В доме сытно, в доме вкусно пахнет, в доме мясо.
Полсвиньи - это, всё ж таки, полсвиньи. Пусть в кармане пусто, пусть на душе грустно - но голодным уже не останешься. Рёбрышки - на рагу, крупные куски - уже на сковородке. Только чеснок и перец, больше ничего - и шкворчащие поджарки с душистым хлебом.
Сало, с прожилками мяса, с розоватостями и мягкой шкуркой - в засолке, с тем же чесноком переложеное, да тмином и крупной солью присыпанное.
И сразу в доме дух из старых времен.
Осень, первые морозы, пора...
И начинают скотину бить все вокруг, у кого хозяйство. У нас-то, бараковских, нет, у нас только фанерные халупы с метровым участком под укроп.
А поодаль от бараков стоят дома справные, с сотками, заборами, сарайками, стайками, где скотину держат. Вот в них и начинается.
Сам хозяин никогда не бьет. Не принято, да и жалко, чего уж: кормишь её, родимую, полгода, а-то и год, пляшешь над ней, комбикорм тащишь, откуда ни попадя - не покупной, конечно, кто ж его покупает-то. За пару бутылок привезет тебе в лучшем виде скотник из колхоза, да еще и стаскает в ларь.
Бить зовут соседей. С костерком духмяным, чтобы ножи прокалить, продымить - чушку не напугать заранее. Да всё равно она чует, как ни прячься - визжит, перегородки сносит. А уж если Тоху Людо;го увидит - всё, считай, не угомонить.
Тоху зовут почти все - дела он не боится, берёт по совести, лишнего не прольёт и в расход хозяев не введёт. Хлопнул Тоха воротами, пять минут - и уже можно заходить, уже самое страшное позади, только палит Тоха шкуру подсвинку, да снегом красноту закидывает. Кто посмелее - тому ушки, паяльной лампой опаленные - вкусные, хрусткие, чуть подсоленые. Кто слабже духом - тот на заборе висит, зырит.
Потом уж все вместе, с соседями, садятся на холодной веранде, старую буржуйку разжигают, да на чугунке свежатину жарят - вку-у-усно!
Тоха на жарево не остаётся, берёт оговоренный кусок, потрохов каких на колбасу - и домой. Да никто его особо и не держит. Сам он не пьёт, в разговорах не силён, да и знает уже, чем такие посиделки заканчиваются. Напьются мужики - и давай выспрашивать Тоху, вкуснее человечина иль нет.
Ну да, было дело - брали Тоху т е л к о м на побег двое волчар лагерных, только пришел он к станции один, безо всех. Там его и взяли. Доказать не доказали, но догадывались многие, что случилось у тех волков с Тохой.
Вот и пытают его, да прозвали Люды;м - Людоедом, то бишь.
А что пытать-то? Мясо, как мясо. Сладкое, да жилистое - вот и весь сказ.
Свою-то скотину Тоха не трогал - не мог. Звал других.
А кроликов - только разводил и раздавал.
Животину он любил, да-а...