36. 42 жестоко, да но, била и ты, милая

Артём Киракосов
36 | 42 * ЖЕСТОКО, ДА (но, – била и ты, милая…).
 
Не спорю, то, что осталось в тебе – выжженное. Ты – полоса препятствий, что проходили многие, милая, но… но… била и ты, милая, милая. Ты не оставалась безответной, как, скажем, Лена или Оля: била и ты, милая. И эти морщины, что я заметил на твоём лице… да, била и ты. Ты не промахиваешься, дорогая. Ты всегда делаешь больно, больно, милая, дорогая. Ты же, – специалист, дорогая (не хочу называть твою профессию, но она о том, чтобы делать больно людям, простым, таким, как я, дорогая). Больно! Ты, даже не представляешь, как тебе это удаётся, дорогая, ох. Что я? Так и тащу след кровавый слов твоих по листве своей жизни. Я ведь художник. Умею только рисовать. Умею только петь и падать к ногам. К твоим. И к других ногам. Таких, как ты. Дорогая. И не умею ставить руки, когда вы закалываете насмерть. Насмерть. Своей красотой и необыкновенностью. Ты – если бы не была такой – какова бы цена была тебе. Если бы ты не убивала? какова бы была цена отваги? моей? Подставляться тебе – дело нешуточное: ты не щадишь, да, нет, ты не щадишь. Ведь ты – бьёшь, бьёшь, бьёшь, дорогая. Ты – с размаху кладёшь удары эти. Рассчитываешь? Нет? Я понял: просто, – били тебя. Какие-то ублюдки. Я понял. Я понял. Что это? Кто это? Да так, что оставил столько морщин на твоём профессиональном лице. Ты ведь PR менеджер/журналист/директор. Ты стираешь тех, кого тебе прикажут, ты хвалишь тех, кого говорят, ласкаешь тех, кто платит. Это проституция, дорогая. Хотя – законный брак – тоже. Каждый продаёт себя, как может. Это так. Пусть и в семью. Замужество: самая редкостная и продажная профессия. Жить в семье, научившись лгать всю жизнь? Это ли удел любящих, дорогая. Кто так тебя, хочется спросить? Не муж ли, дорогая. Так, не оставив ни одного нетронутого угла в душе. Уродина, он изуродовал тебя всю. Преуспевающий деятель интеллектуалшоу. Знаешь? Я, ведь хулиган? И бил, не спрашивая, кто передо мной. Так учил меня отец. Сначала бить, а потом спрашивать. Да, могу и я, дорогая… Только… Только… Только… колени склоняю… перед шрамами всеми твоей души. Перед всеми морщинами твоими, что получила ты годами этими. И, знай, дала бы ты мне хоть малейшую надежду, – терпел бы. Я терпел всё. Я не смог – только одного. Только одного: не быть с тобой. Била и ты. Били и тебя. Боже. Что это? Откуда? Что они делали с тобой, все те, кого ты любила? Все те, кто любили тебя? Что же мы делаем друг с другом – любовью своей? Только я и помню, какая была ты десять лет назад. Я остаюсь верен тем образам, что открыл в тебе. Остаюсь верен тебе, дорогая. Тебе, той, какую открыл тебя: солнечной, глубокой, открытой, синеокой, в золотистом платье – весна! весна! Я не знал (и не предполагал тогда), что лёгкое знакомство обернётся тяжёлыми ударами. Одно знаю: бить нельзя! бить нельзя! Я, кажется, дорогая, так ни разу и не сделал этого. Это привилегия женщин, дорогая. Я – склоняю колени… И понимаю: это были ублюдки, те, что превратили чистое пространство души в то, что я вижу перед собой. А, ты била… била… дорогая. Милая. Забудем. Будем жить, будто не было ничего, будто не было, будто не… Я научился терпеть и это: то, что тебя нет, то, что меня нет. Тебя нет у меня, меня нет у тебя, милая. Славный вышел бокс, милая, не правда ли, дорогая? Милая? Ты любишь Пейджа и Планта? А по раздельности? Они даже лучше. По раздельности. Как и те, сладкозвучные: Леннон *** Маккартни. Похожи и мы с тобой. Только не надо больше других, детка, я умоляю тебя: тебе не идёт это. Не подходит, дорогая. За сим и кланяюсь, люблю! Если тебе это ещё интересно, дорогая, милая. Не хмурься. Так виднее морщины, что засадил в тебя этот недоносок, что называется до сих пор твоим мужем. Зачем человек пишет это всё? Он не проститутка, нет, дорогуша, он – дилетант: учит слова, их сочетания, знаки препинания, их сочетания. Для себя. Представь себе. Нет, он не PR, и не директор, и у него отсутствуют какие-либо другие критерии, кроме искренности. И, представь, – главная мотивация: искренность, самовыражение. Я так хочу. Я так вижу. Я плевал на всё, детка. И на то, что в вашей филфаковой (прилично ли, вчитайся?) тусовке такая ненависть к графоманам. Как и на то, что никто не откроет то, на что я кладу жизнь. Дорогая, энергия жизни много мощнее… Она заставляет касаться многого. Дорогая, не обижайся, я просто люблю тебя. Просто люблю. По-детски, по своему как-то унижаешь меня. Ничего. Я научился. Я научился жить – этими словами, свободы произносить которые, пока не в силах отобрать никто… никто… дорогая… Таких PRшефов я не знаю. Искусство – даёт нам право жить и дышать. Даже и в том унижении, куда загоняла нас ваша дружная семейка, оккупировавшая литературу и всё поперечно-склочное вокруг. Я умею защищаться, дорогая. И, тоже, умею бить, дорогая. Единственное, что защищает тебя, твой круг, твои бастионы, мужей твоих и любовников – твой образ, который берегу я в себе. Я знаю тебя – ты – чистая. Хорошая, нежная, славная, ранимая и золотая. Ты – весна! Ты – весна! А я… вынесу и без тебя… весь этот груз потерь своих… от тебя… без тебя… Вот рана, дорогая, что, если и лечится, то – сложнее… сложнее… много… много… Ты, дорогая, – чудо, без которого мне сложнее… сложнее… сложнее… много… много… много…

 25 июля 2007-го года // 04:00 – 08:00