Повесть о солдате со странным именем Иисус. 1

На плацу стояли новобранцы. Их было четырнадцать. И их представляли старшине роты пра-порщику Петру Аспиду.
Прапорщик был ... ну, такой как и все прапорщики в этой армии - военный и грозный, как отец добрый и как бог злой. Но главное, что отличает всех прапорщиков от остального мира, он был спра-ведлив, по крайней мере, он был в этом уверен и ещё никто не пытался его разуверить. Поэтому пра-порщик Аспид очень внимательно осматривал новобранцев, чтобы правильно оценить обстановку и принять единственно правильное решение, выражаемое в его приказах, приказаниях, просьбах и поже-ланиях, которые всегда должны были выполняться беспрекословно.
А новобранцы были, как все новобранцы - гражданские и нелепые, запуганные и робкие. Но главное, что их отличало от остальных молодых людей, оставшимися где-то там, на “гражданке” - это то, что они верили всему, что им говорили и старались сделать всё, что от них требовали, даже если эти требования были заведомо невыполнимы. Поэтому они следили, глазами и ушами за всеми передвиже-ниями прапорщика Аспида, стараясь правильно понять его рассказы, приказы, приказания, просьбы или хотя-бы слова.
- И так, сынки, - начал свою речь прапорщик, - я есть старшина роты прапорщик Аспид Петр Иванович - я есть ваш царь и бог в одном лице - и отец и мать во всём остальном. Вы прибыли служить в пятую роту нашей войсковой части, которая является ничем иным, как гвардейским полком. Поздрав-ляю вас, гвардейцы!
После этих слов прапорщик внимательно посмотрел на новобранцев, а те испугано на него. Возникла некая пауза во время которой лицо прапорщика немного побагровело.
 - Услышав обращение "гвардейцы", - сурово продолжал прапорщик, - военнослужащные на-шего полка должны дружно орать "Ура!'", а громче всех военнослужащные пятой роты. Ясно!?
Новобранцы понятливо замычали.
- Но, пока вас не постригли, не помыли и не одели - вы ещё чучело огородные, а не гвардей-цы...
Не успел прапорщик продолжить свою мысль, как его прервал не согласованный крик "Ура!" тринадцати молодых глоток, которые некоторое время назад могли орать что угодно: и "Хэви мэталл!", и "Спартак" -чемпион!" или просто "Долой!", - но нас только не "Ура". Крик "Ура!" - это было то первое ,что начинало их сплачивать в стройный и монолитный воинский коллектив.
"Ура!" кричали все кроме одного...
Этот один был самый новобранистый из всех новобранцев. Все новобранцы были пострижены под "бобрик" или коротко, некоторые "под Котовского", а этот имел длинные, почти до пояса темно-каштановые, слипшиеся волосы и к тому же закреплены на лбу грязной бечёвкой. Все новобранцы бы-ли одеты или в фуфайки или грязные куртки, так как этот призыв был осенний и на улице было про-хладно, а на этом была всего лишь длинная холщовая рубаха с одной пуговицей у горла, которая, к тому же, была оторвана, и висела на тоненькой нитке. Все новобранцы были обуты в различные старые крос-совки, а этот был в сандалиях на босу ногу - в старых сандалиях с дырочками, таких уже и в кино не увидишь. Лицо его было не брито, глаза ничего не выражали: ни страха, что естественно в незнакомой обстановке; ни огня, что свойственно молодым; ни голода, хотя он был очень худ - ничего, полнейшая отрешённость.
- Ты, шо, наркоша? - Прапорщик Аспид внимательно посмотрел на этого странного новобран-ца, - или ты этот, конченный - хиппи?
- Нет, милостивый сударь, - тихо ответил новобранец.
- Ваша фамилиё, товарищ боец? - начал допытываться прапорщик Аспид, как-то по особенному всматриваясь в глаза этому странному новобранцу.
 - Я Ииус, - тихо и покорно отвечал новобранец, ласково смотря в глаза прапорщику, - я Иисус Назаретянин.
- Сынок, ты начал косить очень поздно, - самодовольно хмыкнул прапорщик, - я тебя быстро вылечу, счас узнаю кто ты на самом деле, а потом я тебе пропишу ликарствия от закосения и твоему Иисусу заодно.
Прапорщик вытащил из глубоких штанин несколько листиков бумаги.
- Равняйсь! Смирна-а-а! По-порядку номеров рассчитайсь! - подал прапорщик команду.
- Первый, второй, ... - раздались звонкие юношеские голоса. Дошла очередь до того кто назвал-ся Иисусом Назаритянином, он оказался четырнадцатым и он молчал.
- Тринадцатый, - повторил тринадцатый, по счёту новобранец и локтем толкнул Иисуса, про-шептав подсказку, - четырнадцатый.
Но, назвавшийся Иисусом молчал и лишь виновато мигал глазами.
- Ты, чё, сынок, - обратился прапорщик к нему, - тупой? В школе не учился и не сможешь ска-зать "четырнадцатый"? И этому я тебя научу.
- Я не четырнадцатый - я первый, - тихо ответил Иисус.
- В общем да, ты самый длинный и должен стоять первый, валяй вперёд строя и бегом.
Действительно новобранец оказался очень высоким, где-то около двух метров ростом. И всем стало ясно, что он должен быть впереди, правофланговым.
- Ну, усе, теперече порядок в танковых войсках, каждный на своём положенном месте. По-порядку номеров рассчитайсь!
Высокий новобранец стоял молча.
- А што теперь не так, сынок? - с ехидцей в голосе спрашивал прапорщик. - Шо тебе счас ме-шает сказать первый?
- Это очевидно, что я первый. Я первый и единственный.
В строю раздался смех тринадцати молодых глоток.
- Смешки в строю, - грозно сказал прапорщик, что означало "смех прекратить" и все это поняли правильно, - Чтож, - продолжил прапорщик, - дурака включил, будем выключать. Сделаем рассчёт лич-ного состава.
 Прапорщик расправил листики и начал читать список новобранцев. Он называл фамилию оче-редного новобранца и тот громко кричал “Я!”. Дойдя до фамилии Назаретянин прпорщик не назвал ее громко, как все предедущие. Его густые черные брови приподнялись и он еще раз очень внимательно прочитал фамилию и имя в списке.
- Ты чёрт, есть такой, - удивлённо отметил прапорщик Аспид, - есть такой - Назаретянин Иисус Иосифович, ты чё это еврей? - Почему-то спросил прапорщик, не дожидаясь положенного ответа "Я".
- Нет, - тихо ответил Назаретянин, - я сын его.
- Кого такого "его"? - удивлённо переспросил прапорщик и сам ответил, а может и спросил, - Иосифа, сын-то, да?.
- Я сын его - отца своего. Я не еврей, - с каким-то отчаянием в голосе все также тихо отвечал странный солдат.
- Ну и хрен с тобой - побудь пока Иисусом, разберемся - не впервой мне косарей лечить, на мо-ём счету кого только не было. Был даже правнук Ленина и Инессы Арманд и его вылечил, лучшим сол-датом у меня стал, на дембель ефрейтором уехал, вот так- то, Иисус. Я и с тебя человека сделаю.
- Я сын человечий, - тихо и ласково сказал Иисус, - меня не надо лечить.
- Был человечим, станешь моим на два года, пойнял, гусь нестроевой, - все, кто был знаком с прапорщиком Аспидом знали, что выражение "гусь нестроевой" гораздо хуже ругательства - это знак особого внимания прапорщика к тому, к кому это выражение он адресовал.
Новобранцев повели в баню, где их постригли еще раз, даже тех, кто имел совершеннейшую армейскую стрижку "под ноль" (тоже самое, что и “под Котовского”). Странно, что полностью остри-женная голова называлась "имеющая аккуратную прическу", хотя причесывать на ней не было чего. За-тем новобранцам начали выдавать новую пятнистую форму и здоровенные кирзовые сапоги. Ново-бранцы одевались весело и с неподдельным интересом, обнаружив, что в новой форме они все стали по-хожи друг на друга и что далеки были от того идеала солдата, который был изображен на большом пла-кате в предбаннике. Молодые воины дружески подшучивали друг над другом, стараясь выглядеть бо-лее ловкими и бывалыми перед своими товарищами. Больше всего насмешек доставалось Иисусу. Дей-ствительно, после стрижки у Иисуса оказался смешной продолговатый череп, смешная форма которого была еще смешнее от больших, торчащих ушей. Иисус был очень худой, почти как школьный скелет и настолько высок, что у прапорщика Аспида не нашлось формы нужного размера, а поэтому форма была коротка и висела не мешком, а несколькими мешками: здоровенный мешок на ключицах и ребрах, два мешка на, руках и еще два здоровенных на тонких берцовых костях. К всеобщему удивлению и недо-умению прапорщика Аспида на складе не оказалось кирзовых сапог нужного размера. Аккуратно изме-ряв длину стопы ноги, ставшего уже рядовым Назаритянином, новобранца, прапорщик удивлённо сви-стнул:
- Ты дьявол! Сорок восьмой - да таких воще не бывает.
Иисус остался в сандалиях, тех самых с дырочками. Прапорщик Аспид выдал ему двойную норму портянок и начал учить наматывать так, чтобы они держались, образуя что-то вроде сапога. Ии-сус сидел отрешённо, а Аспид всё время приговаривал:
- Это надо же, довели парня, козлы сраные, небось детдомовский, угробить могли человека, ничего, паря, всё будет хорошо и сапоги мы тебе сошьем к завтрашнему смотру, хромачи. У прапорщи-ка Аспида с довольствием всегда ажур. А тебе двойная порция положена, но я скажу чтобы тебе давали жрать сколько хочешь. У прапорщика Аспида всегда все сытые и довольные, даже если он был бы в Африке, то и там не было бы никогда голода.
Новобранцев поместили в старую, но хорошо оборудованную, казарму и начали с ними прово-дить, так называемый, курс молодого бойца. Рядовому Назаретянину, как было обещано, пошили на за-висть всем солдатам хромовые сапоги и по просьбе прапорщика Аспида, которую было не возможно нарушить ибо она была важнее, чем приказ Министра Обороны, старослужащие воины подогнали фор-му. Такого еще русская армия не знала - "деды" подгоняли форму “молодому”. Единственное, что могло служить оправданием такому невообразимому событию было то, что "молодой был чёкнутый", а к бла-женным и умалишенным на Руси всегда было особое внимание и расположение - им прощалось все, да-же плохое руководство страной. Но не последнюю роль в таком действии играла личность самого пра-порщика Аспида, выдавшего такие распоряжения. Прозвище у прапорщика Аспида было “Дьявол”. И все знали что приказов прапорщика Дьявола нельзя нарушать - как он говорил так и должно было быть. А все потому, что у него был кулак величиной с кувалду и он считал себя справедливым и не погреши-мым, а такие люди всегда имеют наивысший приоритет - сильные всегда непогрешимые...
А затем начались "боевые будни КМБ (курса молодого бойца) или “карантина" .
Боевые будни начались с отбоя. Есть в армии такая команда "Отбой". В армии есть очень мно-го хороших, полезных и важных команд, по получению которых военнослужащий был обязан их вы-полнить ибо это был его долг - долг солдата. Одна из самых любимых солдатами команд была команда “Отбой”. По этой команде солдат должен был "отбиться", то есть, быстро раздеться, быстро и аккурат-но сложить форму так как это положенно и после этого быстро уснуть. Главное при выполнении этой команды - это быстро раздеться и быстро и правильно сложить форму, чтобы затем по команде "Подъ-ем" её можно было так же быстро одеть. Время на выполнение этих противоположных по смыслу и за-мыслу команд давалось одинаковое - сорок пять секунд, не больше и не меньше. Кто и когда установил это время никому не известно, но это все знали твёрдо, что сорок пять секунд это время когда догорит зажжённая спичка, даже если она горит не 45 секунд - это считалось всёравно сорока пятью секундами. Ну, вот просто такая армейская арифметика и астрономия которой не нужна Гринвичская лаборатория. У прапорщика Аспида не было горящей спички и на часы он не смотрел, но сорок пять секунд он всегда определял очень четко, сомневающихся в том что его сорок пять секунд - это не сорок пять секунд, не было. После того, как Петр Иванович дотошно объяснил, как нужно действовать и как нужно склады-вать форму, по команде "Отбой", он просто давал такую команду резким и неожиданным голосом, такой голос еще называют "хорошим командным". Описать такой голос невозможно - его нужно один, а луч-ше несколько раз услышать, так как сколько ситуаций, сколько команд - столько и оттенков, затаённых вибраций и обертонов может издавать, так называемый, "хороший командный голос". Услышавший та-кой голос, знает, как ему нужно себя вести, выполняя команду, приказ. Услышав голос прапорщика Ас-пида все начинали быстро и суетливо выполнять предписываемые командой действия. Все кроме... ря-дового Назаритянина... Когда все "молодые" (новобранцы на карантине) улеглись и дневальный выклю-чил электрическое освещение, Иисус остался на прежнем месте, участливо созерцая беготню своих со-служивцев.
- Косишь, сынок, косишь. Ну-ну,- спокойно произнёс прапорщик Аспид, - значит Родина тебя накормила, одела, обеспечила всеми нормами довольствия, а ты не хочешь ее защищать, ну-ну. Подъем!
Солдаты резко соскочили со своих коек и начали быстро одеваться. Одевшись, они станови-лись в строй. Когда строй обрёл нужные формы, дневальный шёл и докладывал прапорщику. Время "сорок пять секунд" отсчитывалось от начала команды "подъём" до начала доклада дневального, что "карантин построен". Прапорщик стоял неподвижно и смотрел на строй, произнося речь:
- Многие считают, что в армии издеваются, в особенности разные вшивые интеллигенты в паршивых газетах. Но все они и жрут и пишут спокойно лишь потому, что кто-то может быстро взять оружие и стать на их защиту. Для этого в армии тренируют. Подлётное время "Першинга" от трёх до пя-ти минут. Я спрашиваю у вас, господа сраные интеллигенты, если боец будет одеваться пять минут, кто будет спасать ваши дряблые задницы? Но подняться и стать в строй с оружием одному или нескольким человекам еще не достаточно - в армии каждный отвечает за всех и все за каждного. Рядовой Назаретя-нин Иисус Иософович, думает, что у него есть такое дурацкое поповское имя и что он самый хитрожо-пый, мол закосит и его спишут, а другие его будут защищать. Списать можно только хром, который ему выписали на сапоги - а он будет Родину защищать, если не захочет то мы его заставим, мы его научим посредством тренировки и взаимовыручки межу солдатами. Мы будем тренироваться до тех пор, пока все одновременно не уложатся в сорок пять секунд, все, включая рядового Назаретянина, ёх его в три царя душу мать!
Строй возмущенно зашумел, всё возмущение сплочённых рядов было направлено на Иисуса. Общее мнение было таково, что всем прийдётся страдать из-за одного, а потом этот один будет страдать от всех одновременно и ему будет больно. Иисус стоял, морщил лоб и слушал. Боли он не боялся, но больше всего его беспокоило то, что за него будут страдать ни в чем не повинные люди, но вот почему - он в действительности не понимал.
- Почему вы будете страдать из-за меня, ведь не я придумал эти порядки и не я запускаю "Пер-шинги", я хочу чтобы вам было хорошо. Разве вам будет плохо, если я лягу спать когда хочу? - Старался он объяснить солдатам.
- Разговорчики! - Прокричал прапорщик Аспид, - Отбой!
Все кинулись к кроватям, Иисус как-то неуверенно начал раздеваться и когда, все уже лежали в кроватях он только лишь снял китель и держал его как ненужную тряпку в руке.
- Подъём! - опять скомандовал прапорщик Аспид. - Смотрите, Назаретянин, ваши товарищи будут всю ночь вот так "отбиваться", всю ночь не спать и мучаться из-за вас. Пока вы будете косить под черт знает кого ваших товарищей будет косить усталость. А завтра им , может быть идти в бой, в смер-тельный бой...
Голос прапорщика звучал торжественно и трагически одновременно, хотя немногие могли до-гадаться, что это был своеобразный военный юмор.
- Из-за меня мучаться, - тихо повторил Иисус, он не мог понимать военного юмора - он совсем не понимал юмора. - Не из-за меня - я не хочу этого, - и это прозвучало не как протест, а как размышле-ние.
- Из-за вас, товарищ рядовой, из-за, вашего тупоумия и желания прикинуться дурачком. А зав-тра, им рано вставать и кросс шесть километров, а они всю ночь вот так будут отбиваться. Всю ночь, - прапорщик сделал страшное или страдальческое лицо.
- Из-за меня страдать, - еле слышно шепнули губы Иисуса.
А строй молодых солдат роптал.
- Ты, придурок, если сейчас не разденешься то ты труп... Иисус, кончай косить, закоси лучше утром - это смешнее... Козёл, кончай или я тебя кончу... - слышались угрожающие, просящие и так про-сто неудовлетворённые реплики.
- Да, да, конечно, я сейчас, - и Иисус, начал суетливо раздеваться, не дожидаясь команды.
- Отставить, рядовой Назаритянин, - скомандовал прапорщик Аспид. - Всё делать по команде. Стать в строй и привести себя в порядок. В армии всегда должен быть порядок. Если в стране бардак, то это еще ничего не значит. Армия это вам не страна - армия это вам порядок и дисциплина. Отбой!
Команды "отбой" и "подъём" несколько раз сменяли друг друга. Рядовой Назаретянин старал-ся, но всё же быстро, как все остальные новобранцы, не мог лечь спать, форма у него была очень боль-шая и никак не хотела складываться аккуратно, так как учил прапорщик Аспид, очень неудобно было одевать такие громадные сапоги, да и лечь быстро тоже было очень трудно - не помещался солдат на кровати.
Прапорщик Аспид был справедлив, хотя и строг:
- Так-с, на сегодня хватит, завтра, в личное время с Вами, товарищ рядовой, займутся два моих лучших сержанта - сержант Шамиев и сержант Пруцкисс, вы поняли, охломоны, - последние слова от-носились к двум наблюдавшим этот процесс сержантам.
- Так точно, товарищ прапорщик, - одновременно ответили они.
- Шамиев и Пруцкисс, завтра утром, на физзарядке, этот боец, как будущее нашей армии, на вашу личную ответственность, я лично проверю, ясно?
- Так точно, - опять одновременно ответили сержанты.
- А теперь каптёра ко мне! - опять громко скомандовал прапорщик.
- Он спит, товарищ прапорщик, - ответил дневальный.
- Я не спрашиваю, что он делает. Я хочу чтобы через две минуты он был в канцелярии, ясно, - недовольно прорычал прапорщик.
- Так точно, - пролепетал дневальный и быстро пошёл будить каптёра, солдата отвечающего за небольшое складское помещение роты - каптёрку.
Прапорщик пошёл в кабинет. Ровно через две минуты в двери канцелярии постучал солдат-каптёр.
- Товарищ прапорщик, разрешите войти?
- Валяй, Иванов, входи.
- Товарищ прапорщик, рядовой Иванов по Вашему приказанию прибыл.
- Рядовой Иванов, слушай приказ: завтра, сделать из двух кроватей одну, сшить из двух одеял одно, из двух простынь одну - всё для этого Иисуса. Все материалы я выдам, а как ты это будешь делать - это твоё личное дело. Иди спать. Всё ясно?
 - Так точно, но завтра я по приказу командира роты должен буду отвезти молодых на почту для отправки гражданских вещей.
- Сделаешь и то и другое - не нагружай меня своими проблемами. Всё, иди.
Рядовой Иванов четко развернулся и вышел, думая, как ему завтра. получше всё сделать, мыс-ленно проклиная этого рядового Назаретянина.
А в это время рядовой Назаретянин пытался уснуть. Что ему никак не удавалось. Что-то меша-ло сну молодого солдата. Может короткая кровать и короткое одеяло, которым невозможно было ук-рыться, а может навязчивая мысль: "...Они будут страдать из-за меня..." Он никак не мог успокойся в постели и вертелся с боку на бок, поджимал или расправлял ноги, не знал куда и как ему положить руки. Если ему и удавалось уснуть на какой-то миг, то сразу в подсознании или где-то еще (науке не известно) возникали короткие сны или кошмары...
Сквозь огонь и дым, с горловины тёмной пропасти вылетал красно-чёрный продолговатый ци-линдр, на котором было написано "Першинг", и с диким ржанием летел навстречу рядовому Назаретя-нину. При этом из "Першинга” выступали небольшие рога и появлялись глумливо-бестыжие глаза, вы-ражающие злобу. А рядовой Назаретянин никак не мог одеться. Его ждали товарищи, а он не мог надеть свои большие сапоги почему-то очень похожие на сандалии с дырочками. А "Першинг" всё ближе и ближе... Потом рядовому Назаретянину стало уютней и теплей, и кошмары его перестали мучить. Он даже не заметил, как прапорщик Аспид набросил на него несколько одеял, недовольно тихо сказав при этом:
- Зачем мучать ненормальных детей, что дебилов для армии найти трудно...

 1.
В жизни людей утро нового дня всегда начинается с пробуждения, с пробуждения которое все-ляет надежду на что-то новое в новом дне. В армии всегда есть те, кто не спит, кто дежурит, а значит новый день для армии не наступает. Армия не живет, как все люди - армия служит, постоянно пребывая в готовности чего-то, что она должна предотвратить. В армии свое время исчисление. Хотя для многих новый день всё-таки наступает, как у всех людей - с пробуждения. Новобранцы пятой роты гвардейско-го полка крепко спали - новые впечатления и переживания сильно утомили их. Но впереди их ожидали новые изменения в жизни. Я лично сомневаюсь, что есть что-то нового в ней, когда и течение, измене-ние времени уже подвергается сомнению. Это же надо - нашлись умники, утверждающие, что земное исчисление времени не что иное как очередная фантазия людей из серии "Человек - центр Вселенной". Новобранцы крепко спали, им было не до сложных материй и понятий: их время начало отсчитываться по особому, их новый день должен был начаться не с восхода солнца, а с команды “Подъём”. В общем-то, в армии принято считать, что новый день начинается с команды “подъ;м” в противоположность концу дня, означаемого командой "отбой" (мы о ней уже упоминали). Но это не касается дежурной службы, которая не спит. И есть люди которые просыпаются раньше команды "подъём". На час раньше проснулся прапорщик Аспид, быстро одевшись, он почти бегом побежал в расположение полка - ему нужно было проконтролировать подъем молодого пополнения. На, пятьдесят минут раньше команды "подъём" поднялся дежурный по кухне и начал будить кухонный наряд, а вот повара уже заканчивали варить очередную порцию какой-либо каши. За пятнадцать минут до подъёма, части дневальные разбу-дили командиров отделений и заместителей командиров взводов, а также старшин из числа срочнослу-жащих - так было положение по Уставу. За пять минут до команды "подъем" сержант Шамиев разбудил крепко спавшего рядового Назаретянина.
- Вставай Исуса, вставай, - тормошил он его, - тэбе надо раньше вставать, чтобы потом всэх нэ задэрживать.
Рядовой Назаретянин резко вскочил и начал быстро одеваться, и только очень наблюдательный человек смог бы заметить, что взгляд его был как у слепого или как у спящего - отсутствующий взгляд. Казалось, что он всю ночь ждал этой команды, а когда её услышал и начал выполнять то сразу начал за-сыпать. Но когда прозвучала команда "Рота подъём!", рядовой Назаретянин был почти одет и готов к дальнейшей службе по защите Родины. Вот только эти отрешённые глаза...
- Рота! Смирна-а-а! - закричал хриплым от бессонницы фальцетом дневальный, увидевший за-ходившего в казарму прапорщика Аспида.
- Вольна, - коротко и бодро скомандовал старшина, роты, - выходи строиться.
Солдаты начали быстро бежать в туалет, а затем на улицу, ежась от лёгкого осеннего морозца. Прапорщик Аспид начал по хозяйски обходить помещение роты, внимательно рассматривая постели, тумбочки солдат. Потом жестом подозвал к себе дневального по роте, который с внимательным страхом следил за прапорщиком.
- Скажи мне Ефстафьев, - обратился старшина, к дневальному, - как этот длинный спал, без разных там штучек?
- Никак нет, товарищ прапорщик, как сосунок, - уверенно отвечал боец.
- Смотри мне, если что случиться то с тебя сниму ту кожу, которая еще не выросла.
- Так точно, товарищ прапорщик.
Не посвященный в премудрости простого казарменного быта ничего не понял бы с этого диа-лога, который по сути своей ничего не означал, но дневальный понял, что к рядовому Назаретянину нужно проявлять повышенное внимание. Да это и так было ясно, потому, что, как выражаются в казар-ме, " он того - крыша поехала". Прапорщик вышел во двор. Заместитель командира первого взвода старший сержант Дычко, по казарменное слэнгу просто, замок Дык, уже скомандовал:
 - Рота-а-а? Бег-о-о-м, Арш!
Солдаты, поджав руки, строем побежали по асфальтированным дорожкам, Аспид побежал ря-дом с ротой, внимательно наблюдая за каждым солдатом в строю, а в особенности за рядовых Назаретя-нином. На Назаретянина нельзя было не обратить внимание - он выделялся на фоне топчущей толпы, как длинная жердь на которую надели солдатскую форму и блестящий глиняный котелок с большими торчащими ушами. И движения его были очень своеобразны, они напоминали движения марионетки, которой управлял очень плохой кукловод, да и к тому же кукла была сделана препохабно: несгибаю-щиеся палки рук, плохо закреплённые и корявые бруски ног, да неритмично колышущаяся спина и го-лова. Пробежав первые сто метров шаркающим коротким шагом, рядовой Назаретянин споткнулся, но-ги его переплелись и эта нелепая вязанка дров с грохотом свалилась на асфальт, увлекая за собой после-дующих, бегущих сзади. Ропот возмущения пронёсся в бегущем строю.
- Сержант Шамиев взять с собой рядового Назаретянина и на спортгородок, Остальные, рав-няйсь! Смирна! Бегум! Арш! - Быстро и главное понятно скомандовал прапорщик Аспид.
Рота побежала дальше, а сержант Шамиев и рядовой Назаретянин остались на месте. Странная это была парочка: Шамиев - крепкий, широкоплечий парень с волевым подбородком, заросшим густой, чёрной щетиной и Иисус - длинный, худой и весь какой-то нескладно-виноватый. Сержант Шамиев раз-говаривая с лёгким кавказским акцентом, его речь напоминала короткие разрывы гранат, кто их слы-шал, а кто не слышал, то можно сказать, что его речь была рубленной и паузы между фразами наводили на мысль, что каждое слово в этих фразах рождалось с трудом.
- Ты, казёл... Чурка, косарь... Я с тэбя сделаю человека, - угрожающе произнёс Шамиев, слегка покачиваясь на пружинистых ногах, как бы готовясь драться с кем-то на боксерском ринге. Может он собирался драться с Назаретянином, потому что легко ударил его в район почек, - бэгом к снарядам.
Спортгородок находился рядом. В воинских частях всё необходимое находилось рядом - это делалось для лёгкой и удобной службы. Сержант и рядовой подошли к перекладинам. Сержант скоман-довал:
- К снаряду, понял?
- Это как? - недоумённо переспросил рядовой, в его представлении снарядом было то, что ар-тиллеристы заряжают в пушки, а снарядов он здесь не заметил.
Сержант, отвесив подзатыльник рядовому, подпрыгнув при этом, так как рядовой был значи-тельно выше. Затем выпрыгнул на перекладину и начал быстро и мощно подтягиваться, считая сколько раз он выполняет это движение. Сержант подтянулся двадцать семь раз.
- Пойнял, казёл, - обратился он к рядовому, соскочив с перекладины, -тэпер ты.
Рядовой Назаретянин спокойно подошел к перекладине и спокойно обхватил её руками, оказа-лось, что он головой касается перекладины, так что о запрыгивании и висе не могло быть и речи, разве что подогнув ноги. Сержант подошёл сзади и легонько ударил рядового по изгибу ног сзади.
- Вис, падла, убью, блин! - имитируя зло, просычал он.
Рядовой Назаретянин повис на перекладине с согнутыми ногами, коленями почти касаясь зем-ли.
- Подтягивайся, ты, Шварцнегер, - скомандовал сержант.
Но Назаретянин висел и лишь его напряжённое лицо показывало на то что он старается выпол-нить команду, но она. ему не под силу.
- Во, дохлый, - прокомментировал сие событие сержант, - а ну, упражнение УПО-100!
- Что это такое? - робко переспросил рядовой.
- Во, туп-п-ой. УПО - упал-отжался сто раз, бегом!
Рядовой упал, но еще не мог понять, как это ему совместить команду "бегом", предписываю-щую бежать, и команду отжиматься от пола - он всё пытался придать словам вложенный в них смысл, но у него пока ничего не получалось - он ещ; не понимал, что слова смысла не имеют: слова - это про-сто слова... Ему было непонятно, что он должен делать сто раз - отжиматься или падать и отжиматься одновременно. Падать он умел, а вот отжиматься, врядли. Поэтому рядовой Назаретянин просто лежал. Вдруг в голове у него раздался шум и звон, а в глазах сначала вспыхнуло, затем потемнело.
- Ты дурочку пороть брось, - опять зло прошипел сержант, приподняв свою крепкую ладонь, как бы готовя её для нового удара, - еще раз прикинешься дураком я тебя дебилом сделаю, пойнял, каз-з-з-ёл.
Несмотря на гул в голове, рядовой Назаретянин попытался отжаться, но у него опять ничего не получилось, поэтому он приподнял туловище без помощи рук.
- Харашо, встать! - резко вскрикнул сержант, - а теперь сесть!
 Назаретянин медленно присел.
- Встать! Сесть! Встать! Сесть! - командовал сержант Шамиев. После нескольких приседаний и вставаний молодой солдат присел и не мог больше встать - у него уже не осталось сил. Поэтому слабый подзатыльник сержанта оказал воздействие сродни сильному нокаутирующему удару. Пока Назаретя-нин лежал в беспамятстве Шамиев, чтобы согреться отжимался от холодного асфальта. Рядовой очнул-ся, шатаясь встал и ничего не понимающими глазами посмотрел на сержанта.
- Сдыхота, - презрительно сплюнул сержант, - еще коньки отбросишь а мне отвечай.
- Я виноват, - слабым голосом извинялся рядовой, - простите меня, пожалуйста, я не нарочно.
В душе сержанта, что-то дрогнуло, страх перед возможным наказанием за рукоприкладство и озлобленность беспомощностью этого долговязого новобранца, немного исчезли.
- Ничего, ты дохлый, но Аспид из тебя сделает человека. Меня он от травки отучил, спасибо ему за это.
- Травы, какой травы? – не понимая о чём говорит сержант и подозревая в этом новый подвох или опять невыполнимую команду, переспросил рядовой.
- Анаши, какой: еще травы. Привязал и неделю только пить давал - вылечил... - И вспомнил Шамиев холодную сырость отдельной комнаты на складе вооружений и крепкие кулаки прапорщика, которые оставили на теле, тогда еще не опытного солдата, очередной синяк и при этом прапорщик при-говаривал: “Что, еще косячок?...” Это была методика лечения прапорщика Аспида от наркозависимости, алкоголизма и от патологического желания некоторыми солдатами не подчинятся нормам военной жиз-ни...
Рота вернулась из физзарядки. Старшина подошёл к сержанту Шамиеву и рядовому Назаретя-нину.
- Шамиев, ну как он? - спросил он сержанта, глазами указывая на рядового.
- Дохлый и полный ноль, товарищ прапорщик, - неожиданно весело и бодро отвечал сержант, - его бы подкачать чутка.
- С сегодняшнего дня, Шамиев, это твой подшефный и смотри у меня без этих твоих чеченских штучек, а то я быстро восстановлю братство между народами.
- Есть, товарищ прапорщик! Разрешите идти!
- Валяй, Шамиев, а ты Назаретянин останься, - скомандовал прапорщик.
Перед тем как уйти, Шамиев угрожающе посмотрел на Назаретянина. Не известно, увидел ли этот взгляд рядовой или нет, а если и увидел, то вряд ли понял, почему ему угрожал сержант.
- Бил? - тихо, доверительным тоном спросил прапорщик рядового.
- Что?
- Шамиев бил тебя?
- Нет, нет, что Вы - сержант Шамиев такой хороший, - залепетал Иисус.
- Значит бил, чеченская морда, - сделал вывод прапорщик. - Ну, идите рядовой, готовьтесь к утреннему осмотру.
- Хорошо, - тихо ответил Назаретянин, собираясь уходить.
- Отставить, - громко скомандовал прапорщик, - не "хорошо", а "есть", повторить.
- Не хорошо, а есть, - ровным голосом повторил рядовой, преданно смотря на прапорщика.
Прапорщик двумя пальцами взял за подбородок Назаретянина и нагнул его лицо к своему, внимательно всматриваясь в глаза.
- Вроде бы ты и вправду не косишь... - задумчиво произнес прапорщик и тут же его голос при-обрел прежние нотки стали, - Ты не так понял, сынок, - в армии не говорят "хорошо" - в армии говорят "есть", понял?
- А почему в армии не говорят “хорошо"?
- В армии и так всё хорошо, понял? А говорят “есть" потому, что положено, а кто этого не по-нимает того бьют, понял сынок?
- Есть.
- "Есть" говорят, когда выполняют приказ, а когда слушают объяснения то говорят "так точно", понял?
- Есть, так точно.
- Ничего, будешь человеком, иди. А то тоже мне придумал “...я сын человеческий...”
- Так точно, - ответил Иисус, немного подумал и добавил, - есть, так точно, - развернулся и медленно пошёл.
Так с утра началась новая жизнь Иисуса Назаретянина и сослуживцев его призова. Начало бы-ло немного тревожным и непонятным, но вс; же это было начало, а начало всегда таит в себе неожи-данность. Неожиданным было то, что Иисус с утра очень захотел есть. В столовой он съел положенные ему две порции пшонки (пшенной каши), буханку хлеба, которую только частично можно было сдоб-рить двумя небольшими кусочками масла, которые назывались "масляками", и запить второпях свой завтрак здоровенной кружкой тёплой мутноватой жидкости, которую почему-то называли “чаем”.
А затем был плац. И целых два часа молодое пополнение пыталось постичь великую мудрость всех армий: "Красив в строю - силён в бою". Только великие полководцы понимали, что строй - это то, что делает из обычного пушечного мяса, сплочённый воинский организм, который был тем же пушеч-ным мясом, но слаженным, монолитным и готовым подчинятся. Заставить подчиняться не задумываясь - вот в чём главное предназначение строя. И этому учили на плацу. Руководил этим процессом уже не прапорщик Аспид и не сержанты, а лично сам командир роты, что говорит о важности таких мероприя-тий.
Командир роты капитан Мачин, как и многие командиры, был внешне угрюм и строг, его, слег-ка помятое лицо, имело всегда одно и тоже выражение - выражение жестокости и недовольства даже то-гда, когда он пытался улыбаться. Команды капитан Мачин отдавал громким зычным голосом, который, как утверждали его подчинённые был слышен за пять километров, не подчиниться такому голосу было не возможно. И новобранцы старались подчиняться. Они “тянули носок", "держали ногу ровнее", стара-лись "не горбатиться", а главное - "держать равнение" и при этом еще идти "в ногу". Очень важно для строя - держать равнение и идти в ногу, знатоки утверждают что только в этом случае человек идет на смерть не задумываясь о смерти. Это было очень трудно, но всё же выполнимо. Хотя рядовому Назаре-тянину казалось такое не возможным. Он то и дело сбивался с ритма, его длинные ноги не позволяли ему держать одинаковую скорость с остальными, что постоянно нарушало равнение. Вдобавок ко всему он скоро устал и уже вовсе не смог контролировать координацию своих движений. А так как рядовой Назаретянин был правофланговый да еще и в первой шеренге, то его несинхронные движения нарушили то, что на военном языке называется "красотой строя". Недовольство Иисусом других участников по-стижения таинства строя возрастало и его постоянно начали бить сапогами по щиколоткам, еще более усугубляя положение. Но больше всего возрастало недовольство капитана Мачина. Есть такое выраже-ние “лопнуло терпение” - вот именно оно у него и лопнуло, а это бывает значительно хуже чем лопает мочевой пузырь.
- Ко мне эту палку для размешивания дерьма! - громко скомандовал он, а затем добавил, - и сержант Пруцкисс также сюда.
Голубоглазый, светловолосый, высокий и стройный сержант быстро выбежал из строя, ровно за шесть шагов, как этого требует Строевой Устав, перешёл на строевой шаг и четко подошёл к коман-диру роты, красиво щёлкнули каблуки и правая рука легко взлетела к срезу шапки.
- Сержант Пруцкисс по Вашему приказанию прибыл!
- Во, человек, - удовлетворенно хмыкнул в его адрес командир роты, - любо-дорого посмот-реть.
Назаретянин также пытался бежать, но ноги его заплелись и он опять, как утром на зарядке, громыхнулся на плац, казалось, что все кости его скелета рассыпались и их уже больше не собрать. Но под насмешки и улюлюкивания солдат эти кости всё же собрались и встали на ноги. Не синхронно взма-хивая руками и ногами, рядовой Назаретянин подошёл к командиру роты. Он тоже пытался доложить о своём прибытии, но кроме нечленораздельных звуков, напоминающих мычание и скуление одновре-менно, никто ничего не расслышал. Страх и усталость отобрали у Иисуса не только координацию но и дар речи.
- Это что за чучело? - неизвестно кого спросил командир роты.
Первым отозвался прапорщик Аспид:
- Рядовой Назаретянин, товарищ капитан.
- Сержант Пруцкисс, - обратится капитан к стоявшему рядом , как статуя бога строевой подго-товки (есть и такой бог), сержанту, - кого я назвал лучшим строевиком роты?
- Меня, товарищ капитан! - бойко ответил сержант и лицо его осветила радость.
- Теперь лучшим строевиком должен стать рядовой Назаретянин, иначе дембеля, когда ты хо-чешь Пруцкисс, тебе не видать, как своих ушей без зеркала. Вопросы?
- Никак нет, товарищ капитан, - голос сержанта дрогнул, голубые глаза стали тускнеть, приоб-ретая серо-стальной оттенок, губы крепко сжались и он посмотрел на Назаретянина, как на своего само-го страшного врага.
- Вот там на площадке перед трибуной сейчас ваше рабочее место, вперёд и с песней, не будет хватать времени, я продлю вам рабочий день. - Затем Мачин посмотрел в сторону прапорщика Аспида, - Продолжайте, товарищ прапорщик, я у командира.
И опять на плацу зазвучали громкие команды и топот сотни ног.
- Ногу тяни, выше, выше, еще выше! Падла, еще, еще, - командовал сержант Пруцкисс рядо-вым Назаретянином, - если я из-за тебя суки не поеду на дембель вовремя - ты труп! Понял?! Не сгибай ногу в коленях, носок от себя...
Рядовой Назаретянин старался. Он не только старался - он делал вс; что было в его силах и да-же сверх того. Он уже знал, что в своих деяниях он вышел за грань своих психических и физических возможностей, но где наступит окончательный конец его силам он еще не знал и, как затравленный зверь, ничего не понимая, поднимал высоко ногу, твёрдо ставил стопу на асфальт. Что заставляло его выйти на предел своих резервных сил, которые природа дала ему для спасения жизни в экстремальных ситуациях? Страх, инстинкт самосохранения или может мысль о том, что из-за него сержант вовремя не поедет дембель - опять за него будут страдать люди, хотя он ни в ч;м не виноват... Да, где-то в глубине души, сознания он страдал от того, что из-за него его товарищи меньше поспят, что сержант не обрадует своих родных, которые его так ждут - он страдал от того, что из-за него кто-то страдает или пострадает. И это чувство вины заставляло его проделывать немыслимые напряжения силы и духа. Такое очень ред-ко встречается среди людей и это чаще всего считается не нормальным, а умные психологи, которые всегда и всё знают о людях, связывают такие переживания с каким-то неврозом и в основном на сексу-альной почве, а людей страдающих таким “заболеванием” (да, переживания они считают заболеванием) считают сексуальными извращенцами. Кто знает на какой почве растут зёрна а на какой плевелы, может и на сексуальной, но мне как-то не хочется думать о том, что некий Эдипов комплекс является перво-причиной садизма и благотворительности...
После строевой на плацу, всех новобранцев завели в комнату личного состава, которая раньше называлась ленинской комнатой. В этой комнате обязательно должен был быть портрет или небольшая скульптура Ленина, как основного человеческого святого и, естественно, рядом должны были находить-ся портреты тех, кто “продолжал дело Ленина”, его верных учеников и последователей - членов Полит-бюро. Но времена почитания этих богов прошли и на стене бывшей ленинской комнаты появились ико-ны и даже лампадка, и стало все это называться “уголком верующих”. Странно, а то что была не вера?.. Ну, да ладно - люди всегда меняли богов своих веря только сказкам, бреду и обману. Не молитися сюда зашли молодые солдаты а на занятия - прапорщик Аспид проводил первое их занятие по Уставам Воо-ружённых Сил на тему "Общие обязанности военнослужащих". Очень важное и нужное занятие, навер-ное, очень важное и нужное... Но уставшие и даже изнемож;нные солдаты не очень осознавали его важ-ность. Они думали о том, что наконец-то, можно было спокойно вытянуть уставшие ноги, расслабиться и немного забыться, отойти от громких команд, от изнуряющего строевого шага и давлеющей монотон-ности непонятного деяния своего. Что рядовой Назаретянин и сделал - и ему стало хорошо. Вокруг него стало как-то светло и прозрачно, а громыхающий голос прапорщика Аспида о правах, обязанностях, о долге, чести и о многом чем другом - таком важном, военном и государственном, слились в едином зву-ковом фейерверке и зазвучала музыка...
- Иисус, ты где, что с тобой, - кто-то тихо и ласково гладил его по голове, и как эхо доносилось - Иисус, Назаретянин...
Его не гладили, его сильно тормошили, его пинали в бок, а сержант Шамиев даже умудрился сильно ударить по почкам, но Иисус этого не слышал - он был в отрешённом состоянии. Его глаза были открыты, зрачки увеличились на максимальную величину и были неподвижны, лицо было расслаблен-но, губы улыбались.
...Резкий запах. Чистые звуки небес исчезли и как из тумана выплыло лицо прапорщика Аспи-да, капитана Мачина...
- Ты что это, Назаретянин, что с тобой? - испуганно спрашивал командир роты, - Очнулся на-конец.
- Я... - это всё, что мог сказать Назаретянин, язык не повиновался его желанию сказать, что всё хорошо, что ему хорошо...
- Так, давай Петр Иванович бери пару человек и тащите его в санчасть, - озабочено сказал ко-мандир роты, а, затем внимательно посмотрел на Назаретянина и сочувственно спросил, - идти смо-жешь сам, сынок.
На глазах Иисуса выступили слёзы. Ему вдруг стало очень жаль себя и очень приятно, что к нему отнеслись сочувственно. Он хотел встать, но не смог.
- Так, Пруцкисс и ты Шамиев, - это уже командовал прапорщик Аспид, - взять по одному бой-цу из ваших отделений и за носилки. Назаретянина в санчасть и бегом.
- А почему я? - тихо попробовал возмутиться Шамиев.
- Я что-то не расслышал, ты, блин, рожа, - скрипнули желваки прапорщика, глаза его потемне-ли и на щеках появились белые пятна - все знали, что такое состояние прапорщика Аспида сродни все-мирному катаклизму, знал это и Шамиев...
Рядового Назаретянина положили на носилки и быстро понесли. Он всё время пытался встать и говорил:
- Я сам ребята, - но на больше его не хватало, после этих слов он изнеможённо погружался в короткое забытье и ему опять было очень неловко, что из-за него страдают эти молодые солдаты, бегом несшие носилки, и испуганный сержант Шамиев, постоянно твердивший: "Держись, братан..."

 2.
- Истощение, а может уже и дистрофия, - сказал, ожидавшему его вердикта, прапорщику Аспи-ду, начальник медицинского пункта части старший лейтенант медицинской службы Ларин, - отдых, пи-тание и витамины, я всё написал. А пока с недельку побудет у нас. Не волнуйтесь, товарищ прапорщик, таких сейчас много - это типично. Поколем гормончики, витаминчики, сала кусок дадим - оклемается.
- А что в медицинском освидетельствовании? - поинтересовался Аспид.
- Да там всё нормально. Они всегда, пишут нормально, ведь кто имеет здоровье и бабки всегда отмажутся от службы. А вот таких дураков и посылают.
- Сволочи. А нам расхлебывай.
Старший лейтенант медицинской службы понимающе развёл руками, мол, а что я могу поде-лать.
- Геннадий Викторович, а может его попытаться повторно пропустить через комиссию в ок-ружном госпитале?
- Нет, Петр Иванович, ничего у вас не получиться. Во-первых, его можно восстановить. А во-вторых, вам очень трудно будет доказать, что это не вы его довели до такого состояния, ведь если пой-дут крутые разборки через прокуратуру, то военкомат всегда отмажется так как им есть с чего давать на лапу, а что вы дадите - боевую готовность да мешок энзэшных сухарей от которых мыши дохнут. Не волнуйтесь, я получил пятикилограммовую банку "гексавита" и хотя у него еще лет десять назад вышел срок годности, он всё равно поможет, начнём давать всем.
Прапорщик и четыре солдата пошли в расположение роты. Вначале шли молча. Первым нару-шил тревожное молчание Шамиев.
- Товарищ прапорщик, разрешите обратиться.
- Шамиев, не сцы, доктор говорит, что всё будет хорошо. Ты, в общем-то, ты не виноват, но я тебя гада предупреждал и еще предупреждаю - все эти твои чеченские дембельские штучки буду выжи-гать каленным железом и по заднице.
По приходу в казарму прапорщик направился прямо в канцелярию. Подойдя к двери, прислу-шался, за дверью слышался тихий разговор. Прапорщик постучал, открыл двери. В канцелярии роты сидел командир роты и заместитель командира батальона по воспитательной работе капитан Верниго-ров Валерий Сем;нович. В руках у командира роты было тоненькое личное дело солдата, не трудно бы-ло догадаться, что это личное дело рядового Назаретянина.
- Это ты, Петр Иванович, - сказал командир роты, увидев прапорщика Аспида, - входи. Мы здесь с Валерием Сем;новичем изучаем личное дело этого фрукта с божественным именем. Да ты са-дись, - предложил командир роты, - и послушай. Родители этого с креста снятого Иисуса оказывается укатили в на свою "историческую Родину" - Израиль. Только вот не понятно по какому праву: мать, русская - Мария Авдотьевна Сысоева; отец, хотя и Йосиф или Иосиф, один чёрт, тоже русский - Иосиф Гаврилович Назаретянин. Сынка бросили на попечение почти столетней прабабки, не понятно кого и кому оставили на попечение, по закону, вроде бы его даже можно освободить от воинской службы как единственного кормильца нетрудоспособной, хотя есть еще бабки и деды - дети этой прабабки, да и на-верное те с Израиля кой чего подкидывают. Учился хорошо, работал в колхозе, по медицинской линии здоров, хотя какая там медицина в этих глухих псковских сёлах. А у тебя что?
Прапорщик подробно доложил результат посещения медицинского пункта части остановив-шись и на возможности уволить этого новобранца по состоянию здоровья. Офицеры задумались.
- Да хрен с ним - пускай служит, что нам впервой, да Петр Иванович? - весело подмигнул старшине капитан Мачин, - ну дохлый - откормим, а вот с этой дурацкой его фамилией и именем пусть разбираются специалисты, правильно я говорю, Валерий Сем;нович?
- Да-да, конечно, я попрошу чтобы его проверили по линии безопасности, может секта какая, быстро затараторил капитан Вернигоров, почему-то испуганно вращая глазами.
- Ничего, товарищ капитан, - уверено молвил прапорщик Аспид, - с наркоманами, дедами и ал-кашами справлялись как-нибудь и со штундами справимся.
- Не похож он на сектанта, уточнить бы надо и не наломать бы дров, - осторожным тоном пре-дупредим заместитель командира батальона, - надеюсь что вы справитесь, вам не впервой. Ну, я пойду.
Капитан Вернигоров вышел. Командир роты и старшина роты остались одни.
- Замполит - он и в Африке замполит, быстренько стрелки перевел на гэбэ и на нас: "...надеюсь что вы справитесь...", - передразнил Мачин Вернигорова, - справимся, да Петр Иванович?
- Да, Алексей Михалыч. Я по физо подключил этого чеченца, Шамиева, он хотя и сволочь по-рядочная, но когда его приподнять до уровня маленького бога то он становиться очень настойчивым, особенно если нужно быть лучше чем Пруцкисс.
- Ничего, пускай посоревнуются друг с другом, а если что не так - головы поотрываем вместе с ногами. Так, что там у нас еще...
Командир роты начал свой обычный трудовой день, а если быть более точным, то трудовые, боевые или служебные сутки - у командира роты не было регламентированного рабочего дня, не было выходных - у роты всегда должен быть командир и, разумеется, старшина. Забот у этой пары всегда было много, особенно в период прихода молодого пополнения и ухода отслуживших воинов.
Прошло две недели. Рядового Назаретянина выписали с медицинской пункта части и, как предписано Уставами, он направился в канцелярию на доклад о своём выздоровлении. Но в канцелярии находился не командир роты и не старшина, а заместитель командира взвода старший сержант Дычко. Вся рота была на полковом плацу, где проходили последние приготовления ко дню принятия присяги, а старший сержант Дычко был дежурным по роте и, воспользовавшись отсутствием командования, зашёл в канцелярию роты. Он очень любил власть и все её атрибуты. Да, кто её не любит - власть, хотя неко-торые и отрицают это. Отрицающие что-то в жизни всегда, стремятся к этому больше других и отрица-ние ни что иное как сильное замаскированное желание или в крайнем случае защита, от невроза, вы-званного невозможностью достигнуть желаемого и нет здесь и следа того самого Эдипового комплекса.
Сержант Дычко не скрывал, что хочет командовать, что хочет этой маленькой власти, которую даёт армия, он понимал, что получить малое можно подчиняясь большому. Поэтому с первых дней службы он ревностно подчинялся всем законным требованиям воинской службы и был старательным во всём. Его старания были замечены и сам прапорщик Аспид удостоил его своей наивысшей похвалы: "Волчара - службу грызет, толк будет..." И через несколько месяцев службы в армии рядовой Дычко стал младшим сержантом, командиром отделения, что случалось довольно таки редко. В момент описы-ваемых событий Дычко, прослужив всего год, был уже старшим сержантом и тем самым "замком Ды-ком", который сумел завоевать авторитет своим поведением как у командования роты, так и у сотова-рищей, даже старослужащие воины почитали его за командира - умел "замок Дык" вести себя так, что ни кого не возникало сомнений, что он "нормальный парень". Про себя же Дычко решил, что останется на сверхсрочную и вот должен был решиться вопрос о направлении его в школу прапорщиков, а по этому он и вёл себя соответственно - почти как прапорщик, а может и как командир роты, подражая им в своей военной деятельности.
И вот Дычко просто сидел в канцелярии на некоторое время представив, что он командир роты. Дверь в канцелярию открылась и в дверном проёме мелькнула лицо Назаретянина.
- Эй, ты, Христос, заходи, чего прячешься? - окликнул его старший сержант Дычко.
Назаретянин робко, изгибаясь, так как был очень высок, осторожно зашёл в канцелярию. За-шёл и молча остановился.
- Ну, что скажете товарищ рядовой? - твёрдым голосом спросил Дычко и посторонний наблю-датель мог бы отметить, что голос его в этот момент был очень похож на голос командира роты капи-тана Мачина.
- Я, это самое, товарищ старший сержант, пришёл вот, чтоб доложить о своём прибытии из медчасти... Вот так я пришёл, - тихо, слегка заикаясь отвечал Назаретянин.
- Ну, так докладывайте, как положено, в чём состоят Ваши проблемы, - на этот раз в голосе Дычко можно было различить интонации прапорщика Аспида.
- Я... мне это... начальник медчасти, старший лейтенант Ларин, приказали доложить командиру роты... Вот так вот... я пришёл, - опять начал сбиваться смысли Назаретянин.
- Товарищ рядовой, согласно Уставов, если нет командира роты, его обязанности выполняет командир взвода, если нет онного - тогда старшина роты, а если и тот отсутствует тогда заместитель командира взвода. И хотя Вы числитесь в карантине, но после присяги Вы будете в моём взводе, а зна-чит я буду Ваш командир, я буду Ваши отец и мать, и мне надо обо всём докладывать, хотя в первую очередь, если уж быть точным, нужно доложить своему командиру отделения потому, что он есть Ваш непосредственный начальник, он мне, а я уже соображу, что мне делать дальше. Ясно?
- Но у меня есть отец и мать, - робко ответил или возразил Назаретянин, хотя, как вы заметили, никто у него этого не спрашивал.
Дычко слегка замешкался, отработанный сценарий поведения старшего командира немного от-личался от предполагаемого.
- Причём здесь Ваши отец и мать - я же, по-моему, втолковываю Вам, что такое воинская су-бординация, а также некоторые правила поведения военнослужащий в армии. И хочу отметить, что эти правила придумал не я и не командир части - эти правила определены Уставами, а значит законом. Это понятно?
- Вы сказали, что вы мои "отец и мать", а я не сообразил, что это аллегория - я виноват. Изви-ните, если я Вас обидел, - мягкий голос и слезливо-виноватые глаза Иисуса, преданно смотрящие на старшего сержанта, опять сбили Дычко с ритма определённой им роли.
- Да, при чём тут какая-то "аллегория"? - Дычко был немного сконфужен, затем снова вернулся в разыгрываемый облик строгого и мудрого командира. - Значит так, Вы сейчас выйдете и повторите всё чему я вас только-что научил. Ясно?
- Мне выйти?
- Выйти и зайти как положенно.
- А как это положено? Извините я не понял, - моргание виноватых глаз, поза полная раскаива-ния, говорили о том, что Иисусу действительно не понял, что с него требуется.
Старший сержант Дычко, хотя и отвечал за двадцать четыре человека мотострелкового взвода, но многие тонкости человеческой психики ему еще были не доступны, а поэтому ему показалось, что над ним издеваются. Конечно, можно применить физическую силу и права "деда", но тогда он не был бы замком Дыком - служакой, верно исполняющим предписания власти, а ему хотелось быть этой самой властью самому.
- Повторяю, медленно, а Вы запоминайте надёжно, - глаза его блестели угрозой, кулаки лежа-щие на столе сильно сжались, что аж костяшки побелели, - по прибытию в расположение части военно-служащий обязан...
Голосом “замка Дыка" заместитель командира взвода Дычко дословно, как написано в Уста-вах (этим он отличался - знанием Уставов) рассказал рядовому Назаретянину об обязанностях военно-служащих в части, касающейся получения приказаний, докладов и правил соблюдения воинской вежли-вости. Это очень особенные правила - все хотят, чтобы ими всегда пользовались другие, как, впрочем, и многими другими правилами, придуманными людьми... Замок Дык говорил эти правила так, что в па-мяти Назаретянина каноны воинского этикета вытеснили те, которые ему внедрялись в его предыдущей жизни. После небольшого урока рядовому Назаретянину было приказано всё повторить на практике. Уроком Дычко остался доволен и очень удивлён - он не ожидал такой способности к обучению этого, вроде бы, безнадежного, в смысле постижения азов и глубин службы, солдата.
- Ну, ты даёшь Иисус Христос, ну молоток, не ожидал! - восхищённо воскликнул старший сер-жант, когда Назаретянин четко выполнил все требования.
- Я, Иисус Назаретянин, товарищ старший сержант? - чётко и громко поправил Дычко Иисус, а затем робко добавил, - Я не Христос, Христос - это другой. Извините.
- Да, ну так чёрт с ним, хотя имячко у тебя странное, сам понимаешь, дурацкое имячко. Ты смотри, не залети с именем таким. У нас в роте и части верующие имеются или косят под таких, ещ; на-валяют не за здорово жив;шь, поосторожней будь и не очень выпендривайся с именем-то своим.
Старший сержант обращался на "Вы" только по служебным вопросам или когда хотел под-черкнуть своё командирское превосходство в чём-то, а в частных, так сказать, беседах он к своим со-служивцам срочной службы обращался на "ты". За окнами казармы послышалось пение и топот ног - это с занятий возвращалась рота.
- Ну, всё, ты который не Христос, иди доложи командиру роты и так как я тебя учил, - тороп-ливо молвил Дычко, - давай, давай, быстро и в темпе вальса.
Они покинули канцелярию, при этом стоить отметить, что старший сержант побежал в казар-му очень быстро, а рядовой пошёл не спеша.
Казарма наполнилась шумом издаваемым топотом и шарканьем уставших ног, облач;нных в тяжелые кирзовые сапоги, криков или команд (их в армии трудно различить) и просто разговоров. Когда Иисус вошёл его почти никто не заметил а вернее им никто особо не интересовался - каждый был занят своим делом: кто перематывал портянки, кто что-то пришивал, чистил, кое- кто читал, чаще всего это были письма, единицы писали и также письма - все солдаты использовали небольшой перерыв, возник-ший между занятиями.
- Рота, смирна! - Заорал дневальный - это означало, что в помещение роты зашёл командир ро-ты, два лейтенанта - командиры взводов и старшина роты прапорщик Аспид.
- Вольно! - скомандовал командир роты и, увидев Назаретянина, спросил, - Ну, что выздоровел, Иисус, что скажешь?
Довольный, что его наконец-то заметили рядовой Назаретянин громко доложил:
- Товарищ капитан, рядовой Назаретянин прибыл для дальнейшего прохождения службы в вверенном Вам подразделении, - когда он докладывал, то непроизвольно вытянулся во весь свой рост так что офицеры и прапорщик были ему по груди, хотя, по современным критериям они были не низко-рослые. А так как стояла вся рота, хотя и была дана команда "вольно", то со стороны могло показаться, что доклад принимает этот невообразимо худой и очень высокий солдат.
- Да ты даёшь, Назаретянин, - улыбнулся капитан Мачин а вместе с ним и все офицеры, - бодр и весел, как я посмотрю. Ну-ну, после занятий сразу ко мне, расскажешь всё как есть, - и затем обра-тившись к офицерам, скомандовал,- за мной товарищи офицеры, проведём небольшое совещание.
В хороших подразделениях очень много в поступках солдат определяет командир. Стоило ко-мандиру роты обратить внимание на Иисуса, так сразу его “заметили” все остальные солдаты. Сначала к нему подошёл сержант Шамиев.
- Ты как себя чувствуешь? Готов к труду и обороне? Пора заниматься спортом, а то прапорщик Аспид сказал, что если я с тебя человека не сделаю, то уеду на дембель вместе с тобой, а мне нужно че-рез две недели. Так что готовься - сегодня вечером и начнём физическую подготовку по особому плану, - говорил Шамиев, весело постукивая Иисуса чуть выше поясницы, наверное он хотел похлопать его по плечу, но слишком великой была разница в росте.
Потом подошёл сержант Пруцкисс. В отличии от Шамиева он снисходительно, с некоторым оттенком презрения посмотрел на Назаретянина.
- Орать ты научился, посмотрим что у тебя на плацу получиться, - он изобразил свистящее дви-жение губ, кивая головой, мол, еще посмотрим чего ты стоишь.
- Эй, Иисус, а Христос это твой батяня, чтоли?... А длинный ты потому, что на кресте растя-нулся?... Нет длинный он потому, чтобы с богом легче было общаться... Вон смотри твоя койка... - не-слись со всех сторон полушутливые замечания.
Все кто обращал внимание на него были как будто рады его возвращению. Иисус не понимал почему, ведь в распределителе и войсковом приемнике он ни с кем близко не сошёлся, он даже никого не знал по имени, но он не знал также, что после того как его унесли в санчасть, командир роты постро-ил всю роту и рассказал причину Иисусового недуга при этом строго предупредил, чтобы не было ника-ких противоправных действий в его сторону и даже насмешек. Но угрозы можно было и не говорить- солдаты и так сочувственно отнеслись к положению Иисуса. Его удлиннённая койка стояла недалёко от окна в самом удобном месте, постельные принадлежности были таких же соответствующих размеров, аккуратно сшитые и сложенные. Ему также сообщили, что специально для него был пошит бушлат и шинель немножко побольше, чем следовало размерам в груди, но это “на вырост" так как предполага-лось, что "на кости наростёт мясо". Он также узнал, что рота одна из лучших в строевой подготовке, и что готова ко дню присяги, который будет меньше чем через неделю, на что сержант Пруцкисс заметил: "Всё отлично - но вот куда мы его денем - ведь никуда не готов..."
Видя обрадованные ему лица, Иисус очень болезненно реагировал на замечания подобные сде-ланным сержантом Пруцкиссом и поэтому внутренне готовился к усиленному труду, чтобы не подвести этих, как ему казалось, милый товарищей, которых уже подводить было нельзя.
- Рота, выходи строится, всем взять оружие! - Это опять дневальный подал команду - короткий перерыв закончился.
Дежурный по роте открыл оружейную комнату, пирамиду и все солдаты начали брать автома-ты. Автоматы стояли в специальных нишах и каждой из них, под желобом, в котором стоял приклад, была прибита небольшая табличка с фамилией солдата, за которым был закреплен автомат. Все брали только свои автоматы. Иисус стоял и смотрел на то как его сослуживцы быстро разбирают оружие и так же быстро занимают своё место в строю.
- А ты чего стоишь, Назаретянин, - прикрикнул старший сержант Дычко, - иди бери свой авто-мат.
- Мой автомат? - Тихо и удивлённо прошептал Иисус.
- Да-да, быстро, опять тебя все ждут, - торопил его Дычко, указывая пальцем на автомат, стоя-щий в самом углу пирамиды, - вот твой.
Под автоматом была небольшая фанерная табличка, которую в армии называют биркой, на ко-торой чёрной краской было написано: “АКМС ЕН4978 ряд. Назаретянин И.И.". В армии у каждого сред-ства вооружения есть свой ответственный и, что очень важно, своя бирка - я видел такие бирки и на межконтинентальных термоядерных ракетах. Иисус осторожно взял за ствол свой автомат.
- Мой автомат, - прошептали его губы.
- Чего ты его берёшь, как палку, возьми нормально, на плечо и в строй! - резко скомандовал Дычко.
Иисус пытался надеть автомат на плечо, как это сделали остальные, но ремень был короткий, а как его распускать он не знал. Он начал дёргать ремень, стараясь каким-то образом удлинить его. Он волновался, спешил и поэтому никак не мог сообразить, как сделать такую простую операцию. К нему подошёл Пруцкисс.
- Эй, ты, чмо православное, давай покажу, - сержант быстро удлинил ремень и надел автомат на плечо Иисусу, - валяй в конец строя, пусть с тобой разбираются офицеры, куда тебя засунуть, - он опять презрительно хмыкнул. - Палка для размешивания дерьма.
- Оружие к осмотру! - скомандовал Дычко.
Все дружно сбросили автоматы с плеча, разложили приклады, уперли их в полусогнутое коле-но, передёрнули затворы и приложили к автоматам пустые магазины, так чтобы было видно что они действительно пустые. Все ... кроме Иисуса. Он снял автомат да так неловко, что при этом ударил им соседа по строю и ещё умудрился сам больно удариться. Он смотрел, как солдаты быстро выполняли команду и никак не мог также быстро повторить все эти замысловатые движения - ведь две недели, пока он лежал в санчасти, для солдат карантина (да и не только карантина) проходили в постоянных трени-ровках и уже это были не неумелые гражданские юноши, а "бывалые воины" - солдатская наука проста и доходчива, если есть желание её постигать, которое во многом зависит от тех, кто её преподаёт.
- Шамиев! - Зычный голос прапорщика Аспида, наблюдавшего из дальнего угла казармы за действиями роты, окликнул сержанта..
- Я? - раздался в ответ звонкий голос Шамиева.
- Займись отдельно с рядовым Назаретянином приёмами с оружием, тебе на это десять минут, потом бегом на стрельбище, догонять роту.
- Почему я, ведь строевой должен заниматься Пруцкисс - Вы сами говорили? - робко попробо-вал возразить Шамиев.
- Мало, что я говорил когда-то - главное, что я говорю сейчас. А сейчас я могу повторить вто-рой раз, но будет уже больно, ясно Шамиев? - И не дожидаясь ответа, прапорщик Аспид громко ско-мандовал, - Дычко, стройте роту на выходе.
Помещение казармы быстро освободилось. Остались только сержант Шамиев, рядовой Назаре-тянин и дневальный по роте у тумбочки. Шамиев, когда волновался или злился, начинал говорить с рез-ко выраженным кавказским акцентом.
- Бля, ну и дембельский аккорд, лучше бы со всеми дедами полигон переоборудовал, чем с этими молодыми гавнюками возиться. Эй, ты, карась потный, подь сюда, - это уже касалось Назаретя-нина, - Смирна! Автомат полжен быть так на плече, показываю...
За десять минут не успеешь научить тому, чему научили других за две недели, но Иисус был предельно внимательный и чувство вины за то, что опять из-за него страдает "хороший человек" под-хлёстывало его обучение - он действительно очень быстро освоил приёмы "Оружие На-плечо", "Снять оружие", "Положить оружие" и "Оружие к осмотру" и делал их так четко, что сержант Шамиев удив-лённо лишь помигивал глазами и при этом приговаривал: “Да ты даёшь, салабон... Вот это да, стиля-га...". Шамиев и Назаретянин роту догнали быстро и когда они явились пред командирские очи прапор-щика Аспида, то казалось, что Шамиев всё время догонял Назаретянина, так как был весь красный с лёгкой испариной на лбу, в то время Иисус выглядел так, как будто прошёлся спокойным шагом. Может так оно и было, не надо забывать, что шаг Иисуса был в два раза шире чем в Шамиева, да и усиленное питание вдобавок с витаминами и гормонами сильно укрепили здоровье молодого организма, который, как видно привык к лишениям.
На стрельбище рота в очередной раз проводила, контрольные стрельбы с автомата. Предельно внимательный Назаретянин быстро усваивал смыл различных мудрённых команд и приёмов с оружием, чем удивил ещё одного человека - прапорщика Аспида.
- Ты что, Назаретянин, по ночам тренировался или это Шамиев тебя так быстро обучил? - удивлённо спросил он, видя как ловко Иисус обращается с автоматом.
- Так точно, товарищ прапорщик, - бодро ответил Назаретянин, что означало в одинаковой ме-ре и то, что возможно он тренировался ночью, хотя это было не правдой, и то, что это результат работы Шамиева, что также было не правдой - так как это был результат способностей к обучению самого Ии-суса.
- Голова, - самодовольно улыбался Шамиев, ему приятно было думать, что это его заслуга в та-ком быстром освоении молодым воином премудрых строевых приёмов - учителям всегда хочется быть учителями академиков, вундеркидеров, гениев, хотя их так мало. А ведь другие “бесталанные” сидят с гениями за одной партой и их учат теже учителя... Тщеславен человек и Шамиев был тщеславен - любил он похвалу и лесть (все ее любят, даже я). И подумал он, что боится его Назаретянин, льстит ему, но тот и не боялся и не льстил - он хотел всем угодить...
И вот прозвучал первый выстрел Назаретянина. Автомат неожиданно ударил по уху громким выхлопом пороховых газов, а затем очень больно ударил по плечу. От страшного и непривычного гро-хота и боли он выпустил автомат из рук.
- Шамиев, блин, я кому говорил не отходить от Назаретянина! - Крикнул прапорщик Аспид.
Послышались насмешки, солдаты, как и все нормальные люди, не могли не упустить случая показать своё превосходство над другим таким же, тем паче, уже отмеченного, слегка возвышенного над ними - насмешкам, презрению и сплетням всегда подвергаются лучшие из людей. Вот и сейчас на-стал момент опять поставить Иисуса на “свое место” среди распределенных мест роты - на место рот-ного посмешища.
- Ой-ой-ой, как нам больно... А он оказывается стреляет... Строевик ты наш талантливый...
Сержант Пруцкисс стоял в стороне и насмешливо смотрел на то как Шамиев показывает Наза-ретянину, правила и секреты стрельбы..
- Ещё пелёнку надо подстелить, чтоб он не вписался, - с ехидцей и громкостью достаточной, чтобы его высказывание услышал прапорщик Аспид и Шамиев, прокомментировал он действия начи-нающего учителя и ученика. Пруцкисс постоянно соревновался с Шамиевым, да и с другими солдатами во всех воинских дисциплинах и не мог спокойно переносить в чём-то чужое превосходство.
- Арвид, ты забыл, каким засранцем ты был два года назад, - скрипучим недовольным голосом отреагировал на его слова прапорщик Аспид, даже не смотря в сторону Пруцкисса и про себя подумав, -Был засранцем, а стал гавнюком.
Иисус долго прилаживал автомат, долго целился и стрелял... И опять каждый выстрел оглушал его до отупляющего звона в ушах, и опять автомат больно бил в плечо - все терпел Иисус и даже виду не подавал, как ему плохо от стрельбы. А когда проверили мишень Иисуса, то оказалось, что ни одна пуля не попала даже в пустое место - в “молоко".
- Шамиев, если ты уж такой педагог, - делая ударение на втором слоге слова “педагог”, сказал прапорщик Аспид, - то научи это юное создание хотя бы стрелять, а не то чтобы попадать. У вас край-няя мишень и пачка патронов. Только смотри, чтобы он кого-то не убил случайно.
Затем прапорщик взял автомат у одного из солдат, подошёл к окошку из которого выдавали боеприпасы, взял полностью снаряженный магазин к автомату, который ещё называют "рожок" за его изогнутую форму, и подошёл к линии ведения огня. Поднялись мишени и прапорщик двумя очередями стоя расстрелял две мишени. Мишени разлетелись в щепки.
- Ого! - как выдох раздался восхищённый возглас многих солдат, даже тех кто видел такую стрельбу и раньше. Рядовому Назаретянину от увиденного стало страшно.
- Это что, так и в человека? - спросил тихо он сержанта Шамиева.
- А хоть во что! - восхищённо ответил сержант, - видел как надо, а он ещё с одной руки так же умеет.
- Как жестоко, какое адское оружие, - голос Иисуса, дрожал, задрожали и его руки и всё тело как бы прошиб озноб, - я не буду стрелять из этого оружия. Людей нельзя убивать.
- Ты чё это, - удивлённо посмотрел на него Шамиев, - а ну, ложись. Я те щас дам “не буду стрелять”. А ну-ка, прижимай приклад к плечу, сильнее, плотнее. Целься. Линия - целик-мушка, целик-мушка, не дышать, плавно нажимай на спуск, не думай о спуске, ни о чем не думай, только целик и мушка на уме, не жди выстрела... Целик-мушка, под срез... Я как дам тебе “не буду стрелять” - смотри у меня...
Оказывается если нажимать на курок, не думая о выстреле, о жертве на конце полета пули, то стрелять очень легко... Выстрел... Опять выстрел... В ушах звенело, плечо одеревенело... А в глазах только слегка расплывчатые контуры прицельной планки и мушки. Иисусу казалось, что он видит как из горячего ствола сначала выходит сжатый воздух, затем, дико вращаясь, острая свинцовая пуля, ввинчи-ваясь в пространство, неумолимо сближается с мишенью, соприкоснувшись с ней, пуля ломает фанер-ные щепки и с недовольным шумом расплющиваясь вздымает песок за мишенью. Но одновременно ему казалось, что это не мишень, а человеческое тело и куски фанеры - это куски костей и кожи, а звук с ко-торым пуля входит в песок - это звук последнего вздоха... Нет, нет - только не думать о выстреле, только мушка и целик, только задержать дыхание и плавно жать на курок. Конечно, он не будет стрелять в лю-дей, но этим людям нужно чтобы он попал в фанерную мишень. Это только фанерная мишень...
После стрельбища был обед, после обеда небольшой отдых и опять плац, опять класс тактики - занятия продолжались...
Во время обеда к столику за которым сидел Назаретянин подошёл прапорщик Аспид и дал Ии-сусу пол-литровую банку наполненную жёлтым круглым драже.
- Всем по одной, а Иисусу по две, после каждого приёма пищи. Не больше и не меньше, - при-казал прапорщик.
Баночки поменьше получили все столики. Это были обещанные старшим лейтенантом Лари-ным витамины.

 3.
 “...Что в имени моем тебе...”
 А.С. Пушкин.
Первый день пребывания в подразделении после санчасти прошел для Иисуса как какой-то мимол;тный, кошмарный сон. И можно было сказать, что рабочий ритм жизни воинской части заставил его себе подчиниться или считаться с собой, а подчинение более сильному всегда дается с трудом, а многих даже полностью истощает. Чтоже, можно было считать, что рядовой Назаретянин стал малень-ким винтиком той самой, пугающей своей непонятностью, военной машины, которая, если честно вам сказать, не годилась даже в телеги - скорее всего это был старый изношенный самокат, на котором по-рою катались дерзкие мальчишки. Но это было лишь только начальное движение во внутрь скрытой мощи, внешне казавшейся развалюхи.
Странность имени нового российского солдата не могла остаться без особого внимания. Много странностей таят разные имена, много загадок в их звуках. В той же армии, почти в каждой части вам расскажут множество легенд связанных с именами. К примеру, от Балтики до Камчатки ходит легеда о том в почти в каждой части служил солдат по фамилии Ленин и служил он обязательно на центральной котельной (абривеатура ЦК), и всегда, когда на котельню звонили командиры, он снимал трубку и гово-рил: “Ало, ЦэКа, Ленин на проводе...” А сколько появилось легенд о солдате Иисусе, даже до появления его в армии... Да, я сразу вас предупреждаю, что я не совсем уверен в том, что не рассказываю вам ле-генду, хотя вс; описываемое здесь, чистая правда - чище самой чистой газированной воды.
Начались некоторые проблемы у рядового Назаретянина с именем его да и фамилией с отчест-вом. Что, как вы понимаете, естественно...
Поначалу после занятий перед ужином Иисуса вызвал в канцелярию командир роты. Когда Иисус зашёл и по разрешению командира сел на стул стоящий у стенки, капитан Мачин вынул какую-то тетрадку, открыл её на чистой странице и начал писать, комментируя свои действия.
- Значиться так и запишем "Назаретянин Иисус Иосифович, рядовой, год рождения ... и так дальше.
Это была тетрадь для записи собеседований с личным составом. Такую тетрадь обязаны были вести все командиры ротного звена, начиная от командира отделения. Любой командир должен был знать о своих подчинённых всё и даже больше, чтобы предвидеть все самые возможные их поступки, чтобы знать что именно можно поручить и как можно управлять солдатом. Сведения туда заносились самые различные, хотя опытному командиру вести такую тетрадь не имело смысла, профессиональная память хранила все данные обо всех. И эта тетрадь служила лишь для бюрократических целей - отме-чать факт беседы на случай, если какому-нибудь проверяющему вздумается проверить как ведётся ра-бота, с личным составом. Это не единственная бюрократическая бумажка, за которой можно скрыть и настоящую работу и преступную бездеятельность и как жаль, что такая бумажка в армии не единствен-ная...
- А скажи-ка мне Иисус Иосифович, почему это родители тебя не взяли тебя в Израиль? - задал первый, наиболее интересующий его вопрос, командир роты.
- Они брали - я сам не захотел.
- Почему?
- Не захотел. Там всё чужое, не родное.
- А ты того, точно не еврей, или там разные бабушки и дедушки? - как то неуверенно, боясь обидеть вопросом, спросил капитан Мачин.
- Да нет. Мы всегда были русскими. Наш прапрадедушка был Назаров, один из его сыновей Назарин, а потом как-то само-собой появилось это самое Назаретянин.
- Но может быть ты зря не поехал, а? Был бы сыт, доволен, такой, знаешь, крутой пацан с це-пью на шее и на машине - девки бы липли...
- Я думаю - это не главное, товарищ капитан. А люди, а лес, а земля, а воздух - это всё моё, а там всё другое, чужое.
- Но твои родители уехали. Они же, ты сам говорил, не евреи?
- Нет - они русские, но во время войны их родители, да и они сами помогли очень многим евре-ям спастись от фашистов. Потом какой-то из спасённых стал очень большим начальником в Израиле и в благодарность за сво; спасение предложил им туда перебраться. Им легче: здесь они пенсионеры, не получающие пенсии - там они работают.
- А чем они там занимаются, за что живут?
- У них большая тамошняя пенсия, да и этот, спасённый ими помогает. Они, в общем-то, рабо-тают у него что-то типа разнорабочими в саду возле дома.
- А с кем ты жил?
- С прабабушкой.
- С прабабушкой? Что помоложе никого не было?
- Да, знаете, - Иисус почему-то покраснел, - все остальные стали бизнесменами разными, а пра-бабушка она ... она хорошая.
- Ты работал?
- После школы в колхозе.
- Кем?
- Конюхом.
- Водителем кобылы, значит, - весело прокомментировал капитан, а потом серьёзно спросил, - ты знаешь, Иисус, ведь тебя можно уволить как единственного кормильца твоей прабабушки?
- Да, знаю, но я хочу служить в армии.
- Почему?
- Ведь кому-то надо.
- Ты думаешь без тебя не справятся? Ты ошибается. И хотя недобор большой, но, скажу тебе своё мнение - всёравно много лишних. А у тебя ещё и проблемы со здоровьем. Подумай, я могу устро-ить, что поедешь к прабабке.
- Нет, товарищ капитан, прабабка будет против, тем паче- она через месяц помрёт.
- Откуда такой пессимизм, Иисус?
- Это она сказала, а она никогда не ошибается - она всё знает.
- Что знахарка?
- Нет, просто старый и мудрый человек - ей уже сто лет.
- Это да. Ну, как считаешь нужным, - капитан задумался, - ты верующий?
- Это в смысле в бога?
- Ну да, хоть в него.
- Нет, в общепринятом смысле нет.
- А ты знаешь - имя с фамилией у тебя странные очень?
- Да, знаю. Но я привык.
- А имя это откуда такое, родители, чтоли верующие?
- Нет - они не верующие?
- Ну тогда как-то не понятно, - капитан Мачин сделал удивл;нный вид.
- Да это странная история или история о странностях моего деда и отца. Дед вбил себе в голо-ву, что наша фамилия божественная и что его сын должен быть Иосифом, а внук Иисусом, чтоб как в библии. Дед в свое время пострадал во время всех этих наших революций, сидел в Сибири, вот он и ре-шил, что должен быть человек типа Иисуса Христа и он должен спасти Россию.
- За что дед сидел?
- Он был врачом и поставил правильный диагноз одному мелкому партийному работнику - не излечимая болезнь. А это было время гонения на врачей.
- Дела, знаешь, Назаретянин, сколько в этой жизни напутано, что черти не разберутся не то что боги. Может и вправду тебе и твоему поколению предстоит исправить ошибки дедов и прадедов. Так что пусть будет имя тво; твоим...
Наступила пауза. Командир роты думал, что ему ещё спросить у своего нового подчинённого, судьба которого была, как все судьбы очень индивидуальна, но при более пристальном рассмотрении очень похожа на все остальные. Многие подчинённые капитана Мачина при живых родителях остава-лись сиротами, даже если внешне всё казалось очень благополучно. Все родители жили своей жизнью или делали вид что подчиняются общественной идеологии, которой всегда, и притом любой идеологии, было безразлично кто и что из себя представляет индивидуально - главное, что все составляли в массе, в толпе. Наверное поэтому появлялись индивидуалисты, пытающиеся сохранить себя, свой мир. Вот и этот нескладный солдат также хочет остаться собой, остаться в своём мире, в своей стране, у него есть понятия Родины, какие-то моральные принципы и еще это странное имя и фамилия. Над ним пытаются смеяться, его пытаются унизить - унизить до уровня толпы, до уровня всех себе подобных. Капитан вздохнул. Ему немного вспомнилась и своя жизнь. Вспомнилось полуголодное детство, армия, сверх-срочная и вот ему уже за сорок, а он всё ещё капитан и выше нельзя, потому, что нет высшего образова-ния, да и среднего также. Первичное офицерское звание он получил во время учений, когда спас солдата от верной гибели - ему вместо ордена дали звание младшего лейтенанта, он сам так захотел... Он сам выбрал свой путь. И этот путь его устраивал - каждый должен выбирать свой путь.
- Ты поступил, наверное, правильно Иисус, - сказал после паузы капитан, - только вот со здо-ровьем у тебя проблемы.
- Нет проблем, товарищ командир, у меня всё хорошо, я себя намного лучше чувствую... Мы вот с сержантом Шамилем позанимались немного...
- С Шамиевым? Он парень нормальный, но порой злоупотребляют этими дедовскими штучка-ми, ты чуть что не стесняйся скажи прапорщику Аспиду, тот на счёт этого строг.
- Всё хорошо, товарищ командир, - успокоительно сказал Иисус, - сержант Шамиев также строг, но справедлив.
Капитан Мачин улыбнулся, услышав эти слова. "Вот так цементируется коллектив - вот уже Шамиева он называет Шамиль и прикрывает его мелкую жестокость, надо бы взять на контроль, - по-думал командир роты".
- Ну, всё хорошо Иисус, пока у тебя идёт всё хорошо, не буду тебя задерживать, иди на ужин и не забывай о витаминах и питании - тебе положено две порции, но я распорядился и командир части ме-ня поддержал, чтобы на кухне тебе давали добавку. Всё иди, - закончил разговор капитан.
- Есть, - резко вскочил на ноги рядовой Назаретянин, загремев стулом, развернулся и вышел.
- Вот даёт, вояка, - тихо улыбаючись сказал капитан и добавил, - а лучше бы он был Иваном... Придумают же такой; маразм - Иисус да еще и Назаретянин, хорошо что ещ; не Христос...
Только вышел Иисус с канцелярии командира, как сразу к нему подошло несколько солдат не его призова и даже с не его роты. Сразу бросалось в глаза, что это были не весьма обычные солдаты. Нет одеты оди были, как все, да и внешне вроде бы ничем не отличались. Но казалось, что их объеденя-ла какая-то общая агрессивная угрюмость. Иисус насторожился.
- Ты кто? - спросил спросил низкий и коренастый рыжеватый парень с голубыми глазами и вы-цветшими белыми ресницами.
- Я, есть я, - не понимающе отвечал Назаретянин, - я Иисус.
- Ты что это, серь;зно, ты не косарь, а, падло? Отвечай, - и рыжеватый взял в руки пряжку рем-ня Иисуса, попытался резко притянуть его к себе, сделать ему это не удалось - Иисус был не уже не очень слабый.
- Я не понимаю, что вы хотите. Я вас не понимаю, - Иисуса пугала угрюмая внешность группы солдат и некоторая странность их поведения.
- Что не понятного, ты придурок, имя у тебя почему такое? Почему имя у тебя святое? - Рыже-ватый слегка ударил Иисуса в живот, как-бы требуя быстрого ответа или угрожая чем-то и не понятно за что.
- Имя. Это мо; имя, мо;, - решительно сказал Иисус, - там меня назвали родители мои. Что здесь такого?
- А то, - ответил рыжеватый, приблизившись вплотную к Иисусу и изобразив на своем лице мимикой безобразие угрозы, не очень приятным голосом добавил, - если что, то получиш, понял?
Что такое “получить” Иисус понимал хорошо, он только не понимал за что он должен получить - за что его собирались бить. Бить человека лишь за то, что у него странное имя и фамилия... Не знал Иисус, что бьют не только за имя - бьют за что угодно, если уверены, что сильнее, что не получат сдачи. Бьют не только в армии и ещ; придумали пословицу, что за битого двух не битых дают - придумали те, кто бьет и сам битым не был. Люди так любят бить друг друга, что впору основной вопрос философии перефразировать и сказать, что битие важнее сознания ибо очень часто определяет его.
Иисус, конечно же, испугался, он инстиктивно прижался в угол, стараясь защититься от воз-можных ударов, приближающихся неизвестных солдат во главе с рыжеватым. Перед возможным избие-нием в люди всегда что-то в страхе начинают говорить, стараясь таким образом выиграть время и Иисус неожиданно спросил:
- А вы кто и почему вам не нравиться имя мо;?
- Мы, ты каз;л, мы верующие, мы в Бога верим. Понял? - глаза рыжеватого расширились, нос сморщился и он стал дышать более учащенно.
- Если вы верующие, то почему вам имя мо; не нравиться - это же имя вашего бога? - спросил первое, что взбрело на ум, Иисус.
- Не вашего - Бог он один и твой и мой. А ты не Бог, хотя имя у тебя Сына его, - ответил не рыжеватый, а другой - высокий и худой. И сразу обратился к рыжеватому, - вреж ему С;ма, чтобы не выхлапывался, тоже мне Иисус выискался, собака жидовская и салабон.
С;ма ударил, но не больно, просвистев:
- Сука. С-с-са-ла-бон.
Вдруг Иисус выпрямился во весь свой огромный рост, немного расставив руки по сторонам и смело сказал наседавшим на него солдатам:
- Бейте на владеющего именем того, кому вы поклоняетесь, посмотрим - понравится ли ему это.
Нападавшие, мгновенье назад готовившиеся излить весь свой, как они считали, “святой гнев”, оказавшийся обычной человеческой злобой, застыли в нерешительности. Все они без исключения боя-лись, и не высокого и худого “салагу” - они боялись гнева своего Бога. Того Бога которого они никогда не видели и не увидят, того Бога, которому им было удобно верить и который для них имел одно имя - Страх. Первым опомнился С;ма, отступая назад, как пред надвигающейся угрозой он, как-будто защи-щаясь даже выставил правую руку вперед, одновременно пытаясь ею делать подобие угрожающего жеста:
- Ну ты, того. Мы еще встретимся и поговорим, салага...
Наступила пауза, маленькая такая, почти не заметная пауза, а паузы решают очень много. И в этот момент времени из канцелярии вышел капитан Мачин. Он сразу понял, что кто-то и кого-то должен бить и этим “кто-то” должен был быть такой нескладный и наивный солдат Иисус. Если бы это был другой содат, может быть капитан Мачин сделал бы вид, что ничего не заметил, но к слабому он почув-ствовал особое расположение, великодушие и покровительство: настоящая сила - это признание права на слабость.
- Товарищи бойцы! - громом разнесся его зычный голос в полумраке корридора. - Что вы здесь делаете?
Из произведенного умом в виде речи нет ничего более действенного чем поставленный вовре-мя хороший вопрос. Ответы на вопросы всегда или спасали или уничтожали, пока что во имя прогрес-са. Но в армии любой вопрос, заданный хорошим командиром (я подчеркиваю - хорошим) своим под-чиненным практически всегда означал, что командир знает на него ответ и даже знает, что ему пред-принять, чтобы такие вопросы больше не возникали. Капитан Мачин был хорошим командиром и он понял, зачем пришли в его подразделение “чужаки” - солдаты других рот. И он знал, что нужно делать в таких случаях: в таких случаях нужно не ждать невразумительного или заготовленного заранее лживого ответа - в таких случаях нужно давать различные командыи и далее задавать вопросы, нужно решитель-но действовать.
- Ко мне, товарищи солдаты, из какой вы роты? Почему нарушаете распорядок дня? Что у вас за внешний вид? Кто командир? - Задавая вопросы, капитан Мачин подош;л вплотную к группе солдат, окруживших Иисуса.
- Земляка пришли проведать, товарищ капитан, - нашелся, что солгать один из солдат.
- Бабушке своей расскажешь эту сказку о вежливом волке и уроде козл;ночке. Пошли вот от-сюда и то быстро, пока я вас всех не посадил на губу! - Со свирепым выражением лица скомандовал ка-питан Мачин. Солдаты, боченясь начали медленно отступать от Иисуса и ближе к выходу скорость их передвижения увеличилась, а через несколько секунд от них лишь остался маленький страх, засевший в солнечном сплетении Иисуса.
- Что, Иисус, приходили выяснять чей ты сын? - слегка улыбнувшись, спросил капитан Мачин.
- Да так, это верующие, они так интересовались, - ответил Иисус почти правду, так как он даже не знал, что в этом случае можно солгать.
- Они такие верующие, как я негр. Ты никогда не лги, если не умеешь. А если боишся, то сразу бей первым и страх пройд;т. Запомни: кучей лезут только трусы - одного, двух замесишь сразу, другие обосцутся - так было и в Ерусалиме, так бывает и в казарме. Весь мир казарма, сын ты божий, - капитан Мачин вздохнул. - Так что всегда иди впер;д и с песней. А впрочем, - капитан задумался, - не всегда нужно лезть на рожон, хотя ты и имеешь имя того, кто по легенде всегда перся куда его не просили. Ну, давай, иди на ужин, набирайся силы, чтобы не быть распятым.
Капитан Мачин посмотрел на часы, вздохнул ещ; раз и слегка подтолкнув Иисуса ко входу в казарму, пошел в расположение второй роты, откуда пришло большинство интересующихся тайнами имени его солдата - он решил довести дело по нейтрализации неправомерных действий их по отноше-нию к своему подчин;нному с, действительно, странным именем. Капитан шел и думал, как бы он по-ступил - ему, наверное, также было бы интересно узнать почему так назвали человека. И решил капитан Мачин, что не в имени дело - а в чем, он еще не решил для себя...
В этот день за ужином Назаретянин съел несколько порций того, что солдаты называют клей-стером - это необычное "картофельное пюре" из концентратов, которое после приготовления принимает вид клея или сырого теста, но когда хочется есть не до эстетического вида продукта. Ночью Иисус спал плохо. Возбуждённые мышцы от непривычной нагрузки, звучащие где-то в подсознании выстрелы и как короткий миг видения рассыпающейся мишени и почему-то угрюмый вид, грозно надвигающегося С;мы, не давали уснуть до утра. Но тем удивительным был подъем - Иисус поднялся бодрым как нико-гда. На пробежке, во время зарядки, он совершенно не чувствовал усталости - молодой организм ус-пешно приспосабливался к новому образу жизни.
Рота готовилась к принятию присяги молодым пополнением, готовился и рядовой Назаретя-нин. Он успешно осваивал строевые приёмы и так ловко научился подсекать шаг, что выдерживал нуж-ную скорость движения своей шеренги, чем заслужил похвалу лично от командира части, пришедшего на проверку готовности карантина.
- Алексей Михалыч, - басил командир части, полковник Наскоков, - это тот доходной?
- Так точно, товарищ полковник, рядовой Назаретянин.
- Это что в действительности у него имя Иисус? - спросил командир части.
- Да, имя как имя, не привычное на слух и только, - отвечал командир роты как бы защищая Назаретянина.
- Дурацкое, в общем-то, имя, - резюмировал полковник и добавил. - Да и хрен с этим именем, был бы человек хороший. Как у него проблемы со здоровьем?
- Вс; хорошо, товарищ полковник, - бодро ответил капитан Мачин.
- Ты смотри, оклемался и старается, поощри от своего имени или от имени старшины - это у вас в роте одно и тоже.
- Ну, что Вы, товарищ полковник, - в вежливой форме пытался возразить замечанию командира капитан Мачин.
- Не умаляй роли своего Аспида, дали бы ему власть, то он во всей стране порядок навел бы.
- Это точно, - согласился капитан Мачин.
- А на как "деды" у тебя готовы к дембелю, на этот раз без приключений?
- Никак нет, товарищ полковник, ни каких приключений - всё нормально, основные работы ак-корда на полигоне закончены. А Пруцкисс и Шамиев уедут когда доведут до ума карантин.
- Как там Шамиль себя ведёт? Слышал, в Чечне ихний Дудаев воевать вздумал.
- Нормально вроде. Молчит.
- Наркота? Мордобой?
- С этим покончено. Прапорщик Аспид старается.
- Отличный в тебя старшина Алексей Михалыч, забрать бы его, да в первую роту - бардак там, а навести некому, молодёжь после училищ совсем не та пошла.
- Коли надо - тогда, конечно, хотя мне жаль, мы с ним понимаем друг друга с полуслова.
После занятий на плацу к капитану Мачину подош;л низкорослый капитан в форме летчика и безэмоционально сказал, почти приказал:
- Мне нужно поговорить с рядовым Назаретянином, - и это вс;, что сказал капитан в форме л;тчика.
По всей видимости, капитан пытался выглядеть выше и поэтому носил уродливые полуботинки на высоком каблуку, а его большая фуражка была изгнута так, что казалось это она является предметом в который вдевается в виде ненужного атрибута маленькая голова. Капитана звали Игорь и фамилия у него была Капчинский, а л;тчиком капитан никогда не был - он был особистом. Особисты - это внешне нормальные люди, офицеры, но служащие в особом отделе. Хотя в штатном расписании полков, диви-зий такого отдела и не было, но в любом, выше перечисленном подразделении такие отделы были. Они не подчинялись армейским командирам - они подчинялись Комитету, возглавляемому Председателем, но не колхоза и даже не кооператива. Раньше Комитет назывался КГБ, а ещ; раньше ВЧК, потом его пе-реименовали, но он вс;равно оставался Комитетом. Чем в армии занимались люди Комитета или особи-сты - об этом знали все и об этом никто ничего не знал, даже сами особисты, хотя они были уверены, что у них самая важная в армии..., да что там в армии - в государстве, а может и в мире, задача - тайная борьба с тайными врагами. В каждом, уважающем себя государстве, должны были быть враги и чем го-сударство само себя больше уважает тем врагов должно было быть больше. А если эти враги явно не строят свои вражеские козни, значит они в тайне их вынашивают, а это означает, что должны быть тай-ные органы для тайной борьбы с тайными врагами, которых порою больше чем жителей на Земле. Нельзя быть государству без армии солдат этого невидимого фронта - нельзя, вот и вс; тут.
Естественно, что человек имеющий не привычное для данного государства имя, хотя оно во многих на слуху и даже стало в моде, попал в поле зрения особого отдела в лице капитана Капчинского. Капитан Капчинский раньше был нормальным офицером, не особым. Но нормальная служба очень бы-стро ему надоела - ленив был молодой лейтенант по имени Игорь и по кличке Капа, да и проигрывал он своим сокурсникам в росте, силе и той офицерской молодечей удали. Посмеивались над ним не только его солдаты, друзья-товарищи, но и командиры, которым по долгу службы не положенно было смеяться и тем более посмееваться. И вот решил лейтенант Капчинский, что пора ему стать особенным и обра-тился он по этому поводу в особый отдел. Там с ним долго беседовали, проверяли и даже тестировали. А потом назначили испытательный срок во время которого лейтенант Капчинский должен был состря-пать компромат на всех офицеров части. И лейтенант, у которого ничего не получалось в строевой службе, превосходно справился с задачами службы особой и тайной. Вскорее его направили в далекий город Новосибирск, где был знаменитый на весь мир Академгородок и известная в определенных кру-гах, то есть, не менее забытая в мире Высшая школа КГБ. И стал лейтенант Игорь особистом. Теперь он смело ходил на высоких каблуках, носил высокую фуражку, ходил немного в развалочку слегка раста-вив руки в сторону, что должно было придать вид атлета его худощавой фигуре. Теперь над ним никто не смел смеяться и никто не смел его попрекать - его должны были бояться. Но я хочу вам открыть один секрет - его не боялись, просто мудрые люди всегда говорили, что наступать на фекальную кучу прият-ного мало - воняет потом...
- Хорошо, - ответил капитан Мачин особисту, стараясь не смотреть на него, делая вид, что его больше всего на свете интересуют прямые линии плаца и чирикающие воробьи. не боящиеся барабан-ной дроби, задающей темп строевого шага.
И подумал капитан Мачин, что его солдат со странным именем Иисус очень хорошо подходит на роль “врага” и “тайного агента”, к примеру скажем, сионизма, хотя вся страна знала, кто правит в Кремле - явно не русские...
После занятий подозвал к себе капитан Мачин рядового Назаретянина и официальным тоном, без напутственных слов приказал ему прибыть в особую комнату, особого отдела, к капитану Капчин-скому.
Дверь в комнату особого отдела также была особенной: двойная, железная, со сложной систе-мой сигнализаци. Иисус постучал в эту дверь и понял, что никто этого звука не услышит - эта дверь полностью поглощала звуки. Он попытался открыть эту дверь, но она была заперта на могучие запоры и Иисус, как исполнительный солдат, начал ждать. Он стоял возле двери, переминаясь с ноги на ногу, ос-матриваясь по сторонам. Так как комната находилась в здании штаба полка, все проходящие офицеры (а их там было большинство) бросали мимол;тный взгляд на высокого и худого солдата, ничего, как этот принято в их части, не спрашивая у него - у двери комнаты особого отдела вс; было по-особенному. А Иисус стоял и думал, сколько ему предстоит еще стоять и ждать. Если до обеда тогда плохо - есть ему хотелось и сильно, но до обеда было что-то около часа. Он подумал о своих сослуживцах, которые на-ходились в казарме, в комнате личного состава и сидя изучали текст присяги, они конечно все его знали наизусь, но как было приятно после напряженных занятий по строевой протянуть ноги и ни о ч;м не думая повторять устрашающий своей торжественностью текст, который после многих повторений стал скучным и надоедливым и уж совсем не воспринимался, как что-то очень важное в их жизни.
Не знал Иисус, что в специальный глазок за ним наблюдают. Наблюдал сам лично капитан Капчинский. После обучения в Высшей Школе КГБ он считал себя проницательным психологом и, как его там учили, старался вызвать в допрашиваемого чувство тревоги, страха перед всесильными органа-ми. Капитан Капчинский выдерживал паузу - паузу унижения, паузу запугивания. Хотя Иисус не боялся грозного особого отдела - он все больше и больше думал об обеде. И капитану Капчинскому захотелось есть и поэтому он решил изменить своему предварительному плану: продержать солдата у двери около часа, а затем ещ; сделать внушение заносчивому Мачину, за то что не выполнил его просьбу. А ещ; ему, как всем невысоким и недал;ким, в смысле ума, людям очень хотелось унизить кого-нибудь выше себя или высокого и вот судьба преподнесла такой шанс - высоченный, двухметровый солдат да ещ; с таким подозрительным именем. Забыл капитан Капчинский, что, покоряясь новым веяниям, он носил золотой крестик на шее, даже не зная зачем, но втайне веря, что именно этот крестик с изображением распятого того, а не этого, Иисуса спасет его от тех самых невидимых врагов с которыми он невидимо и постоянно боролся. На Руси так часто бывало: крестятся прося “Спаси и сохрани”, а потом начинают убивать и грабить с криком “Бей жидов! Спасай Россию!”, как всегда забывая, что просят спасения и сохранения у главного мифического иудейского проповедника - миф на то и миф, чтобы каждый пере-сказывал и понимал его по-своему.
Не смотря на то, что двойная дверь заглушала все звуки, особист на цыпочках подкрался к этой двери и резко открыл ее, надеясь если не ударить дверью солдата, то по крайней мере напугать его. Но сил;нок в капитана было маловато для столь массивной двери и поэтому дверь открылась плавно так никого не задев и не испугав. Иисус даже немного удивился, когда увидел, как из-за большой двери по-является маленький человек со злобным выражением лица.
- Что ты здесь делаешь? - противным испуганным голосом спросил маленький человек.
А ведь грозный капитан Капчинский действительно испугался, уткнувшись взглядом своим в пояс солдату - маленький человек очень часто мнил себя очень большим и поэтому не поднимал голову свою, подсознательно желая смотреть на всех сверху (от себя добавлю - с таких людей получаются очень подлые начальники, берегитесь маленьких людей). В т;мном корридоре никого не было, что ещ; больше усилило эффект мимол;тного аффекта - капитану Капчинскому показалось, что, пришедший из детских сказок, громаднейший великан желает проглотить маленького Капу.
- Ничего, товарищ капитан, - с добродушием сильного ответил Иисус, - мне приказали прибыть в особый отдел, вот я и жду начальника.
- А ну, заходи сюда и быстро, - преодолев мгновение слабости, скомандовал капитан Капчин-ский и теперь в его голосе зазвучали наигранные грозные басовые ноты.
Иисус, пригнувшись прошел сквозь двери, вызвал при этом новый прилив злобной зависти у особиста, которому никогда не достать головой до верхней балки дверного про;ма. Он зашел в малень-кую комнату и с интересом начал рассматривать е;, как рассматривают дети новое помещение. Ничего в пустой комнате с одним столом и двумя стульями не было. Все свои вещи, даже два телефонных аппа-рата и электрический чайник капитан Капчинский прятал в громадный стальной сейф, покрашенный в серую краску и прикрытый большой серой ширмой - тайные враги вс; ещ; не дремлют и следят всяче-ски, пытаясь выведать все особые секреты - капитана учили этому, он знал это и свято верил в тайный врагов и в свою бескомпромисную борьбу с ними.
- Кто ты? Кто тебя прислал? Кто давал инструкции, задания? Пароли, шифры, явки? - начал за-давать свои бескомпромистные, как это требовала борьба, как смысл жизни, вопросы капитан. Неожи-данно заданные вопросы должны были сбить с толку агента врагов и тот в страхе за свою низменную и безидейную жизнь должен был рассказать вс;. Но Иисус всего не знал - он знал лишь то что знал.
- Меня прислал капитан Мачин в комнату номер восемь, к офицеру особого отдела, - быстро ответил Иисус, думая, что именно об этом спрашивает его этот странный маленький офицер, в своей большой фуражке и высоких каблуках, больше похожий на клоуна, чем на грозного контрразведчика.
- Мачин, значит опять Мачин, - задумчиво и таинственно одновременно сказал маленький ка-питан, а потом встрепенулся, как петух перед дракой и резким, слегка визжащим голосом спросил, - Мачин ваш резидент? Отвечай не думая!
- Капитан Мачин наш командир роты, прапорщик Аспид - старшина, а сержанты Шамиеев и Пруцкисс замкомвзвода, но только во время карантина. А вот после карантина нас разделят по взводам, - скороговоркой Иисус выдал все военные тайны которые знал - он действительно больше ничего цен-ного не знал о армии.
- Это я и без тебя знаю, - отмахнулся маленький капитан и подпрыгнув к Иисусу, схватив его за нижний край лацканов куртки (выше не мог достать) пытаясь пригнуть его голову к своей. Иисус слегка наклонился и капитан, угрожающе выкатив глаза, смешно (ему казалось, что страшно) изогнув рот про-хрипел, самый важный вопрос, - кто резидент?
- Капитан Мачин командир роты, прапорщик Аспид - старшина... - испугавшись не понятных действий офицера особого отдела, бормотал Иисус. Оказывается он сильно отстал от жизни и не пони-мал значения слова “резидент”.
- Да ты, сука, издеваешся! - Уже кричал капитан Капчинский, он в действительности думал, что над ним издеваются. - Да я тебя по стенке размажу, в Сибири сгною. Да у меня ч;рный пояс каратэ...
По стенке никого размазать капитан не смог бы - он был очень слаб; в Сибирь никого не сослал бы - не было на то законных оснований даже в стране в которой закон никогда не действовал; а каратэ капитан видел только по телевизору и Высшей Школе КГБ - вс; это он придумал со страху. Когда чело-века, который считал себя страхополохом, не боятся он начинает бояться сам. А как тут не испугаться: он остался один на один в звуконепроницаемой комнате с таким огромным солдатом...
- Пш;л вон, скатина, - одним выдохом выплюнул фразу особист, подталкивая Иисуса к выходу, - я с тобой разберусь ещ;, теперь ты у меня на контроле - ты и весь ваш Моссад.
Забыл капитан особого отдела, что должен он проверить все данные о рядовом Иисусе, выяс-нить является ли этот солдат членом секты, и что он знает о экстремистах, и какие у него связи с родст-венниками за границей, и кто руководит шпионской сетью в стране - ощущаемый страх загнал глубоко в подсознание долго лелеемое чувство долга.
Иисус немного постоял в корридоре, раздумывая над странным проишествием случившимся с ним. Но сделав вывод, что в армии есть много не понятного, странного с чем ему прийд;тся разобрать-ся, он поспешил на построение на обед - хороший солдат всегда хочет ест, потому, что он много энергии отдает службе. Капитан Капчинский есть перехотел, он сел и быстро начал сочинять доклад на ... капи-тана Мачина, командира полка и других офицеров, которые по его мнению могли быть пособниками врагов. Закончив свой тайный доклад, капитан Капчинский почувствовал дикий голод - нет, что вы не говорите, он тоже был хорошим солдатом, но особых органов, а в них вс; по особенному.

 4.
Через несколько дней был приём присяги у молодого пополнения. Описывать это мероприятие долго и утомительно, да и не столько оно важно, как его хотят представить заместители командиров по воспитательной работе или психологической подготовке. Ничего такого серьёзного сама процедура при-сяги не представляла. Текст, подпись, поцелуй знамени - что-то от древних языческих ритуалов, разве что не хватало жертвоприношения, хотя выполнение присяги его, наверное, подразумевало - беспреко-словное подчинение приказам, даже бессмысленным разве это не жертва? Насколько позволяют мне су-дить мои личные наблюдения - присяги придумывают те, кто только и делает, что их нарушает. Прися-ги, клятвы - это для блаженных.
Для Иисуса день принятия присяги начался с суеты и какой-то грусти. Суета: чистка формы, снаряжения, автомата, проверки того что подшито, почищено, выглажено. И грусть... Ко многим ребя-там приезжали родные, а к некоторым уже приехали. Восторги, радостные лица, сумки с вкусной до-машней снедью... К Иисусу никто не приехал, никто не отметил, что он стал крепче, стройнее, мужест-веннее, никто его не пожалел, что ему трудно. Чувство заброшенности, отчуждённости то накатывало сильной волной до щемящего комка в горле, то отходило ибо на его место приходили очередные заботы о подготовке ко дню присяги.
Присягу принимали на полковом плацу. Морозный воздух, яркое солнце, медь оркестра, ко-манды, отработанная до автоматизма торжественность... Потом всех, вновь принявших присягу, и мно-гих других солдат отпустили в увольнение. Прапорщик Аспид придирчиво осматривал внешний вид, хотя замечаний не могло быть даже теоритически - ведь сколько готовились, но он всёравно находил повод для замечаний. Потом очень долго говорил чего нельзя делать в увольнении, а чего можно - так и никто не понял - складывалось впечатление, что запрещалось всё к чему привыкли гражданские люди во время каких либо торжеств. После инструктажа у прапорщика Аспида, всех увольняемых повели к дежурному по части, где опять процедура проверки и длинной речи по поводу всяческих запретов по-вторилась снова.
И вот радостные молодые солдаты почти побежали на КПП части, где их ждали родные и близкие. Рядовой Назаретянин шёл медленно и думал, что ему делать в его первом увольнении. Ехать в город? Ради чего - просто бродить по холодным улицам. Денег у него не было, чтобы пойти в кино или ещё куда-нибудь. И чем ближе он приближался к КПП тем сильнее ему хотелось назад в казарму.
- Рядовой Назаретянин! - окрик, как выстрел, был неожиданным - это был голос прапорщика Аспида, - иди сюда.
Иисус увидел прапорщика Аспида, стоящего недалеко от КПП и наблюдающего за шумливым шествием увольняемых. Иисус быстрым шагом направился к прапорщику, почему-то желая, чтобы тот нашел к чему, как говориться, придраться и вернуть его, Назаретянина в часть. За пять шагов, перешёл на твёрдый строевой шаг, подошёл к старшине роты, приложил руку к шапке и готов уже было доло-жить, но прапорщик прервал его ещё не начавшийся доклад:
- Прекращай, Иисус, не надо сейчас этого.
Прапорщик был в парадной серо-стальной шинели, на талии плотно лежал золотистый поясной ремень, белые перчатки и сверкающие сапоги придавали его облику аристократический и благородный вид, таким, как многие представляют себе русского офицера. Иисус восхищённо посмотрел на прапор-щика, как будто не видел его раньше, ведь все офицеры части были сегодня в такой форме.
- Ты, куда собрался Иисус? По-моему к тебе никто не приехал да и родственников у тебя ника-ких в этом городе нет.
- Да, я так, ни куда, может просто в город, - смущённо проговорил Иисус.
- Шляться сейчас по городу одному опасно - шпаны много обкуренной и обколотой. Так что предлагаю вариант - сейчас пойдем в гости ко мне, отметим, так сказать, твою присягу. Возражения есть?
Иисус замешкался, он не знал, что сказать в ответ. Для него прапорщик Аспид был почти бог - недосягаемый и не доступный.
- Я, я, я не знаю, - смущённо и сбиваясь начал бормотать он.
- Возражений нет. Сейчас я посмотрю как мои охломоны усядутся на автобус и мы пойдём. Я здесь живу недалеко в ДОСах.
Автобус отъехал от части. На остановке никого не осталось. Многие солдаты уехали с родите-лями, приехавшие в часть на своих легковых автомобилях.
- Пошли, - коротко скомандовал или предложил прапорщик Аспид Назаретянину - в профес-сиональных военных любая просьба или предложение по форме похожа на приказ. - Родители пишут? - неожиданно спросил Аспид.
- Нет, они ещё наверное не получили моего адреса. Письма долго идут.
- А тётки и дядьки чтоже не могли написать или приехать?
- Денег нет.
- Денег ни у кого нет - мы вот уже три месяца не получали денежного содержания.
- Ого, а как Вы?...
- Да никак: что достанем, что своруем, а в основном родители помогают, Старики тянут лямку. Не дрейфь Иисус, ты хотя и не Христос, но жаренной картошкой с помидорчиками и огурчиками я тебя угощу, заскучал, небось, за жаренной картошкой-то, - прапорщик легко ладонью хлопнул Иисуса чуть выше поясницы - все, кто хотел его похлопать по плечу, доставали ему лишь до лопаток.
У прапорщика Аспида была небольшая двухкомнатная квартира, в которой жил он с женой Светланой Григорьевной, сыном десятиклассником, белокурой дочкой Леной и кошкой Марией.
Ели жаренную картошку с салом, грибочки и огурчики, помидорчики и маринованные бакла-жаны. Потом пили чай с вареньем и смотрели телевизор. Иисусу было очень хорошо. Ему давно так не было хорошо. Светлана Григорьевна постоянно твердила, что он "бедненький" и старалась побольше наложить в его тарелку. На коленях у него сидела кошка Мария, получившая имя своё в честь героини одноимённого сериала, а рядом девочка Лена расчёсывала свою маленькую куклу, называя её Барби.
После программы "Время" прапорщик Аспид начал собираться в часть вместе с ним начал одевать свою шинель и рядовой Назаретянин.
- Светик, я не надолго, меня просил подменить Мачин, сегодня он ответственный, пусть сходит на ужин. Я на часика, два, пока, - тихо объяснил свои действия жене прапорщик. -
Светлана Григорьевна спокойно убирала со стола, она привыкла, к тому, что муж очень мало бывает дома - жёны военных привыкают ко многому. Иисус долго и нескладно благодарил хозяйку, прощался с дочкой Леной, гладил кошку Марию. Он чувствовал, что любил этих людей больше всего на свете. Порой так мало нужно сделать, чтобы завоевать чью-то искреннюю любовь, но как бывает порой тяжело сделать эту самую малость, может сложиться впечатление, что мы сами не хотим этой любви, хотя на словах твердим обратное.
К части Назаретянин и Аспид шли не спеша. Прапорщик возмущался по поводу какого-то ге-нерала на Кавказе, который толкал людей на новую бойню, потом его возмущение перекинулось на рос-сийские власти, которые наживаются за счёт народа - это были отклики прапорщика, на информацию полученную от программы "Время". А Иисус почти ничего не слышал из того, что говорил прапорщик, он только мысленно благодарил его за этот ужин, вечер, внимание и участие...
На расстоянии в метров 100 от КПП части навстречу им шел, шатаясь высокий широкоплечий сержант. Проходя мимо он посмотрел на прапорщика Аспида и икнул.
- Товарищ сержант, ко мне! - скомандовал прапорщик Аспид.
Сержант повернулся и недовольно посмотрел на прапорщика. Сержант был пьян. Шинель его была расстёгнута, руки он держал в карманах.
- Тебе что, кусок? - Пьяно пролепетал сержант.
- Товарищ сержант, приведите себя в порядок и представьтесь, как это положенно, - в голосе прапорщика Аспида, прозвучали, не слышанные раньше Иисусом жёсткие тона.
- Да пошёл ты, кус-сок, блин, - сержант пьяно ухмылялся.
- Смир-р-на, скотина, приведи себя в порядок и следуй за мной! - громко и зло скомандовал прапорщик.
- Да ты что, кусок, в рог захотел, - сержант угрожающее начал двигаться в сторону Аспида, за-нося руку, как бы для удара.
На КПП услышали шум. Дежурный по КПП смотрел на происходящее, ожидая чем всё это за-кончится. Сержант приблизился к прапорщику почти вплотную, от него сильно воняло перегаром.
- Ты что-то хочешь, - сказав это, он плечом толкнул прапорщика в грудь.
Удар в солнечное сплетение, который нанёс Аспид, был молниеносным, так что те, кто видел эту сцену, не понял почему сержант согнулся и начал медленно падать. Другой удар ребром ладони прапорщик нанёс, падающему сержанту, по шее. Сержант рухнул на мёрзлую землю. Аспид нагнулся, взял в руку волосы на голове лежащего и резко дёрнул за них, поднимая и одновременно разворачивая голову.
- А-а, опять первая рота, - сказал Аспид, - прийдётся мне и вправду пойти туда старшиной, что-бы навести порядок.
Приподнятая голова зло зашипела.
- С-с-сука, убью...
Прапорщик резко с некоторым усилием, бросил голову, безвольно висевшую на шее, лицом в твёрдый колючий грунт. Возле носа сержанта образовалась небольшая тёмная лужица.
- Эй, там на КПП, - громко окликнул прапорщик, наблюдавшего за этими событиями дежурно-го по КПП, - уберите это дерьмо или позвоните дежурному по первой роте, пусть они заберут - это их-нее...
Дежурный зашёл в помещение КПП и вскоре оттуда вышло два солдата и направились в сто-рону к поверженному сержанту.
Прапорщик Аспид спокойно пошёл дальше. За ним молча шёл Иисус. У него дрожали руки - ему было страшно. Сначала ему стало страшно, когда пьяный здоровенный сержант чуть было не нава-лился на прапорщика, потом эта короткая стычка и ... кровь, лужица крови под носом лежащего челове-ка, того который только что был чем-то грозным и большим, а сейчас представлял собой тоже большое, но неподвижное тело. Иисусу было страшно, но одновременно по его телу прошёл некий ток возбужде-ния он мысленно сам наносил удар, мстя обидчику своего идопа доброты в лице прапорщика Аспида. И чем дальше он отходил от лежащего сержанта тем больше ему хотелось вернуться и ... ударить лежаще-го, ногой в живот, в голову - дрожь страха как-то незаметно перешла в дрожь жестокого желания...

 5.
После принятия присяги начались "трудовые будни" мотострелкового полка. Жизнь Иисуса, была заполнена до отказа: ежедневные тренировки, занятия, полигон, гараж, стрельбище. И хотя в пол-ку не было горючего, не хватало порой необходимых припасов и снаряжения, командир старался посто-янно поддерживать полк в боевой готовности. Ему, прошедшему Афганистан, было ясно, что только по-вседневная выучка может поддерживать способность полка, в случай чего, выполнить поставленные боевые задачи. Чтоже что нет горючего - значит остаётся время для усиленной физической подготовки, да и боеприпасов в полку было достаточно для проведения боевых стрельб и учений с боевой стрель-бой. Эта работа заставляла офицеров полка забыть о многочисленных бытовых неурядицах и они всеце-ло отдавали себя своему нелёгкому труду, веря в его высшее предназначение - вера всегда превращала рутину и рабство в благость. Не всех устраивала такая жизнь. К примеру, командир взвода, в котором был рядовой Назаретянин, не вернулся из отпуска. Он пропал и его родители не смогли объяснить куда он пропал - выехал из дому и в часть не вернулся, говорят видели его в какой-то банде, но кто говорил об этом никто не знал, может только офицер особого отдела капитан Капчинский... А обязанности ко-мандира взвода, временно выполнял прапорщик Аспид.
После того случая у КПП Назаретянин просто боготворил прапорщика Аспида и хотел быть во всём на него похожим. Он старался из всех сил выполнять все его требования, требования Уставов, ар-мейского уклада жизни - Иисус также верил, что это нужно.
В армии большое значение имеет физическая подготовка солдата. И Иисус начал заниматься спортом с фанатизмом присущим разве что спортсмену, едущему на Олимпийские игры. Кроссы, рези-новый эспандер, гантели, небольшая штанга., спортивные снаряды - заполняли всё его свободное время. Затем его начали обучать боевому самбо. Конечно, карате, ушу, капорейра или айкидо - это всё красиво, модно, внешне эффектно, но удар сапёрной лопаткой, прикладом автомата, сапогом или короткий и рез-кий удар кулака - это гораздо эффективнее в бою, а не на киноэкране. Сначала искусству падения нау-чил его сержант Шамиев, который оказался кандидатом в мастера спорта по вольной борьбе. В борьбе, как и вжизни, очень важно уметь так упасть, чтобы не ушибиться, быстро подняться и быть готовым к новой схватке - это почти тоже, что умение в боксе держать удар. Но сержанта Шамиева, как и сержанта Пруцкисса вскоре уволили в запас. Кстати, оказалось, что Назаретянин и сержант Пруцкисс земляки: деревня Томсино, где жила прабабка Иисуса, была недалеко от посёлка Мозули откуда родом был сер-жант Пруцкисс - это на границе России и Латвии. Сержант Пруцкисс был латыш. Когда Иисус радостно подошёл к нему желая поговорить о родных местах, Арвид презрительно лишь сказал: "Тоже мне, зем-лячек..." В отличии от Пруцкисса с Шамиевым у Назаретянина сложились нормальные, товарищеские отношения. Шамиев, внешне был дерзок и груб, но в казарменном быту часто приходил на помощь мо-лодым солдатам, хотя не без того, что прапорщик Аспид называл "дедовские штучки". Прощаясь со всеми сослуживцами Шамиев обнимал каждого и когда подошёл к Иисусу вдруг резко и неожиданно сделал захват и бросок через бедро. Иисус упал уже не как мешок с костями, а классически, как борец.
- Научил значит, - довольно заулыбался Шамиев.
Пруцкисс, как бы отдавая дань нелепым ритуалам, лишь небрежно пожимал всем руки. Он ни-кого не любил, скорее всего презирал всех, считая себя представителем высшей расы. Впрочем его так-же не уважали солдаты.
После очередного увольнения в запас в ротах происходило перераспределение ролей: назнача-лись новые младшие командиры, начинали готовиться новые специалисты, появлялись новые лидеры в небольших воинских коллективах. Очень заметно начал выделяться Иисус. Естественно, что во- первых он выделялся своим ростом, но это не главное - главное это было его старание, трудолюбие и совершен-нейшая способность к обучению и приспособлению к новым условиям. Уже к весне Иисус представлял с себя высокого, даже очень высокого, стройного и крепкого солдата.. Мышцы его наливались силой, грудь высоко приподнялась, взгляд стал твердым, речь ясной и короткой. И когда возникла необходи-мость назначить нового командира отделения, взамен заболевшего, у капитана, Мачина и прапорщика Аспида сомнений не было, кто им должен быть - рядовой Назаретянин, который с 1-го апреля стал и младшим сержантом - и это была не шутка.
Но внешние изменения происходили одновременно с изменениями характера и поведения Ии-суса. Беспощадно эксплуатируя себя, он также беспощадно относился и к своему окружению, внутренне желая чтобы все действовали как он. Когда он стал командиром отделения эта черта характера, начала, прогрессировать. Получив незначительную власть над людьми он всеми силами старался сделать из них своё подобие. Многие, ох, как многие хотят уничтожить разнообразие - основу жизни... Подчинённые его отделения больше других занимались на плацу, на спортгородке, полигоне. Их техника, была всегда в состоянии в котором не была ни одна боевая единица в армии - в идеальном состоянии. Его отделение стало лучшим. Разумеется, не всем его подчинённым это нравилось, наверное, никому, но перечить Ии-сусу было не возможно - он был искренен, он был одержим, он желал этого, веря, что его подчинённым нужно больше чем ему и что они ещё не всё понимают и осознают.
Но вскоре Иисуса забрали из пятой роты. Наступил май - пора нового призыва в армию. В часть прибыли новобранцы. И вот однажды к Иисусу подошёл прапорщик Аспид.
- Меня назначили старшиной в 1-ю роту, пойдёшь со мной замкомвзвода - мы там вместе наве-дём порядок, - тоном не позволяющим перечить предложил, а вернее приказал прапорщик Аспид Иису-су, - ты уже готов к настоящим делам.
И вот он - новый армейский коллектив, другая казарма. Да, действительно здесь всё было по другому. Казарма более грязная, солдаты ходили вяло, форма на них висела, и была не очень чистая, в комнате личного состава стулья были разбросаны по углам, столы стояли не ровно. Даже как-то не ве-рилось, что эта рота, одной и той части.
Иисуса, назначили заместителем командира, взвода в котором были в основном, так называе-мые "деды" то есть отслужившие больше полутора года и увольняемые в запас. С точки зрении опре-делённых армейских отношений, не прописанных ни в одном официальном документе, это было не пра-вильным, чтобы, отслуживший полгода, командовал старослужащими, но на таком назначении настоял прапорщик Аспид. Роту построили и представили нового старшину и нового сержанта. Уходя вечером домой, прапорщик Аспид ободряюще сказал Иисусу:
- Крепись, сынок, завтра у них, а не у нас, начнется новая жизнь.
Но "новая" жизнь, на которую, наверное, намекал прапорщик, началась немного раньше - после команды "отбой”...
После команды "Отбой" некоторые военнослужащие из взвода Назаретянина и не думали ло-житься спать. "Деды", не обращая никакого внимания на своего нового командира пошли в каптёрку, не понятно с какой целью закрылись там. Назаретянин собирался уже ложиться, но обязанности замести-теля командира взвода требовали от него соблюдения его подчиненными распорядка дня. Он опять оделся по всей форме и подошёл к двери каптёрки. Дёрнул за ручку, дверь оказалась запертой. Он громко постучал и скомандовал:
- Откройте, я сержант Назаретянин!
За дверью послышался шум, потом шаги, дверь открылась. Пред Иисусом стоял в брюках и майке сержант Васильев - это тот самый сержант, который тогда встретился им с прапорщиком Аспи-дом в день присяги возле КПП. От сержанта опять воняло спиртным.
- Чего тебе, молодой? - развязанным тоном спросил Васильев, делая ударение на слове “моло-дой”, как бы подчеркивая свое превосходство в чем-то.
- Была команда, "отбой", товарищ сержант, почему Вы и Ваше отделение не в постели? - ров-ным командирским голосом спрашивал Иисус.
- Да пошёл ты ... Салабон. Указывать он ещё будет, - и сержант Васильев попытался закрыть дверь.
Но Иисус держал ручку двери крепко и после попытки закрыть дверь, дёрнул её на себя. Не ожидавший этого Васильев, пошатнувшись, вывалился на коридор и Иисус зашёл в каптёрку. В каптёр-ке на маленьком столике стояло две бутылки с прозрачной жидкостью, судя по запаху, наполнившему комнатушку, самогонкой. Вокруг столика сидели "деды" из взвода Назаретянина и с кружек пили эту самогонку, закусывая хлебом и салом (для тех, кто не знает - пить в русской армии запрещено). Иисус подошёл к столику, посмотрел на бутылки, потом на каждого, сидящего возле столика. Все сидели в статических позах, не зная что предпринять дальше.
- Всё убрать, всем спать, время на всё это - три минуты. Завтра разберёмся, - приказал сержант Назаретянин, затем развернулся и вышел, столкнувшись в проходе с сержантом Васильевым.
Когда он вышел с каптёрки ему вслед кто-то кричал какие-то угрозы, но Назаретянин зашёл в казарму, как ни в чём не бывало и посмотрел на часы. Собравшиеся в каптёрке, решили "поставить мо-лодого на место", устроив ему "тёмную". Все вышли с каптёрки и вразвалочку зашли в казарму. В ка-зарме никто не спал, все лежали и ждали, чем закончится этот инцидент. Все знали, что Васильев не до-пустит чтобы его кто-нибуть унизил. В этой роте все приоритеты в казарменной иерархии принадлежа-ли старослужащим, предводимых сержантом Васильевым. Молодые и неопытные офицеры ничего не могли сделать с зарвавшимися хулиганами, держащими в страхе практически всю роту. Иисус стоял возле своей кровати и смотрел на показное замедленное шествие отделения Васильева с ним во главе.
- Я давал Вам, сержант Васильев, три минуты - прошло восемь, - тихо и твёрдо прокомменти-ровал их появление Иисус, смотря на часы, - это является грубым нарушением воинской и исполнитель-ской дисциплины.
- Так точно! - рявкнул Васильев, гротестически изобразив положение "смирно", при этом на-рочито сильно покачиваясь.
- Надо бы тише - люди спят, - опять тихо и твёрдо сказал Иисус и таким же ровным голосом приказал, - идите спать и не устраивайте клоунаду - Вы пока еще сержант.
Васильев развернулся и имитируя строевой шаг пошёл к своей койке. Наступила тишина, пре-рываемая лишь различными негромкими звуками, пытающихся заснуть людей. Но рота не спала - рота ждала, ждала чего-то жестокого. Все знали, что что-то произойдёт, ожидание этого "чего-то" зловеще висело в воздухе...
Через час после того, как все легли, со своей кровати тихо поднялся Васильев и прислушался - все спали, ровное неслышное дыхание нового замкомвзвода говорило о том, что спал и он. Васильев на-чал тихонько будить своё отделение, состоящее из одних “дедов". Один из них взял свою подушку и на-чал тихо подкрадываться к голове Назаретянина. Назаретянин не спал, он звериным чутьем чувствовал опасность и уже был готов к ней: мышцы его напряглись, мозг проиграл несколько возможных вариан-тов действия, лёгкие наполнялись воздухом - он ждал начала...
Подушку резко и сильно прижали к голове Иисуса, и по его напряжённому телу начали нано-ситься удары... но, не успели ещё кулаки нападавших достичь тела его, как Иисус сильно захватив того, кто прижал подушку резко бросил его через свою голову. Затем быстро вскочил и начал наносить уда-ры. Это была короткая и жестокая драка. Иисус сильно окреп за прослуженные в армии полгода, окреп и ожесточился. Его большие крестьянские руки были крепки как камень и бил он профессионально, стараясь вывести противника со строя и надолго, Фактор неожиданности, длинные и крепкие руки Ии-суса, а главное то, что он был готов к нападению, чего не скажешь о его противниках, реакция которых была сильно замедленна действием алкоголя - определили его победу над более сильным в другой си-туации противником.
Рота проснулась от сильного грохота раздвигающихся кроватей, падающих тел и криков боли. И все увидели в слабом ночном освещении стоящего двухметрового мускулистого гиганта и возле него лежащие в неудобных позах шесть человек, некоторые из них стонали, в некоторых с носа, рота и из ра-зодранных частей тела текла, кровь. Кровати были сдвинуты и образовалось что-то вроде небольшого ринга по центру которого стоял этот гигант. Васильев во время нападения лишь руководил действиями своих товарищей, поэтому его не достиг ни один удар Иисуса. Васильев стоял, как бы в углу этого им-провизированного ринга и удивлённо, злобно смотрел на Назаретянина. Он знал, что ему нужно дейст-вовать - на него и на Иисуса смотрела вся рота - победитель должен был быть один. Васильев поднял с пола, солдатский ремень, намотал его на руку, но так чтобы пряжка немного свободно болталась и раз-махивая им как пращей ринулся на Иисуса. Иисус уклонился от замаха, захватил руку Васильева и за-вернул её за спину при этом коленом сильно ударив его в живот. Васильев упал, держась одной рукой, за живот, другая его рука висела безвольно как плеть. Иисус подошёл к нему и как в своё время пра-порщик Аспид взял в руку волосы, приподнял голову и повернул к себе лицо.
- Завтра подъем за сорок пять секунд, а сейчас всем пять минут на то чтобы поставить кровати и лечь спать. Я выйду и через пять минут зайду. Всё - время пошло, - Назаретянин просто опустил голо-ву Васильева и спокойно вышел с казармы.
Несколько солдат соскочили с коек и начали расставлять сдвинутые кровати, тумбочки и сту-лья. Ещё несколько человек подошли к поверженным стараясь помочь им лечь в постели. Два молодых солдата подбежали к Васильеву, приподняли его. Васильев отстранил их, глаза у него были красные от злобы. Он подошёл к своей тумбочке, засунул руку в неё и вытащил оттуда здоровенный самодельный нож.
- Сань, не надо, - кто-то из сослуживцев пробовал остановить его, но окровавленный, с пере-кошенным от злобы и боли лицом Васильев, решительно встал, сжал нож и скрипнув зубами пошёл к двери за которой скрылся Назаретянин. Перед дверью он остановился, повернулся к настороженным взглядам солдат, наблюдавшим за его передвижением и прошипел:
- Малчать, убью.
Дверь приоткрылась - это входил Иисус. Казалось, что фактор внезапности теперь на стороне Васильева. Все видели как Васильев занёс руку с ножом для удара, но никто не видел, как другая рука захватила эту руку с ножом...
Когда дневальный включил свет, все увидели сползающего по стенке Васильева и кровавый след, обозначающий это сползание. Рядом с ним стоял Назаретянин, нож валялся в двух метрах на ко-ридоре.
Далее Иисус действовал, как этого требуют Уставы. Он подошёл к телефонному аппарату, раз-мещенному возле дневального, набрал номер дежурного по части.
- Товарищ майор, докладывает заместитель командира первого взвода, первой роты сержант Назаретянин. Только что на меня было совершено вооружённое нападение со стороны сержанта Ва-сильева... Нет со мной всё в порядке ... Васильев, нуждается в медицинской помощи.
Солдаты роты смотрели на Назаретянина и ни кто уже не спал.
- Дневальный, включить дежурное освещение, - скомандовал Иисус, - всем спать.
Все легли, но никто не собирался спать, зная, что все основные события только разворачивают-ся. Вскоре в роту прибыл дежурный по части, затем командир роты лейтенант Свирь и прапорщик Ас-пид, потом прибыл заспанный фельдшер с медсанчасти. Фельдшер хотел оказать медицинскую помощь, но кому не знал, он подошёл к прапорщику Аспиду.
- Товарищ прапорщик, фельдшер ефрейтор Самойлович, по приказанию дежурного по части прибыл оказывать медицинскую помощь пострадавшим, - доложил он прапорщику, а затем недоуменно спросил, - А кому?
- Сынок, ефрейтор, ты как всегда вовремя - все кому нужна была твоя помощь уже давно умер-ли. Иди, иди ты спать не мешай людям ночью оказывать помощь тем кому она действительно нужна.
- Мне идти? - опять переспросил фельдшер.
- Да, ефрейтор, идите.
- Ну, я пошёл, - сказал, немного переминаясь с ноги на ногу ефрейтор с зелёной сумкой на пле-че и красным крестом на ней , ему уходить не хотелось так как он видел, что случилось что-то и ему бы-ло, что естественно, узнать что именно.
- Товарищ ефрейтор, - голос прапорщика, стал твёрже, - Вас, что не учили как нужно отвечать при получении приказания? А ну, доложите как положено и идите как Вам сказано.
- Есть, товарищ прапорщик, - ефрейтор чётко развернулся и вышел из казармы.
Вся рота это видела и все поняли, что рота действительно будет жить, обещанной "новой жиз-нью".
"Новая жизнь" началась с того, что уже под утро подъехала, машина с решётчатыми окнами и с неё вышло два прапорщика, в фуражках с малиновым околышком, вооружённые автоматами, они за-шли в канцелярию, где находилось всё отделение Васильева, надели на всех, нападавших на Иисуса, на-ручники и провели через всю казарму. Рота не спала - рота видела, как вели их товарищей в наручниках и под конвоем. 0казалось что понадобилась всего ночь для того, чтобы провести предварительное рас-следование в части и чтобы командир принял решение о передачи дела в военную прокуратуру. Всё это называлось на языке прапорщика Аспида "жечь неуставняк каленным железом" и это прапорщик Аспид предложил командиру части провести все действия быстро, чтобы "железо не успело остыть". Чтоже - это был один из важнейших принципов восстановления законности - немедленная реакция на наруше-ние и адекватное наказание за проступок, чтобы ни кого не оставалось даже мысли о неотвратимости наказания.
А что Иисус? Он чувствовал, что выполнил свой долг, он знал, что поступил правильно, что так бы посоветовал ему поступить прапорщик Аспид. Да он наверное и знал, что так будет, ведь никогда он так участливо, так ласково не говорил на прощание: "Крепись сынок..."
После бессонной ночи подъём роты прошёл на удивление организованно и слаженно. Физза-рядка, утренний туалет, утренний осмотр, завтрак - все эти действия в первой роте прошли так как этого требуют многочисленные армейские требования. Никаких солдатских "привилегий" никто из старослу-жащих не требовал - все несли свой служебный крест в одинаковой мере.
После завтрака полк был выстроен на плану и командир полка зачитал приказ о случившемся. В конце приказа сержанту Назаретянину присвоивалось звание старший сержант и объявлялся отпуск домой - для солдата, это была одна из высших форм поощрения. А после построения Иисус подошел к команди-ру части и, соблюдая все правила воинской этики, попросил:
- Товарищ полковник, разрешите мне сейчас в отпуск не ехать. Я принял новое подразделение, приходит молодое пополнение - это ответственное время, я должен быть в части.
Командир полка, впервые в своей военной карьере услышал подобное от солдата срочной службы. Это-му суровому мужчине, видевшему войну, участнику боев, вдруг захотелось заплакать. Но он лишь креп-ко обоими руками сжал громадную ладонь Иисуса, и дрожащим голосом сказал:
- Да, ты прав, конечно, но отпуск за мной, поедешь тогда когда тебе будет нужно, только ска-жешь, а пока возьми на память, - и полковник снял с своей руки часы и надел их на руку Назаретянину, это были первые в жизни Иисуса свои собственные часы.
Через месяц был суд. Васильев получил семь лет лагерей строго режима, двое солдат из его от-деления - тот кто зажимал подушку на лице Иисуса и другой который начинал бить, получили по два года дисциплинарного батальона. Троим приговор суд вынес условные сроки заключения и они верну-лись в роту чтобы через два, дня быть уволенными в запас так как истек срок их службы. После того, как приговор довели до личного состава части, среди солдат первое время нельзя было услышать даже грубого слова. По дедовщине был нанесён последний, уничтожающий удар. В полку началась напря-женная учебно-боевая работа...

 6.
Всё чаще произносились слова "Чечня", "Таджикистан". Командир полка вносил всё новые коррективы в программу обучения. Солдат учили вести боевые действия в гористой местности, учили быстро принимать нужную позицию, маскироваться, вести наблюдения в засаде, особое внимание уде-лялось вопросам взаимодействия мелких групп таких как отделение, потому, что в условиях пересечён-ной местности ходить в атаку с криками "Ура!" было бы самоубийственно. Каждому солдату приходи-лось сдавать экзамен по курсу выживания, как в войсках спецназа. Командир полка был мудр и пони-мал, что горькая участь войны не минёт его полк, поэтому он повысил требования к подготовке коман-диров всех звеньев. Командиры отделений и замкомзвода изучали карты Чечни и Таджикистана вместе с офицерами. Занятия по тактике и инженерной подготовке, целью которой было создание наименее уязвимых инженерных сооружений, проводили в основном офицеры прошедшие школу Афганистана. Командир полка, если не был занят выбиванием нужного довольствия, для полка, всегда. сам проводил занятия с каждой ротой в отдельности.
Изменялись штаты подразделений. Где не хватало офицеров на должности командиров взводов их обязанности начинали выполнять наиболее подготовленные прапорщики, так Назаретянин стал старшиной роты. Во взводах появились санинструкторы, медицинская часть получала по мере возмож-ного медикаменты, медицинские материалы и оборудования, как на случай ведения боевых действий. В воздухе висело слово "война”.
Забот у Иисуса прибавилось, ведь никто не снимал с него обязанностей заместителя командира взвода. Но нужно было приводить в порядок и ротное хозяйство: рота укомплектовывалась исправным вооружением, снаряжением и вещевым довольствием. По этому поводу часто приходилось вступать в конфликты со службами тыла округа и армии. В штабах тыловых частей уже хорошо знали не только командира гвардейского мотострелкового полка, но и двухметрового гиганта, который не останавлива-ясь ни перед какими авторитетами, строго в рамках уставных и законных требований желал получить положенное довольствие для части и полка. Долго по кабинетам ходил рассказ или анекдот о том как некий сержант Иисус Христос хотел посадить в тюрьму полковника. Всё, конечно, было не так. Однаж-ды какой-то майор, начальник склада отказался выдать нужный шанцевый инструмент для штурмовых групп и утеплённое обмундирования требуемой комплектности, хотя на них был уже выдан законный наряд. Это потом на складе обнаружилась недостача, а сначала старший сержант Назаретянин пообещал этому майору, что он будет жаловаться вышестоящему командованию, вплоть до министра обороны, как этого требует Устав. Майор грубо отругал, по его мнению, заносчивого сержанта. Но такая жалоба была подана. Приехала, комиссия. Говорят, что майор откупился и его не посадили за крупную растра-ту, а лишь перевели в другой округ... на вышестоящую должность и это уже не было анекдотом - это было чистой правдой. В армии порой шутят, что политические работники не потопляемые - сколько их не топи всёравно всплывут, а работников тыла топить нельзя вообще, потому что за собой они на дно утащат всё командование.
И вот с лексикона полка слово "Таджикистан" исчезло, осталось только слово "Чечня". Однаж-ды, будучи в наряде помощником дежурного по части Иисус услышал как командир части с кем-то громко и раздражённо разговаривал по телефону. После разговора он вышел с кабинета громко хлопнув дверью и подошёл к комнате дежурного по части, расположенной рядом. У дежурного по части попро-сил сигарету, хотя сам не курил. Таким возбуждённым Иисус командира, никогда не видел. Даже в той ситуации с Васильевым , полковник был спокоен и не возмутим.
- Падлы московские - опять что-то там крутят в этой Чечне и хотят сделать из нас пушечное мясо. Только тридцать процентов довольствия по основным позициям. Опять хотят детей угробить как в Афгане. Хрен им по всей морде. Под трибунал меня захотели. Затычки кремлевские. Когда уже это всё кончится..., - зло бросал отрывочные фразы командир части, ему нужно было выговориться.
Иисус понял, что вопрос о посылке части в Чечню уже решен и не зря командир так усиленно готовил полк к боевым действиям. Новость по полку распространилась быстро. И хотя приказа никто еще не издавал, все начали готовиться к походу: более тщательно проверялось вооружение, боеприпасы, техника, снаряжение, учитывались такие мелочи на которые в другое время не обратил бы внимание са-мый придирчивый старшина. Когда приказ пришёл, паники, суеты не было - все восприняли его как че-го-то давно ожидаемое.
Полк выступал ночью. Были грустными глаза жён офицеров, некоторые плакали. Лица мужчин были суровы. Маленькие дети радостно взбирались на БМП и БТР-ы, им разрешалось дёргать пушки и стволы пулемётов, некоторых отцы брали в кабины... Все сцены прощания различны внешне, но похожи по сути - в таких случаях никто не хочет уезжать и никто не хочет провожать.
Солдаты же тревожно ожидали новых острых впечатлений. Страх и азарт, робость и уверен-ность в том, что только они справятся с "духами", ощущение того, что, наконец-то, закончились эти ру-тинные, изнуряющие занятия, что их ожидает что-то важное - такие чувства овладевали большинством из них. А страх... Молодости не свойственно бояться, особенно смерти и особенно если ее еще никто не встречал. Иисус смотрел на молодые и уверенные лица своих сослуживцев, одногодок и вдруг подумал, что многих из них могут убить. И он почувствовал страх - страх смерти. Смерть, которая была вроде-бы так далеко, до которой нужно было прожить много лет и сделать много дел и вдруг вот она - не чья-то, своя. Иисус ощутил страх за свою жизнь. Это у него было впервые. Он закрыл глаза и где-то в глубинах его мозга, возник образ сержанта Васильева и той небольшой лужицы крови под его лицом на мёрзлой земле, потом мелькнул нож в его руке и опять кровь на стене. Кровь, носитель жизни в бренном челове-ческом теле, медленно вытекала из тел... Иисус тряханул головой, видение исчезло, но какое-то новое, противное чувство спряталось в глубины его сознания - это было порожденное страхом чувство готов-ности бороться за жизнь... за свою жизнь...
Перед отправлением на станцию, где полк должен был погрузиться на платформы, командир приказал построить весь личный состав перед сформировавшейся колонной. Несколько тысяч солдат и офицеров стояли в тесном строю. Тишина, наступила необыкновенная.
- Товарищи, солдаты Отчизны, полку приказано выступить для выполнения поставленной бое-вой задачи. Как бы там ни было - приказ мы выполним. Наша задача всем вернуться в целости и сохран-ности. Помните только одно слово - жизнь и забудьте все другие слова! По машинам!

 7.
Из России уезжали ночью, наверное чтобы не вызывать различных кривотолков - в Чечне было приказано двигаться только днём из-за опасности попасть в засаду. Колонна полка медленно передвига-лись но дорогам территории где шла война. Не было разрушенных, обгоревших домов, не было воронок от разрывов, сгоревших остатков техники - того, что обычно ассоциируется со словом "война". Проез-жая через населённые пункты с непривычными названиями, солдаты видели внешне спокойных людей, занятых своими повседневными заботами, мальчишек бежащих за БТР-ами, кричащим что-то на своём гортанном языке и бросающим во след камни и куски грязи. Любая чужая речь, если ею произносить недружелюбные слова, кажется собачьим лаем. Солдатам казалось, что маленькие жители Чечни лаяли, взрослые угрюмо молчали и лишь молодые юноши со странными зелёными повязками на головах вы-крикивали, ставшую уже понятной, фразу: "Аллах, акбар!" Это была уже война. За что воевали эти люди ? За свободу? А кто их угнетал? Москва, неверные? Так все органы власти были из лиц местной нацио-нальности. Что защищали молодые парни сидящие на БТР-ах и слышащие эти гортанные гневные вы-крики, напоминающие собачий лай? Неделимость России? Неделимость России, которую те, кто прика-зал им ехать сюда, уже разделили в 1991 году, в далёкой Беловешской Пуще. Уже потом, когда, немного улягутся страсти, один из сотрудников тех пресловутых "компетентных органов", которые всегда ищут врага в противоположной стороне, хотя точно знают где враг истинный, скажет, что финансировалась война из-за границы, а нажились на ней в основном в Москве и главное, что все остались довольны... Все остались довольны, кроме сотен тысяч погибших, обездоленных, осиротевших.
Всё это было потом. А сейчас полк медленно двигался - колонна быстро двигаться не может. Иисус сидел в БТР-е первого отделения своего взвода, периодически открывая люк и рассматривая ок-ружающий ландшафт - командир полка, всем, кроме командиров, запретил появляться из-за брони БТР-ов, он опасался снайперов и так называемых "свободных охотников" для которых убийство во время войны превращалось в весёлое времяпровождение, порою еще и не плохо оплачиваемое - как оно было в Афганистане. Капитан Мачин на одном из многочисленных инструктажей с младшими командирами рассказал, что по данным разведки отряды дудаевской армии обучают инструкторы из Египта, Афгани-стана, Пакистана - те которым хорошо известны правила ведения боевых действий в условиях сильно пересечённой и гористой местности. Такую войну почему-то называли "партизанской", ничего парти-занского в ней не было - это был самый оптимальный способ ведения войны в таких условиях, все дей-ствия хорошо планировались и согласовывались. Разворачивать полк, батальон, роту, как это указано в боевых Уставах пехоты, было убийственно, поэтому командиры всех звеньев внимательно изучали так-тику ведения боев в Афганистане. Тогда Иисус с удивлением узнал, что прапорщик Аспид также воевал и даже был награждён, но ведь никто и никогда, не видел на его груди боевых наград, кроме "положен-ных": за выслугу лет и юбилейных...
- Орден Ленина, сейчас надевать опасно - он не "демократический", - ответил на вопрос, поче-му он не надевает награды, Петр Иванович.
Кто-то рассказывал, что прапорщику Аспиду должны были присвоить Героя Советского Сою-за, но какой-то московский чин посчитал, что давать Героя простому сержанту сверхсрочнику "очень жирно" и в представлении на Героя вычеркнул слова "... Золотой Звездой Героя Советского Союза..." и осталось только "...Наградить Орденом Ленина". Конечно, были попытки расспросить прапорщика о его подвигах, но он всегда, отшучивался, говоря:
- Это как у барона Мюнхаузена - в 18.00 подвиг. Так и у меня - дали задание сделать подвиг, я и сделал.
Но зато прапорщик Аспид, постоянно делился неоценимым боевым опытом. Нет ничего ценнее в армии чем боевой опыт - во многом благодаря ему можно спасти жизнь и выполнить боевую задачу. Но, старая истина гласит: лучше бы этого опыта не приобретать.
Приобретение личного боевого опыта для Иисуса, началось со взрыва. Взрыв был очень силь-ный. Многотонную машину подбросило в воздух как бумажный кораблик и она раскололась надвое - это был взрыв радиоуправляемой мины под командирским БТР-ом. Замешательство, страх, оцепенение от неожиданного удара взрывной волны, яркой оранжевой вспышки - ощутили все кто был рядом. Но многочасовые учения не прошли даром - другие машины начали разворачиваться в боевой порядок. Ии-сус выскочил из своего БТР-а и побежал к горевшим остаткам машины командира, туда бежало очень много солдат и офицеров - не смотря на опасность, всеми двигало инстинктивное желание помочь. Но помогать уже ни кому не надо было. Это была ужасная картина: человеческие жизни, весёлые крепкие парни, фотографии девушек, письма родных - всё ото уже не имело никакого значения, всё это уже ста-ло ничем... Иисус был шокирован, пламя бросало на него красноватые блики и его бледное лицо как-будто хлестали красные тонкие пальцы войны.
И вот сработало то новое чувство, спрятавшееся не надолго в том, что очень часто называют душой - Иисус почувствовал опасность для жизни и желание защить ее. Руки крепко сжали автомат, рефлекторно большой палец правой руки снял предохранитель, поставив его на стрельбу очередями. Зрение обострилось и заработали инстинкты и мышление воина. В метрах пятьсот-шестьсот от взрыв стояло несколько небольших домов, обычных деревенских домов. Чутьё подсказывало - подрывник там. Надо спешить. Иисус быстро побежал к тем домикам, забывая о том что есть БТР, есть броня, он даже не заметил, что за ним, отставая шагов на пять бежал прапорщик Аспид. Он ворвался в дом, повёрнутый окнами на дорогу, почему-то он был уверен, что это здесь - здесь должен сидеть тот, кто превратил в кровавое месиво цветущую жизнь. Он не замечал дверей, испуганных детей, женщину, старика.
- Ищи у детей! - услышал он крик прапорщика Аспида.
Мальчик лет десяти-двенадцати держал в руках передатчик взрывного устройства, как люби-мую игрушку, прижимая его к груди - для него это была действительно игрушка. Глаза мальчики излу-чали страх. В порыве азарта Иисус схватил его за руки и готов было разорвать на куски этого юного подрывника. То, что это был он в Иисуса не было сомнений - война учит не ошибаться и очень быстро учит. Но, что-то его остановило... Ребёнок... Он был сам как кукла, как игрушечный в могучих руках Иисуса.
Сзади на Иисуса, пыталась напасть мать этого юного "воина Аллаха". Её грубо отбросил в сто-рону прапорщик Аспид. Он схватил, что-то причитающую на своем языке женщину за волосы и прижал ее к стенке.
- Что, сука, орешь! Раньше надо было орать, когда дядюшка Ахмет давал ему эту штуку! Что, дядюшка Ахмет говорил, что русские добрые и с детьми не воюют?! А убивать добреньких - это святое дело? Вас так учил ваш долбанный Аллах? Кто дал ему передатчик, кто?! Не скажешь - сейчас дам ко-манду и всё твоё кодло взлетит к вашему мудрому Аллаху! - кричал прапорщик.
В дверном проёме появился старый дед чеченец, держа в руках старинное охотничье ружье, он приподнял его собираясь выстрелить в Иисуса. Прапорщик Аспид, сильно оттолкнул женщину в сторо-ну этого деда, дед упал. Прапорщик подскочил к нему, выхватил ружье и ударил прикладом деда по го-лове. Затем, намотав волосы орущей женщины, на руку, подтащил её к Иисусу, застывшему с мальчи-ком в руках.
- Смотри, щенок, я сейчас убью твою маму, если ты не скажешь где взял эту штуку и кто тебе приказал нажать эту кнопку.
У ребёнка появились слёзы. Он начал вырываться с цепких рук Иисуса, царапая и кусая их. Ру-ки Иисуса, вдруг ослабли и ребёнок вырвался, упав прямо на мать. Прапорщик сильно упарил головой женщину о пол и схватив мальчика за горло поднял его. Затем опустил и, подняв валяющуюся на полу какую-то куклу, начал бить ею реб;нка.
- Товарищ прапорщик, Петр Иванович, - как-то неуверенно сказал Иисус, - это же ребёнок, это не по правилам.
Прапорщик остановился и его потемневшие глаза посмотрели на Иисуса.
- Не по правилам говоришь, сынок, не по правилам? Они тоже знают правила. Они знают, что русские с детьми к женщинами не воюют! Знают! И в Афгане, и в Тбилиси и здесь в Чечне эти "гордые и смелые" мужчины всегда подставляли под пули своих женщин и детей - они всегда смело воюют из-подтишка, или из под женской юбки. Не по правилам, - прапорщик начал немного успокаиваться, - сы-нок, правил на войне нет, кроме одного - выжить любыми способами, а для этого надо убивать и уби-вать как получается. Это, - прапорщик направил ствол автомата в голову мальчику, - не человек, это уже зверь. Их с детства учат только убивать. Все люди для них дерьмо! Да он даже не представляет, что сде-лал, дядюшка, какой-нибудь Ахмет, дал ему эту штуку и показал как кнопку нажимать, а сам вот сидит где-то в кустах и смотрит в бинокль улыбаясь и ему до задницы, что могут перебить его женщин и де-тей.
- Это же ребёнок... - Как-то тихо пробовал возразить или просто отмечал факт Иисус.
- Этот ребёнок убил твоих друзей, товарищей, убил отца двоих детей - они ещё ничего и нико-му плохого не сделали и не пытались сделать. Здесь нет людей, нет детей - здесь только одни звери, вра-ги и ты скоро это поймёшь.
Прапорщик, держа за шею мальчика, поволок его к выходу дома. Не доходя дверей он, как грязную тряпку, бросил его обратно в дом.
- Всёравно от него ничего не узнаем, - уже спокойно сказал он и зло побавил, - началось.
Иисус медленно пошёл за прапорщиком Аспидом. Вдруг чувство опасности заставило его рез-ко обернуться. На него смотрел ствол автомата Калашникова. Женщина очнулась и вынула откуда-то спрятанный автомат и уже нажимала на курок. Все происходило, как в замедленном показе фильма - на раздумия у Иисуса не было времени. Выжить - это значит убить - это главное правило войны. Оттрени-рованным движением Иисус сделал уход в сторону от предполагаемой траектории полета пули, вырвал автомат из довольно цепких женских рук, а завершающей стадией приёма боевого самбо был мощный удар прикладом в голову - его так научили и по другому он не умел делать...
Кто будет оправдывать появление сирот капитана Мачина, кто и когда оправдает появление сирот матерью которых была эта чеченская женщина? У любой войны всегда есть оправдание и оно всегда ложно...
Ничто так не объявляет о начале войны, как первые жертвы. Все поняли, что это действительно война. Смерть, которая была где-то далеко: в сводках, приказах, на экранах телевизоров - была здесь, рядом. Когда рядом есть смерть войны уже по другому воспринимаются, ранее не понятные приказы и то, что называлось военной наукой. Боевое охранение, службу на постах можно было и не проверять все знали, что нужно терпеть, нужно быть бдительным, нужно быть солдатом.
Но это была “странная война”. После первых боевых успехов полк, в котором служил Иисус, перестали посылать на выполнение боевых заданий. В бой посылались части и подразделения сформи-рованные с не обученных солдат, которые к тому же были не укомплектованы нужным снаряжением и техникой. Казалось, что тыловое обеспечение в этой армии отсутствует. Часть полковника Наскокова была готова к автономному выживанию без центральных тыловых служб. Служба тыла этого полка привезла с собой солидные припасы, но кроме этого все отбитые трофеи командир приказывал остав-лять в части. А трофеи эти были порою очень весомы, не говоря о современных вооружениях и боепри-пасах к ним, солдаты часто обнаруживали и отбивали отлично и заблаговременно оборудованные тай-ные склады с питанием и обмундированием, медикаментами и снаряжением - всё это было отличного качества и импортного производства. Война приносила наживу всем.
"Странности" этой войны долго были не понятны даже опытным афганцам. Было не понятно, почему хорошо подготовленные операции отменялись в последний момент, почему о них всегда знали в противостоящем военном лагере, почему штабы разрешали свободу маневра армии Дудаева и сковыва-ли действия своих войск, почему разведданные всегда имели дезинформационный характер и притом это было очевидно... Было очень много "почему?" Регулярная армия должна была и могла в считанные дни разбить сепаратистов, но складывалось впечатление, что командование этой армии вело боевые действия в поддавки. Конечно, было очень трудно проследить связь описываемых событий с растущими счетами в банках генералов, и растущими, как грибы ранней осенью после тёплого дождя, шикарных особняков "сошки помельче". Деньги, деньги, деньги - всегда были деньги причиной смерти на войне, ну а деньги были мерилом человеческой алчности. За деньги покупалось всё и даже власть порождаю-щая войну.
Может русские солдаты, воющие на своей территории понимали, что воюют они не с чеченца-ми, а со своими властями, с теми многочисленными “авторитетами” и партиями, но им было лучше счи-тать, что они выполняют свой долг, что они верны присяге. Война - это безидейная безисходность. Ко-гда трудно что-то решить умом, всегда решают силой, придумывая красивую идею, оправдывающую любую войну. Идей так много, что порою кажется, что миром правят одни идеи. Но это не так - миром людей правит страх, страх призывает к разуму, а разум не находит ничего лучшего, как придумать идею. С идеей вроде бы легче - легче умирать, зная, что есть идея, что есть смысл смерти - смысл небы-тия. Но в небытие смысла нет. И те, кто провозглашал высшие идеи смерти в;л “красивую” и вольгот-ную жизнь: играл в теннис, покупал "Мерседесы", калорийно питался, изменял женам. В то время, когда верные присяге, его подчинённые ждали как манны небесной перловой каши с жиром непонятного про-исхождения и главное умных решений или хотя бы боеприпасов. Но этого не было. Оставалось лишь одно - быть верным присяге. Но в сильнодействующую верность присяги не верили даже те, кто посто-янно твердил о ней, я могу с уверенностью сказать, что провозглашение кем-то идеалов на самом деле означает отрицание их. И оставался только страх и острое желание подавить его. Страх можно было ус-мирить жестокостью к “врагам”, но не к тем, кто посылает на смерть или защищаясь убивает, а к тем, кто был менее всего защищен. Врагами ставали животные, мирные жители, хотя какие они были мир-ные - почти каждый житель Чечни мужского пола, не зависимо от возраста, был вооружен. А еще страх усмирялся при помощи старых и испытанных средств - водка и наркотики... Страх и безисходность страха - вот что определяло смысл выживания на войне и при том на любой войне. И страх этот исходил не только из засад в т;мных расщелинах гор, страх появлялся ещ; раньше: в т;мных подворотнях оди-наковых многоэтажек перенаселенных затравленными и запуганными людьми, пытающихся сбросить с себя оцепенение страха; страх исходил от чиновника, не желающего ствить подпись; от пожарника, ми-лиционера или другого какого человека в форме и даже без не; - страх по жизни находил свое воплоще-ниетолько в войне. Страх и война всегда шли вместе с людьми по их истории, по их цивилизации...
Полк, как наиболее подготовленный, скоро перевели в боевое охранение штаба "временной группировки" войск в Чечне - штаб хотел себя сберечь, штаб боялся спланированных самим собой “странностей” войны. Для ведения постоянной боевой разведки и выполнения особых поручений ко-мандования, на базе роты, погибшего капитана Мачина, сформировали разведроту. В эту роту были включены лучшие солдаты полка. Попал в неё вместе со своим взводом и старший сержант Назаретя-нин, командиром же этого взвода был прапорщик Аспид, командиром роты назначен, получивший не-давно старшего лейтенанта Рогозин Виктор Степанович, бывший командир взвода, роты капитана Ма-чина. Это был молодой, энергичный офицер, но не имеющий никакого боевого опыта., поэтому он ни-когда не принимал важных решений без прапорщика Аспида.
Для обеспечения безопасности штаба нужно было периодически вести активные, упреждаю-щие боевые операции - этим вопросом и занимались разведрота, которую все называли “ротой Мачина". Может возникнуть вопрос о том, что неужели одна рота могла, успешно противодействовать войскам, сковавшим целую армию. Во-первых, эта рота выполняла небольшие по размаху боевые операции. Во-вторых, обученность войск армии Дудаева была низкой, действия полевых командиров чаще всего ра-зобщёнными и успехи этой армии можно было объяснить только очередными "странностями" этой ни-кому не нужной войны - никому из воюющих. Стоит отметить, что рота Мачина очень скоро начала на-водить страх на всех без исключения командиров боевиков, но более всего в боевых действиях отличал-ся взвод прапорщика Аспида. Из-за клички прапорщика - "Дьявол", этот взвод называли не иначе как "красные дьяволята". А во взводе, естественно, выделялся старший сержант Иисус. В боях Иисус при-обрёл опыт, хладнокровие опытного солдата. Его внешний вид был грозен. Вооружённый двумя автома-тами, обвешанный удлинёнными, рассчитанными на сорок пять патронов магазинами. Связанные по-парно изолентой, чтобы можно было быстро перезаряжать автомат, эти магазины закреплялись на гру-ди, образовывая подобие бронежилета. На всегда поясе висело около десятка гранат. Иисус научился стрелять с двух рук и это был не трюк или элемент пижонства - это была жесточайшая необходимость войны - стрельба из двух автоматов создавала временное свинцовое заграждение или прикрытие, а свинцовая буря могла пробить любую преграду. Ещё он научился быстро в течении считанных секунд прицельно бросить все свои гранаты. Так что в бою, а в особенности в наступательных действиях Иисус представлял с себя грозную боевую единицу, равной которой в армии не было. Как кара небес, врывался он на боевые позиции врага, неся смерть, разрушения и панику. Может поэтому все его звали Иисусом Христосом, подразумевая в этом некую силу противостоящую "воинам Аллаха", объявившими священ-ную войну "газзават" против "неверных".
Впервые прозвище Христос Иисус получил во время отбития ночного нападения на штаб. Это нападение было дерзким и внезапным, хотя бы потому, что обо всех "внезапных" нападениях на штаб все знали наперёд - штаб мог допустить уничтожение армии, но не себя. Иисус выполнял обязанности помощника начальника караула. Услышав выстрелы, он мгновенно поднял караул в ружье, но выйти из караульного помещения ему не дал плотный огонь нескольких автоматов из кромешной темноты. На-чальник караула был убит. Личный состав караула залёг за мощью бетонных стен. Погасло освещение. Иисус действовал быстро. Он тихонько передал всем, кто был в караульном помещении, что при его команде "вперёд, в атаку" всем надлежало оставаться на своих местах и лишь по возможности имити-ровать шумы, похожие на движение. Кто-то из солдат надел на две скамейки шинели и тихонько выста-вил их в окно.
- Вперёд! В атаку! - громко крикнул Иисус.
Раздался грохот падающих табуреток, звук ударов касок, магазинов. Как и ожидалось послы-шались автоматные очереди. Иисус, укрываясь за прорезью в бетоне засекал по вспышкам местонахож-дение автоматчиков. В стрельбе послышались перерывы - это могло означать только одно, перезарядку магазинов длившуюся секунды. Этих секунд было достаточно Иисусу для того чтобы выпрыгнуть из караульного помещения и раствориться в ночи. Хотя это ночь могла быть тёмной только в короткие мо-менты времени между яркими вспышками выстрелов, разрывов гранат.
Очередная вспышка очереди трассирующими пулями осветили на миг, казавшуюся не по-человечески громадной, фигуру с двумя автоматами в руках. Нападавшим вдруг показалось, что какой-то сказочный воин, спустился с небес. Свинцовый ливень не дал им досмотреть эту фантастическую картину. Взлетали в воздух джипы с установленными крупнокалиберными пулемётами, метались и кор-чились в предсмертных судорогах тела бородачей с зелёными повязками. Кто-то могучий и неуязвимый рубил их своими огненными мечами, бил своими громадными сапогами и двумя автоматам как нунча-ками. 3амешательство быстро переросло в страх и панику. Все, кто остался в живых, из нападающих, начали быстро убегать в глубь ночи, бросая для облегчения оружие, боеприпасы. Но их там останавли-вали пули секретов и блок-постов. Быстрое и дерзкое нападение также быстро было прекращено, все нападавшие были обезврежены.
- Ну, ты Иисус, прямо как Христос - защитник и хранитель наш, - сказал кто-то из перепуган-ных штабистов.
Так прозвище Христос прочно закрепилось возле имени Иисуса Назаретянина, , хотя, как ут-верждает история религии такому сочетанию почти две тысячи лет. Но наверное по другому и быть не могло, учитывая необычное имя Назаретянина. После этого случал Иисуса очень часто брали в качестве телохранителя различные военные чиновники. Им, облечённым властью, было спокойнее когда, рядом был такой воин с таким необычным именем. Все бывшие неверующие атеисты понадевали крестики и стали “очень верующими”, веря во все, что могло каким-то образом вернуть им покой и спокойствие привычной сытой жизни. Но неспокойно было возле них Иисусу. Он видел, что военные чинуши мень-ше всего обеспокоены состоянием дел в армии, что меньше всего их волнует чья-то жизнь, окромя сво-ей. Они ездили, вели тайные переговоры с теми, кого они называли перед солдатами "сепаратистами" и "бандитами". А он стоял и охранял эти тайные "свидания" вместе с теми, кто может быть через пару ча-сов начнёт в него стрелять.
Однажды он увидел, как приезжий полковник из Москвы, вышел из дома очередной такой "тайной вечери" в обнимку с одним из самых коварных полевых командиров, полковник был пьян и всё пытался облобызать, брезгливо отталкивающего его чеченца, который, кстати, был трезв. Уже потом в машине пьяный полковник начал приставать к Иисусу с какими-то "пьяно-философскими" мыслями.
- Понимаешь Иисусе, это как в твоей Нагорной проповеди: "...если тебя ударили по одной щеке - подставь другую...". Надо любить врага своего, - лепетал пьяный язык полковника.
А Иисус представлял взорванный БТР капитана Мачина, останки солдат в нём, представлял убитых молодых парней, которые даже стрелять не умели и думал, что это полковник, посылает новые БТР-ы на минные поля, вновь призванных неумелых солдат под пули любимых своих врагов. "Если взо-рвали БТР - другой взорви сам, если убили твоего товарища - другого убей сам, - мысленно переводил слова полковника в область своих понятий Иисус". Он не знал "своей Нагорной проповеди", он даже не знал что это такое, но ему очень захотелось убить этого полковника и развернуть УАЗ-ик назад к тому дому, и расстрелять всех кто там жил, так как "любимые бандиты'" полковника уже давно покинули тот дом. Но чувство долга, ощущение приказа заставляло его быть готовым спасти жизнь - жизнь пьяного предателя в полковничьих погонах.
После этого случая Иисус подошел к своему самому близкому человеку на свете, прапорщику Аспиду и попросил его больше никогда не посылать на такие задания - он не хотел хранить любящих врагов своих. Петр Иванович понял всё, он очень хорошо знал жизнь и лишь очень часто играл роль не-кого полуграмотного прапорщика - "рубаху-парня". Конечно, выполнить просьбу Иисуса было трудно, потому что его известность была очень велика и много было желающих иметь возле себя знаменитость, такого, знаете ли, современного гладиатора. Но с того момента Иисуса больше не привлекали в качества телохранителя чиновников. Он и дальше оставался в своём подразделении, он по-прежнему делал вы-лазки, уничтожая тех кто никогда не собирался любить его.
Нравилось ли Иисусу убивать? Нет. Но ему нравилось быть богом. Он ловил на себе восхи-щённые взгляды полуголодных, запуганных, солдат, которых внезапно забросила сюда чья-то "любящая врагов своих" воля. Когда, подразделение прапорщика Аспида появлялось в очередном месте, где "ду-хи" брали верх, в солдат поднимался их боевой дух, появлялась надежда на то что они будут защищены. "Дьяволы с Иисусом пришли, - передавалась радостное известие в потерявших веру и надежду". Да, Ии-сус знал, что есть какая-то вера, основанная на поклонению его тёзке, распятому на кресте, знал что многие верили или хотели верить во всемогущество некого Бога. Он это знал, но чувства, что его это ка-сается у него не было. Он был Иисус по прозвищу Христос старший сержант, заместитель командира взвода, которым командовал прапорщик Аспид. Их взвод называли "взводом Дьявола" или "взводом Иисуса" - уже этого было достаточно для Иисуса, чтобы ощутить имя свое. Их ждали, в них верили. Ве-рили, что они выручат, спасут, не подведут. И солдаты взвода прапорщика Аспида старались. К чем больше они старались, чем лучше выполняли свою работу - работу солдат, тем больше возрастала вера в них, тем сильнее росло восхищение ими своих солдат и тем больше их боялись и ненавидели чеченцы и ... тем больше раздавалось недовольных возгласов со стороны командования. Сначала заместитель ко-мандира батальона капитан Вернигоров, приходил и говорил, что командование не довольно "когда страдают мирные жители", но тоже командование в страхе за свою жизнь отдавало другие приказы - приказы уничтожать всех, включая и мирных жителей. Затем солдаты узнали, что старшему лейтенанту Рогозину было строго указано: на то, что в роте пользуются не штатными вооружениями, явно имелось ввиду два автомата Иисуса; на то, что нарушается форма одежды - “дьяволята” вместо положеных го-ловных уборов использовали чёрные косынки. Затем начали говорить о “партизанщине”, о “правилах”. Без особого приказа командования роте запрещалось не только покидать пределы части, но и применять оружие. А чеченское командование определило значительную премию за уничтожение командования этой роты, а в особенности за прапорщика Аспида и старшего сержантах Назаретянина. Уходя в свои набеги, воины Аллаха просили своего бога помочь им уничтожить Дьявола и Иисуса Христоса - так ми-фы перерастали в реальности. Все мифы когда-то были реальностью...
Иисус не знал, что большую сумму денег получил начальник штаба полка за содействие в уничтожении взвода прапорщика Аспида - это и была реальность попрожденная мифами, ведь за унич-тожение куда большего числа солдат этот начальник штаба получал значительно меньшие суммы, но в том-то и суть мифов, что они дороже реальности...

 8.
Взводу прапорщика Аспида было приказано сопровождать бригаду, состоящую из строителей и энергетиков, прибывшей на восстановление систем энергоснабжения разрушенных в результате бое-вых действий. В приказе, подписанном начальником штаба полка, был указан маршрут следования - это был весьма неудачный маршрут, на всём его протяжении было несколько мест очень удобных для уст-ройства засады. Да и время следования бригады было выбрано так, что возле этих опасных мест она должна была появиться ночью. Прапорщик Аспид, объяснил ситуацию командиру роты. Старший лей-тенант Рогозин ответил, что он заметил нелепости приказа и сообщил свои соображения начальнику штаба, но тот грубо оборвал его, сделав замечания, что штабу виднее так как у него есть для этого опе-ративная информация.
- Но нет ума, - высказал своё мнение Аспид, но подумав добавил, - они наверное себе на уме.
Поэтому он приказал, в нарушение приказа вышестоящего начальника, что в условиях боевых действий грозило трибуналом, остаться в подразделении Назаретянину и первому отделению взвода, да сделать это так, чтобы никто из штабных работников об этом не узнал.
- Держи меня на контроле, на второй запасной частоте, нашим кодом, - инструктировал он Ии-суса, - что-то здесь не то, слишком много совпадений, да и строители там нужны, как мертвому кадило - строители без техники и материалов...
Многие поступки людей кажутся нам не логичными, не разумными, когда мы пытаемся найти свои интересы в поступках других. Люди ошибочно считают, что кто-то думает о них, заботится - свой личный интерес всегда был выше общего. Человек на то и назвал себя "человеком разумным", что все-гда старается извлечь максимально выгоду из своего существования. Начальнику штаба ещё были "зака-заны" и строители для различных работ в горных сёлах и заказчиками выступали еже кто хотел уничто-жить взвод Дьявола. Чеченцы не любили работать - они любили грабить и воевать и "правила войны", которые они сами устанавливали, позволяли им захватывать в плен "русских рабов", которых они гордо называли "военнопленными" , количество таких "военнопленных" в хозяйствах горцев было своеобраз-ным мерилом их военной доблести. Людьми уже начали торговать. Зная это, многие военнослужащие регулярной армии, если выпадала возможность, также захватывали в плен жителей, продавая их свобо-ду взамен за свободу своих товарищей или за деньги. Это были уже новые правила, новой войны их не прочитаешь ни в одном из учебников военных академий.
Прапорщик Аспид знал много правил “новых воен” и поэтому он не очень удивился, когда в предполагаемом месте для засады, такая засада была устроена. Сомнений у него не было - начальник штаба приложил к этому руку, теперь нужно выжить чтобы отомстить, а шансов на выживание не было и прапорщик Аспид это понимал. Очереди крупнокалиберных пулемётов, разрывы гранат, выпущенных из полуавтоматических гранатомётов, несколько разрывов радиоуправляемых мин убедили его, что со-противление бесполезно. Поэтому, исходя из того, что нужно было спасти хотя бы строителей и энерге-тиков, он решил сдаться в плен, предварительно послав в эфир условный сигнал Назаретянину - это бы-ла надежда... Надежда не умирает последней, после смерти она живёт в другом человеке, прапорщик Аспид надеялся, что Иисус правильно понял его сообщение и отомстит за смерть товарищей. Он выбро-сил белый платок, который захватил предварительно с собой - он почти всё предугадал...
Их окружили и около сотни (!) бородачей в камуфлированном обмундировании, к направив на них свои автоматы и пулемёты, медленно и осторожно подходили к семнадцати солдатам, бросившим оружие и поднявшим руки.
- Кто здесь Дьявол?! - громким басом спросил один из напавших - чеченец в высокой каракуле-вой папахе.
- Я, - ответил прапорщик Аспид.
- А кто Иисус? -опять спросил, но уже тише бородач в папахе.
- Иисус когда-то, две тысячи лет назад вознёсся и обещал вернуться, - опять же спокойно отве-тил Аспид.
Бородач подошёл и сильно ударил прапорщика по лицу прикладом. Прапорщик упал.
- Какой же ты Дьявол - ты говно у моих ног, - с каким-то воодушевленным злорадством молвил бородач, наступая ногой на грудь прапорщику, - Дьявол старый и больной, его любой малыш может сва-лить как старый горшок.
В толпе, ощетинившейся автоматами, подобострастно смеялись. Вдруг бородач упал как под-кошенный. У прапорщика Аспида была отличная реакция и выучка, он сумел неуловимым движением ослабить действие удара приклада автомата. И теперь он резко захватил ногу этого чеченского коман-дира, дёрнул её на себя, одновременно разворачивая. Удар ножа в горло совпал с ударом падающего те-ла.
- Стой! Не стрелять! - закричал кто-то в толпе нападавших, готовых растерзать прапорщика Аспида в клочья. - Мы его судить будем. Мы их, собак неверных, всех судить будем! Судить будем на-шим, священнным судом!
Этому голосу все неохотно подчинились. Сначала прапорщика Аспида а затем всех солдат крепко связали, строителей связывать не стали, и повели под конвоем в горы.
Шли долго, приблизительно около часа. Прапорщик Аспид заметил, что в отряде нападавших было около двухсот человек и командовал ими молодой чеченец, остановивший расправу. Что-то очень знакомое было в фигуре, манере разговора, этого молодого юноши с небольшой бородкой - его речь на-поминала негромкие разрывы гранат. В конце пути, когда показались огни селения, этот чеченец подо-шел к прапорщику Аспиду.
- Узнал? - спросил он.
- Да, Шамиль.
- Ты только что убил моего отца, теперь по нашим законам твоя жизнь принадлежит мне и я убью тебя, - голос Шамиля Шамиева, бывшего сержанта рычал и плакал одновременно.
- Ничего, Шамиль, ничего такого не случилось. Это война - я не просил его нападать, на меня и быть таким беспечным.
- А он не просил, чтобы ты сюда приходил!
- Шамиль, будь у мужчиной - не ори. Я солдат и выполнял приказ. Выполняй и ты то что тебе велели, - прапорщик Аспид был внешне очень спокоен.
- Ты, Дьявол, умрёшь так, как никто не умирал!
- Солдаты всегда умирают одинаково - раньше времени, а как - это уже не имеет смысла.
На этом их короткий разговор закончился. Шамиев пошёл впереди своего отряда, входящего в небольшое горное селение, ставшее базой отряда командира Казбека Шамиева, тело которого уже вне-сли в деревню так как послышался душераздирающий женский крик и причитания.
Пленных вели по небольшой пыльной улочке. Вдоль этой улочки стояла толпа кричащих жен-щин, детей и молчаливых мужчин. Дети и женщины пытались ударить Аспида, в него бросали палки, камни, какие-то железки, доставалось и солдатам. Бойцы Шамиева, надо отдать им должное, старались защитить пленных от озверевшей толпы - ведь новый командир приказал судить их и их жизни принад-лежали ему.
Прапорщик Аспид боли уже не чувствовал, им овладело состояние отрешённой обречённости. Он знал, что его ожидает и все свои мысли обратил к семье. Его, уставшая от постоянных жизненных неурядиц, жена, сын, которому заканчивать школу. Куда теперь он, наверное, в военное училище, па-рень умный, потянет, да и командир части поможет. Дочь - она ещё маленькая, в куклы играет, что бу-дет с ней... Прапорщик шёл и мысли его уносили всё дальше и дальше - он вспоминал детство, далёкие сибирские просторы, тайгу, охоту, потом война в Афганистане, потом жена, рождение сына...
Их бросили в большую яму и накрыли деревянным настилом. Они сидели тихо прижавшись друг к другу, стараясь согреться - ночью в горах очень холодно. Кто-то тихонько спросил:
- Товарищ прапорщик, а Иисус знает?
Иисус была их последняя надежда.
- Да, ребята, я передал ему, думаю, что он уже где-то рядом. Наш бог нас не покинет, - тихо успокаивал своих подчинённых Петр Иванович, а сам подумал, - Что он сделает с одним отделением против трех-четырех сотен.
Действительно Иисус был уже рядом. Он подошёл к селению на расстояние позволяющее ис-пользовать трофейный, американский прибор ночного виденья и начал внимательно изучать обстанов-ку. Он видел посты и засады, джипы с пулемётами, накрытые маскировочной сеткой, различал скотные дворы и помещения, где было много людей, по всей видимости боевиков, но где находиться прапорщик Аспид и его ребят он не видел.
В горах начало светлеть. Сначала вершины окрасились в темно-багровый цвет, затем появилась и начала, медленно расширяться светло- голубая с зеленовато-желтым обрамлением полоса - так высоко в горах начинался новый день. И Назаретянин решил действовать.
Дождавшись, когда сменили посты и дозоры, он тихо указал своим подчинённым кто и каких часовых должен уничтожить. Восемь человек бесшумно растаяли в дымке утреннего дыхания земли. Через полчаса зона для наступления была готова. Стало совсем светло. Б селении началось движение нового дня. Замычали коровы, заблеяли овцы, на улицы начали выходить вооружённые люди. Все на-правлялись к самому большому дому. И вот Иисус увидел, как из ямы вытащили прапорщика Аспида а затем и остальных солдат. Собравшиеся размахивали оружием, что-то выкрикивали. Из дома вышел мо-лодой чеченец, толпа успокоилась. За происходящими событиями Иисус наблюдал в бинокль, но в би-нокль он не мог узнать Шамиева - чёрные бороды, одинаковый камуфляж делали всех мужчин селения одинаковыми. Но среди толпы возле дома различались и европейские лица и что-то очень знакомое по-казалось в фигуре и овале лица одного из них - высокого стройного блондина. Но не до разглядывания отдельных лиц было сейчас Иисусу - он считал количество врагов, определял подступы к месту сбора, так как там, по всей видимости, разворачивалось главные действие сегодняшнего дня, на прямую свя-занное с прапорщиком Аспидом и бойцами его взвода, попавшими в плен. Строителей рядом не было, их отвели в сарай и заперли.
Иисус понимал, что нападать на несколько сотен вооружённых человек, даже внезапно, безу-мие и что помочь может только чудо. Понимал и прапорщик Аспид, что спасти его может только хоро-шо спланированная операция, как минимум полка, но врядли это случиться хотя бы потому, что началь-ник штаба уже продал их жизни. Аспид чувствовал, что Иисус где-то рядом, он чувствовал, что тот ви-дит их, что прорабатывает мельчайшие детали нападения на базу чеченцев. Но прапорщик понимал, что чуда не будет, хотя мы все до последнего вздоха чуть-чуть да верим в невозможное...
Чеченцы что-то кричали на своём языке. Но они мгновенно замолчали, повинуясь, как огром-ный оркестр движению руки молодого чеченца - Шамиева. Он говорил громко и твёрдо, рубленными фразами, напоминающие взрывы гранат. Толпа слушала и не перечила.
Вдруг прапорщик Аспид почувствовал, что-то наподобие укола в висок. Он обернулся и не да-леко от себя увидел высокого, стройного блондина, их взгляды встретились - это был также бывший сержант из роты, где он был старшиной, Арвид Пруцкисс. Пруцкисс смотрел, как всегда, презрительно скривив рот. Он пробрался в плотную к прапорщику Аспиду и лишь охранник остановил.
- Могу по старой дружбе передать что-нибудь родным, если хочешь, - предложил он Аспиду.
- А всё-таки он лучше тебя, Арвид, как ты не старался - теперь он командир, а ты для него ку-сок мяса, - лишь сказал в ответ прапорщик .
- Никогда, - зло бросил Арвид и начал пробираться назад, подальше от насмешливых глаз, при-говорённого к смерти,
Прапорщика решили повесить, а остальных превратить в рабов и по возможности сменять на плененных чеченцев. Несколько человек побежали за верёвкой и начали искать подходящее дерево что-бы сделать импровизированную висельницу. Шамиль подошёл к Аспиду и огласил свой приговор:
- Именем чеченского народа, ты приговорён к повешению. А потом я отрежу твою голову и пошлю её командиру твоего полка.
- У вас даже такие законы есть в вашем чеченском законодательстве, - иронично заметил Ас-пид - он был готов ко всему.
Человек, который видел очень много смертей уже не так боится своей, а прапорщик был силь-ным человеком и смело был готов к концу. Его подвели к петле. Вооружённая толпа вскинула, руки и что-то прокричала. Это было похоже на старые, давно забытые языческие ритуалы. Прапорщику поче-му-то вспомнилась присяга, которую он не нарушил и поэтому умирал, а начальник штаба, Шамиев, Пруцкисс, да и многие другие, кто пренебрегал условностями клятв, оставались жить...
Никто вначале так и не понял, что случилось. Крик толпы слился с разрывами гранат, очере-дями пулемётов, которые отделение Иисуса забрало у уничтоженных засад и повернуло против тех, кого засады и дозоры должны были защищать. Под прикрытием четырёх пулемётов Иисус и ещё четверо его товарищей пытались совершить чудо. Они пробились к джипам, захватили два из них и стреляя уже из пулемётов, установленных на джипах, начали пробираться сквозь толпу к прапорщику, неся смерть, боль и страх. Но силы были очень не равны. Ни по каким правилам ведения войны: разве что по голли-вудским, нельзя было девяти человекам разбить группировку в несколько сотен, вооруженную не хуже и умеющую пользоваться этим оружием. Чуда не произошло...
Сначала взорвался один джип, его забросали гранатами, потом остановился другой, в нём заго-релся двигатель. Иисус выскочил из горячей: машины, выхватил свои два автомата и начал расстрели-вать всех кто попадал в его поле зрения. Это была мистически страшная картина. Громадного роста, мо-гучий солдат в руках которого автоматы казались игрушечными пистолетами врывался в толпу мечу-щихся в страхе боевиков, оставляя трупы и корчащиеся тела.
- Иисус Христос! Дьявол! - Крики ужаса был последним криками в жизни многих воинов отря-да Шамиева.
Но очень скоро кончились патроны, девять пустых сорокапятизарядных магазина были пусты. Иисус выхватил нож, в другой руке у него был автомат, который он держал за ствол и орудовал им как мечом. Чеченцы, повинуясь приказу своего командира, Шамиля Шамиева, пытались захватить Иисуса живым. Преодолевая суеверный страх, они набрасывались на этого великана, не взирая на разящие уда-ры ножа и автомата. Среди чеченцев было много хороших борцов, спортсменов быстро сориентировав-шихся в обстановке: два человека, во время очередной попытки напасть большой группой, захватили ноги Иисуса, повалив его на землю. Иисуса скрутили, связали и начали бить - страсти победителей за-глушали голос приказа командира. Шамиеву с трудом удалось отогнать разъярённую толпу своих под-чинённых. Окровавленный Иисус еле встал на ноги.
Нападение группы Иисуса было ликвидировано. Были уничтожены огневые точки и все солда-ты его отделения, остался он один. Посёлок наполнился криками, причитаниями и воем женщин - груп-па Иисуса уничтожила около сотни чеченцев, многие были ранены, Короткий бой превратил горное се-ление в кровавое побоище, наполненное смертями. Оставшиеся в живых, проклиная свой страх, жажда-ли мести. Связанного Иисуса подвели к прапорщику Аспиду, которых так и остался под деревом, на-блюдая за действиями своих подчинённых. Плач, причитания и гневные крики толпы слились в единый невообразимый шум и рокот который пытался остановитв Шамиль Шамиев. Наконец-то толпа начала внимать его словам, шум постепенно затих - все слушали командира своего боевого отряда. Его слова были одобрены возгласом: "Алла!". Шамиль подошёл к двум своим грозным врагам и по-русски сооб-щил им своё решение.
- Вы отличная пара - Дьявол и Иисус. Сейчас мы проверим насколько ваш бог любит вас, мы вас прибьём к кресту. Будет два распятия - распятие Иисуса и распятия Дьявола, - белки глаз Шамиева бешено вращались, у губ его скапливалась пена, руки тряслись.
Толпа орала, пребывая в каком-то бешеном трансе. Даже причитающие женщины забыли сво-их родных мертвецов. Спонтанно образовались шеренги бородачей , выстукивающих ногами ритм како-го-то танца, периодически вскидывая вверх руки с оружием. Кто-то быстро сколачивал два креста. ,
Как в каком-то адском кругу стояли спиной друг к другу два израненных русских солдата - прапорщик Аспид и старший сержант Назаретянин. В них, из ритмично передвигающейся толпы, летели камни и гневные крики.
- Держись Иисус, держись сынок, - прошептал прапорщик.
- Ничего, отец, мы ещё вернёмся, - ответил Иисус, впервые назвав прапорщика отцом, но что он подразумевал под возвращением прапорщик не понял, он в очередной раз потерял сознание от удара, камня.
Очнулся прапорщик когда их с Иисусом подволакивали к крестам, лежавшим на возвышенно-сти. Над горами сгущались чёрные грозовые тучи...
 * * *
Иисус почувствовал адскую боль, он очнулся. С неба лилась вода. Это был не дождь, это был ливень, ливень сплошной стеной воды ливший из чёрных туч. Сверкали молнии и страшные раскаты грома нескончаемым эхом наполняли пространство между горами. Иисус пошевели пальцами рук. Пальцы слушались.
- Значит сухожилия целы, - подумал Иисус.
В ногах было холодно, но ноги были целы у чеченцев не было таких больших гвоздей, поэтому ноги они скрутили колючей проволокой. Иисус напрягся, согнул ладони и медленно вытащил сначала один гвоздь.
 - Только не потерять сознание, - твердил он себе.
Он посмотрел по сторонам. Справа стоял другой крест, на нём был прибит прапорщик Аспид, сквозь шум ливня и раскаты грома Иисусу показалось, что прапорщик стонет. Иисус зубами вытянул гвоздь из ладони, затем этой ладонью обхватил поперечное бревно креста и качал вытаскивать другой гвоздь. Бесчувственными пальцами начал освобождаться от колючей проволоки, которой его скрутили почти по пояс. Освободившись сам, он осторожно начал освобождать прапорщика Аспида, тот был без сознания. Силы ливня начали убывать, раскаты грома затухали...
Часовой у джипа, онемел от страха, увидев вышедшего из дождя, ободранного, окровавленного Иисуса. Одереьяневшими руками Иисус сломал ему позвонки. Острожно уложив прапорщика Аспида на сидение джипа он завёл двигатель.
- Я ещё вернусь, я вернусь, - как какое-то заклинание повторял он.
Прапорщик очнулся.
- Начальник штаба, он предатель, он нас продал, - тихо шептали его губы.
- Он больше никого не продаст, отец, - успокаивал его Иисус, не выпуская из рук руль. Он знал, что взрыв противотанковой мины разнёс на куски начальника штаба. Мину подложил Иисус, по-лучив сообщение Аспида по рации. И во время шума, вызванного этим взрывом, отделение Иисуса по-кинуло расположение части, направившись на спасение своих товарищей. Об этом не знал никто.
Но сейчас нужно было внимательно вести джип по размытым горным дорогам, опасаясь пого-ни. Хотя это был единственный уцелевший джип, Иисус понимал, что есть ещё средства связи и он не знал как ими мог воспользоваться Шамиев и есть ли ещё у него здесь поблизости сторонники. Вдруг он услышал сзади, из района где находилось селение, эхо могучих взрывов.
- Неужели наши? - подумал Иисус, - Что это - чудо?
...Это также не было чудом...
- Нет, никогда, - презрительно сказал Арвид Пруцкисс, посылая команду на подрыв домов в которых располагались боевики.
Когда чеченцы готовились к казни Аспида и Иисуса, Пруцкисс, гонимый внутренней злобой на весь мир, которую по-новой зажёг в нём своей насмешкой прапорщик, решил отомстить тому, кого он считал причиной своих унижений. Причиной безработицы, толкнувшей его пойти в отряд Шамиева, причиной унижений, которые он испытал, когда Шамиль командовал им как каким-то рабом, которого купили и с которым могут сделать что угодно. Арвид заминировал дома, в которых располагался Шами-ев и его наиболее близкие соратники. И теперь он уходил, решив напоследок посмотреть на других сво-их недругов, прибитых гвоздями к крестам. Арвиду стало холодно от страха - на крестах никого не бы-ло.
- Нет, никогда, - шептали его бледные губы и он начал быстро спускался в долину, взорвав за-минированные дома. Растревоженные взрывной волной горы вздохнули грозной мощью неудержимых лавин, засыпавших полностью горное селение, превратив его в большой каменный могильник...
- Я ещё вернусь. Мы ещё вернёмся, отец, - твердил себе и прапорщику Аспиду, лежащему без сознания, Иисус и про себя твердил, - Лишь бы выдержать, лишь бы не потерять сознание...
 * * *
Чёрные тучи над горами быстро рассеялись. Ярко вспыхнуло полуденное солнце. В горах за-сверкала громадная радуга.