Иван Фёдорович был страстным коллекционером географических карт.
Если к нему приезжал какой-нибудь дальний родственник, то не было подарка ценнее и "слаще", чем привезенная карта далекого и неведомого Хабаровского края.
Иван Фёдорович дрожащими от нетерпения руками расстилал на обеденном столе испещрённое топографическими значками зеленое покрывало и уходил в себя. Очки сползали на кончик носа, рыжая борода нетерпеливо топорщилась, а мерцающая лупа скользила из одного конца неизведанного края в другой.
Иван Фёдорович был домашним путешественником. Причем, более вдумчивым и внимательным, чем настоящий.
Ни один ручей, озерко или речушка не ускользали от его внимания. Он внедрялся в жизнь какого-нибудь городка, становился его жителем и окружал себя звучащей, как песня, местной топонимикой.
Вот, например, он селился в городке Тутаеве Ярославской области, и каждый вечер выходил на высокий берег Волги смотреть на плывущие внизу пароходы.
В голове у Ивана Фёдоровича стихами звучали незнакомые названия: Пошехонье, Пречистое, Вощажниково, Кукобой. Везде хотелось побывать, все увидеть, и фантазия подсказывала ему образы, пейзажи, тропинки, лица местных жителей.
Иногда он ездил на подводе в соседнюю деревню, ну, хоть бы в Арефино, или размашисто шагал по живописной тропке сквозь ржаное поле.
Он так живо все это представлял: палящий полдень, звенящие звуки, ветерок перебирает колосья, и они волнами плывут к горизонту.
Тёмное золото ржи на фоне ярко-синего неба.
И он скорым шагом, разморенный от зноя, идёт по делу в деревушку Спас. Обязательно по какому-нибудь делу, а то не интересно просто так прогуливаться. Чай, не городской!
Поле обрывается, а внизу бежит по камешкам извилистая речушка Ухра, через нее перекинут горбатый мосток, на котором расположилась местная ребятня c удочками. Мальчишки весело машут ему кепками, они рады встрече с хорошим человеком.
Может он сельский учитель, а может агроном?
А может, просто когда-то своими руками сколотил этот мосток, на радость всей деревне.
Или он колесит на велосипеде по песчаной дорожке, весело забираясь на живописные холмы. Катит сквозь дубовую рощу в деревню ну, например, Закобякино, и тоже по делу.
Может он почтальон – и вся деревня, завидев его, радуется. А он важно останавливается возле каждого дома, и, побеседовав с какой-нибудь Петровной, вручает ей письмо из армии от сына.
Глаза Петровны распахиваются и, прижав конверт к груди, она бежит в дом за очками. А почтальон, таща велосипед за собой, неторопливо подходит к следующему забору.
Иван Фёдорович c трепетом раскидывал обширную карту Архангельской области, которую ему привезли только вчера. Какой простор для воображения: Лешуконское, Карпогоры, Малошуйка, Шалакуша, Кенозерье. Просто плакать хотелось от таинственности и непонятности северных названий.
И он представлял суровый разлив рек, величественные молчаливые озёра, белое кружево каргопольских церквушек на берегу озера Лача и деревянные тротуары маленьких северных городков.
Очень давно, в 70-е, он оказался случайно на станции Плесецк. Ходил по таким тротуарам, и после долгой дороги дерево принимало на себя всю усталость, пружинило под ногами и вселяло в душу покой.
Вспоминались уютные маленькие магазинчики, пропахшие керосином, где на прилавках рядом лежали валенки и продукты, как сейчас в современных супермаркетах. А на вешалках висели чёрные жутковатые ватники, были даже совсем крошечные – для детей. Люди вокруг ходили в этих стеганых фуфайках и вели за руку так же одетых малышей.
В магазинах стояли круглые голландские печи, очень сильно натопленные. И когда с мороза вваливался народ в ватниках, то попадал в тропическую жару. И двери с мощными пружинами, как у Альхена, не давали теплу выскочить наружу.
Смахнув неожиданную слезу, Иван Фёдорович аккуратно сворачивал карту Архангельской области и раскрывал Вологодскую.
В Вологде он тоже бывал и мечтал съездить туда снова. Но всегда что-то мешало – не модно стало ездить теперь по вологдам.
Он вспоминал необыкновенную благость, которая наполняла его, когда он бродил по улочкам с низенькими голубыми домиками. Берег реки Вологды и удивительный памятник Батюшкову – спешившийся всадник и конь. Памятник почти без постамента – просто конь и человек стоят рядом с тобой.
И так щемило сердце от приближенности к мечте, и казалось – всё, такой красоты больше в жизни не будет. И народ неторопливый, милый, сердечный. Никакой суеты! Cеверные люди ей не подвержены –и чудесный цокающий вологодский говорок!
За вечер он успевал попутешествовать не более чем по двум областям. И на завтра бережно откладывал Псковскую и Новгородскую.
Его ждала увлекательная прогулка из города Острова в Бежаницы, каким-то образом надо будет преодолеть реку Сороть. А из деревни Цапелька прокатиться на лошади до Струг Красных!
- Эх! Хорошо!
И он представлял бескрайние холмистые поля и березовые рощицы, островки человеческого жилья и пасущихся на лугу коней.
А в Новгородской области он обязательно побывает в деревне Крестцы, через которую как-то проезжал по дороге в Москву.
У каждого дома, ближе к дороге, стоял накрытый стол с самоваром и бубликами. И усталые путники могли присесть и отведать горячего чайку с видом на прекрасно сохранившуюся сельскую церковь.
Воображение подсказывало Ивану Фёдоровичу новые маршруты. Но у него не хватало подробных карт Читинской области и Красноярского края. И купить их было практически невозможно. Коллекция была неполной, а путешествие без карты немыслимо. И он все выспрашивал знакомых, не собираются ли к ним гости из далёких краёв.
И когда ему, наконец, привезли карту необъятной Кемеровской области, он шел домой абсолютно счастливый, прижимая к груди заветный сверток.
- Почему вы не путешествуете по-настоящему? – спрашивали его коллеги.
Иван Фёдорович таинственно улыбался и молчал.
- Это я не путешествую? – c затаенной гордостью думал он.
- Да мои путешествия самые увлекательные, потому что они БЕЗГРАНИЧНЫ!