава богу, что для большинства из них разница в двадцать лет кое-что значит... Алисе все равно.
Он называл ее Лисой.
В ее мобильнике его имя значилось просто ОН - подразумевалось, мой мужчина. И
разговаривая с кем-либо о нем, Алиса всегда говорила «мой мужчина». Никаких имен.
Конечно, были люди, знающие правду. Опасность подстегивает в игре, придает
отношениям вкус адреналина от того, что однажды все может раскрыться. Сейчас это не
имеет значения.
А лиса достойна своего прозвища - с ним она действительно становилась лисой, вдобавок
еще покрывалась шипами, скалила зубы и чувствовала себя при этом стервой. С ним она
умела молчать. Не доверяла ни на секунду даже своему отражению, оставаясь при этом
естественной, как всегда.
Лишь она сама знала, что есть еще другая - не Алиса, но Аля, которая лишена цинизма и
беззащитна. Но он Али не знал. Скорее всего, Аля ему не понравилась бы, потому что она
не стала бы играть. Не умела.
«Кого ты любишь?» - хотелось ей порой крикнуть ему в лицо, - «Ведь ты меня не
знаешь...»
Она не кричала.
Их игра называлась: «сделай мне еще больнее, чем я тебе».
Его взгляд скользил по лицам студенток, смущая и восхищая их. Он рассказывал случай из своей практики.
Вообще-то есть два типа женщин - любимые и любовницы. Любимых водят за руку, целуют прилюдно, а с любовницами встречаются на съемных квартирах раз в неделю, а то и в месяц. Интересно, а кто она? Риторический вопрос.
Вы даже не представляете, как хотелось иногда чистоты - любви, чистой как слеза,
искренней; человека, рядом с которым не нужно притворяться; с которым можно быть
собой. Самой лучшей собой. Совершенной.
У Али была только игра.
И так было хорошо, пока это оставалось игрой.
В один странный день она услышала от него то, что хотела услышать с первого дня. Он
сказал ей, что у него нет человека дороже нее. Так Алиса узнала все преимущества игры.
Она так боялась... любить, верить, надеяться. Она не хотела поддаваться себе. Она едва
спасла себя в тот первый и последний раз, когда мужчина, да что там - мальчик -
завладел ее сердцем, что теперь просто не могла подвергать себя такой опасности. Да и
кроме того, сердце стоит отдать тому, на кого можно положиться. Надежность - вот
критерий.
Она обречена быть одинокой. Ей никогда не придется валяться с любимым в снегу,
держать его за руку на людях и любить так, как это делает большинство людей.
Как больно, когда разбиваются детские мечты. Они святы - ребенок, придумавший их,
еще невинен и верит. Блажен, кто верует.
Никогда у меня не будет так, как у других. Никогда не будет так, как я хочу. Мне
придется всю жизнь изображать независимость. Мне придется всю жизнь быть смелой.
бесстрашной и — терпеливой, понимающей, все понимающей. А я уже устала.
У них не было перспектив - какой бы наивной Аля ни была, даже она это понимала. «Если
проблема слишком велика, постарайтесь просто жить дальше».
Но как это сделать? Как сделать вид, что ничего не произошло? Как вернуть себя ту,
которую не трогало бы это? Или ту, которая верила?
Она не заметила, как стала циничной.
Со старых фотографий на нее смотрела девочка, которая восхищалась ИМ. Искренне. Как
же банально это звучит - он сломал ее представления о жизни, об отношениях между
людьми, даже о ее будущей профессии. Ну, положим, ножки стола и так были подпилены,
а он просто навалился на него всей своей многоопытной тяжестью. И все рухнуло. Но
началось все гораздо раньше. Может быть, тогда когда ее парень женился на другой, а
после изменял жене, уходил и снова возвращался. А может, и тогда, когда другой ее друг
оказался при ближайшем рассмотрении полным подонком - хотел трахнуть ее - девочку -
в чем не побоялся признаться, лишь потому, что в двадцать два стыдно быть
девственным. А девочка переживет, правда ведь? О, сколько грязи ей довелось пережить!
Она бы попыталась объяснить «своему мужчине» в чем он не прав, но он выслушал
подобных речей уже столько, что у него выработался на них иммунитет, как и у нее
впрочем, на все эти романтические бредни.
Когда сталкиваешься с неприкрытым жестким цинизмом - испытываешь настоящий шок,
а потом начинаешь противопоставлять этому цинизму еще больший.
Алиса философски относилась к тому, что с ней происходило, и во всем находила что-то
хорошее, из всего извлекала урок. Но недавно ее пронзила мысль, что вполне возможно ее
непривязанность и принятие происходящего сделало ее совершенно невосприимчивой,
злой, холодной, циничной - безразличной. Наверно, это все же лишь внешнее
безразличие. Ведь ей же не всё все равно. Вообще-то она боялась сойти с ума.
Отрицательный опыт, увы, не способствует установлению конструктивных отношений с
окружающей действительностью. Что вы говорите, стоит пройти психотерапию?
Психотерапевтам она тоже не верит. Говорят, что к цели надо идти по трупам - Алисе
было жалко тех, кому надлежит выполнять роль трупов. К тому же, если твоя профессия
психолог, то само это шагание по трупам пусть даже во имя благой цели уничтожает в
тебе все профессионально важные качества, как то человечность, любовь к людям,
способность к сопереживанию, то есть убивает в вас еще не родившегося психолога. К
сожалению, он уже никогда не родится. Можно, правда, рационально пошагово
выполнять алгоритмы психологической помощи, считать себя непогрешимым, богом, что
спустился к этим тупым от своих проблем клиентам, но тогда всю жизнь придется носить
перед ними маску социальной желательности, а это дорого стоит. Хорошо, если к концу
жизни не станешь пациентом одной из психиатрических клиник или скопишь достаточно
денег, чтоб хоть хорошо лечили. Единственное, что где бы вы ни лечились - вылечиться
практически невозможно. Однажды психика просто откажет вам, как капризная
женщина...
Когда начинаешь подозревать, что все, что с тобой происходит - результат холодного
расчета и четких манипуляций другого человека, сначала все же оставляешь за собой
право выбора. Однако, чем больше проходит времени, тем меньше веришь в то, что ты
сам определяешь ситуацию. Начинаешь подозревать, что все, что ты знаешь, во что
веришь - лишь внушение этого человека. Еще чуть-чуть - и наступит паранойя.
И вы начнете во всех подозревать холодную расчетливость, использование вас в любом
возможном качестве и, возможно, никогда не сумеете отделаться от мысли в каждую
минуту времени, что вас и тут снова используют. Но ведь это так логично. Мир построен
на взаимоиспользовании друг друга. Пока это удобно.
Интенсивность чувств однажды становится такой, что можно подумать, череп расколется
через секунду. А если просто, то это БОЛЬНО!!!! БОЛЬНО
И тогда начинается борьба за существование. Если победит боль, выход один сойти с
ума или разбить голову о стену; если победит разум, то значит, вы лишились чувств.
Отныне эмоции - лишь факты.
Бесчувственность, равнодушие, безразличие - как много слов, но смысл за ними один -
пустота, рациональное осмысление ситуации, невозможность чувств как таковых. Страх?
Maybe....
Ты уже не любишь, ты уже справился с этим. Любимый тобою ранее человек напоминает
только, что когда-то ты был живым и тоже любил... Дни заполнены до отказа, а на
ситуации, вызывающие боль, одна реакция - нападение, контроль. Тебя больше нет со
мной? Зато я с тобой есть, и ты ничего с этим не сделаешь, я тебе не по зубам. Ты станешь
мебелью для меня, раз больше меня не любишь. Приятно быть предметом мебели? Я
стану для тебя артефактом, данностью, напоминающей тебе, какую ошибку ты совершил,
а может, я буду оправдывать тебя, доказывая себе и другим, а главное - тебе, что ты был
прав, что со мной невозможно, разве не понятно? И лишь я знаю, что я делаю это для тебя,
потому что не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым передо мной. Лини, я знаю, что
стала такой уже после того, как ты покинул меня. По-кинул...
Return to the innocent...
Решение стать профи - вынужденное решение, для продолжения жизни без тебя...
ЛЮБОВЬ... Пустой звук
Я стала циничной и чужой, я замкнулась на тебе, меня замкнуло на тебе и тащило, пока я
не потеряла способность чувствовать. Кто же знал, что из любви получится вот это...
Решение стать профи, которое и привело к человеку, нечеловеку... В то утро она горела
надеждой, что вся боль, наконец, кончилась; теперь все будет хорошо. Хорошо в итоге не
наступило. Он брал, не давая взамен. Пускай придется скрывать, но если она будет
любимой?! Если она нашла замену тому, кого больше не случится, кого больше не
будет??? Другого? Maya, очередная иллюзия, разбившаяся ....
Когда был ты, оказалось, что не было никого кроме... Все прошлые растаяли, как дымка,
оказались ненастоящими, один ты был реальным и поэтому так нереально трудно было
забыть о тебе.. .За тебя я простила всем мужчинам всё. Зато потом я ненавидела всех - за
тебя Когда нечего терять, становишься опасно свободным, морально динамичным,
а попросту способным на все.
Самое страшное, когда проходят дни и твое больное место остается твоим, и мир не меняется, принц не приходит, да что там принц, - никто не приходит и не говорит - «как они могли с тобой сделать такое! Больше никогда это не повторится с тобой, потому что я рядом...» Никто не приходит, и не придет никогда...
Свобода становится свободой для того, чтобы пользоваться другими самой. ? Попытка
собрать саму себя из осколков не увенчалась успехом, стекло сразу же дало новую
трещину. Больное место остается больным, и уже невозможно надеяться, что другой
вылечит его. Фатальность происходящего убивает.
Взрослость, пришедшая внезапно, оказывается, несла и заключала в себе это «взрослое»
отношение к жизни и к окружающим. Циничное.
Больше никогда не позволю себе быть ребенком, убью его совсем, если он гак уязвим, в
обороне не должно быть слабых мест. Больше никогда голова не откажет мне.
Рациональность, сдержанность, хладнокровие - самоцель.
Я жалею себя, я хочу хоть недолго побыть жертвой и пожалеть себя, ведь никто другой не
сделает этого для меня.
Я иду по городу, такому любимому, я люблю его сегодня особенно сильно... Я иду и пью летний запах и мне хорошо, в кои-то веки я чувствую себя любимой городом ли, самой
собой ли... Я иду по самым дорогим улицам -тем, которые разделили со мной мои
самые счастливые минуты. Я иду.... И вдруг все ломается, воздух оказывается отравлен
химическим оружием, становится похож на бетон, стекло, кипящую воду Потому
что я вижу его друга, я вижу его друга и не смею поднять глаза на него самого. А он необыкновенно похож сегодня на молодого Пушкина - такой же кудрявый и обросший, он похож на мою мечту, которую я видела во сне в детстве.... Остался один шаг и я пройду мимо. И я говорю ему «привет» или молчу... я думаю, как это со стороны
выглядит, мои ноги отказываются идти, я заставляю их, я приказываю им и
прохожу мимо...День сразу меркнет для меня, потому что в голове только одна идея -позволь мне только идти рядом, позволь мне смотреть на тебя, дотронься до меня, будь со
мной Хотя бы постой! Секунду Подари мне секунду своей жизни Прошу тебя
Я ищу тебя, я искала тебя все это длинное лето, помнишь, ты хотел провести со мной лето... Подожди....
Прости меня Я люблю этот город зато, что в нем есть ты. Я люблю тебя! Вернись...
Домой я возвращаюсь разбитой и уставшей. И ненавижу этот город, который проглатывает его и прячет от меня.
Она любила его жадно в последние дни уходящего лета; любила с гордостью студентки, с
отчаянностью девчонки, с осторожностью - еще не женщины, но уже не девушки.
Она любила его....
Нетерпеливо, желая принадлежать ему немедленно, вся без остатка, и ... недоверчиво,
пытаясь разглядеть ложь в его словах. Иногда она любила его нежно. Позже, чувствуя, что
теряет его, любила злобно и ревниво. А после - любила неудержимо, но лишь украдкой.
Та девушка смеялась, сверкая жемчужными зубами и тысячей завитков - тогда любила
беспомощно....
Ее адаптационные механизмы отказали ей, когда она увидела эту девушку. Это была
такая девушка, какой Аля всегда хотела быть. Она на сто процентов совпадала с ее
идеалом. И она владела мужчиной - мальчиком, которого Аля любила.
Никогда потом боль не была такой сильной, никогда больше она не испытывала ничего
подобного, никогда не была готова на такие отчаянные поступки, как в то время. Алиса
пошла на свою боль войной, она стала давить ее в себе, она искала его всюду и ее любовь
уже слилась в ее голове с этой болью. И вот, когда боль, казалось уже победит ее, когда
она стала особенно нестерпима, и ничего нельзя было поделать, кроме как терпеть...- боль отступила, она сломалась под напором Алиного терпения.
Але необходимо было избавиться от двух чувств: от любви - к нему, и от ненависти - к ней. Сложность в том, что эти два образа настолько слились в ее сознании, что невозможно уже было отделить любовь от ненависти. И тогда Аля потеряла способность чувствовать. Наступил вакуум. И в то злополучное утро она так надеялась, что все, наконец, кончится...
С тех пор прошло четыре года. И четыре года спустя, заметив его взгляд, обращенный на нее, Алиса не дрогнула, она прошла мимо, одарив его абсолютно равнодушным ответным взглядом. Однако внутри что-то сжалось так знакомо, и Аля поняла, что любит его. Все еще. И что можно сходить с ума, спать и встречаться с кем угодно, выходить замуж и так далее, но если этот человек однажды позовет ее обратно - она пойдет, нет, не пойдет -побежит, и ничего с этим не сделаешь. И ее бесчувственность и цинизм по отношению к другим мужчинам не от того, что она такая на самом деле, а потому что сердце ее уже занято. И может даже так будет всегда... Этого наверняка никто не знает.
10.04.2005