В Москве чувствовалось приближение Новогодних праздников, особенно в вечернее время, которое наступало очень рано. Ярко горели огни "мини-маркетов" и ещё ярче супер-маркетов. В этих киосках, магазинах и лавках, называемых как-то не по-русски "маркетами", переливались, зазывающе играя всеми блестящими красками, которые только можно вообра-зить, различные товары от дешевой мишуры до многочисленных заморских диковинок. Каза-лось, что нет ничего такого в мире, чего не было бы выставлено в этих сверкающих витринах. Всевозможные южные фрукты со всех континентов, сласти, бутылки с яркими наклейками, су-вениры, разнообразная одежда, бытовая техника. Громко играла музыка - почти каждый не-большой "маркет" зазывал покупателей голосами популярных певцов. По чистым улицам Мо-сквы ездили красивые машины, а по чистым тротуарам и дорожкам ходили красивые, спокой-ные люди. Казалось, что праздники уже начались или никогда не заканчивались.
Очень трудно было поверить, что где-то идёт война и ни где-нибудь в далёких странах с чужим говором и чужими людьми - война шла в России, столицей которой являлась Москва. И стреляли друг в друга люди, которые совсем недавно восторгались своим нерушимым “братст-вом”.
Очень высокого, широкоплечего молодого мужчину в полевой солдатской форме Мо-сква шокировала - он был в ней впервые в жизни и не мог ранее представить себе такого ска-зочного великолепия. Он не ожидал, что в то время, когда за два часа полета на самолете отсю-да, стреляют, взрывают, живут в холоде и грязи, считая прожитые часы, может быть другая жизнь - жизнь веселая, беззаботная и наполненная чувством праздника.
Он стоял, как Гулливер, как сказочный русский богатырь среди снующего московского народа. Его толкали, ему улыбались, ему говорили, что-то недовольное типа: "...стоит как столб..." А он всматривался в огни, в блеск витрин, в движение, он вдыхал запах безопасности, запах женщин, запах жизни. Поначалу он даже не обратил внимание на то, что его кто-то тор-мошил за рукав.
- Товарищ старшина, товарищ старшина, - дёргал его за рукав какой-то солдат в чис-тенькой шинели, новенькой шапке и блестящих ботинках.
- Чего тебе, - как-то недовольно отозвался великан, солдат был ему по грудь.
- Товарищ старшина, Вас требует к себе начальник патруля, - почему-то испуганно и сбиваясь сказал солдат.
Солдата испугал рост, могучий торс старшины, казавшийся ещё больше в утеплённом бушлате, и его взгляд. Глаза ребёнка, светившиеся восторгом, мгновенно потемнели, возле них появились тонкие, жестко сложенные морщины - дети становятся злыми, когда у них забирают любимую игрушку, прерывают рассказ их любимой сказки.
- Вас, к себе зовёт начальник патруля, - тихо повторил солдат.
- Да, - недоуменно пожал плечами великан и осмотрелся по сторонам.
И хотя кругом весело сияли огни и, казалось, что в этом месте ночь так и не наступала, здесь были и затемнённые места. Действительно, в тени, куда направился солдат, обративший-ся к великану, кто-то стоял, можно было предположить, что этот или эти кто-то - военные, так как различались блестящие пуговицы, весьма специфичный покрой одежды и форма головного убора.. Могучий солдат подошёл к этой тени, внимательно всматриваясь в темноту. Для него темнота всегда ассоциировалась с опасностью, с возможным нападением, поэтому внутренне он как бы был готов к защитным действиям. Но в Москве всё меньше опасностей таили в себе тёмные углы, если здесь и нападали, грабили и убивали, то не скрываясь от света.
Из темноты вышел офицер, старший лейтенант, на груди его была прикреплена метал-лическая эмблема, на которой виднелись не очень чёткие надписи "Воинский патруль. Москов-ская комендатура".
Рядом с офицером стояло два солдата с такими же эмблемами.
- Товарищ старшина, - стараясь быть строгим, обратился офицер к могучему солдату, - Вы почему не отдаёте честь? - и, не дожидаясь ответа потребовал, - Ваши документы, пожа-луйста.
- Я Вас не видел, - спокойно отвечал старшина, расстёгивая бушлат и доставая из внутреннего кармана, целлофановый пакетик в котором хранились документы, - Вы же стояли в тени и кругом так много людей.
- Конечно, не видели, товарищ старшина. Вы кроме бутылок в витринах ничего не ви-дели и, если бы не я, то, наверное, уже отоварились бы на пару литров, - к ноткам строгости в голосе офицера добавились издевательские тона.
Старший лейтенант кривил немного душой. Он специально стоял и ожидал, что вот этот могучий старшина, купит спиртное, тогда, его можно будет задержать к с поличным - в русской армии пить запрещалось. Но скоро начальник патруля убедился, что старшину выпив-ка не интересует и тогда он поспешил задержать воина хотя бы за не отдание чести. Ему нуж-но было задержать как можно больше военнослужащих, чтобы поиметь возможность отличит-ся по службе.
- Селезнев, - говорил ему начальник отдела, - ваши дела не очень блестящи, Вам нужно хотя бы в комендатуре попытаться заработать положительные очки, иначе Ваше пребывание в Москве под вопросом.
Старший лейтенант Селезнев был адъюнктом, в одном из военных институтов. Сущест-вовала практика - офицеров имеющих склонность к научной работе направлять в военные ин-ституты, проводившие эту самую научную работу. Но это были весьма формальные, условные правила, хотя внешне старались их придерживаться. Старший лейтенант Селезнев склонности к занятиям наукой не имел, он вообще не имел никаких склонностей кроме склонности к лени. В училище он успехами не блистал ни на одном из поприщ, тем паче в науках, но его отец за-канчивал свою службу в качестве старшего научного сотрудника в этом же институте и это он приложил не мало сил чтобы его бесталанный отпрыск остался в Москве и пополнил ряды бу-дущих талантов в закрытом институте, занимавшимся секретной наукой. Настолько секретной наукой, что порою его сотрудники не понимали чем они занимаются и для чего. Хотя все зна-ли, что рано или поздно получат такую желаемую квартиру и прописку в Москве. Ради Моск-вы, ради этой маленькой клетушки в многоквартирных бетонных коробках многие терпели бы-товые неурядицы семейных общежитий и неопределенность своей профессиональной деятель-ности.
Отец его устроил, а сам уволился в запас, предоставив сыну самому успешно осваивать нелёгкую стезю военного ученного. Но сын сам ничего делать не умел, не мог и не хотел - не смотря на предопределенность жизненного пути, военные ученный из него не получался. По словам его научного руководителя, кстати, хорошего товарища отца, Селезнев младший обла-дал “крайней степенью бестолковости”. И вот уже заканчивался срок обучения в адъюнктуре, а в будущей диссертационной работе ничего, кроме темы и утверждённого плана написания первого научного труда, не было. Отец был очень далеко - он сразу после увольнения развелся со своей ворчливой женой и уехал на родину, в Сибирь, по праву считая, что для сына он сде-лал все возможное: квартира в Москве, беззаботное трудоустройство, а с ним более или менее материальное благополучие (в те времена военным еще платили хорошо).
Но беззаботная жизнь не получалась. Старшему лейтенанту Селезневу нужно было хоть где-нибудь отличиться, так как после Нового года в армии начинался процесс, названный атте-стация. Аттестация - это бюрократическая, хорошо отлаженная процедура, организуемая с це-лью утверждения формальных отношений начальства и подчиненных, хотя цели у нее объяв-лялись целесообразные - проверка соответствия должностям тех, кто их занимает. Я знаю, что даже министр обороны подвергается аттестации, только вот еще не знаю кем, а когда подумаю, то страшно становится - неужели Самим...
Так вот, для Селезнева данная аттестация могла закончиться плачевно - как это не уди-вительно, его могли не аттестовать на занимаемую должность, что в его положении могло оз-начать только одно - продолжение службы вне Москвы. Когда-то, очень давно гибли солдаты и офицеры, повторяя слова неизвестного политрука: “Позади Москва - отступать некуда”. Но это было давно. В наше время Москву не хотят защищать - в ней хотят жить, служить: ведь ез-дить на службу в метро - это не ехать на позицию в БТР-е; а варенная колбаса и телевизор с де-батами депутатов или сексуальным боевиком - это не сухпайок на взвод и не настоящая война... Увольняться, как некоторые его товарищи по службе и учёбе, чтобы ринуться в пучину бурной деловой жизни столицы, Селезнев не хотел - старший лейтенант ничего не умел делать. Он привык, что все проблемы за него решают родители. В школе мать периодически устраивала истерики учителям по поводу "несправедливо заниженных оценок", затем отец, используя свои многочисленные знакомства в научной среде, устроил его поступление в военное училище...
И вот он, не состоявшийся военный ученный, здесь, среди спешащих куда-то людей, и вместо решения научных задач он пытается "наловить нарушителей воинской дисциплины” в надежде, что получит поощрение от коменданта - это пока что все на, что надеялся молодой офицер для успешного продолжения своей карьеры.
- Хоть что-нибудь, Селезнев, положительного в Вашей службе Вы можете достичь. Хоть что-нибудь в комендатуре. Может мы Вас засунем в роту охраны каким-то командиром взвода, - говорил ему начальник отдела, прекрасно понимая, что ни ученным, ни командиром Селезнев быть не может - никто никогда не станет кем-то, разве только что чем-то...
Некто, старший лейтенант Селезнев, стоял в тени киосков и мёрз, не замечая привычно-го ему праздника жизни. А "злостные нарушители воинской дисциплины" не попадались. И вот в поле зрения начальника патруля попался могучий старшина в полевой форме.
- Эх, был бы он террористом, - мечтательно вздохнув, подумал Селезнев, мысленно представляя себя награжденным и обласканным командованием.
Хотя, вряд ли, смог бы старший лейтенант Селезнев, привыкший к безделью, задержать хотя бы хулиганистого мальчишку - он был слабым и трусливым. Поначалу он даже испугался такого громадного солдата. Но, понаблюдав за ним и увидев восхищенные детский взгляд ве-ликана, его виноватую безропотность, с которой он воспринимал толчки и замечания москви-чей, старший лейтенант решился... Решился послать на всякий случай своего подчиненного...
- Хм, странная у Вас, товарищ старшина, фамилия и имя “Назаретянин Иисус", только Христоса не хватает ещё, - отмечал старший лейтенант, проверяя документы. - И куда это Вы направлялись и откуда? Где находится Ваша часть?
- Сейчас часть в Чечне, - с гордостью ответил Иисус, он гордился тем, что представляет ту часть армии, народа, которые защищают покой и наслаждение жизнью великой столицы ве-ликого государства.
- Хорошо, может и так, - при слове “Чечня” ощутил старший лейтенант Селезнев мимо-летный страх и мысль пугающую: “Если туда...” Но миг страха исчез – таких, как он, на войну не посылают, знал это Селезнев. - Хорошо, а Вы что здесь делаете?
- Я с прапорщиком Аспидом прибыли на награждение, там ведь указано в командиро-вочном предписании, - с чувством достоинства, я даже сказал бы, что с чувством детской ра-дости, ответил Иисус.
- Может и на награждение, - почему-то недовольно ответил старший лейтенант, ему вдруг вспомнились его маленькие мечты о собственном награждении, а еще ему очень не хоте-лось терять “нарушителя". - Но почему у Вас полевая форма, раз Вы приехали в столицу, как Вы утверждаете, на награждение? И где же ваш прапорщик?
- У меня другой формы нет, мне нужно шить индивидуально. А прапорщик Аспид по-шел звонить жене, приказав мне приехать на эту станцию метро и ждать его здесь, - четко от-вечал Иисус, стараясь смотреть в глаза низкорослому офицеру.
Но Селезнев прятал глаза свои. И не подумайте, что от стыда - ему было страшно смот-реть в глаза невиновного. Это были не муки совести или химеры морального воспитания - это был генетический страх слабого перед сильным, слабого, задумавшего унизить сильного и боящегося мести за это.
- Так, мне все ясно: не отдание воинской чести, нарушение формы одежды...тихо гово-рил начальник патруля, что-то записывая себе в записную книжку.
"А что если у него есть оружие? - Подумал вдруг старший лейтенант, - тогда это уж точно благодарность от коменданта Москвы, если не выше. Ведь они, по идее, все с Чечни должны оружие привозить, я бы точно привез, продал бы..."
- Проедем-ка в комендатуру, для выяснения некоторых обстоятельств, - начальственно в приказал начальник патруля.
- Зачем в комендатуру, товарищ старший лейтенант? Мне нужно ждать здесь прапор-щика Аспида, он мне приказал, - недоумевал старшина.
- Вы что это - оказываете сопротивление патрулю?! - пытаясь быть гневным, тоном уг-розы проговорил начальник патруля, - Да я сейчас прикажу и вас силой поведут... Награждать его будут, наглость какая.
Старший лейтенант Селезнев хотел казаться сам себе этаким героем и вершителем су-деб человеческих, но не получалось - где-то в глубине души, не очень и глубоко, он завидовал этому старшине, вернее тому, что его будут награждать. Уж очень хотелось старшему лейте-нанту Селезневу иметь незаслуженные отличия, по его мнению обеспечивающие ему дальней-шую беззаботную жизнь. Живя среди военных, он знал, что в Москве служат в основном толь-ко такие - имеющие не заслуженные заслуги. Оно в жизни всегда так бывает - верных псов бьют, а кормят хорошо только тех, кто хорошо скулит и радостно виляет хвостиком при виде хозяина. И поэтому почувствовал Селезнев к старшине-герою ненависть, порожденную зави-стью. И уже искренне верил в то, что этот громадный старшина является преступником, а он, старший лейтенант Селезнев, тем самым карающим мечом, пресекающим преступный путь его. Не обратил внимание старший лейтенант на то, что предмет его червоточащих дум и не думал не подчинятся, и ждал старший лейтенант Селезнев какого-нибудь повода, чтобы уни-зить солдата выше его не только ростом - мелочность только и может возвысится, унизив воз-вышенное.
Чувства старшины Назаретянина были бы не понятны многим нормальным людям, при-выкших жить реалиями не войны, а своей мирной жизни - он снова думал, как когда-то на кур-се молодого бойца, что из-за него могут пострадать. Он представлял, что его задержат, что на часть придет отношение от московской комендатуры и что это ухудшат показатели роты, что он не оправдает доверие командира части, который так долго хлопотал о его награждении, ко-торый приложил так много сил к тому, чтобы его и прапорщика Аспида лечили лучшие спе-циалисты. Вот его вылечили, а прапорщика Аспида не совсем - одна нога у него перестала сги-баться. Это потом оказалось, что чеченцы пытались всё-таки прибить и их ноги к кресту, но не смогли и лишь нанесли тяжелые увечья. Тогда, покидая горное селение - базу банды или груп-пы Шамиева, он не чувствовал боли, но потом, по прибытию в расположение части, потерял сознание. Военные врачи долго боролись за то чтобы спасти ноги и руки прапорщика Аспида и Иисуса. Можно сказать, что им это удалось, хотя прапорщик так и остался инвалидом.
Иисуса и Аспида представили к высшей награде России - несомненно, их подвиг стоил того. К наградам посмертно были представлены все солдаты отделения Иисуса. С посмертным награждением проблем не было, но вот с чествованием живых... Поначалу оба представления вернули для уточнения "подвига" - чинушам в погонах не хотелось верить, что небольшая группа людей уничтожила крупный военный отряд сепаратистов. “Герои бумажных окопов” не могли и не желали верить в то, что русский солдат способен на такое - в их понятиях все под-виги совершаются только на бумаге и то с их позволения. Стоит отметить, что подрыв зданий с боевиками также занесли на боевой счёт Иисуса, хотя он и был против. Командир части по-считал, что Иисус в состоянии болевого шока совершил подрыв базового лагеря группировки врага, ни чего не помня об этом - другого вразумительного объяснения случившемуся найти было не трудно.
Прапорщику Аспиду, по его настоятельному требованию, сильно уменьшили ранг на-грады, а вот за награду Иисуса началась настоящая битва командования части и даже группи-ровки войск в Чечне с кем-то неосязаемым, спрятанным за могуществом исходящих и нисхо-дящих номеров документов, в министерстве обороны. Иисусу решили добиться заслуженной награды, что было почему-то не возможно. Командующий группировкой лично поднимал этот вопрос перед министром обороны, писал рапорта на имя президента страны, но был строго предупреждён за нарушение субординации. Справедливость на то она и справедливость, что ее нужно отстаивать. Справедливость без борьбы - это обычный ход вещей, это обычная, привыч-ная жизнь...
- Эх, был он Иваном, а не Иисусом... - в сердцах сказал командир части однажды.
Долго шла бумажно-бюрократическая война за награду Иисусу. Вот уже и вышло время его службы. Командир всячески затягивал увольнение в запас своего самого лучшего воина срочной службы, мотивируя это своим желанием добиться в отношении его справедливости, Но в тоже время командиру очень хотелось, чтобы Иисус подольше был рядом. Слава о собы-тиях реальных и не реальных, придуманных и желаемых, участником которых был Иисус, его немного странное, хотя очень привычное, имя наводило страх на врага и вселяло веру в про-стых русских солдат, порой не понимающих зачем они здесь воюют. Часто лишь только одна мысль: "Иисус с нами", - заставляла их терпеть неопределенность положения и одновременно заглушать страх нелепости преждевременной смерти. Какой Иисус - мнимый или живой для многих не имело ни какого значения.
Вышли почти все сроки служба Иисуса, в армии и вот, наконец, пришло конечное ре-шение от скрытых и не понятных высших органов: "Наградить старшину Назаретянина Иисуса Иосифовича Золотой Звездой Героя России”. Награду должен был вручить сам Президент. Прапорщик Аспид должен был получать Орден “За службу Отечеству 1-й степени”.
До времени награждения оставалось несколько дней, поэтому прапорщика Аспида и старшину Назаретянина быстро, попутным транспортным самолетом отправили в столицу, чтобы прапорщик успел "организовать" пошив новой формы Иисусу - таковы были требования Уставов.
По прибытию в Москву, они сразу взяли билеты на электричку, следовавшую в город, возле которого находилась их воинская часть. До отхода электрички оставалось несколько часов и прапорщик Аспид решил попробовать дозвониться в часть. чтобы распорядиться насчёт выде-ления ткани для пошива, формы Иисусу и предупредить закройщика ихнего небольшого ате-лье о срочности заказа, а также, если удастся, Петру Ивановичу хотелось дозвониться до же-ны. Городская связь, в этом случае, была крайне не удобной да и связаться с ее помощью с де-журным по части не представлялось возможным. Поэтому прапорщик решил найти своего бывшего однополчанина, хорошего товарища еще со времен афганской войны, служившего в настоящее время в столице, и с его помощью найти аппарат спецсвязи. Он быстро нашел часть где тот служил и посоветовал своему старшине:
- Иисус, ты меня не жди, а едь в метро прямо на вокзал, заодно и Москву посмотришь, только смотри отдавай честь всем военным, выше тебя но воинскому званию - в Москве они это очень любят. Возле входа в метро меня подождешь, я буду через час.
Прапорщик немного не рассчитал время своего возвращения - суета Москвы отличается от боевых будней горных перевалов. С частью еле связались, а потом долго искали закройщи-ка, тыловика, ведь все службы части были в Чечне, оставалась одна рота и несколько, поддер-живающих функционирование части, служб.
Прапорщик задержался почти на час, и именно через час после оговоренного им време-ни должна была отправляться их электричка. Конечно, прапорщик никогда не опоздал бы на поезд, мало того - он был почти рядом, но Иисус этого не знал. И не знал он, как ему поступать дальше. Он не мог не выполнять распоряжения этого, казалось всемогущего в своей власти, представителя московской комендатуры. Но в тоже время он понимал, что подводить прапор-щика Аспида он также не имеет права. А еще он думал о своей части, о армии, в которой он служил и был практически из нее уволен - он не хотел своими необдуманными действиями опорочить имя русского солдата - я знаю, что эти чувства не понятны многим высшим офице-рам и генералам. И вот храбрый воин ощутил страх, неприятное чувство страха от неожидан-ной ситуации, от неизвестности.
Но, Иисус был хорошим солдатом и отличным старшиной - он не мог преступить тре-бования Закона, Устава - он вынужден был подчиниться этому тщедушному старшему лейте-нанту. Ах, если бы это был враг, то через минуту а то и меньше этот офицер и его два подчи-нённых били бы тремя безжизненными телами, но это были не враги - это были свои. И эти “свои” были куда менее опасны чем посылающие на смерть. Кстати, и эти и другие “свои вра-ги” почему-то находились в Москве, в столице...
- Товарищ старший лейтенант, у меня через несколько минут поезд, - просящим и изви-няющимся одновременно тоном предупредил начальника патруля Иисус, не понимая, что этим еще больше распаляет желание унизить кого-то в этого офицера - слабость или внешнее прояв-ление ее всегда порождали зло.
- Хорошо, - лишь ответил старший лейтенант, что означало это “хорошо” было не по-нятно...
Патруль и старшина Назаретянин направились в управление коменданта железнодо-рожного вокзала. Иисус шёл слегка, согнувшись, ему было очень неловко, стыдно, казалось, что все смотрят на него как на арестованного преступника - на него - знаменитого Иисуса, бу-дущего Героя России. И опять щемящее чувство вины овладело им...
1.
Комендант вокзала майор Гуреев был высок, упитан, вальяжен. Его, когда-то красивое, лицо портили большие темно-лиловые мешки под глазами, двойной подбородок и какая-то пергаментная, болезненного вида кожа. А выражение этого нездорового лица можно было обозначить как презрительно-высокомерное. Он уже собирался уходить домой, когда к нему привели огромного старшину.
- Товарищ майор, старшина 1-й роты, 1-го батальона, ...-го гвардейского полка, гвардии старшина Назаретянин, - представился, как положено по Уставам, Иисус.
- Ну-с, положим, что и так, - майор расслабленно сидел в старом и грязном вращаю-щемся кресле, немного раскачивая его в стороны, он не поднялся и не принял положение “Смирно”, как этого требуют те же Уставы - едины для всех военнослужащих. А затем, обра-тившись к вошедшему старшему лейтенанту Селезневу, с видом царя, бога и еще чего-то выс-шего и грозного спросил, - так что там на самом деле, товарищ старший лейтенант.
- Не отдание чести, не соблюдение формы одежды, пререкания с начальником патруля, - бодро докладывал старший лейтенант. На ходу присовокупив в "воинским проступкам" Наза-ретянина ещё и некие "пререкания", что он имел ввиду было не понятно, может предупрежде-ние Иисуса, об отходе поезда, - а ещё, товарищ майор, он с Чечни, надо бы проверить на счёт наличия наркотиков и оружия.
- Так почему Вы не проверили? - рыкнул комендант.
- Ну, так это, на улице... Люди кругом, а случись что... - испуганное воображение стар-шего лейтенанта рисовало картину стрельбы среди прохожих и его "умелые действия" по спа-сению окружающих. Как бы там ни было, он, не смотря на страх перед всесильным комендан-том, был доволен собой - ведь как ловко и сходу он придумал еще и “пререкания” - попробуй докажи, что это не так. Но главное: он его подчинил себе, он стал выше этого высокого стар-шины, который с уверенностью заявляет, что приехал в Москву на награждение. «Следовало бы и это проверить, - подумал Селезнев, хотя и чувствовал, что это правда.
При упоминании слова “оружие” майор Гуреев вздрогнул - это слово испугало его. Он вспомнил, какая паника охватила его, когда однажды на вокзале ОМОН обезвреживал воору-жённую группировку. Он вдруг представил, что всё изъятое оружие могло быть направлено в его сторону, могло убить его. А потом целую ночь его мучили кошмары, слышались предупре-дительные выстрелы омоновцев, виделись перекошенные от злобы лица задержанных. Чтобы забыться, он пил и это с его больной печенью. Потом начались эти рези в правом боку...
"Оружие... Боже упаси", - мысленно произнёс майор. Он внимательно посмотрел на Ии-суса. Настороженное, немного испуганное лицо, поза послушного и провинившегося. "Нет - не похоже, но всё же... - чувство страха начало постепенно ослабевать". Майор начал оценивать ситуацию: “ Два офицера, два солдата - управимся, - думал майор". Очень многим людям свой-ственно свои способности, возможности и качества переносить на других, поэтому очень мно-гие люди ошибаются и таким образом учатся на ошибках своих. Майор неправильно оценил ситуацию - ни он, ни старший лейтенант, ни два солдата не были готовы справиться с хорошо подготовленным солдатом, комплекцией и силой даже меньше чем в Иисуса. Но дело в том, что Иисус и не думал оказывать сопротивление. Он, принимавший смелые и правильные реше-ния в сложных условиях боя, он не боявшийся смерти, был бессилен перед властью этих "мир-ных" военных. Он в этой ситуации действовал, как "положено" то есть подчиняясь не услови-ям, а условностям.
- Раздевайтесь, - коротко приказал майор Иисусу.
- Как, раздеваться? - недоуменно спросил тот.
- Снимай с себя одежду, идиот, - скривив недовольно красивый рот, почти прорычал майор, а затем, обретясь к солдатам, - а вы, проверьте всю его одежду, нет ли там чего-нибудь и только внимательно, а то и вы у меня сядете.
Иисус начал медленно расстёгивать бушлат. От волнения, и от того, что в результате ранений гвоздями, которыми он был прибит к кресту, пальцы его плохо слушались, делал это он очень медленно.
- Помогите этому хрону, - приказал майор солдатам, решивший почему-то что старшина хронический алкоголик.
Солдаты-патрульные начали боязко расстёгивать пуговицы бушлата Иисуса, а он вино-вато старался помочь им, но больше мешал. Ему опять было стыдно, что кто-то из-за него страдает, что эти два солдата его, как беспомощного, раздевают, из-за того, что злиться этот майор. Иисус даже не задумывался над правомочностью действий патрульных, он даже не за-метил довольного вида старшего лейтенанта Селезнева. Селезнев действительно был доволен - он унизил того, кто выше его. Он не понимал, что унизить высшего не возможно - высокое оно навсегда высокое.
В бушлате ничего не оказалось, ничего не было и в кителе, и в карманах брюк.
- Разувайся, - продолжал издавать команды майор. Иисус начал судорожно снимать са-поги.
- Ого, - удивился старший лейтенант Селезнев увидев их громадный размер, а затем, осмотрев их добавил, - хромачи, дед, наверное, правда засранные и рваные, а ещё говоришь, что приехал на награждение. С такой рванью и в Москву. Москва рванью не верит.
Знал бы старший лейтенант, что старшина, уже два года носит эти сапоги, что они "про-шли" не одну сотню километров по горному бездорожью, что в последнее время старшина то и делал, что ремонтировал их. "Мы тебе на дембель "саламандру" сошьем, - часто шутил пра-порщик Аспид. Не сшили, не успели...
"На награждение, - подумал майор Гуреев, просматривая документы старшины, - на-верное дезертир, в таком-то виде, а документы ворованные или поддельные, надо разобраться."
- В камеру временно задержанных его, - приказал он патрулю, - завтра разберемся. И так с этой работой дня светлого не видишь, кому-то пожаловался майор, но никто не внимал жалобам его.
Иисус наспех, не послушными руками начал одеваться. Ему уже никто не помогал. И ему очень захотелось заплакать. Да-да, этот могучий и бесстрашный воин хотел плакать, пла-кать от не понятной ситуации, от незаслуженной обиды, от бессилия и от того, что он предста-вил, как прапорщик Аспид ищет его, как ему тяжело передвигаться с не сгибающейся ногой и опираясь на палочку. Конечно, поезд давно ушёл, в части ждут, ждёт прапорщика жена и дочь (сын поступил в военное училище), - и всё из-за него, из-за. Иисуса, опять из-за него страдают другие, ну как это он не заметил спрятавшегося начальника патруля - так думал Иисус. От этих тяжёлых дум Иисусу становилось ещё муторней на душе.
Железная двойная дверь камеры тяжело захлопнулась, загромыхал и противно захрипел тяжелый железный замок и Иисус остался один в тёмной, холодной камере лишь немного ос-вещавшейся небольшой лампочкой, вкрученной с обратной стороны двери напротив неболь-шого, десять на десять сантиметров, закрытого мелкой решёткой, окошка, под самым потол-ком. Стены камеры бетонные а “мебельный гарнитур” состоял из двух вбетонированных не-больших возвышения, почему-то называемых нарами. Иисус присел, аккуратно перемотал портянки, заправил одежду, потуже запахнулся в бушлат. Было холодно и Иисусу захотелось в туалет. "Даже чеченцы, перед смертью предлагали облегчиться, - почему- то подумал Иисус, но быстро отогнал мысли о войне и начал думать о прапорщике Аспиде, веря в то, что тот в очередной раз выручит его”.
Да, прапорщик Аспид искал Иисуса. Когда, он не нашёл его, на условленном месте, та понял, что-то случилось и уже клял себя за то, что оставил своего подчинённого одного в этом большом городе, в котором тот был впервые. Первым делам он направился в управление ко-менданта. Близлежащего от метро вокзала. Возле вокзала он встретил спешащих куда-то майо-ра и старшего лейтенанта, отдал им честь, подумав, что эти офицеры вполне могли были быть работниками комендатуры. Ему вдруг показалось, что эти люди должны что-то знать о Иисусе. Ему вдруг захотелось остановить их и спросить не видели ли они высокого старшину. Но те выглядели озабоченными и спешащими, наверное по очень важным делам. Это был майор Гу-реев и старший лейтенант Селезнев и они действительно спешили на ужин ибо что есть важнее в службе чем еда и отдых, то есть время отлынивания от нее.
В железнодорожной комендатуре никого не было. На время ужина комендантская служба исчезала. И хотя по инструкции начальники патрулей, дежурный помощник комендан-та должны были принимать пищу при управлении коменданта, чередуясь друг с другом, но с уходом коменданта, утвержденные им инструкции теряли силу.
- Служаки, твою мать, - тихо процедил сквозь зубы прапорщик Аспид и решительно на-правился к метро, он решил ехать в центральную комендатуру города Москва и оттуда, начать поиски Иисуса. А ведь между ним и Иисусом было каких-то десять метров коридоров, дверей и предупреждающих табличек "Посторонним вход запрещен".
Дежурным помощником коменданта города Москва был полковник. Услышав слова "награждение Героем России" и "Президент", старый столичный служака засуетился и начал дозваниваться до всех подчинённых ему служб, выдавая вводную о пропавшем. Но многие те-лефоны молчали, включая и телефон дежурного помощника коменданта того вокзала в камере которого сидел Иисус.
“А они еще удивляются, что у них поезда и троллейбусы взрываются, да при такой службе скоро и Кремль взлетит в воздух, - подумал прапорщик Аспид, наблюдая за беспомощ-ными действиями полковника”. Кстати, насчет Кремля недругам не стоит заблуждаться - там находятся самые грозные враги своего народа.
-Товарищ полковник, разрешите обратиться, - вежливо обратился к суетящемуся пол-ковнику прапорщик Аспид, подумав при этом - “Полковник - командир пяти телефонов, а наш командует полком, да ещё в условиях боя. А у этого, наверное, и проблем с получкой и кварти-рой нет, да и дети все пристроены...".
- Да-да-да, слушаю Вас, товарищ прапорщик, - скороговоркой ответил полковник, в глубине души надеясь, что прапорщик что-то вспомнил, что возможно облегчит поиски про-павшего старшины.
- Может попросить помощи в милиции и ФСБ?
- Кой там ФСБ - они и разговаривать не станут, а милиция... что милиция - это не их за-бота куда пропадают наши солдаты, - обречённо ответил полковник.
- Ну, как же - это гражданин России, тем более герой.
- А-а-а, кого это интересует. Сейчас почти каждый гражданин России герой, потому что выживает в ней.
- Товарищ полковник, может я, как частное лицо, сделаю заявление в милицию?
- Товарищ прапорщик, какое Вы частное лицо - Вы служите в Российской армии и с Вами ни один милиционер не будет разговаривать, сразу отошлют ко мне, или куда-нибудь ещё подальше, - полковник махнул рукой, опустив её на стол, мягко ударив, слабо сложённым ку-лаком, - ну, задам я всем им перцу, всех кого не вызвонил, всех в рапорт коменданту, за нару-шение дисциплины. Хотя это бесполезно: выговор не триппер - можно поносить. Наказывали бы, как в Америке материально, но здесь и так вся армия наказана - денег, месяцами не видим.
- А долг?
- Нам должны больше...
Полковник и прапорщик помолчали минуту, затем полковник начал дозваниваться до своих подчинённых. После полуночи решили сообщить данные о пропавшем Иисусе дежурно-му по городу УВД России. А телефон вокзала, где в КПЗ сидел Иисус так и не отвечал...
Дежурный помощник коменданта после ужина дома заехал к своей любовнице. День дежурства был очень удобным в этом плане - не надо было придумывать для жены причины своих задержек. И так уж получилось, что он прибыл на место службы лишь под утро. Первое, что увидел дежурный это были выбиты двери в КПЗ. Крепкие железные, двойные двери были выломаны с бетонной стены вместе с несущей рамой. Они стояли возле камеры и возле них ак-куратной кучкой были сметены кусочки бетонной стены, пыли и грязи. В камере на бетонном возвышении, заменяющем нары, сидел тот самый задержанный громадный старшина.
- Что, что это такое? - испуганно, но стараясь имитировать возмущение, лепетал дежур-ный офицер, потом как-то странно завизжал тонким фальцетом, - В-в-в-стать, ты, что ты наде-лал!
Иисус спокойно встал и посмотрел на офицера. То, что это офицер, можно было дога-даться по кантику форменных брюк, выглядывавшим из под длинной кожаной куртки.
- Я хотел в туалет, - спокойно ответил он и снова сел, нахлобучив бушлат.
Дежурный помощник коменданта начал трястись толи от гнева толи от страха: он был низкого роста, толстенький, розовенькие трясущиеся щёчки его были признаком изнеженности и похотливости их хозяина; под утро в комендатуре никого не было рядом - патрульные знали, что этот дежурный помощник коменданта может долго не приходить после ужина и поэтому они спокойно сидели в укромном месте зала ожидания и тихо дремали, дожидаясь утра и конца службы; ну а человек, способный выбить такие двери, мог без труда убить одним щелчком любого из офицеров московской комендатуры.
- Так что, потерпеть нельзя было, - чуть не плача говорил этот маленький человек, но он быстро взял себя в руки, вспомнив, что является властью - власть всегда была силой слабых, - ну я тебя гад, я тебя сейчас за попытку к бегству...
Но Иисус и не думал убегать. Он уже не слушал, что говорит малорослый истеричный военный, непонятно какого звания и какой должности. Между прочим, дежурный помощник коменданта был капитаном русской армии и ему уже было сорок лет, столько как командиру полка Иисуса. Капитан Пескарь (он всегда произносил свою фамилию с ударением на первом слоге) когда-то закончил училище тыла, начал службу свою начальником складов на одной из крупных подмосковных военных баз. Никогда и ни чем не выделяясь по службе, он всегда стремился найти себе место в Москве, чтобы поиметь московскую прописку и квартиру (да что же это - Москву кто-то медом помазал!?). Но молодой офицер Пескарь и место службы в Мо-скве мечтал иметь такое, чтобы ничего не делать и ни за что не отвечать - таких мест в Москве было очень и очень много, почти все. Если молодой человек хочет чего-то добиться, то в большинстве случаев он этого добивается. Услужливо выполняя свои обязанности, когда это касалось частей расположенных в Москве, он добился своего перевода в ведомство военного коменданта. И вот уже восемнадцать лет он служит дежурным помощником военного комен-данта вокзала. С лейтенантов до капитана и капитаном двенадцать лет. Его однокашники были уже полковниками, подполковниками и один даже стал генералом, а капитана Пескаря устраи-вало его место службы как нельзя кстати - практически никаких интеллектуальных и физиче-ских нагрузок и ответственности никакой. Менялись коменданты, менялись другие помощни-ки, но Пескарь оставался неизменным. Были, конечно и у него возможности перевестись с по-вышением, но всегда находился благовидный предлог для отказа. И вот ему сорок лет - это срок выслуги капитана достаточный выхода на пенсию, но на пенсию капитан Пескарь уходить не хотел. Ему было служить и жить хорошо: квартира, жена, теперь и любовница, связи с би-летными кассами в пору билетного дефицита давали возможность "подзаработать". Но сорок лет - это возраст. Чувствовал капитан Пескарь, что одно лишь одно замечание по его безответ-ственной службе и вытурят его на пенсию, поэтому осторожен в своих поступках был Пескарь и даже к любовнице уходил во время дежурства, когда был уверен, что всё будет хорошо. Лю-бимая его пословица была: "Службу нужно не трогать и тогда бурь не будет". И вот такой ура-ган. Капитан Пескарь почувствовал, как по спине течёт пот, его начало поташнивать.
“Что делать, что делать? - спрашивал не понятно кого про себя капитан". Он начал су-дорожно искать ключи от другой камеры, а когда нашёл начал то начал пытаться дрожащими руками открывать её. Ключ никак не попадал в замочную скважину. может из-за того что не понятно почему стучали зубы... Ну вот, наконец-то попал, но сил повернуть ключ у капитана не было.
- Эй, ты, - слабым голосом позвал он Иисуса, - иди сюда, открой замок.
Иисус подошёл и начал пробовать открыть замок. Замок не подавался по причине силь-ной заржавелости. Иисус начал пробовать другие ключи на связке.
- Да тот, это тот, вот видишь подписано "Камера №2", сильнее, - дрожащими пальцами выделил из связки ключ капитан Пескарь.
Иисус нажал на ключ сильнее и тот треснул, закупорив сломанной частью замочную скважину.
- Что-что т-ты наделал, - отчаянно взвизгнул капитан, по его лицу текли тонкие ручейки пота, но капитану жарко не было - ему было холодно.
- Да ничего, мелочи, нужно замок на время залить маслом или разогреть, а затем можно сделать специальный зацеп и выкрутить этот ключ, - начал успокаивать его Иисус, - да я Вам его и без зацепа достану.
- И-и-идите к чёрту, не трогай меня, - пытаясь кричать, но лишь прошипел капитан, - лучше бы ты убежал, - резюмировал он окончательно осипшим голосом. Понимал капитан Пескарь - это крах, крах его военной карьере, если покой, к которому он стремился, можно на-звать карьерой.
- Не волнуйтесь, - опять успокаивал его Иисус, - всё поправимо. Ну, я очень хотел, а это всё можно заделать. У Вас есть какой-нибудь инструмент, немного песка, цемента?
- Какой песок, какой цемент, - капитан Пескарь обессилено сел на бетонное возвыше-ние в камере.
- Ну, оружие у Вас есть? Замок можно выстрелить.
Складывалось впечатление, что Иисус очень хотел попасть опять в камеру. Отчасти это было верным - Иисус действительно хотел попасть в камеру, лишь бы успокоился расстроен-ный человек, лишь бы помочь ему...
- Какое ещё оружие, - дежурный помощник коменданта не понимал, что от него хотят, - какое ещё оружие - это же вокзал, а не военная база.
- Ну, Вы же военный? - прослужив в боевой части, Иисус не представлял военных без оружия.
- Ну и что? - этот, казалось бы, бессмысленный разговор, немного успокаивал Пескаря, он чувствовал что его жалеют, что ему искренне хотят помочь.
- Ну, как же без оружия - идёт война? - задумчиво спросил Иисус, понимая как нелепо звучит этот вопрос и напоминание о войне - нелепо в предновогодней Москве, пусть в комен-датуре, но все же в Москве.
- Какая ещё война? - переспросил капитан Пескарь, не задумываясь над сутью вопроса своего.
- Ну, как же - в Чечне. И у вас в Москве взрывают.
- А-а, Чечня... А в Москве всегда взрывают, при чём здесь Чечня? - капитан Пескарь немного успокоился и уже переключился на решение своих проблем, - Цемент, песок... А что если спросить в дежурного по вокзалу, здесь же вечно что-то ремонтируют. Эй, ты, пошли за мной, скомандовал он Иисусу.
Стрелка, часов перевалила за шесть утра. Найдя цемент и песок капитан Пескарь оста-вил Иисуса, заделывать двери камеры, вышибленные им, а сам пошёл "отлавливать", подчи-нённую ему патрульную службу. Всех своих патрульных он застал спящими. Такого разноса он не делал никогда в своей жизни?
- Всех, всех в рапорт коменданту! - кричал капитан на начальников патрулей, не обра-щая внимания на испуганные взгляды рядом стоящих солдат - делать замечания офицерам в присутствии подчинённых запрещалось во всех армиях мира.
А Иисус в это время по хозяйски вставлял двери.
Распекая начальников патрулей, дежурный помощник коменданта забыл, что к семи ча-сом утра ему нужно доложить дежурному по центральной комендатуре... В восемь утра раз-дался телефонный звонок. Капитан Пескарь вздрогнул, как будто его кто сильно и неожиданно ударил, внутри у него опять всё похолодела, он прижал трубку к уху.
- Где Вы были всю ночь?! - орала трубка.
- Я здесь, здесь проверял службу, - голос капитана Пескарь дрожал от страха.
- Какой хрен! Я приезжал в полтретьего ночи и ни одного патрульного не видел, тем паче Вас.
- Я их искал.
- Что всю ночь?!
- Да.
- Так почему не доложили?
- Что докладывать? .
- Так, капитан, меня это начинает раздражать, - и капитан Пескарь отчетливо услышал в телефонной трубке скрежет зубов, - ты из меня пытаешься сделать идиота, но идиота с тебя сделаю я. Подробный рапорт о своём несении службы на стол по окончанию дежурства.
- Есть, - ослабевшим голосом ответил капитан Пескарь, в этот момент его ноги потеря-ли свою силу и он рухнул на рядом стоящий стул.
- У вас задержанные есть? - рявкнула трубка.
- Так точно, - своего голоса капитан почти не слышал.
- Сколько и кто?
- Один солдат срочной службы.
- Звание, должность, фамилия?
- Капитан Пескарь ... Вадим Викторович.
- Да тебя и идиотом уже не сделаешь - ты уже идиот. Не твоя, мать твою, а задержанно-го.
- Я счас, - капитан начал судорожно перебирать бумажки на столе.
- Старшина Назаретянин, нарушение формы одежды, неотдание чести, пререкание с на-чальником патруля, - услужливо подсказал старший лейтенант Селезнев, стоявший в положе-нии "Смирно" (именно в таком положении в армии получают нагоняй или, как еще говорят “грубые” военные, дерут), - задержан мной.
- Старшина Назаретянин, товарищ полковник...
Окончить свой доклад капитан Пескарь не успел - его прервала отборнейшая брань. Ка-питан Пескарь почувствовал, что это ещё не всё - конец карьеры обещал быть концом по-страшнее... В это время в коридоре послышались знакомые тяжёлые шаги - это пришёл воен-ный комендант вокзала, ему нужно было докладывать...
Капитан Пескарь быстро надел фуражку и выбежал из-за стола, он должен был встре-тить коменданта вокзала у входа и немного опоздал. Майор Гуреев зашёл и удивленно посмот-рел на начальников патрулей, стоящих в комнате дежурного помощника коменданта.
- Это что такое? - не понятно кого спросил он.
- Смирно! - завопил капитан. - Товарищ майор, во время несения службы происшествий не случилось.
Повторяемая из года в год фраза доклада, прочно въелась в память Пескаря (да и не только его одного), что даже если бы случился всемирный потоп, всёравно было бы доложено, что происшествий не случилось.
- А это что? - спрашивал майор, указывая, глазами на патрулей, замерших и, казалось, не дышавших.
- Начальники патрулей, я разбираю несение службы, - сбивчиво отвечал капитан своему начальнику.
- Что, другого времени не нашли, в конце службы нужно? - Майор почувствовал, что что-то случилось и, махнув рукой в сторону патрулей, приказал, - а ну-ка, выйдете все отсюда, патрулей.
Те осторожно гуськом вышли.
- Ну-с, докладывайте, как служба, сколько задержанных, что случилось?
- Задержан один человек: старшина Назаретянин из Чечни, за неотдание чести, наруше-ние формы одежды и пререкания с начальником патруля.
- Что, это всё? Ну, вы, черт, все тут даёте. А что этого “чеченского героя" так никто и не искал, - язвительным тоном спросил майор Гуреев, выделяя слова "чеченского героя" особо издевательскими нотками.
- Нет, то есть, да - искали, сегодня утром, сейчас. Сказали приедут.
- Кто приедет?
- Какой-то прапорщик.
Капитан непроизвольно утаивал всё случившееся в надежде, что всё ещё пронесёт и не доложил о угрозах и звонке дежурного коменданта по городу Москва.
- Сразу ко мне этого прапорщика, мы и его посадим за то, что он распускает своих под-чинённых. А ну-ка, покажите мне этого Рэмбо, - Почему именно «Рэмбо» майор не знал, это тоже всплыло из подсознания как-то непроизвольно.
Капитану опять стало холодно. "Сейчас всё увидит и пропало, - думал он, ноги его на-чинали мелко и гадко трястись.
Старшина Назаретянин уже вставил дверь, аккуратно замазал её раствором песка и це-мента и уже убирал мусор. За этим занятием, его застал майор Гуреев.
- Это что? Что ты здесь делаешь? - недоумённо спросил он, хотя всё было очевидным.
- Двери вставляю, товарищ майор... - начал было докладывать старшина.
- Я решил, что нечего так сидеть, пусть немного подремонтирует двери, - поспешил пе-ребить доклад Назаретянина капитан Пескарь.
- Так всё же нормально было? - удивлялся комендант вокзала.
- Внешне да, товарищ майор, - торопливо объяснял капитан, - но немного их задели и вот расшатались...
- Как это задели, Вы что? Что этот буянил?
- Нет, то есть да... Он буянил, - стараясь как-то выгородить себя, капитан лгал. Ничего удивительно не было в этой лжи - многие лгут во спасение свое и верят в то, что это правда. Попробуйте уличить лжеца во лжи...
- Ты что старшина, в тюрягу захотел?! - угрожающе захрипел майор, - Сейчас мы разбе-ремся кто ты такой. А Вы, - обратился он к капитану, - переведите его в другую камеру.
- Есть, товарищ майор, то есть, никак нет, товарищ майор, это нельзя, - всё ещё дрожа-щим голосом, но уже более уверенно, докладывал капитан, - замок сломан.
- Как это, сломан? Вы же при приеме наряда докладывали, что все целое?
- Да, было целое, товарищ майор, но я хотел его перевести в другую камеру, а ключ сло-мался.
- И это ему зачтется. Сейчас проверим, что это за фрукт.
Майор Гуреев решительными шагами направился в свой кабинет, ему казалось, что его служба задержала какого-то крупного преступника или опасного дезертира и ему самому хоте-лось быть максимально заметным в этом деле, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что май-ору Гурееву давно пора присвоить звание подполковника и так уже столько он перехаживает в звании майора. Открывая дверь кабинета, он услышал сзади какой-то шум, кто-то добивался коменданта вокзала.
2.
- Товарищ майор, разрешите обратиться, старший прапорщик Аспид, - услышал он и обернулся на настойчивый голос.
Перед майором Гуреевым стоял крепкий, седой, а поэтому казавшийся пожилым, стар-ший прапорщик в полевой выгоревшей форме и опирающийся на палочку.
- Слушаю Вас, товарищ прапорщик, - начальственно, по-барски разрешил говорить ему Гуреев.
- Товарищ майор, я пришёл за старшиной Назаретянином.
- Как пришли так можете и уйти или можете вместе с ним здесь остаться. Вы кто ему?
- Я его командир взвода.
- Какой командир такие и подчинённые. Вы что, товарищ прапорщик, в таком виде по Москве шляетесь и ваш подчинённый такой же, - майор Гуреев казался себе всесильным Зев-сом, мечущим молнии, карающим и неподкупным, но главное - справедливым. Боги всегда справедливы, не правда ли...
- Мы, товарищ майор, - голос прапорщика стал твёрд, на вдруг обострившемся лице по-казались тёмные пятна, - приехали с района боевых действий, там парадной формы не выдают, а только деревянную. И приехали, как это указало в командировочном предписании на награж-дение. Завтра в 10.00 мы должны быть в Кремле. А сегодня старшине Назаретянину должны были пошить ту самую форму, о которой вы так беспокоитесь.
Майор Гуреев уже не слышал, что ему говорил этот злой прапорщик, он понял только одно - ему перечат. Ему, богу, не подчиняются и кто - прапорщик. Он, майор Гуреев, комен-дант московского вокзала, он вершитель судеб всех военнослужащих на его территории, а тут какой-то прапорщик - было от чего появиться божественному гневу.
- Да ты, кусок, говно! Да я тебя в порошок сотру! - заорал он, - Мне грубить! Патруль!
Но патрульные были рады, что пока их никто не трогает, разбежались по вокзалу “не-сти свою нелегкую службу". И вдруг майор Гуреев почувствовал, что ему не хватает воздуха. Крепкая рука прапорщика держала его за ворот рубашки и узел галстука, сильно скрутив их. Лицо майора побагровело.
- Ты, чмо болотное, засранец в форме майора. Этот парень Герой России и я не знаю, что он там сделал, но я уверен, что он ничего не нарушал. И ты, гнида, сейчас откроешь камеру и выпустишь его иначе я выпущу из тебя дух, - рука прапорщика ослабла, возобновив доступ воздуха в лёгкие майора Гуреева.
Майор начал судорожно глотать воздух.
- Вы, ты, ещё об этом пожалеешь, - злобно сычал он, нажав на кнопку вызова патруль-ных и кнопку прямой связи с пунктом милиции.
Вскоре послышался топот нескольких пар ног, одетых в тяжелые ботинки - это бежали милиционеры и патрульные. В одно мгновение на прапорщика Аспида, надели наручники и увели в камеру, но уже в милицейском участке. Прапорщику было идти тяжело, нога его не сгибалась, а палочку у него забрали.
- А мне говорили, что милиция к военным никакого отношения не имеет, - саркастиче-ски заметил прапорщик, обращаясь к какому-то невидимому собеседнику.
- Иди, иди, мы тебе покажем отношение, - толкал его в спину молодой и крепкий па-рень с погонами старшины милиции.
Майор Гуреев снял трубку телефона, набрал номер и начал четко докладывать дежур-ному по центральной комендатуре о происшедшем. С его слов получалось, что он задержал старшину Назаретянина при попытке к бегству, хотя от чего бежал старшина, было не понятно, а также что это он, майор Гуреев, локализовал агрессивные действия некого прапорщика Ас-пида, напавшего на здание вокзала. Полковник, всю ночь не спавший, так ничего и не понял, а поэтому решил переадресовать всю ответственность за принятия решения старшему начальни-ку, доложив, что ему известно коменданту города Москва.
Комендант Москвы был в звании генерал-лейтенанта. Это был старый службист, хоро-шо ориентировавшийся во всех нюансах службы в столице. Прослужив в армии на всех долж-ностях от командира взвода и до командира дивизии, он был переведён в Москву своим быв-шим однокашником по академии, который стал Министром Обороны. Министр знал кого надо назначать на такую ответственную должность, чтобы ему было меньше проблем с военными в столице.
Выслушав доклад, генерал понял, что он должен сам разобраться в случившемся, и что все остальные мероприятия на сегодняшний день, кроме доклада министру, пока не имеют ни-какого значения.
- Всех: коменданта, этого помощника, патрульных, задержанных ко мне, - приказал он дежурному по центральной комендатуре.
Через час приказ был исполнен. С прапорщика Аспида сняли наручники. Комендант вызывал всех по одному. Прапорщик сидел в приемной рядом с Иисусом.
- Ничего, сынок, всё будет хорошо - правда есть на свете, помни это всегда.
Первым от генерала вышел майор. Мешки под его глазами были чёрными, кожа мато-во-белой, глаза, казалось, ничего не видели. Вторым вышел капитан. Его лицо будто бы поре-зали сетью мелких морщин, глаза слезились, он посмотрел в сторону Иисуса с взглядом пол-ным мольбы, как бы прося его не губить...
Коменданту Москвы не нужно было много времени, чтобы разобраться в случившемся. Через полтора часа все были опрошены.
- Начальника отдела кадров ко мне, - приказал в микрофон селекторной связи генерал. Затем, немного подумав, нажал кнопку вызова адъютанта, - майора, капитана и того старшего лейтенанта ко мне.
Первыми зашли служащие вокзальной комендатуры. Доложив о прибытии, они превра-тились в застывшие статуи, покорно ждущие судьбы. Постороннему наблюдателю было бы по-нятно, что это стоят обречённые люди.
Вскоре в дверь постучали и зашёл толстый полковник с красной папкой в руках.
- Товарищ генерал-лейтенант, полковник Грязнев по Вашему приказанию прибыл, - доложил он.
- Здравствуй Мирон Аркадьевич, - генерал привстал с удобного кресла и протянул руку полковнику.
Полковник суетливо подбежал и вложил в крепкую ладонь генерала свою пухленькую ладошку.
- Здравия желаем, товарищ генерал, - полковник заискивающе улыбнулся.
"Крыса, канцелярская и гнида, - подумал о нем генерал, - но без таких в армии нельзя”.
- Товарищ полковник, - перешёл на официальный тон генерал, - завтра должны быть го-товы все документы на увольнение из армии майора Гуреева и капитана Пескаря (генерал сде-лал ударение на втором слоге). Формулировка в представлении «по дискредитации, за обман вышестоящего начальника, за полнейшее пренебрежение своими обязанностями, за грубейшие нарушения воинской и служебной дисциплины, за превышение власти». В общем-то, можно и под суд отдать, да возиться с этим дерьмом нет времени. Уволить без всяких льгот. Завтра в 11.00 мне представления на стол. И никаких поблажек. Если нужен суд чести и какое-то дурац-кое расследование, организуй течении одного часа - нечего время терять. Работать надо. При-влекайте людей столько сколько надо - бездельников в моем управлении полно. Кто будет про-тив, ко мне на доклад. Идите, а ты старший лейтенант, останься.
Все вышли, остался лишь старший лейтенант Селезнев. Тяжёлым взглядом исподлобья смотрел генерал на вытянувшегося старшего лейтенанта.
- Сопляк ты, Селезнев, а уже гнида. Звонил я вашему начальнику института - ты, ещё оказывается, совсем ничего не представляешь из себя. В Чечню бы тебя, засранца, да убьют же через минуту или предашь кого-нибудь. Твой начальник обещал выпереть, тебя из Москвы, может как-нибудь перевоспитаешься. Учили тебя, кормили, одевали, а только один вред. За-помни, если я узнаю ещё что-то о тебе, то сгною в тех местах, где даже вирусы не живут. Вели-ка Россия - такие места, слава Богу, ещё есть. Идите.
- Есть, - слабым голосом ответил старший лейтенант, не понятно почему ему хотелось смеяться. Он быстро развернулся и вышел.
Прохожие с улыбкой провожали смеющегося молодого офицера вприпрыжку бежавше-го по улицам Москвы. "Орден знать получил, - думали некоторые".
Генерал вызвал в кабинет адъютанта, прапорщика Аспида и старшину Назаретянина. Когда те вошли, генерал поднялся из-за стола и подошёл к прапорщику и старшине.
- Извините Петр Иванович и ты, Иисус Иософович, извини. Всё бывает - это служба. Они здесь в Москве живут по своим законам и бывает зашкаливает. Будем лечить эту заразу, но не всё сразу, - приветливым тоном разговаривал самый грозный из военоначальников города Москва. Затем он обратился к стоящему рядом адъютанту, - Алексей, под твою личную ответ-ственность: номер "Люкс" гостиницы ЦДСА, далее к завтрашнему утру должна быть готова парадная форма для прапорщика Аспида и старшины Назаретянина, старшине нужно шить специально и обувь. К утру - это значит к шести утра, ведь они должны идти к Президенту. Службе тыла и финансисту я сейчас выдам распоряжение. Распорядись мне в кабинет чай и бу-тербродов по больше. И пока мы будем чайовничать, ты получишь командировочные на десять суток на прапорщика Аспида и старшину Назаретянина. Если финчасть будет против, то скажи, что мне ничего не стоит начать проверку их деятельности прямо сейчас, а не через месяц, как запланировано. Списывать на любую статью, я подчёркиваю на любую, если понял, выполняй. Времени у тебя час на всё.
- Есть, товарищ генерал, - адъютант вышел.
Генерал по селекторной связи выдал соответствующие распоряжения. Команды он вы-давал чётким и громким голосом, будто командовал на параде, чувствовалось, что генерал не допускал мысли о том, что его приказы не будут выполнены. Закончив выдавать команды, ге-нерал начал уделять внимание своим гостям. Он внимательно посмотрел, на Иисуса.
- А ты, оказывается, не легенда, живой, - как бы комментировал увиденное генерал. - Тут такого рассказывали наши "чеченцы" о твоих делах, а это оказывается, всё правда и, на-верное, даже больше, чем правда.
Иисус засмущался, после унижений и не определённых ситуаций ему было неловко от того, что такой грозный начальник так внимательно отнёсся к нему и прапорщику Аспиду. Ко-манды, которые он выдавал в присутствии их делали похожим его на сказочного волшебника. Иисус даже слегка поёжился, начал втягивать голову в плечи, потупил глаза в пол.
- Да ты что, Иисус, застеснялся, - приветливо улыбался генерал, - прекрати, а то ни за что не поверю, что это ты. Так снимайте ваши бушлаты и сейчас немного перекусим.
После этих слов, как по волшебному мановению палочки, в дверь тихонько постучали и в дверной проем, просунулась хорошенькая головка хорошенькой девочки в накрахмаленном белом фартуке и с красивой белой, похожей на корону, наколке в красивых темно-каштановых, вьющихся волосах.
- Можно? - тихонько спросила она.
- Да, Катенька, заходи, - улыбаясь разрешил генерал.
Как маленькая чудесная фея вошла Катенька, осторожно неся поднос на котором стоял чайник, чашки и лежала целая гора бутербродов с ветчиной, сыром, шпротами. Иисусу показа-лось, что девушка не входила, а как будто заплывала, излучая вокруг себя божественный свет, ему чудились звуки волшебной музыки и ни с чем несравнимые ароматы - война сделала его настоящим мужчиной и в этом качестве он впервые так близко увидел молодую красивую де-вушку. Конечно, в госпитале его постоянно окружали ласковые санитарки и медсестры, но то было совсем другое.
- Катенька, спасибо дорогая, - игриво-ласково поблагодарил генерал, глаза его засияли озорными огоньками, он приосанился и предупредительно взял у девушки поднос - все мужчи-ны в присутствии красивой девушки всегда, ну хоть чуть-чуть, ловеласы. Девушка знала как она влияет на мужчин, об этом всегда знает любая женщина, и она слегка покосилась на незна-комого гиганта о котором только что говорили у них буфете. Иисусу показалось что две ма-ленькие яркие молнии блеснули с её глаз. От этих молний ему стало жарко. Генерал заметил замешательство Иисуса.
- А что, Катенька, как тебе жениха я добыл, - улыбаясь сказал генерал, обращаясь к де-вушке, - Герой, красавец и настоящий мужчина, не то что наши московские слизняки или бан-диты.
Девушка зарделась.
- Ну, я пойду, - смущённо и тихо сказала она.
- Спасибо, Катенька, спасибо, - всё ещё улыбаясь, говорил генерал, - но ты подумай...
Катенька развернулась и быстро пошла к двери, казалось, что её упругие ягодицы, об-тянутые короткой юбочкой совершают немыслимый танец - танец ягодиц, есть же танец живо-та. Что может быть приятнее молодому мужчине, созерцания незамысловатых движений этого танца, порождающих немыслимо сложные чувства...
- Угощайтесь, - предложил генерал, но видя, что его гости стесняются, сам разлил чай и подвинул каждому бутерброды.
Иисусу казалось, что он ведёт себя очень сдержано и скромно, но незаметно для себя съел почти все бутерброды. Что же - его громадный рост, молодые силы требовали восполне-ния утраченной энергии. Пока Иисус проглатывал маленькие бутерброды, генерал и прапор-щик тихо разговаривали. И хотя, по существующим понятиям, между ними была огромная раз-ница в служебном положении, они нашли общие темы для короткой беседы. Внешне, для не-сведущих, создавалось впечатление, что разговаривают два равных по своему положению во-енных: у старшего прапорщика было три, а у генерала - две звёздочки на погонах; генерал был не намного старше, но седина и следы пережитого делали старшим прапорщика и держались они оба как равные. Каждый из них был лишь солдатом Отчизны, каждый на своём месте, и они это понимали. Генерала интересовало всё о Чечне, о состоянии войск, о духе армии. Гене-рал понимал очень много. Но генерал, наверное, знал что-то, чего не знал прапорщик. Слушая прапорщика и сопоставляя его рассказ с тем, что известно ему, генерал становился более хму-рым, у переносицы его образовалось две глубокие морщины, брови приблизились друг к другу, образовав что-то наподобие двух распростёртых крыльев. Увидев пустой поднос, генерал гру-стно улыбнулся, что было замечено прапорщиком Аспидом.
- Извините, товарищ генерал-лейтенант, - поспешил оправдать аппетит своего подчи-нённого Петр Иванович - мы почти двое суток не ели.
- Да, Петр Иванович, это нам старикам мало надо, а им, растущим...
Генерал вынул из кармана бумажник, достал из него крупную купюру и протянул прапорщику.
- Я знаю, что у вас денег нет. Это пока вам не выдадут командировочные, зайдите в наш буфет и перекусите чуть-чуть.
- Не надо, товарищ генерал, - попробовал запротестовать прапорщик, - мы солдаты, по-терпим.
- Если вы солдаты, то должны знать, что генерал никогда не просит у солдат - он им приказывает. Я не прошу вас взять эти деньги - я вам приказываю и приказываю накормить нашего героя. А то не доживёт до награждения, - генерал пробовал шутить, но шутка его полу-чилась немного грустной.
Прапорщик осторожно, двумя пальцами как что-то очень хрупкое и ценное взял купю-ру.
- Спасибо, товарищ генерал... Я Вас благодарю не за деньги, - прапорщик стоял перед генералом прямо и гордо.
- Кто и когда всех вас отблагодарит, - сказал генерал, пожимая руку прапорщику, а за-тем старшине. Потом генерал посмотрел на часы и нажал кнопку селектора. - Алексей, час уже прошёл, - голос генерала опять излучал твёрдость металла.
- Я только что собирался Вам доложить, - отвечал голос адъютанта из динамика.
- Собирался - это не значит доложил, - в металле послышались далёкие раскаты грома.
- Все вопросы решены, товарищ генерал, - бойко отвечал тот же голос.
- До встречи товарищ прапорщик, до встречи Иисус, - генерал дал понять, что на этом их встреча заканчивается.
Когда прапорщик и старшину вышли из кабинета, генерал подошёл к стене на которой висела огромная карта России. Некоторое время он смотрел на неё, а затем ладонью прикрыл часть карты изображавшей Чеченскую республику.
- ...А сколько дерьма полезло, - тихо вслух продолжил какие-то свои затаённые мысли генерал...
3.
В то время, когда комендант Москвы беседовал с прапорщиком, а Иисус, слушая их, уничтожал бутерброды, в другом кабинете вели тихий разговор полковник Грязнов и капитан Пескарь.
- Ну, что ты, Вадим, влетел на голом месте, как теперь прикажешь тебя отмазывать? - полковник снисходительно смотрел на капитана.
Они давно знали друг друга. Полковник Грязнов раньше был инспектором отдела кад-ров Московского гарнизона. И вот однажды он решил строить себе дачу. Денег, естественно, не хватало и вот тогда предложил свои услуги молодой начальник складов лейтенант Пескарь. У них нашлись общие интересы. Общие интересы - это могучий стимул деятельности любого чиновника. Дача была построена, а лейтенант Пескарь перевёлся в Москву и именно туда куда хотел. А затем в отделе кадров его постоянно прикрывали от различных служебных переме-щений. Общие интересы находились и в этом случае. Дежурный помощник коменданта вокзала никогда не брезговал никакими, пускай мелкими поборами и по любому поводу: достать биле-ты, отпустить задержанного, замять какое-то невинное происшествие или что-нибудь украсть из проходящих или приходящих вагонов, а в последнее время появились и другие источники доходов - да разве все перечислишь. Чем мог Пескарь делился со своим тайным покровителем. Теперь вот он сидел перёд ним ждал одного - что тот потребует за услугу и какую услугу он может предложить. В этом случае, по неписаному этикету, требовалось задавать наводящие вопросы, показывающие готовность клиента давать взятку.
- Что, Мирон Аркадьевич, ничего нельзя сделать?
- Да ты же слышал, что сказал комендант.
- Да, но комендант он далеко, а отдел кадров он к народу ближе, - заискивающе с на-деждой в голосе пробовал толи шутить, толи льстить капитан.
- М-да, кадры решают всё, - полковник испытывающее посмотрел на съёжившегося, ставшего похожим на старого, больного гнома, капитана, - есть майорская на складе НЗ, в пре-делах кольца метро, ничего делать не надо, ответственности ни какой и бабы симпатичные в подчинении, - говоря последнюю фразу полковник похотливо хмыкнул.
- Так что, Мирон Аркадьевич, - плечи капитана Пескаря начали распрямляться, - мои шансы?
- Две тысячи баков и ты там, коменданта, я беру на себя, - полковник говорил почти шепотом.
- Да ты что, Мирон, - капитан перешёл на "ты" с полковником - любое преступление выравнивает служебное положение соучастников.
-Ну, ты же понимаешь, что я не сам?
- Но, у меня нет.
- "Девятку" новую купил? Купил. Думаешь не знаю ничего о некоторых "мелочах" типа оружие, наркота?..
- Хорошо, но как же быть с комендантом? .
- Мои проблемы - это мои проблемы. Деньги привезёшь завтра. Динамить не вздумай.
- Хорошо. А что с Гуреевым?
- Тебе то какое до него дело. Он здесь случайный человек. Мне не понятно, как он во-обще сюда попал, представляешь, за ним никто не стоит. Он конченный, пусть идёт на пен-сию...
... Майору Гурееву через час после посещения генерала стало очень плохо. Он потерял сознание. «Скорая» увезла его в госпиталь. Ближе к вечеру два военных врача рассматривали рентгеновские снимки, сравнивали увиденное с какими-то записями, анализами.
- Ты смотри, какая опухоль. Всё - парню кранты, - говорил один врач другому.
- И как это раньше не заметили, была же диспанцилизация. Смотри, какие метастазы, им уже полгода, как минимум...
В другом конце города, в военном институте, где числился адъюнктом старший лейте-нант Селезнев, начальник отдела кадров звонил другому начальнику отдела кадров:
- ... У меня здесь есть парень, приказано из Москвы убрать за 24 часа.
- 3алетел на чём-то?
- Да нет, ничего серьезного, - нарвался на коменданта Москвы, когда тот был в плохом настроении, а начальник института не разобрался или струхнул и сказал убрать и подальше. Вот я и подумал, может в Плесецке тебе кто-то нужен...
- Люди нужны. А что он с себя представляет?
- Ничего: адъюнкт, тихий, незаметный, но срок кончается, а он по нулям.
- Кто за ним стоит?
- Никто. Отец раньше был у нас, но уволился.
- А что он может?
- Ничего.
- У меня своего балласта хватает. Сейчас работы начинаются по разворачиванию Пли-сецка и начальник космодрома держит кадры на контроле, спецы нужны. Спецы у тебя есть?
- Всем спецы нужны, а где их набрать, - московский кадровик тяжело вздохнул.
- Извини, у нас сейчас ответственный момент, сам понимаешь, - изложил ему свои про-блемы далекий северный собрат.
- И куда его деть, ума не приложу: куда-нибудь в Забайкалье жалко - отец нормальный был, а здесь он нахрен кому нужен.
- Да ты сделай, как обычно, "с повышением" в Чёрное, к примеру, пусть сидит там в подземелье и тумблером щёлкает, на это ума не надо и вреда никакого.
- Спасибо - это идея. А когда спецы будут, пришлем. Пока. - Начальник отдела кадров военного института положил трубку и подумал, - "Пришлем, а как же, ждите. Поедут туда спе-цы из Москвы..."
И начал он вызывать позывной отдела кадров штаба войск ПВО. Через десять минут вопрос о направлении Селезнева был решен - теперь ему предстояло служить в штабе на выше-стоящей должности и ... в тридцати минутах езды на электричке от Москвы, но не в самой Мо-скве - приказ был выполнен.
На следующий день капитан Пескарь пришёл в свой отдел кадров, в кармане у него, возле самого сердца лежал небольшой бумажный пакетик с двадцатью бумажками по сто дол-ларов каждая. Полковник Грязнов, как было приказано, представил документы на увольнение капитана Пескаря и майора Гуреева. Генерал подписал эти документы. В своём кабинете пол-ковник Грязнов заменил бумаги, ловко подделав подпись своего начальника. Он знал, что ма-гия подписи - это всего лишь очередная условность, которой легко можно пренебречь. Капитан Пескарь, убедившись, что его дело решено положительно передал полковнику Грязнову, хра-нимый у самого сердца пакетик.
Через полчаса в кабинет Грязнова без стука и разрешения зашёл офицер в форме майо-ра ВВС. Он молча посмотрел своими светло-серыми глазами на полковника. Полковник молча передал ему пять бумажек по сто долларов каждая, скрученных в трубочку. Вошедший молча пересчитал и опять посмотрел на полковника. Полковник, будто уличенный в неблаговидном поступке, немного покраснел.
- Мирон Аркадьевич, кадры решают всё, а ФСБ - знает всё и даже то, чего не знает Бог. Если я не ошибаюсь, то мы договаривались на половину.
"Суки, - зло подумал полковник, - я всё делаю, я в случай чего страдаю, а они понаты-кали кругом микрофонов и доят всех". Но всё же, он безропотно отсчитал ещё пять купюр.
Майор улыбнулся и, как будто прочитав мысли полковника, сказал:
- Информация, Мирон Аркадьевич, информация - ото самое ценное. Да не будь у Вас информации о его мелких покрытиях торговцев оружием и наркотиками, он бы Вам и трети не дал, да Вы и не потребовали бы. А за информацию надо платить. Подпись подделать любой школьник сможет, Вы же этим и в школе грешили. Помните свой второй дневник: один для родителей, а другой для учителей, - майор снисходительно улыбнулся.
"Сволочь, - подумал полковник”.
"Дешёвка, - подумал майор, - этот и продать может".
Приказ на увольнение майора Гуреева был подписан в день его же смерти. Хоронить майора не было кому: родители умерли, жена бросила, других родственников у него не было - майор был одинок...
4.
Выходя из кабинета коменданта Москвы, Иисус испытал неизведанный раньше прилив сил. Непривычные ощущения, эмоции овладели всем его существом. Ему казалось, что он не идет а летит, парит над холодным асфальтом и бетоном Москвы. Вдруг он почувствовал, что такое жизнь, что такое радость жизни и он очень хотел жить. Ему хотелось жить, жить в новом мире - в мире, где торжествует справедливость, где есть сильные и добрые, подобные прапор-щику Аспиду и генералу, люди, где ему улыбаются такие красивые девушки как Катенька, где не стреляют, где не предают. Ему казалось, что он стал частью праздника в который его пере-несла добрая волшебница по имени Судьба. Праздник яркий, весёлый, беззаботный... И ему хо-телось отблагодарить всех за этот праздник и он подумал, что готов умереть за людей, давших ему возможность ощутить жизнь. Умереть, чтобы отблагодарить за жизнь...
Новая жизнь вовлекла его в невообразимый водоворот событий, которые он восприни-мал, как сон, как наваждение.
Вот какой-то маленький лысый человек обмеряет его матерчатым метром и всё сокрушается, что будет очень большой перерасход материала. Другой толстый и громадный, пахнущий ко-жей и чем-то ещё острым снимал мерку с его ног, восхищённо произнося только: “Вах-вах-вах..." Затем большой номер гостиницы. Ванная, душ, горячая, вода, чистые полотенца, чистые ковры, широкая кровать со звенящей от чистоты и крахмала постелью. И удивлённые взгляды, вопросы: "...Кто это?..." Адъютант загадочно улыбался и отвечал: "Вы не поверите - это Ии-сус". Он и сам не понимал, почему вокруг обычного прапорщика и старшины, пусть даже со столь не обычным именем, столько, разной суеты и волнения.
Обед или вернее ужин им подали в номер. Блестящая посуда, элегантно сервирован стол от которого поднимались лёгкие пары божественных запахов невиданной ранее еды, окончательно вскружили голову Иисусу - он перестал ощущать реальность времени. Сытый и счастливый он, едва коснувшись подушки, провалился в глубокий сон.
Утром, ровно в шесть часов их разбудили адъютант коменданта, он привёз форму, вме-сте с ним приехал тот маленький и лысый так переживавший за расход материала. Иисус одел не привычную и не виденную раньше парадную форму. Маленький и лысый вертелся возле не-го дёргая за разные части кителя, брюк и всё щёлкал языком повторяя : "Ай да Ройзман, ай да молодец... Ах, какой перерасход материала..." А Иисус смотрел на себя в зеркало и никак не мог понять он это или не он. У него никогда не было такой красивой и новой одежды и он ни-когда не видел себя в зеркале таким чистым, таким нарядным.
- Красавец, ну просто секс-символ русской армии, - улыбаясь отметил адъютант комен-данта, видя удивление с каким Иисус рассматривает себя в зеркале.
Но больше всего Иисуса поразили его новые полуботинки: мягкие, удобные, сверкаю-щие- сапожник был великий мастер своего дела. Не знал Иисус, что этот обувных дел мастер не спал целую ночь, чтобы выполнить столь необычный заказ, ведь ему нужно было делать но-вые колодки, разрабатывать новые лекала, ибо подходящего размера не было. А в это время жена обувщика на специальной вязальной машине вязала такие же огромные носки.
Весь обновленный и сияющий Иисус вместе с прапорщиком Аспидом позавтракали в столовой гостиницы, а затем их повезли в Кремль. Москва своим движением, блеском, нагро-мождением казенно-кирпичных исполинов давит на любого, кто не привык к ней, но Кремль вызывает трепет даже у москвичей. Длинные коридоры, покрытые ковровыми дорожками. Уг-рюмые и недоступные чиновники, спрятавшиеся за громадными дверьми с внушительными табличками и непроницаемые лица всевозможных охранников, которые как херувимы охраня-ют что-то святое и недоступнее простым смертным - это была. власть, это был тот Олимп на который смотрят с надеждой или страхом - боги всегда были не понятны людям. Если бы наши боги не прятались, то их бы не было...
Иисусу и прапорщику Аспиду выписали специальный пропуск, затем адъютант комен-данта передал их другому военному в форме полковника. Этот полковник лишь сказал: "3а мной". И повёл их по длинным и запутанным коридорам, по этим коридорам ходило много лю-дей и что поразило Иисуса так это то, что все передвигались молча и как-то прижимаясь к сте-нам. Было много военных в звании не ниже чем полковник. Такое количество генералов и пол-ковников могло обеспечить командным составом, по всей видимости, несколько армий. Иисус всей кожей ощущал ту временную высоту к которой он случайно приблизился. Он шёл по цен-тру коридора, со всех сторон как-будто омываемый течением молчаливых чиновников.
Полковник привёл их в большой зал с великолепными резными украшениями , удиви-тельной мебелью и сверкающими паркетными полами. В этом зале было несколько десятков человек, которых должен был награждать Президент. Не смотря на то, что в зале было много стульев и диванов, все стояли. Иисус начал рассматривать присутствующих. В большинстве своём это были военнослужащие, на некоторых были видны следы ранений. У входа в зал и в самом зале находилось несколько крепко сложенных мужчин в одинаковых тёмно-серых кос-тюмах. Они делали вид, что внимательно рассматривают посетителей, но Иисус профессио-нальным взглядом отметил про себя, что эти мужчины просто скучают и самым большим раз-влечением для них было доставание из кармана небольшой рации и сообщение кому-то неви-димому, что всё нормально, при этом они поглядывали на ожидавших награждения с видом яв-ного превосходства, превосходством челяди, съедающей лучшие объедки. В противоположных углах зала тихо вращались телевизионные камеры...
"Зачем нас так сильно охранять? - думал Иисус, - А может здесь среди присутствую-щих есть враг...”
Может тоже самое подумали и все окружающие, потому, что разбившись на небольшие группы, все понемногу косили взглядом друг на друга. Периодически входная дверь открыва-лась и в неё кто-то очень озабоченный входил и кто-то выходил. Смотря на эти озабоченные лица можно было подумать, что здесь решается самая важная в жизни людей проблема. А за дверью Иисус заметил каких-то снующих людей с кабелями и огромными, похожими на полу-автоматические гранатомёты телекамерами. "Вот кого надо опасаться, - размышлял про себя Иисус, - в эту железку можно хоть пушку спрятать". Отчасти Иисус был прав - телекамеры могли быть сильнее пушек. То были телеоператоры, журналисты все они пытались заснять “исторический” момент - появление Президента, который в последнее время очень редко яв-лялся публике. Журналистов совсем не интересовали те кого Президент должен был награж-дать их больше всего интересовало, как будет выглядеть Президент - поговаривали, что тот сильно пьет горькую и следы пьянства на лице, зафиксированные мощными телеобъективами, могли прославить и обогатить.
Прошёл час... два... Президент всё не появлялся. Ожидавшие награждения начали не-много передвигаться, тихо разговаривать.
- Вы не знаете, где здесь курят? - тихонько спросил у прапорщика Аспида коричневый от загара капитан в форме лётчика.
- Нет, - ответил прапорщик, рассматривая капитана, - спросите у тех бугаев, - он кивнул в сторону охраны, томившейся, как и все от безделья.
- Ещё не поймут и грохнут, - пытался шутить капитан, видно, что ему просто хотелось с кем-нибудь поговорить.
- Вы были в Афгане, - спросил прапорщик Аспид, указывая глазами на орденские планки капитана, на которых он отличил Орден Красной Звезды и афганскую награду.
- Да, а Вы что, также?...
Оказалось, что авиационный полк, в котором служил капитан, постоянно обеспечивал огневую поддержку мотострелкового полка, в котором служил прапорщик Аспид.
- Слушай, я узнал тебя - ты Дьявол, - чуть ли не вскрикнул капитан, на них все обратили внимание.
- Наверное, - тихо ответил прапорщик.
- Эти сволочи так тебе и не дали Героя, - чуть ли не шепотом толи спросил, толи утвер-ждал капитан, смотря на грудь прапорщика.
- Не заслужил, значит, - опять очень тихо отвечал прапорщик.
Капитан тихо и очень грязно выругался.
В зал вошёл незнакомый генерал-полковник. Он был упитан, лыс и красный как-будто прибежал несколько километров. На его лысине крупными каплями росы блестел пот.
- Господа, Президент занят государственными делами, поэтому награждение на сегодня отменяется, когда будет происходить эта церемония, вам сообщат дополнительно.
В зале послышался лёгкий шум - это был шум облегчения, нет ничего хуже для челове-ка чем неопределённость ситуации, даже если эта ситуация ничем не угрожает. Один из "буга-ев" вывел всех присутствующих в этом зале из Кремля, без его помощи вряд ли кто-то смог бы сам найти выход в запутанных коридорах - коридорах власти. Никто не ждал тех, кого хотел наградить Президент - всем пришлось добираться своим ходом до мест ожидания дальнейших распоряжений. Оказалось, что почти все проживали в гостинице ЦДСА. Но в гостиницу никто не спешил - эти что люди прибыли в Москву не так давно, а некоторые за день до награждения, поэтому все направились на Арбат к манящим огням витрин, к огням большого города.
Прапорщик Аспид шёл рядом с капитаном, они беседовали, немного позади них шёл старшина Назаретянин. Многим прохожим могла запомниться эта немного необычная троица: офицер в форме ВВС России, седой слегка прихрамывающий прапорщик, опирающийся на па-лочку и громадного роста, могучий старшина с детским восторгом рассматривающий сувенир-ный антиквариат, выставленный в многочисленных магазинчиках Старого Арбата, великан по-стоянно жующий мороженное или булочки с сосисками со странным названием хот-доги.
Они зашли в музей восковых, фигур. Капитан, которого Аспид называл просто Славик, предложил им сфотографироваться.
- А, Петр Иваныч, давай с четырежды Героем запечатлимся, - предложил он, указывая на слегка потрёпанную копию чернобрового "Генерального Секретаря, затем на другую копию, другого секретаря, - или вот с “меченным".
- Да я с ними, что с прошлыми, что с нынешними в одном лесу с...ть не сяду, - презри-тельно отвечал ему прапорщик, - вот с Маккартни или с Макаревичем я бы смог сфотографи-роваться, но с живыми - приличные люди как никак.
После прогулки по Москве они направились в гостиницу. Петру Ивановичу нужно было позвонить домой. В гостинице оказалось, что Иисуса и его командира взвода переселили в дру-гой номер, попроще и подешевле. Ужин в номер не подавали и они ужинали в прекрасном рес-торане гостиницы.
- Шара появляется и исчезает неожиданно, - лишь отметил прапорщик Аспид.
После ужина, к ним в номер зашёл капитан Славик, принёс с собой большую бутылку водки.
- Петя, нас не наградили потому, что мы это дело забыли вспрыснуть, - весело говорил капитан, ставя бутылку на стол.
- Если по маленькой...
- Только маленькие дела начинаются с маленьких.
- Все что нужно большого мы уже совершили.
- И еще совершим...
Капитан и прапорщик пили из больших граненных стаканов, закусывая розовой мос-ковской колбасой.
- Старшина, давай по маленькой, - предложил Иисусу капитан.
- Спасибо, я не пью, - смущенно отказывался Иисус.
- Да че ты, старшина, прапорщика боишься? Не бойся - мы его уболтаем.
- Славик, детям нельзя - у них должно быть трезвое будущее. Во хмелю счастье не по-строишь. И прекратим на этом дискуссию.
Захмелев, капитан и прапорщик вспоминали Афганистан, службу, общих знакомых, павших... Капитан, как оказалось, после Афганистана был оставлен служить в пограничной авиации в Таджикистане. И вот теперь его опять награждают за участие в боевых действиях и опять против афганцев - та война продолжалась. Война никогда не кончается...
- Петя, понимаешь, тогда мы воевали против духов, а теперь вместе с духами и опять против духов. А деваться-то некуда. Семья в Душанбе, уже два раза квартиру грабили. Ехать в Россию некуда - жилья нет. Да кто мы: я с Белоруссии, она с Казахстана - советские мы, блин. Вот и воюем против советских понемногу. И кому это все надо, кому?
- Тому, кому и Чечня...
Иисус сидел в мягком кресле и смотрел телевизор, показывали американскую комедию, потом рекламу, а потом и программу “Время”. “А потом вечерняя поверка и “отбой”, - подумал Иисус о своих товарищах, оставшихся в Чечне, вспомнил казарму, вспомнил горы, скрытые вечной дымкой, таящей в себе смерть. И вновь возникла несуразная мысль, - А смотрят ли они там программу “Время”, живы ли еще...” А диктор бодрым голосом начал передавать сообще-ния о войне в Чечне. Пошли кадры документальной съемки. Иисус напрягся, как будто увидел что-то родное, близкое. На телеэкране обнимались русский генерал и чеченский полевой ко-мандир. “Возлюби врага своего, - вспомнил Иисус слова полковника-предателя, который также целовался с, презирающим его чеченским командиром...” Диктор говорил, что войне конец, что подписан мир.
- Петр Иванович, Петр Иванович! - почти закричал Иисус, - Они подписали договор - это мир, это конец войне.
Петр Иванович и капитан Славик перестали разговаривать и начали внимательно слу-шать диктора.
- Да что же это такое... - прапорщик Аспид заматерился, - Все как в Афгане - опять рус-ские мальчики гибли за черт знает что. Да когда же этот кончится, когда же нас перестанут предавать!?
- Петя, никогда. Русская армия тем и сильна, что у нее есть предатели генералы и герои солдаты. А то, что мир подписан хорошо - хорошо, что еще одна бойня закончилась.
- Какой хрен закончилась, - прапорщик с возмущением показал кому-то в телевизор ку-лак, - они сейчас отделятся и начнется все по новой.
- Да пусть отделяются, куда они без России - пропадут же.
- Нет, Слава, не пропадут. Это народ бандитов, а бандиты никогда плохо не жили. Они сейчас размахнутся: свобода грабежа, наркота, подлоги и никакого контроля, даже защита го-сударства. Ох, как эта Чечня выгодна - сколько народа на Западе и Востоке хотят видеть Рос-сию слабой. Вот до чего довели страну. Вот, твою мать, до чего довели Русь святую ее цари - пьяницы или позеры. Демократы чёртовы. Демократия - это сила закона, а не бардак и хаос. Сталин был самый великий русский демократ, хотя и грузин...
Бутылка опустела быстро, капитан принёс ещё одну...
Утром прапорщик Аспид разбудил Иисуса, который так и не заметил как уснул в крес-ле, но проснулся он на короткой кровати, раздетый и укрытый двумя одеялами. Он спал так крепко, что не заметил, как охмелевшие прапорщик и капитан с трудом уложили его в постель.
- Вставай, сынок, пора получать награды Родины, только что позвонили, нам следует торопиться, - прапорщик был свеж и бодр, как будто бы не пил почти до утра, - эх, что значит молодость и нервы - спит в любом положении, как мёртвый.
Петр Иванович и Иисус собрались быстро. "Сорок пять секунд, - почему-то подумал Иисус, и ему стало весело". Прапорщик торопил. Добираться нужно было своим ходом на об-щественном транспорте и уже не в Кремль, а в генеральный штаб вооружённых сил России. Где-то и кто-то решил, что награды должны вручить какие-нибудь генштабисты так как Прези-дент сильно занят.
И опять широкие входные холлы, и опять запутанные коридоры. Несколько старших офицеров с красными повязками долго выясняли зачем прибыли эти военнослужащие - дежур-ные службы предупреждены не были. Прибывшие получать награды не знали, что для многих ответственных чиновников генштаба эта процедура также была неожиданностью и что они долго решали между собой, кто этим должен заниматься, то есть, на кого спихнуть эту почет-ную обязанность. И только под конец рабочего дня кто-то решил взять ответственность на се-бя. Ожидавших, провели в какой-то большой зал, на входной двери которого было написано "Конференцзал отв. генерал-майор Шевцов". В этом конференцзале на самых задних рядах си-дело десятка три офицеров - это были те, кто должен был изображать "восторженные массы". Сидящие лишь мельком взглянули на вошедших, которые все сбились в группу возле стены. Приведший их дежурный офицер, предложил им рассаживаться на в передних рядах. В зале наступила тишина, лишь периодически был слышан шепот с задних рядов. Все кого-то ждали. В зале было холодно над сидящими поднимался лёгкий пар от дыхания. Дверь в конференцзал открылась.
- Товарищи офицеры! - громко скомандовал дежурный офицер, ожидавший у этой две-ри.
Все встали и офицеры и несколько солдат, прибывших для награждения. В зал зашёл полноватый, угрюмый генерал, за ним следовал полковник, несущий в руках дипломат и под мышкой несколько тонких лапок, за полковником шёл подполковник, держащий на согнутых руках стопку красных папок.
- Товарищи офицеры, - как-то устало и небрежно скомандовал генерал, все сели.
Началась процедура награждения. Генерал быстро зачитал Указ Президента и начал вызы-вать награждаемых согласно списка. Первым в этом списке стояла фамилия и имя Иисуса, сре-ди присутствующих он был единственным, кто награждался Звездой Героя. Когда генерал за-читал фамилию и имя Иисуса, брови его чуть приподнялись придав лицу крайне удивленное выражение. Иисус приподнялся и начал пробираться к выходу. Где-то из задних рядов донеся плохо сдерживаемый шепот:
- Жид, что ли?...
На Иисуса эти слова не произвели никакого впечатления. Он смущение и некую нелов-кость от предстоящее события, которое происходило как-то не осознанно, будто бы не с ним, и вдруг становилось осязаемым и ощущаемым. Ему стало жарко, он почувствовал как с висков потекли тоненькие струи пота. Он Герой России, он награжден высшей наградой Родины...
Вот эта маленькая коробочка в его огромной покалеченной ладонью. Ему страшно её открывать, ему крайне неловко чувствовать взгляды на себе.
- Ану-ка, старшина, покажи, - тихонько шепнул капитан Славик.
Иисус открыл коробочку. Как маленькое солнышко, как яркий и бесценный кристалл блеснули пять её лучей. Это его Звезда. Казалось, что кроме этой маленькой золотой звёздочки ничего больше в мире нет - пространство как будто исчезло, исчезло всё - только был он и Она - Звезда Героя...
- Товарищи офицеры! - эта команда вывела Иисуса из оцепенения, оказалось, что на-граждение закончилось.
- Давай, сынок, прикреплю, - прапорщик Аспид взял коробочку с наградой из рук Иису-са, вынул из неё Звезду и начал прикручивать ее к кителю, - заслужил, право заслужил, - при-говаривал он, смотря на своего подчинённого.
А мимо проходили участники представления с названием “награждение”, они с кратко-временным интересом поглядывали на Иисуса, многие, даже очень многие хотели бы иметь та-кую награду, но без риска, без боли и без труда. И все, без исключения, московские военные чинуши прикидывали в уме варианты развития своей карьеры будь у них такой отличительный знак.
Прапорщику и капитану Славику был также вручен орден.
- Дали бы лучше квартиру, - весело сказал капитан, рассматривая свой орден на груди, - и тогда я тоже мог бы сказать:"... зачем мне орден - я согласен на медаль..." И на том спасибо. Петр, так что обмоем?
- Нет, Слава, как-нибудь в другой раз. Мы с Иисусом должны успеть на последнюю электричку. А обмывали мы что-то вчера, я не ошибаюсь? - прапорщик улыбнулся.
- Эх, Петр пока. И ты прощай Иисус. Дай бог, чтобы мы никогда больше не обмывали итого барахла, лучше чьё-то рождение.
- Вот женю Иисуса тогда точно нажремся до потери пульса, - весело пообещал пра-порщик.
- Не спеши, Петр, у меня дочка подрастает. Мне самому такой зять нужен.
- По рукам...
После короткого прощания прапорщик Аспид, старшина Назаретянин простились с ве-сёлым лётчиком капитаном, которого звали просто Слава. Провожая их на вокзал капитан, же-лая им счастья, почему-то сказал:
- Ах, лучше бы ты, Иисус, был Иваном - проблем меньше...
5.
Сдав номер в гостинице и купив подарки жене и детям, прапорщик Аспид вместе с Ии-сусом сумели успеть на последнюю электричку, уходящую на ту станцию из которой они чуть больше года назад отправлялись в Чечню. Ехать нужно было около трёх часов.
Сначала вагоны электрички были переполнены и Иисусу, и прапорщику Аспиду пришлось около часа стоять, что было очень неудобно обоим - Иисусу из-за его громадного роста и ком-плекции, прапорщику из-за ранения в ноге. Но места им никто не уступил, даже прапорщику, опирающемуся на палочку. Потом электричка начала постепенно пустеть, появились свобод-ные места. Петр Иванович и Иисус устало сели на жесткие деревянные скамейки, казавшимися им мягче самых мягких диванов, виденных ими в Кремле. Иисус на сколько это было возможно вытянул ноги, расслабился и прислонился к окну. В темноте окон поглощалось пространство, равномерно доносился стук стыков рельс, из обогревателей вагона убаюкивающе поднимался теплый воздух - Иисус уснул.
Проснулся он будто бы от резкого толчка, в последний миг перед тем как он открыл глаза, в его подсознании мелькнуло видение очередей трассирующих пуль, разрыв гранаты. "Опасность!" - сигнал или ощущение подобного, вырабатывалось тысячелетиями у наших предков, бывших охотниками и добычей одновременно. Иисус, не меняя положения тела, вни-мательно осмотрел вагон. Вагон освещался слабо и в полумраке, как застывшие тени, сидели на своих жёстких скамейках немногочисленные пассажиры. Рядом с Иисусом, положив голову ему на плечо спал прапорщик Аспид. Иисус, стараясь его не потревожить, свободной рукой протёр глаза, помассировал виски. Полумрак светлее не стал, тёмно-серые тени пассажиров лишь приобрели некоторые оттенки. Перестук колёс был такой же ритмичен. Входная дверь в вагон открылась, вошло два молодых крепких парня в темных коротких куртках с чёрными вя-занными шапочками на головах. Почему то они привлекли внимание Иисуса, может потому, что в сонном царстве вагона они определяли хоть какое-то движение.
Парни начали подходить к пассажирам и о чём-то тихонько разговаривать с ними. Пас-сажиры доставали что-то с карманов и протягивали парням, создавалось впечатление, что кон-тролёры проверяют билеты. Наискось, с противоположной стороны, спиной к Иисусу сидела женщина в красивой шубе из искусственного меха в которую старалась вжаться маленькая, спящая девочка в белой кроличьей щубке и белой вязанной шапочке. Парни подошли к этой женщине.
- Пять тысяч со взрослого, три с ребёнка, - услышал Иисус, требования одного из пар-ней к женщине.
- За что? - тихо возмутилась женщина. - Я с билетом, вот он.
- Не ори, - опять тихо, с угрожающими нотками в голосе сказал парень, - за охрану ва-гона.
- Какую ещё охрану, что Вы несёте, молодой человек? - возмущалась женщина, девоч-ка,
проснулась и испуганно посмотрела на мать.
Проснулся и прапорщик Аспид. Он быстро оценил ситуацию и очень тихо сказал Иису-су:
- Пока не вмешивайся - они могут быть не одни.
Иисус не знал, кто это такие "они", но он догадался, что эти парни творят что-то пре-ступное и что надо проследить все их действия. Женщина продолжала не уступать требовани-ям этих двоих.
- Десять тысяч с носа, - тихо увеличил требуемую сумму один из парней, другой в это время воровато осматривал вагон, он заметил двух военнослужащих - прапорщика и старшину, которые спали или делали вид, что они ничего но замечают.
- Люди! Грабят! -вдруг закричала, женщина.
Один из парней выхватил из кармана пистолет и угрожающе направил его в глубь ваго-на, предупреждая предполагаемое не желаемое вмешательство. Несколько пассажиров огляну-лось, но увидя пистолет, вжали головы в плечи. Другой парень резко выхватил сумочку, кото-рую женщина прижимала к себе.
- Пикнешь, убью, сука, - прошипел он.
Женщина плакала. Иисус начал медленно подниматься. Державший пистолет направил его в грудь старшине.
- Стой, падла, если жить хочешь,- как то истерично кричал нападавший, его испугала могучая фигура Иисуса и палец самопроизвольно нажал на курок.
Но, наверное, со страху или оттого, что он не ожидал сопротивления, грабитель забыл снять пистолет с предохранителя. Этой задержки было достаточно. Действуя палкой как крюч-ком, прапорщик Аспид выбил пистолет а затем, развернув её, резким тычком ударил в перено-сицу ошарашенного грабителя. В это время Иисус быстрым, сильным ударом в голову оглушил другого нападавшего.
Вдруг, неожиданно, как по волшебству, возле них появился милиционер в звании сер-жанта.
- Спокойно, граждане, милиция, что здесь у вас!? -энергично размахивая руками и делая вид, что наводит строжайший законный порядок, кича милиционер.
Но что-то фальшивое и лживое было в облике этого сержанта милиции, может слишком тесная форма, как будто бы шитая на другого человека, не бритый подбородок и неспокойно бегающие глаза.
- Ваши документы, товарищ сержант, - строго, как у новобранца, спросил прапорщик.
- Ты что, военный, крыша поехала? - удивлённо спросил сержант, зрачки его глаз уже не просто двигались в разные стороны глазниц, как будто стараясь охватить всё пространство - они
метались так, что казалось, видят всё, что можно увидеть в любом направлении, даже сзади.
- Уже приехала. Документы, сержант, - прапорщик был неумолим.
Иисус насторожился, его чувства обострились, он был готов к любому действию.
Один из вагонных грабителей, тот которого сбил ног прапорщик ударом палки, приот-крыл глаза. Затем неожиданно быстро и очень профессионально сделал подсечку прапорщику Аспиду. Прапорщик упал. Сделавший подсечку мгновенно, как получивший толчок мощной пружиной, вскочил на ноги и произвел захват руки Иисуса, намереваясь произвести какой-нибудь обезвреживающий прием. Действия этого грабителя свидетельствовали, что это был довольно таки опытный борец, но Иисус был не менее опытный, но боец. Борцовский ковер и поле сражения это совершенно разные по своей значимости для жизни человека пространства: на одних человек пытается удовлетворить свое честолюбие, на других - спасти жизнь. Ин-стинкты самосохранения действуют быстрее и надежнее реакции борца. В какое-то мгновение рука борца была перехвачена могучей дланью Иисуса и вывернута в сторону противополож-ную от направления движения. Лицо нападавшего с силой врезалось в алюминиевую ручку си-дения - череп треснул как непрочная яичная скорлупа...
Милиционер выхватил пистолет, перезарядил затворную раму и направил его в сторону Иисуса. В такую мишень было не возможно не попасть. Но момент нажатия на курок совпал с сильным ударом ноги Иисуса в грудь стрелявшему. На курок сержант нажимал уже падая на крепкие деревянные скамейки, ударяясь о них не менее крепким затылком и теряя при этом сознание.
Схватка длилась минуту, максимум две. Никто в вагоне электрички так и не понял, что произошло. Некоторые из пассажиров, отдавшие свои пять тысяч “щипачам-вагонникам” по-нимали, что кто-то решил не отдавать им свои деньги, и кто-то обезвредил бандитов. Но обы-ватель на то он и обыватель, что его мышление ограниченно собственным бытом и собствен-ным благополучием на страже которого стоит страх. Страх - это основное качество обывателя, отбирающее у него зрение, слух и самое важное разум... Самые храбрые из пассажиров начали медленно соображать, что им предпринимать в данной ситуации: оказывать ли не нужную по-мощь или, как всегда, сделать вид что их ничего не касается.
Женщина в шубе плакать перестала. Она встала, подошла к оглушенному грабителю и забрала у него свою сумочку, которую он так и не выпустил со своих рук при падении. И тут заплакала ее дочь. Грабитель, вначале лишившийся чувств, а затем своей добычи застонал и начал шевелиться. Иисус помог подняться на ноги прапорщику. Петр Иванович отряхнул оде-жду и посмотрел на Иисуса.
- Ты как, цел? - спросил он.
- Наверное да, но вот шинель продырявило - жалко, - Иисус засунул указательный па-лец в дырку возле погона.
- Оно-то, конечно, жалко: голова - черт с ней, а вот шинель имуйщество, - пробовал шу-тить прапорщик.
Подошло несколько пассажиров, с опаской поглядывая по сторонам и осторожно спра-шивая нужна ли помощь.
- Граждане, ничего здесь не трогайте, - предупредил прапорщик подошедших и попро-сил, - вызовите в переговорное устройство сотрудника транспортной милиции, он должен на-ходиться в поезде.
Кто-то нажал кнопку вызова под небольшой коробкой над которой было написано вы-зов милиции. Сеточка, под которой должен был находиться динамик, оставалась безмолвной - в пригородных электричках связь с милицией и машинистом уже давно отсутствовала.
Прапорщик Аспид подошёл к тому, кто нападал на Иисуса. Тот лежал на полу вагона, головой в большой луже крови. Прапорщик попытался нащупать пульс артерии на шее - пульса не было, тело остывало. Прапорщик очень часто видел смерть вот и сейчас он понял - она мимо не прошла - нападавший был мёртв.
- Ему уже повезло - у него в этой жизни больше не будет проблем, но проблемы могут начаться у нас, - прапорщик вздохнул и покачал головой.
Другой нападавший, оставшийся в живых, пытался встать, но у него ничего не получи-лось, он лишь смог сесть на пол и встряхнуть несколько раз головой. В голове его шумело и как сквозь пелену он увидел какие-то ноги, окровавленную голову своего товарища. Контуры увиденного ставали более отчётливы. Он приподнял голову и посмотрел на окружающих. Над ним, как громадная гора высилась фигура какого-то солдата. Он вновь попытался встать.
- Сиди и ни о чём не думай, может тебе и повезло, - услышал он насмешливый голос другого военного.
Он понял, что это те военнослужащие, сидевшие недалеко от женщины, воспротивившейся по-борам.
- Вы что, мужики, - медленно растягивая слова пытался говорить сидящий на полу гра-битель, - вы знаете во что впутались - вас же в порошок сотрут.
- И то польза, может кому-то такие порошки понадобятся, - опять другой, поменьше ростом, военный ответил ему с презрительной усмешкой и тут же добавил, - ты лучше помолчи - это для здоровья полезней и от неприятностей воздержится, а то следующий раз ударю я по-сле этого говорить будет уже труднее.
Грабитель замолчал, он посмотрел через плечо в строну и увидел лежащего на полу ми-лиционера и тихо застонал. Послышались голоса, наконец-то, осмелевших пассажиров.
- Они постоянно здесь промышляют...
- Вот твориться. И милиция с ними за одно...
- А что с этим?
Поезд подходил к станции. Практически все пассажиры заспешили к выходу, остава-лись только прапорщик Аспид, Назаретянин, поверженные грабители и женщина с девочкой.
- Иисус, ты здесь побуть, а я схожу вызову милицию, - сказал прапорщик и заспешил к выходу - это была предпоследняя остановка электрички, на следующей прапорщику и старши-не надо было выходить, их должна была ждать машина с части. Но сойти прапорщику и его подчинённому пришлось раньше.
Поезд, что естественно, задержали до приезда оперативной группы. Более двух часов понадобилось для того, чтобы прибыла опергруппа с районного отделения милиции - расстоя-ние до него было чуть меньше тридцати километров. Прибывшие оперативники обнаружили, что почти все свидетели исчезли, наверное, они попытались доехать до следующей станции другим поездом или другими видами транспорта, а часть их сошла на этой станции. Из всех пассажиров вагона остались только Аспид, Иисус и не пожелавшая давать дань грабителям женщина с девочкой.
- Я останусь, - отвечала она на предложение прапорщика уехать со всеми остальными, - вам понадобятся свидетели а я всё видела.
- А как же девочка? - беспокоился Петр Иванович.
- Ничего, мы с ней очень терпеливые, правда, Юленька, - она прижала лицо дочурки к своим губам.
- Да мама. А эти дяди храбрые, как наш папа.
Глаза женщины погрустнели.
- Наш папа был милиционером, он погиб год назад на дежурстве...
- И здесь убивали, и здесь была война, - тихо сказал прапорщик, слушая короткий рас-сказ женщины о своем муже, честно исполнившим свой долг.
Уже было за полночь. Оперативники работали. Снимали показания, производили опи-сание места происшествия.
- Плохи дела, - сказал человек в штацком, представившийся капитаном Пенчуком, - убитый оказался младшим, лейтенантом милиции, оперуполномоченным, придётся вас задер-жать.
- Но ведь это мы защищались, а они грабили с оружием, - удивился прапорщик Аспид, - ведь мы едем с войны, мы уже больше года дома не были.
- Ничего поделать не могу, - сделал движение плечами, как будто хотел развести руки капитан, - погиб сотрудник милиции, который, судя по предварительным данным исполнял служебные обязанности, так что не вынуждайте меня применять силу.
- Но, они же были в одной шайке, - вмешалась женщина, слыша весь этот разговор, - они же меня грабили и этот ваш лейтенант сумочку у меня выдернул.
- Гражданка, когда нужно будет, Вас спросят, - грубо оборвал ее капитан.
- Капитан, я Вам не гражданка - я жена погибшего сержанта Мальцева, - возмущённым тоном выплеснула свои эмоции женщина, ей казалось, что о гибели ее мужа должны были знать все - ведь его подвиге было написано в одной из московских газет.
- Тогда Вас, мадам Мальцева, вызовут и Вы всё расскажите, если в этом будет потреб-ность, - раздражённо отвечал ей капитан, а за тем, обратившись к своим коллегам, - этих двоих тоже заберём.
Опергруппа, забрав двух грабителей а также прапорщика Аспида и старшину Назаретя-нина, отправилась в соседний населённый пункт, рядом с которым находилась часть, в которой служили эти два солдата.
Через несколько минут после их отъезда на вокзал приехал УА3ик в котором находи-лась жена прапорщика Аспида и дежурный офицер. Когда поезд не прибыл вовремя Светлана Григорьевна начала дозваниваться до дежурных по всех станциях, пытаясь узнать причину за-держки поезда. И так уж получилось, что последний звонок она сделала, на самую ближнюю станцию, на которой и произошла задержка поезда. На станции уже никого не было и лишь си-дела, одинокая женщина в шубе из искусственного меха а возле неё, свернувшись калачиком, маленькая девочка в кроличьей шубке и белой вязанной шапочке. Светлана Григорьевна обра-тилась к ней...
Женщины решили действовать. Всегда, когда мужчины попадают в беду женщины на-чинают спасать их и не только их...
В железной крытой машине, за крепкой решёткой, напротив друг друга сидели два гра-бителя и два военнослужащих, которые фактически их задержали. На грабителях были наруч-ники, прапорщик и старшина, сидели без наручников - в оперативников было только две пары этих первых элементов лишения свободы. Перед тем как всех четверых посадить в машину, их обыскали, забрали документы, чемодан прапорщика и вещмешок Иисуса. Грабитель в мили-цейской форме молчал, лишь его зрачки по-прежнему непривычно быстро двигались. Его това-рищ насмешливо смотрел на прапорщика и старшину.
- Ну, что военный? Думаешь, героя полнишь или медаль за спасение водах? Крест ты получишь осиновый - а я вот погуляю ещё. Ты мента то замочил, а за это они никого по голове не гладят.
- Я могу и тебя,- спокойно ответил прапорщик, - просто из зависти, что ты вот погуля-ешь а я нет.
Грабитель испугано замолчал.
В кабине капитан Пенчук рассматривал документы задержанных.
- Вот это да! - воскликнул он, рассматривая бумаги Иисуса. - Смотри ты, Иисус! И не просто какой- нибудь жыд, а Герой России, если, конечно, это не липа. Могут быть неприятно-сти.
- Да брось ты, - успокоительно говорил ему водитель, - когда выпустим то ноги цело-вать будут, а можно и не выпускать.
Капитан открыл коробочку с наградой и приложил звезду Героя к левой половине гру-ди.
- Ну как я? - спросил он, полуразвернувшись к водителю.
- Круто - все бабы наши, - весело ответил ему водитель,
Капитан положил Звезду Героя в коробочку, закрыл её, а затем опустил себе в карман. Водитель краем глаза наблюдал за действиями своего начальника...
- Так надежнее, - как будто оправдываясь, сказал тот.
По приезду в районное отделение милиции арестованных вывели из машины и провели к дежурному по отделению.
- Оприходуй их, - небрежно сказал капитан дежурившему милиционеру, - в разные ка-меры.
- Товарищ капитан, какие камеры, мы что арестованы? - возмущённо спросил прапор-щик Аспид.
Иисус молчал - он никак не мог понять, что всё же произошло. В его сознании не мог-ли совместиться факты нападения бандитов, ареста...
- По слушайте, гражданин, я же Вам объяснял, что убит офицер милиции и до выясне-ния обстоятельств Вы задерживаетесь.
- И сколько Вам потребуется времени для этих "выяснений обстоятельств"? - лицо прапорщика начинало темнеть, он понимал, что столкнулся не только с бюрократизмом - он снова столкнулся с зверем в человеке.
- Сколько надо - столько и потребуется.
- Но есть же закон! - чуть ли не закричал прапорщик.
- Закон есть закон, - пытаясь быть философом ответил, капитан уходя от дежурного,
- Да, Вы хоть в часть сообщите, - попросил прапорщик.
- Кому надо тому и сообщим, - нагловато улыбаясь сказал дежурный милиционер.
- А наши вещи? - опять спросил прапорщик Аспид, - вы же должны их изымать в на-шем присутствии с понятыми и мы должны засвидетельствовать их наличие.
- Да успокойся ты, кусок. Это тебе не твоя казарма, - начал возмущаться дежурный ми-лиционер, в звании лейтенанта, - никуда твои шмотки не пропадут, сейчас это уже вещдоки.
Дежурный взял ключи и вышел из-за отгороженного места, где он сидя нёс свою вахту по защите законности в государстве.
- Пошли, посадим этих, - кликнул он вошедшего водителя УАЗика.
- У-у-у, - застонал прапорщик, схватившись за рукав Иисуса, - нога. Эти фашисты па-лочку забрали.
Лейтенант остановился в некоторой растерянности, подошёл ближе и склонился возле прапорщика. Короткий, резкий, удар снизу в нос острой молнией врезался в мозг лейтенанту, мозг временно потерял способность выполнять функции управления телом. Рука водителя на-правилась к пистолету, находившемуся в кобуре сбоку, но мощные тиски сжали эту руку слег-ка подвернув её - этого было достаточно, чтобы резкая боль временно парализовала мышцы горла, позвать на помощь было не возможно. Сидевшие на стульях грабители в наручниках од-новременно бросились к выходу, но в одном прыжке Иисус догнал их, схватил за вороты кур-ток и как маленьких котят подтащил к камерам.
- Давай, сынок, и тех и других, - намного запыхавшись сказал прапорщик, - пусть вме-сте посидят - они этого достойны.
Петр Иванович открыл камеру и Иисус бросил туда вместе и грабителей и милиционе-ров. В это время послышался звук открывающейся входной двери это входили еще два мили-ционера, вооружённые короткоствольными автоматами - это были конвоиры, которые остались покурить, они беззаботно о чём -то разговаривали. Для них было полной неожиданностью то, что стволы их автоматов какая-то сила потянула к себе а сильные удары в область солнечного сплетения ещё более усилили впечатление неожиданности. Когда дыхание немного восстано-вилось, они увидели стволы своих же автоматов смотрящих им в лицо.
- Тихо, пацаны, гуськом в камеру, - грозно приказывал им тот прапорщик, которого они недавно
конвоировали, а могучий старшина в одной руке держал автомат в другой пистолет, его выра-жение лица
говорило о том, что это оружие способно выстрелить при малейшей попытке неподчинения. Тяжёлый замок камеры грохнул как выстрел, закрыв в серых стенах холодного бетона банди-тов и тех кто обязан был их ловить.
- Извини, Иисус для меня это уже слишком, я не выдержал, - мягким голосом виновато-го человека говорил прапорщик.
-Ничего, Петр Иванович, как я понимаю, нам нужно забрать свои вещи и добираться до дома. Вас ждут.
В кабинете капитана Пенчук собрались все члены дежурной опергруппы, закипал чай-ник, оперативники обсуждали сегодняшнее происшествие.
- Это те ребята, что идут по сводке, - говорил один, - но этот лейтенант испортил всю малину.
- Да ну их, уже утро, - махнул рукой капитан Пенчук, - сейчас прийдёт начальник, до-ложим и пусть раскручивает дальше.
- Может зря ты посадил тех военных?, - спросил ещё один оперативник.
- Всё законно.
- Да, но всё же, похоже это они их обезвредили и та свидетельница утверждает, кстати откуда она, кто записал?
- Да где-то записано, у меня кажется, - сказал ещё один оперативник.
Дверь с грохотом открылась. От внезапности один из оперативников выпустил стакан с кипятком, ошпарив себе ногу, но боли он не чувствовал. Всех сковало мгновение страха, поро-жденное двумя чёрными отверстиями дульных срезов автоматов.
- Спокойно, граждане милиционеры, - тихий но твердый голос прапорщика Аспида зву-чал в наступившей тишине, как будто усиленный мощными усилителями голос диктора, - вос-становим законность и порядок. Сейчас я возьму свои вещи и мы покинем вас. Если вы окаже-тесь гнидами, то я вас всех расстреляю. Это: во-первых отсутствие свидетелей; во-вторых бла-гое дело - на несколько сволочей станет меньше. У нас будет железное алиби: то что мы задер-жали этих преступников видели многие, а на то, что вы нас увезли, скажем, что за оказанную помощь милиции вы повезли нас домой.
Прапорщик подошёл к каждому оперативнику и забрал у них пистолеты, бросая их к ногам Иисуса, державшего под прицелом застывших милиционеров. Затем Петр Иванович по-дошёл к капитану и взял стоящие возле него вещи свои и Иисуса. открыл чемодан, проверил содержимое, тоже повторил с вещмешком Иисуса. Ни его ордена ни Звезды Героя Иисуса ни-где не было, не было и денег в бумажнике. Прапорщик отошёл в сторону и смотря в глаза ка-питану Пенчук, снял с предохранителя пистолет, перезарядил и приставил ствол ко лбу капи-тану.
- Я тупой прапорщик и умею считать только до трёх. Раз-з, - в голосе прапорщика слы-шался рокот голодного льва, все поняли, что прапорщик не шутит.
Капитан Пенчук вспотел и задрожал. Это был маленький, замученный жизнью и зави-стью человек, нашедший себя в милицейской службе. Дрожащими руками он вытащил крас-ную коробочку, удостоверения к награде и деньги.
- А-а-а орден у водителя, мы с ним поделились, - дрожащим голосом говорил от страха ничего не скрывая. Что-то горячее потекло по ногам капитана, запахло мочой.
- Хотел ударить, но не могу - битъ больного недержанием мочи это жестоко, - саркасти-чески улыбаясь, сказал прапорщик Аспид.
В коридоре послышались шаги нескольких человек. Иисус отскочил от дверей, при-жавшись к углу комнаты, направив один автомат в сторону двери другой на застывших опера-тивников. Прапорщик Аспид схватил одной рукой близстоящего милиционера, подтащил его к стене и прикрывшись им как щитом скомандовал:
- Всем на пол! -
Все милиционеры послушно легли.
- Петр Иванович, ничего не надо делать! - обращался из-за двери чей-то громкий уве-ренный голос.
- Мы всё знаем, Вы ни в чём не виноваты. С нами Ваша жена.
- Петя, это я! - услышал прапорщик голос жены. - Это свои. Это мы с Наташей привели ОМОН, там служил её муж.
- Открывайте дверь! - крикнул прапорщик, не выпуская из рук воротник милиционера и пистолет, который он ему приставил к виску.
Дверь открылась. На пороге стояла жена, Светлана и рядом с ней два высоких, широко-плечих мужчины в форме ОМОН. Омоновцы показывали открытые, слегка приподнятые ладо-ни, как-будто демонстрируя отсутствие оружия. Жена бросилась к мужу. Прапорщик отбросил в сторону милиционера и пистолет.
- Ничего, ничего дорогая, - успокаивающе гладил жену по волосам Петр Иванович, - всё хорошо мы немножко помогли милиции и всё.
Иисус опустил стволы автоматов. Милиционеры начали вставать с пола. Один из них хотел взять, брошенный прапорщиком пистолет.
- Положи, не твоё, - негромко, но тоном не допускающим возражений сказал один из омоновцев.
- Да я так, просто, - смущённо говорил милиционер.
Капитан Пенчук с трудом сел на стул, он сильно дрожал, по его лишу текли слёзы. Скоро в районное отделение прибыл начальник. В его присутствии Иисус открыл камеру, за-шёл в неё и протянул свою огромно ладонь к водителю. Водитель, поспешно шаря по карма-нам, извлек из них орден прапорщика Аспида и, опустив глаза, положил его в руку Иисусу. Иисус молча вышел опять накинув замок на двери, оставив за ними милиционеров и бандитов.
* * *
К КПП части подъехало две милицейские “Волги” и УАЗик. Из машин вышли прапор-щик Аспид и старшина Назаретянин. Их встречали все оставшиеся жители военного городка - в основном это были женщины и дети. В чемодане прапорщика были письма офицеров своим семьям, которые он начал тут же раздавать. Люди радовались не только весточкам от родных и близких - они были рады видеть двух живых солдат их полка - живые солдаты, пережившие войну, всегда приносят надежду. Иисус, ощущая то чувство радости с каким их встречали, поч-ти сразу забыл неприятное происшествие, происшедшее с ним с ним и Петром Ивановичем.
- Вот и вернулся, вот и дома, - подумал солдат...