“Роман не может быть в прошлом -
он есть пока живы его герои,
на то он и роман...”
(Леночка)
Часть 1. Явление.
Ничего особенного в этом большом городе не случилось. Разве что...
В подвале старого, полуразрушенного, трехэтажного дома, стоящего в центре города, блеснуло зеленоватое пламя, появился легкий дымок с запахом серы - и все...
Хотя нет... Одновременно с этим наблюдательный обыватель мог бы заметить некоторое изменение поведения вечных спутников людей - кошек и собак. Собаки одновременно все, включая домашних, уличных свободных и уличных на цепи, резко вскочили на ноги и, развернувшись в определенном направлении, прижали туловища к земле, весело завиляв хвостами и ласкательно-унизительно взвизгнув, как бы признавая в ком-то или в чем-то своего хозяина или повелителя. Кошки, те напротив - выгнули спины дугами, выпустили когти и злобно засычали, как бы готовясь к борьбе с опасным противником. Если бы какой-нибудь любитель географии и геометрии заинтересовался направлениями, в которые были повернуты эти эмоции, и представил их направления на карте в виде исходящих от животных лучей по оси туловища, то он с удивлением отметил бы, что все они пересекаются в одной точке - в подвале этого самого старинного полуразрушенного дома в центре большого города.
Но никто и ничего не заметил.
...Город спал. Это было время, когда нельзя сказать с определенностью, что это - утро или ночь. Все ночные дела уже закончились, а утренние еще не начинались. В это время хорошо спится, в это время снятся сны, приходят видения - бывает, что вещие... Спали все: те, кому на работу, и те кто на работе, включая дежурных пожарных, дежурных врачей, милиционеров, ночных сторожей и даже грозных часовых (кто служил в армии и по долгу службы был связан с караульной службой, тот знает, что можно спать на ходу и даже с открытии глазами). Поэтому ни кто и ничего не заметил. Это же была мелочь...
Землетрясения были в другой части света, ураган свирепствовал на другом континенте, стреляли и убивали в другой стране, пожар случился в другом городе... А старый дом и днем мало кого не интересовал.
Глава 1. Дом.
Каждый дом, как все материальное (в общепринятом значении), связанное с деятельностью людей, имеет свою биографию, историю и, если хотите, свою жизнь. Да - жизнь... Смотря, конечно, как эту жизнь понимать. Если жизнь - это простой белковый обмен, происходящий на фоне уничтожения, горения значит, кислорода, тогда к фразе о “жизни” дома можно отнестись с известной долей скептицизма. Но кто сказал, что в этой жизни все так понятно и что само понятие “жизнь” так ограниченно? Почему все, что нам не доступно и не понятно, мы отрицаем?
Вы заметили такую незначительную, но интересную особенность жилых домов - когда в нем живут люди, дом стоит, функционирует, но стоит только жильцам покинуть его, так дом сразу начинает разрушаться, как бы умирает. О, я знаю целые мертвые города которые умирали когда их покидали жители. Этих городов никогда не было на карте, но они были. В одном из таких городов когда-то жил и я... Это было очень давно.
Но вот не так уж давно я был свидетелем одной весьма занимательной истории из жизни, так сказать, домов.
Один из старых, чудом переживший бомбежки и разруху, довоенной постройки домов по решению разных там комиссий, обследовавших не единожды и заактировав его аварийность, был расселен. То есть, его жильцам дали новые квартиры в новом районе и в новых панельных домах, чего, впрочем, эти жильцы и добивались своими многочисленными жалобами в солидные государственные учреждения, мелкими взятками мелким чиновникам и письмами в местную газетенку, печатавшей рекламу и программу телевидения. Хотя, следует отметить, что до начала этой бумажной волокиты дом стоял и не казался аварийным. Можно сказать, что люди предали, верно служивший им, свой дом. Мы часто совершаем самые бессмысленные предательства по отношению к самым своим верным слугам, друзьям, товарищам, наверное, потому, что они прощают или молчат... А дом не выдержал предательства людей и начал медленно разрушаться. Казалось, что все - дом ожидает печальная участь ненужных объектов, вещей, людей... Как сходны судьбы всего сущего.
Но начались известные события. Рушилось громадное государство, ломались судьбы, менялись чиновники. И за дом забыли. Да что там за дом - тогда много чего забыли. Но так случилось, что дом еще понадобился людям. Происходящие события сопровождались большими миграциями людей. Всегда, когда происходят деления государственных территорий, люди пытаются попасть туда где, как они считают, лучше, думая, что там лучше где их нет. Смею заверить - лучше там, где мы есть, иначе там нас не было бы. И в этот дом самовольно, по существующему законодательному праву, вселились новые жильцы, которым не было где жить, хотя Конституция всем и все давала, особенно много она давала различных прав. Это были семьи военных - вечных скитальцев, перед кем это государство было всегда в долгу. Государство всегда в долгу перед теми кто выполняет свой долг...
Военные - неприхотливый народ и при том умеющий делать практически все, что нужно для обеспечения выживания в любых условиях. В очень короткие сроки они отскоблили стены, где нужно что-то приварили, подштукатурили, покрасили, подмазали и ... дом ожил. В нем появилась горячая и холодная вода, весело разгорелись разнокалиберные светильники и люстры, аппетитно запахло жаренным луком, а по выходным ванилью и чем-то неуловимо-вкусном, домашним. И врядли кто осмелился бы назвать этот дом аварийным.
Но в обществе людей любая идиллия не могла так долго продолжаться безнаказанно. Особенно в том обществе, где усиленно декларируются права, законность и демократия. Очевидное не декларируется - то, что существует не нуждается в объявлении и объяснении, вы ведь не утверждаете, что каждое утро на востоке восходит солнце - вы это знаете, даже если бы вы этого не знали оно всеравно всходило.
И только дом и жители в нем зажили, принося радость и пользу друг другу, как тут же появился чиновник. Это была толстая и крикливая женщина с какого-то исполнительного комитета или другого административного органа, сейчас об этом уже ни кто не помнит, да и тогода не очень интересовались: у представителей власти не спрашивают откуда они, всем и так все ясно - пришел чиновник значит жди беды. Она зашла в дом, в отремонтированный подъезд, который она помнила еще не так давно почти разваленным, и противно заскрипела: “По какому праву!...” Я не знаю почему, но увесистый кусок штукатурки отвалился и упал на ее пышный парик, правда не убил и не ранил, но напугал здорово. Мне кажется, что это дом ответил на ее бессмысленный вопрос. Как взбесившаяся ведьма она начала бегать по этажам, стуча в двери и пытаясь выяснить все то же - по какому праву люди хотят жить не на улице. Я тоже порою думаю - действительно, а почему... Почему возникают подобные вопросы?
Но у чиновников своя логика - логика государственных мужей, логика государства. Ни одно государство мира не может позволить своим гражданам жить так, как им хочется - нужно жить так, как положено. А как положено решает все тот же чиновник печатью, подписью и правом. А ведь действительно совершилось безобразие! Бездомные, с правом на жизнь, но без разрешения, вселились туда, где согласно документам жить нельзя. Что, печати и подписи оказались не верны?! Да это же не может быть - потому, что этого не может быть в принципе. Я знаю, что даже Истина без подписи и печати не действительна! О, страшно подумать - сколько истин погибло не утвержденные в какой-нибудь высшей, низшей или средней инстанции.
И опять начались бесконечные комиссии, акты и постановления, письма и жалобы в ту же газету, которая по прежднему выживала за счет дачи рекламы, печатанья программ телевиденья и еще гороскопов. Чиновники негодовали, хотя и некоторые жители были возмущены тем, что не ремонтируется теплосеть, что где-то вода течет, а где-то не течет, что горит проводка и не горит газ - ведь чиновники занимались не тем чем положено, а тем, что им предписано или как часто они говорили - “чем надо”.
Это обычная история нашей обычной жизни и необычно в ней было только “поведение” (да почему в кавычках) дома. Дом, как бы стал на сторону жильцов. Стоило появиться очередной комиссии, следующему корреспонденту, кому-то сочувствующему или враждебно-завистливо настроенному, как начиналось невообразимое: с труб начинал валить пар, дымила проводка, проваливался пол и все под ногами недоброжелателей . Для хороших людей дом восстанавливал свои функции сам, без постороннего вмешательства. На эти, самопроизвольные события мало кто обращал внимания - все были заняты поиском права, закона или чего-то еще непонятного, что стоит выше разумной логики. В общем, все были заняты не тем, что должно приносить пользу, а тем что нужно. Кому и что нужно никто не разбирался - не было необходимости в этом, но все считали, что знают что они делают и зачем.
Я не знаю чем закончилась эта, практически не заметная на фоне глобальных исторических решений, изменений и речей, история. Когда я покидал город жильцы еще жили в своем доме, а на очередном заседании очередного органа бюрократии обсуждался вопрос о законности или незаконности заселения и никто не говорил о полезности, целесообразности или о чем-нибудь другом, нужном людям. По моему - это вечная история....
Но я немного отвлекся, простите. Нас по прежнему интересует старый, полуразрушенный дом в центре города, который давно покинули его жители, но который стоял еще очень крепко. Все разрушения касались только того, что называется внутренней отделкой и системами жизнеобеспечения. Как только по какому-то распоряжению дом покинули люди, как сразу же этот дом без всяких распоряжений начали посещать другие, стараясь быть незамеченными. Так из дома исчезли батареи, розетки, исправная сантехника, кафельная плитка, доски, резные накладки, стекла, рамы - да, в общем все то, что могло пригодиться на дачах, в гаражах или просто для чего-нибудь. Затем за дело взялись дети, которым нужно было где-то выплеснуть энергию разрушения, сдерживаемую домом, школой и всем другим, именуемым воспитанием.
И вот, к тому моменту времени, когда в этом доме произошло столь незначительное событие, дом представлял собой мрачное своей разрухой здание старинной постройки в три этажа. В темных пустых проемах окон можно было лишь заметить страшные изгибы сломанных костей-труб, обрывки нервов-проводов, куски кожи-обоев...
А между прочим, этот дом в некотором смысле слова был историческим - он был свидетелем многих историй, маленькими ручейками вливающимися в громадную реку истории бытия. Он хранил в себе много того, что составляет нашу жизнь и чего мы так часто не замечаем. Это очень просто видеть в каждом здании нагромождение строительных материалов, которое только спланировавший его архитектор или инженер считает чем-нибудь гениальным или по крайней мере уникальным. Ведь стал уже бесспорен факт энергетического существования всего нас окружающего. Все оказывается имеет свою ауру. Количественные характеристики такой энергетической оболочки у людей замерены, зафиксированы и описаны в различной литературе, начиная от дешевых газет и кончая серьезными закрытыми изданиями. Мощные излучения Солнца, недр Земли, дающее нам жизнь, уже давно воспринимается как что-то неотъемлемое, а значит и не замечаемое. Нужно отметить, раз существуют различные поля, имеющие электрическую, электромагнитную или еще неизведанную природу, то существует и взаимодействие между ними. Человек - это маленький, но довольно мощный генератор излучения которое может очень многое - это излучение мысли. Мысль может быть простой о том как быстрее поднести ко рту кусок мяса, а может быть сложнее, к примеру, как спасти человечество от чего-нибудь очень опасного ... от самого себя. Мысли разные, поля переменные, активные и воздействующие на все. Представляете, как мы изменяем мир своими думами!
Вот живет человек в доме и постепенно заряжает этот дом энергией мысли, действия. Вы думаете, что это не возможно? Но почему - заряжали же по телевизору миллионы людей, океаны воды, спасая страждущих от всяческих напастей. И чем больше дом “общается” таким образом с человеком тем больше он становиться полноправным членом сообщества. Если быть корректным, то тоже самое можно сказать и всех предметах нас окружающих, нас сопровождающих все то время, которое мы называем своей жизнью. Все кругом несет печать нашу. Мы любим старые и добрые вещи и вещи добрых людей и не приемлем чего-то от зла, от недоброжелательности...
Этот дом прожил свою насыщенную жизнь вместе с людьми.
Начали строить его обычные русские рабочие, по проекту обычного русского инженера, на деньги обычного русского купьца более ста лет тому назад, что не столь важно для нашего повествования. Купец замыслил это, на то время громадное строительство, с целью вечной, как мир людей - ублажать гордыню свою и насыщать алчность. Дом должен стать подобием современного торгово-гостиничного комплекса для быстро прогрессирующего клана отечественных буржуа. Первый этаж представлял собой шикарный магазин с небольшим буфетом, так как слова “кафе” тогда еще не было употреблении. Второй этаж имел отдельный вход и был занят престижным рестораном, имеющим отдельные кабинеты и два небольших уютных малых зала для сугубо официальных торжеств и интимно-дружеских компаний. Третий этаж также имел отдельный вход и предназначался для размещения шикарных гостиничных номеров, имеющих ванную. Такое функциональное назначение проектируемого здания не всеми понималось. Ресторан на втором этаже с возможностями уединения воспринимался как что-то противоречащее русскому духу, любящему широту и скандальность пьяного веселья. Гостиница с ванной, с горничными в накрахмаленных передниках и свежими цветами на столике в прихожей - это было от того, что называлось “заграницей” и всегда с завистью ругалось.
Но купец был молод, дерзок и расчетлив. Он ездил несколько раз за эту самую границу и не с целью покутить и переспать с заморской проституткой, владеющей холодными приемами продажной любви - он присматривался, изучал тамошние методы создания прибыльной индустрии увеселений и развлечений пресыщенной части общества.
Капитал в его стране быстро набирал силу, город разрастался, особенно его рабочие предместья и деловой центр, и туда устремились новоявленные богачи и те кто их всегда сопровождает вместе с их деньгами - аферисты, мошенники и другие граждане, имеющие профессию, талант и желание добывать деньги у тех, кто добыл их раньше. Парадокс нашей жизни заключается в том, что те, кто своим тяжелым трудом добывает то, что потом станет деньгами, этих самых денег не имеет. Государство создает все условия процветания тем, кто умеет присваивать себе эти сами деньги - они то и составляют суть государства, его силу.
И сильные мира сего очень полюбили новый гостинично-ресторанный комплекс купьца, где можно было изыскано ублажить не только свое естество, но и тщеславие. Им нравилось уединиться в отдельном кабинете или выйти на террасу с хорошей сигаретой, им нравились молоденькие горничные с нежными воркующими на французский манер голосами и горячими русскими руками, они любили по утру спускаться в богатые нижние магазины и ощутить себя на миг всемогущими богачами среди дорогих украшений и предметов туалета, непременно, для сохранения своего renomme, что-нибудь купив.
Дело купьца развивалось, купец богател и, что естественно для делового человека, начал расширять свой комплекс, увеличивая площади и количество услуг. И чем больше расширялось дело купьца, чем больше денег начинало вращаться в обороте, тем более этот процесс становился неуправляемым, скорее всего он ставал самоуправляемым. Видя, как родное детище становится не послушным, купец начинал нервничать, ставал подозрительным, часто подвергался длительным депрессиям и запоям. О, это целая книга - ведь каждая жизнь вмещает в себя многотомное издание, которое мало кого интересует если нельзя с него поиметь конкретную пользу.
И вот однажды вся родня купьца одела траур, в основном следя за тем - к лицу ли черное и за ближним своим, так как начиналось самое главное послепохоронное действие - раздел наследства.
Наследство, клад, случайный выигрыш в лотерею - что еще так сильно может повысить наш жизненный тонус, наше стремление оторвать от жизни, как мы считаем, свое? “Вот счастье привалило, вздохнул завистливо мещанин...” И чья-то смерть во благо...
Манящий и мерцающий призрак богатства, великая возможность получить что-нибудь задаром сразу выяснили кто и как друг к другу относиться. Куда исчезли ласковые слова, участливость и предупредительная заботливость. Вся беда в том, что новоявленный небожитель еще при жизни был необычайным любителем интриг и самая последняя, а может и главная интрига его жизни состояла в том, что он не оставил завещания, но при жизни, наверное чувствуя свой неожиданный конец, обещал всем и вся разную долю в своем имуществе, в ценных бумагах и банковских вкладах, чем подпитывал взаимную неприязнь в своей многочисленной семье, в которой кроме супруги и детей состояло на иждивении некоторое количество родственников-приживал - самой разрушительной силы для любой семьи.
Скандалы начались прямо у гроба покойника. Но скандалы, ругань и, отбирающую ум, злобу предстояло увидеть всем членам родни и тем кто себя считал таковыми. Это потом начнутся суды и тяжбы во время которых хитроумные знатоки законов будут делать вид, что защищают интересы клиентов, а на самом деле все их старание будет направлено на разорение своих подопечных. А сначала начался тихий раздел. Неожиданно начало пропадать столовое серебро, небольшие и ценные вещи интерьера, кое что из одежды и не только покойника. Все указывали на прислугу, обвиняя ее в воровстве, понимания, что прислуга здесь ни причем - мы всегда прикрываем преступления, которые совершаем сами. Апофеозом этого срытого передела собственности стала пропажа золотых часов с массивной цепью прямо с погребального одеяния. Потом часы видели у священника, приходившего читать заупокойную, утверждавшего, что покойный эти часы ему... подарил. И кто мог усомниться в этом? Вы можете усомниться в незнании законов судьи, когда он вас судит? Мы не можем сомневаться в праведности тех, кто выше нас... Хотя мне кажется, что многие сомневаются и даже... в честности Президента (боже упаси!) и порядочности правительства. Предупреждаю - я не сомневаюсь...
Вот так и начало разваливаться великое дело купьца. Дело, но не дом. Одни родственники быстро обеднели, другие за их счет временно обогатились. Дом перешел в руки новых хозяев.
Новые владельцы немного изменили планировку, сделали перестановку, не меняя основную функцию дома - служить увеселению, ублажению, удовлетворению потребностей о которых каждый в тайне мечтает и к старости порицает. Ресторан разросся и принимал гораздо больше посетителей при худшем обслуживании и ... большей прибыли. Количество номеров гостиницы увеличилось, белье менялось не так часто и не всегда накрахмаливалось, хотя цена номера не изменилась. Теперь в номера, по требованию клиентов, поставляли утром холодную водку, квас и любовь в виде ее жриц. А в полуподвале стояли зеленые столы для игры в бильярд и столики для игры в карты. Правда, где-то в чулане лежала и небольшая рулетка, приобретенная кем-то в самом Монте-Карло, но она была чужеродным телом и поэтому не прижилась в этом доме - кто захочет играть в рулетку у себя на родине когда есть Монте-Карло. Разве что особо разухабистые могли сыграть в “русскую рулетку” - в игру, которую иноземцам не понять, так же как и Россию. Россия чуть ли не ежедневно играет в эту игру и никогда не знает, что такое везение в ней - попал ли патрон в патронник или нет, кажется ей это без разницы...
Жизнь в доме, который назывался то Пассажем, то борделем, то культурным центром кипела бурными событиями и страстями. Какие драмы, какие великолепные спектакли без дешевой игры актеров разыгрывались в этом доме. Казалось все, что есть порочного в мире, стекалось в центр этого города. Но как это порочное выглядело респектабельно! Хотя, что такое порок - желаемое и не достижимое нами. Порок - это наши мысли...
А потом начались революции, перевороты под призывами уничтожить порок. На доме очень часто менялись вывески транспаранты, знамена и портреты - дом стоял в центре всех этих событий. И вот в доме пролилась кровь... Это была кровь не развала быта - это была кровь разврата души. Человек убивал человека, прикрываясь идеями близкими к совершенству, но с вечной, как само человечество, целью - присвоить себе не жизнь, а то, что эту жизнь окружает. Человек в кожанке, раньше работавший в этом доме мальчиком на побегушках и насмотревшись всякого, хотел так же пить, есть и развратничать, как, свергаемый им человек в смокинге. Человек в папахе и бурке упивался властью, звеня блестящими шпорами и гремя дорогой шашкой, также как человек в золотых погонах, которого он повесил. Человек в серой шинели очень хотел жить ничего не делая, как его помещик, дом которого он поджег не потому, что ему не нравилась архитектура, а потому, что в этом доме хотел жить его сосед и даже не один. И никто не хотел возлюбить ближнего своего, хотя провозглашали это все. Вся история человечества - это сплошные убийства с криками “Не Убий!”...
Магазины дома стали очень серьезным учреждениями, ресторан - столовой, гостиница коммунальной квартирой или общежитием. А в полуподвале были оборудованы серые кабинеты, в которых победители искали побежденных, допрашивая и пытая первого встречного.
Потом опять была война. Красное знамя сменилось на темно-красное и вместо символа труда на нем был символ вечности. Но ничего нет вечного в мире. Грохотали выстрелы, взрывались бомбы, горели строения, но дом все это пережил, он выстоял.
Прошли годы... И вот этот дом стоит, зияя пустыми глазницами окон, ожидая очередного поворота своей судьбы...
Дом решили уничтожить, разрушить, чтобы на его месте построить металло-стеклянного-бетонного уродца, нашпигованного различным офисным оборудованием, безвкусной блестящей мебелью. В этом здании опять должны были быть рестораны в которых садисты-повара будут портить изысканейшим образом продукты и чьи-то желудки. Опять же гостиничные номера с ванной, душем и бельем, приторно пахнущее лавандой, потому что кто-то решил, что это повышает сексуальность. И конечно же магазины, игровые автоматы и современная рулетка. Все это должно было называться торгово-гостиничным комплексом или бизнес-центром. Сюда, по мнению авторов проекта, должны стекаться деньги и значительная часть их оседать на счетах владельцев. Нет - ничего нового не совершается в этом мире.
Инициатором и основным инвестором сего начинания был бывший наш, а теперь их, гражданин, который под мнимым предлогом “помощи бывшей Родине” решил захватить перспективный рынок и таким образом немного помочь себе материально, по его расчетам его личная выгода должна была быть намного больше “помощи Родине”. Но возникли трудности формального свойства. По закону, как иностранец, он не мог быть владельцем недвижимости хотя родился и вырос в этом городе. Но потом ему показалось, что есть другая Родина и он стал изгнанником по своей воле - его предки всегда были изгнанниками по своей воле, хотя обвиняли в этом всех остальных.
Бывший наш гражданин в свое время был очень хорошим студентом очень хорошего отечественного университета и на всю жизнь сохранил преданность тем знаниям, которые он там получил и благодаря которым он сумел не плохо освоиться в новых условиях новой Родины, сколотив солидный капиталец. Так что, господа, нечего ругать нашу систему образования из которой получились и вы - такие умные...
И вот приехав в родной город он думал, что сумеет сделать свой бизнес с размахом, снисходительно научив своих, ставших недавно на путь демократии и капитализма, бывших сограждан. Но он слишком много жил в том мире и забыл что его страна всегда была немного другой чем все остальные - тайны ее загадочной души так и остались тайнами. Ничто так не красит женщин и страны, как эти самые загадки души. Страна жила, бурлила и оставалась где-то такой, как прежде. Его сначала приняли, как иностранца - слегка заискивая и желая одурачить. Но потом, когда узнали кто он и откуда, стали относиться, как прежде, а чиновники те и вовсе обнаглели - брали взятки ни за что ни про что и в несколько раз больше, чем с тех его знакомых, которые тогда остались и не уехали. В его стране по-прежнему не любили тех, кто эту страну покидал в поисках лучшей жизни, с завистью называя их как и раньше предателями и отщепенцами. И опять, как когда-то очень давно, кто-то бросил в спину ему короткое название его национальности. Он поначалу опешил, потому, что знал: деньги его государства купили себе нового президента этой страны и даже символ гордости этой молодой державы, повсюду утверждающей свой суверинитет - футбольная команда - тренируется на полях его новой Родины, хотя здесь полей хоть отбавляй.
Но далее еще интересней. Он узнал, что правительство и все администрации, сколько бы он не кормил их взятками, ничего не определяют в этой стране. Страной правили бандиты. Этой страной всегда правили бандиты, просто тогда они назывались по другому. А сейчас, не скрывая истинного своего лица и наколок на могучих руках и животах, они разъезжали в дорогих правительственных машинах и решали что кому, и что можно, и “что почем”. Денег и времени было потрачено уйму и бывший наш гражданин решил идти до коньца. Ему порой казалось, что только в этой стране кипит настоящая жизнь, а тот сытый и размеренный Запад на самом деле медленно катится к своему логическому коньцу - к “загниванию”. Он действительно так думал.
Вот и пришлось бывшему нашему гражданину вступить в переговоры с одним из авторитетов этого города, а значит и государства неким Ярославом Яковлевичем, с целью создания совместного предприятия. Мол, деньги наши - все остальное ваше, а выручку как-нибудь поделим. Но это так думал этот заграничный гражданин, что думал наш авторитетный человек трудно было угадать, потому, что он думал всегда и всегда менял свои мысли в зависимости от ситуации - прибыль и не только прибыль, а может что-то еще другое, решало какая новая мысль станет решением.
Переговоры шли очень долго и договаривающиеся стороны так и не поняли, почему и что так долго они обсуждали. Но было ясно, что центр города будет реконструироваться по проекту гостя. Для этого нужно было снести старый центр города, а значит и этот старый, полуразваленый, трехэтажный дом , в котором, незамеченное ни кем, блеснуло зеленоватое пламя и запахло запахом серы...
Глава 2. Строители.
И вот однажды холодным осенним утром к дому прибыла бригада строителей, выступавшая на этот раз в роли разрушителей. Во главе бригады двигался кран с гирей, бульдозер и два самосвала. Сама бригада состояла из тех, кого мы называем работягами, вооруженными лопатами и ломами, этими вечными спутниками прогресса и всесильной техники.
...Любое великое дело всегда начинается с маленького перекура, как и любой великий путь из нашего “посидим на дорожку”. Бросив окурок на землю и зачем-то затушив его, всеравно здесь ничего не загорелось бы, бригадир, которого все звали лишь по отчеству Васильич, сказал то, что говорят даже космонавты:
- Поехали ребята...
Сначала поехал кран, грозно размахивая гирей. Все замерли на секунду в ожидании разрушения. Ах, как нас привлекает вид этих маленьких трагедий. Гиря раскачалась до максимальной амплитуды и... Свершилось не предвиденное - скользнув по крепким кирпичным стенам, высек сноп искр, гиря оборвалась. Здоровенная цепь, усиленная толстым стальным тросом, треснула как тонкая, гнилая нить, вместе со своей страховкой.
- Этого не может быть! - вскрикнул главный инженер СМУ-13, откуда был взят кран, когда узнал о случившемся. Он не хотел поверить в свершившееся. - Это не может быть, потому что это не может быть принципиально!
На что главный экономист этого же СМУ с грустью заметила, что самое не прочное -это принципы. Злые языки утверждали (а языки чаще всего бывают злые), что у нее с главным инженером был роман. Роман не может быть в прошлом - он есть пока живы его герои, на то он и роман.
Не взирая на потерю гири, дом нужно было все-таки разрушить - был составлен и утвержден график работ, но не на бумаге, а в устной договоренности, что всегда было сильнее всяческих бумаг. Слово на бумаге можно уничтожить или заменить другим - сказанное слово уничтожить нельзя. И бригадир приказал бульдозеру таранить стену дома.
Взревел стосильный двигатель и бульдозер, отбрасывая мерзлую землю и черную копоть, как разъяренный бык ринулся на стену дома... Наверное из-за того, что день был пятница и число тринадцатое или из-за того, что в этот день на солнце были сильные магнитные бури, бульдозер, коснувшись стены, замер, как вкопанный, и лишь отчаянные жесты бульдозериста говорили о том, что случилось что-то из ряда вон выходящее, чего так не любят все механики.
Экскаваторщик, уже без явного энтузиазма, также рискнул ковшом разрушить хотя бы оконные проемы. Но только ковш зацепился за окно, как и в экскаваторе что-то треснуло и на замерзшую землю полилась слегка маслянистая жидкость. Бульдозерист и экскаваторщик за короткое мгновение высказали все нехорошие слова, которые они знали и которые не пропустит ни одна цензура приличного издательства.
Такая цепь событий не могла пройти без комментариев рабочих из бригады, которые почувствовали, что рабочий день в эту пятницу, наверное, закончился. Что же, не всегда Пятница 13-го приносит несчастья...
- Васильич, дело швах! - издал веселый вопль молодой парень с серьгой в ухе и в зеленой фуфайке с надписью от руки белой краской на спине “Sting The Best”. - Никак нечисть к нам в гости пожаловала.
- Типун тебе на язык, Коляня, - в сердцах трижды сплюнул через левое плечо Васильич, - накличешь, болван, еще.
- Ужо, Васильич, накликал, - не унимался Коляня, - а Вам то надо спешить стучать основе или попа звать, не окропил он это благородное дело.
Основой называли шефа совместного предприятия Ярослава Яковлевича. Конечно же, самое неприятное было сейчас для Васильича это идти и докладывать о том, что план разрушения временно нарушается. Это, казалось бы незначительное для истории человечества событие, было крайне нежелательное для Васильича: во-первых, он боялся шефа, так как знал его очень хорошо, а особенно все его лихие дела; во-вторых, дозвониться до него было не возможно, а значит нужно было ехать самому, что тоже было не вызывало восторгов у Васильича - где искать неуловимого и делового шефа он не знал, а ездить прийдется на общественном транспорте. Но ехать нужно. И Васильич для порядку обошел застывшую технику, отправил грузовые автомобили, чтобы не платить хотя бы за их простой, дал какие-то никого не интересующие распоряжения членам бригады и вялой поступью пошел к ближайшей станции метро.
Наступила пауза. Задымились опять сигареты и папиросы.
- Колянь, а Колянь, ты что-то там говорил насчет какого-то окропления, - подмигнув, обратился к веселому парню один из рабочих.
- Да я так, о святом окроплении с попом и кадилом, - ответил Коляня, рассматривая царапину на стене - единственное вещественное доказательство позора всемогущей техники разрушения.
Затем он взял кирку и с размаху захотел совершить то, что не удалось бульдозеру и экскаватору. Чуда не произошло - стена так и осталась нерушимой... Но держак кирки треснул и ее железное тело отлетело по траектории, которая пересекала голову Коляне, только молниеносная реакция спасла парня от очень больших неприятностей. На мгновение чувство ужаса резкой молнией вспыхнуло в его сознании.
- Эй, бросай заниматься ерундой, займись-ка делом и слетай за святой водой иначе ты весь инструмент нам переломаешь, - остановил трудовой энтузиазм Коляни тот же пожилой рабочий, которого все звали просто по отчеству Сергеечем, он считался самым опытным рабочим в бригаде и даже сам Васильич прислушивался к его советам.
- Чуть что, так сразу Косой, - имитируя недовольство, проворчал Коляня, зная, что ему всеравно прийдется идти за водкой и закуской, что и наименовалось святой водой. Но в тот момент времени его мало это интересовало - неуловимое чувство страха гнало Коляню от дома.
Собрав деньги и выслушав несколько шутливых советов по самым различным поводам, Коляня быстро удалился. Вся бригада, закурив по очередной сигарете, направилась к стене возле которой в безмолвной неподвижности застыла железная техника, проклинаемая ее хозяевами - машинистами-повелителями. Видя, что их искреннее участие не вдохнет в могучие механизмы жизнь, а в сердца механиков оптимизм, строители начали со знанием дела изучать дом.
Наверное нужно несколько слов сказать о бригаде.
Бригада состояла из профессиональных строителей, владевшими практически всеми строительными специальностями, что не было удивительно так как все члены бригады, кроме Коляни, проработали в строительстве не менее двадцати лет. Коляню взяли в бригаду по просьбе его матери, также когда-то работавшей в СМУ-13 маляром и штукатуром. Коляня по окончанию школы никуда не поступал и стал дожидаться призыва в армию, а его мама решила, что в целях воспитания и заработка ему нужно поработать с “порядочными людьми, потому, что сейчас такое твориться...”, которые должны его наставить на путь праведный. Правда, что такое путь праведный мать не объяснила, может потому, что, проработав всю жизнь на стройках, другого жизненного пути кроме строительства она не знала.
Собирал бригаду, удалившийся Васильич, по мере необходимости, когда намечалось какое-то частное строительство, где нужны были скорость, качество и надежность работ, естественно, при соответствующей оплате. Такие работы назывались “шабашка” и приносили дополнительный доход в семьи строителей, так как родное СМУ платило незаслуженно мало, хотя руководство себя не обижало...
- М-да, умели люди строить - богатыри не мы, - вспомнив классика, сказал Сергеич, ласково трогая крепкие стены более ста лет простоявшего дома.
- Что ты, Сергееч, - кто-то возразил ему, - что мы не можем, материалы дерьмо если не хуже.
- Не в материале дело, люди другие были...
- Люди были теже - время было другое...
И размеренно потекла рабочая беседа о своем, о том что было частью их жизни. Эти рабочие создали своими руками множество квартир, промышленных и других объектов. Вся их жизнь была посвящена созиданию и ... непризнанию их труда. Впрочем мы никогда не помним созидателей - больше нас привлекают разрушители. Самый верный способ прославиться - это уничтожить, разрушить что-то или хотя бы умалить роль созидателя, что и делается в повседневной жизни общества. Парадокс? Вся наша жизнь - сплошные парадоксы. Да и жизнь также nonsens - гармония отрицает жизнь, поэтому мы так верим в загробную справедливость, поэтому мы так спокойны при созерцании старых надгробных плит...
Кто-то же построил это здание, пережившее не только своих создателей. И только знаток мог по достоинству оценить мастерство тех старых каменщиков, победивших время и не только время...
Пришел Коляня и принес водку и нехитрую закусь, вечную как стройтрест: варенная колбаса, хлеб и банка зеленых маринованных помидор. У кого-то нашлось кусок просоленного сала, складной ножик и небольшие рюмки. И вновь раздалось рабочее “поехали”, но оно означало совсем другое.
- Дядя Саня, - обратился Коляня к Сергеечу, - скажи, зачем они хотят разрушить такой крепкий дом, ведь он еще пять поколений выдержит если не больше?
- Эх, Коля-Николаша, беда наша в том, что мы всегда ломаем то, что ломать не нужно. Но я тебе так скажу - не сломать того, что не ломается. Эх, поживем - увидим...
Что хотел увидеть Сергееч Коляня так и не узнал, но ему казалось, что этот дом разрушить невозможно. Ясно в памяти промелькнуло видение оторвавшегося металлического тела кирки, летящего прямо в голову. Но чувство страха исчезло, осталось чувство какого-то уважения перед старинными могучими стенами...
Пришел Васильич.
- Ну, что старшой скажешь, рвать будем или танки пойдут? - поинтересовался Сергееч.
- Да я бы взорвал все к чертовой матери, но кто позволит - метро рядом, коммуникации и все такое. Да это и не понадобиться. Шеф сказал, что оно может и к лучшему, что ничего не получилось...
- Да, но день пропал.
- Если вы об оплате, то ничего не пропало - шеф сказал, что день оплатит.
- Богатенький Буратино! Я готов пахать на капитализм более рьяно чем на социализм, - не мог обойтись без своего веселого комментария самый молодой член бригады.
- Коля, засранец, сколько раз говорил не трогай святое и выйми эту идиотскую серьгу с уха. Ты че - панк недоношенный? - вдруг осерчал Сергееч, которого раздражало любое неуважительное отношение к строю в который он верил и который искренне поддерживал. - Наши еще вернуться и все эти шефы и подшефники опять в Сибири будут лес валить.
- Сергееч, не заводись, - похлопал по плечу своего товарища один из пожилых членов бригады,- это дети, что с них взять. Пошли домой, хоть сегодня толком “Поле чудес” посмотрю, а то всегда прихожу только к супер-игре.
- Да ни их...- Сергееч махнул рукой и почему-то, вспомнив прошлое, добавил, - при Сталине мы этот дом руками, по кирпичику, за пол дня разнесли бы. А тут...
На что обиделся Сергееч Коляня так и не понял, да и врядли сам Сергееч смог бы толком объяснить. И Коляня, передернув от недоумения плечами, пошел туда, где весело вечерними огнями начинал жить своей ночной жизнью город. Он шел и думал, что с людьми, спешащими на “Поле чудес” и не знающих кто такой Стинг (именно Стинг имел такую же серьгу в ухе), не стоит даже говорить не то что спорить, тем паче, что в руках этих “реликтов” отчасти находилось материальное состояние Коляни.
Площадка перед домом быстро опустела. Лишь застывшие в густеющих сумерках осеннего вечера железные мастодонты напоминали о том, что этот дом кого-то днем интересовал...
Глава 3. Хозяин.
Наступило утро нового субботнего дня. Город проснулся позже обычного и, проснувшись, не очень заспешил ломать двери перегруженного общественного транспорта, что называлось “спешить на работу”, если работой можно назвать бессмысленную суету или сидение в офисах, глубокомысленное хождение в курилках, раздевалках и прихожих, а в лучшем случае решение своих личных и таких неотложных проблем - что мы только не делаем в это наше любимое “рабочее время”. Город отдыхал после трудовых будней, помня что это день субботний. Хотя, что такое отдых - это тоже работа, порою тяжелее чем теже “трудовые будни”. Как часто в понедельник мы идем на работу “отдохнуть от отдыха”.
Странно получалось - в стране был жесточайший кризис. Останавливались предприятия, отключали электроэнергию, газ, отопление, люди уже начали забывать, что такое заработная плата, но не в этом городе - прямо за его чертой. Впрочем, ничего удивительного - город был столицей и в нем жило правительство. Эта история древняя, как само государство. Любой город начинался с маленького городища в котором заседал князь, граф или какой-нибудь другой мерзавец с титулом и со своей вооруженной дружиной. Периодически, в сезон урожая они выезжали в близьлежайшие села и грабили их, что позже приобрело “цивилизованную” форму оброка, подушного и подоходного налога. Они грабили не только своих, но и чужих - купьцов иноземных, прикрываясь лозунгом защиты интересов нации. Затем наступало время передела зон грабежа с себе подобными. Постоянно устанавливались новые границы, создавались новые изысканные средства и способы “узаконенной” наживы. Грабители, авантюристы и их жалкая обслуга - всегда были жителями любого города. Но самое большое количество сброда собиралось в столицах. Самые кровожадные представители рода человеческого, всяческими способами пробирались к властным рычагам столиц и начинали делить награбленное в свою пользу, вызывая алчное возжелание и зависть у своих, внешне покорных, граждан, которые искренне приветствовали и восхищались лучшими своими особями, постоянно думая, как занять их место. Любая власть - это всего лишь передел собственности. Столичная власть - это вершина передела. Поэтому ждать какой-нибудь справедливости от правительства - это просто смешно. Самая высшая справедливость - отсутствие ее.
Любое государство всячески поддерживает своих лучших граждан. Но это не тех, которые что-то создают, добывая себе средства для существования . Послушные - это те, кто помогает делить, кто держит в страхе превышающее числом покорное население, “чернь”, “быдло”...
Это государство всячески поддерживало бандитов, которые им и правили. Почти каждый член правительства, решая мелочные политические задачи, имел свою “крышу” или другими словами бандитский клан, интересы которого он должен был защищать. Что говорить, даже Президент, решая свои семейные проблемы, выдавая их за народные интересы, смог сменить структуру власти в непокорной автономии лишь благодаря тайным переговорам с криминальными авторитетами.
Одним из типичных представителей и главарей клана был преуспевающий бизнесмен Ярослав Яковлевич (не хочу говорить фамилию, кому она будет нужна сам узнает).
Его биография была проста и незатейливая: родился, жил, ходил в детский садик, школу... Ярослав Яковлевич, а в детские годы просто Ярик, рос немного стеснительным и слабым мальчиком, хотя обгонял своих одногодок в росте. Его слабое сердце и мягкий характер позволяли сверстникам проявлять свою детскую жестокость не только подтрунивая над Яриком, но и издеваясь над ним физически. Ярик в душе очень сильно переживал свою слабость и всегда в тайне надеялся отомстить своим обидчикам.
Семья Ярика состояла из него и его матери - полной сварливой женщины, которую бросил муж и которая считала себя вечно обделенной кем-то и в чем-то (а кто так не считает?) и практически мало уделяла внимания сыну. Все ее внимание было посвящено мужчинам, которых она называла “самьцами” и говорила, что они все одинаковые и что им чего-то одного только надо, а вот чего она и сама наверное не знала, потому, что свои скрытые желания приписывала всем встречным и знакомым. Никто из мужчин не обращал никакого внимания на ее новый отбеленный шыньен, на густой слой яркой косметики и, безвкусно обтягивающею складки жира, одежду. Ее зазывающие взгляды голодной пантеры отпугивали всех, кто хоть раз ее увидел - кому охота быть съеденым. И все свое негодование она выплескивала если не на соседей, то на своего единственного сына, которого порой ненавидела, считая что это он является помехой для обустройства ее личной жизни. Ярик, чувствуя свою ненужность, начал бродить по городу. Ватаги таких же бродяг сверстников его не привлекали из-за боязни новых унижений, поэтому он бродил один. Он ходил по подворотням, темным местам парков и закоулков и всегда старался подсмотреть за людьми, которые тоже прятались совершая дела и поступки, нежелательные для обозрения другими.
Однажды Ярик забрел на стадион и увидел тренировку борцов. Это были красивые потные юноши и мужчины, которые самозабвенно пыхтели, получая непонятное окружающим удовольствие от самоистязания на тренажерах и борцовском ковре. Ярик, как завороженный, простоял целых два часа, наблюдая за действиями атлетов. Теперь он каждый день начал ходить и глазеть на эти тренировки. Его преданные посещения вскоре были замеченные тренером, каким-то бывшим и очень большим чемпионом.
- Эй, пацан, иди сюда, не торчи, как идиот под окнами, - позвал однажды Ярика тренер.
Тренер видел очень много людей и он очень многое знал о жизни, поэтому он сразу понял, что парню нужна помощь. И Ярик начал тренироваться в спортивном клубе, не смотря на то, что врачи запрещали ему такие занятия из-за “шумов в сердце”. Тренировался он самозабвенно, стараясь перевыполнить все тренерские задания, получая невиданное удовольствие от наливающихся силой мышц, от возможности управлять своим телом. Прошел год. И Ярика было трудно узнать - он стал крепким, нагловатым парнем, который легко мог скрутить любого своего сверстника и даже ребят постарше. У него началась интересная, насыщенная жизнь: тренировки, сборы, соревнования. Он очень быстро прогрессировал и ему начало казаться, что ничего невозможного для него в этой жизни нет. Но вот случилось не поправимое - пожилой и внешне могучий тренер неожиданно для многих скончался. Большой спорт не прибавил здоровья большому человеку, его сердце было изрезанно рубьцами и врач, делавший вскрытие, не мог поверить в то, что с таким сердцем можно было жить.
Для Ярика это было первой большой трагедией в жизни. Тренер в мыслях ему заменил отца, он дал ему почувствовать свою значимость, свое превосходство... И Ярику казалось, что с его жизни исчезло что-то очень важное, основополагающее.
Тогда впервые на поминках он попробовал водку. На душе немного полегчало, но не на долго. И друг Саня предложил сходить к нему и еще раз “помянуть Михалыча”. Друг Саня был двухметровым гигантом и олимпийским чемпионом, почему он привязался к Ярику было загадкой, может потому, что в их судьбе было много общего. По дороге к Сане домой они зашли в небольшой частный магазин на рынке, которые начали, как грибы после теплого летнего дождя, появляться во всех местах столицы, утверждая победную поступь капитала мелкими шажками кооперативного движения. Саня взял две бутылки коньяку, большую коробку конфет и две палки сервелата . По тем ценам это стоило дорого. Но Саня и не думал платить - он всегда брал на этом рынке все бесплатно и никто даже не пытался ему перечить. Почему-то Ярику это сильно запомнилось - ведь друг Саня после тренера был второй непререкаемый авторитет.
Через несколько дней, проходя мимо этого рынка вместе с Саней, процедура повторилась, но на этот раз продукты брал Ярик, а Саня лишь наблюдал со стороны. Потом они пили пиво и ели шашлыки и услужливый кооператор благодарил Саню за то, что их никто не трогает и что, благодаря ему, это самый спокойный рынок города. И тогда Ярик понял, что Саня - это “крыша” рынка, это авторитетный человек и он его друг и что ему позволено почти все, что и Сане.
И так Ярик стал Ярым. Теперь он приезжал на рынок и еженедельно “снимал ренту” с каждого торгового места, якобы за охрану. У него появилась сначала “восьмерка”, затем “AUDI-100” и все возрастающие запросы и, естественно, конкуренты - те кто жаждал передела. С последними они разобрались быстро, а вот с запросами было трудновато - больше брать с “торгашей”, чем они могут дать было бессмысленно - кто же режет курицу, несущую пусть не золотые, но всеже ценные яйца. Ярый решил открыть свою сеть магазинов, выжив с рынка мелких торговцев или заставив их работать у себя в виде наемных рабочих. Так Ярик превратился в Ярослава Яковлевича умного и расчетливого бизнесмена, сумевшего наладить прибыльную торговлю не только дешевым товаром, но и пригоняемыми с Запада подержанными автомобилями, затем краденными, что было намного выгодней и не очень опасно - государство охраняло своих послушных граждан. Был, правда, незначительный конфуз, когда таможня остановила трайлер его фирмы с ворованными в Италии джипами, но скандал быстро замяли, а пресса, как бы извиняючись за свое “гнусное поведение”, шумно отметила “благотворительность” Ярослава Яковлевича, подарившего милиции два джипа. Но это официально. Практически весь трайлер был “раздарен” всяческим милицейским и министерским чиновникам, что Ярослав Яковлевич расценил не как взятку, а как “выгодное вложение капитала”. Теперь он беспрепятственно мог вывозить, скупленное по бросовым ценам качественное сырье и завозить различный заграничный хлам, наполняя оскудевший рынок.
Дела его начали идти очень хорошо. И к описываемому времени он был владельцем нескольких ресторанов, магазинов и даже небольшого заводика по производству изделий из мрамора и гранита. Его капиталы требовали дальнейшей экспансии, они требовали новых идей, нового рынка.
Вот и задумал Ярослав Яковлевич захватить центр города - лакомый кусочек для того, кто смыслит в торговле и услугах. Он замыслил громадное строительство: современная гостиница, торговый центр, рестораны, игорные заведения, торговые выставки и представительства фирм, банков. Он привлек западные инвестиции, он подкупил всю чиновничью рать, державшую в руках печати и умевшую красиво расписываться на нужных документах, он практически стал владельцем центра столицы. Воплощение этого проекта должно было начаться с разрушения старых построек, расчистки места для будущего строительства.
Но вот возникла заминка с разрушением старого трехэтажного здания, которое было как бы предшественником задуманного. Ярослав Яковлевич не был суеверным человеком, он не считал, что нельзя повесить человека второй раз, если с первого раза оборвалась веревка. Но что-то его сдерживало от дальнейшего разрушения старых построек. Что было этому причиной трудно сказать. Почему-то в последнее время Ярослава Яковлевича начала раздражать настойчивая навязчивость западного инвестора, стремившегося во чтобы то не стало разрушить старый город и на его месте построить, как он выражался, “кусочек Америки”, хотя он был гражданином не Америки а совсем другой страны. “Пошел он в с... со своей Америкой, - зло подумал Ярослав Яковлевич, - пусть там и строит - мы не Америка...” А может он начал прислушиваться, к досаждавшему его, бывшему главному архитектору города, считавшему, что любой город имеет свое историческое лицо, отображаемое его старой частью и разрушать это лицо гораздо хуже чем делать пластическую операцию - это сродни убийству? Или виной всему было обычное человеческое тщеславие - каждый властелин хочет построить свою пирамиду, чтобы подольше сохранить память о своем имени? Трудно об этом судить постороннему человеку, если уж сам Ярослав Яковлевич безуспешно пытался найти и объяснить значимые причины своих желаний или нежеланий. Человеку всегда свойственно находить общественно-полезные мотивы своих мелочных и корыстных деяний.
Как бы там ни было, Ярослав Яковлевич попросил бывшего старшего архитектора города, предлагавшего свой проект реставрации и перестройки старой деловой части, съездить с ним к старому дому и посмотреть “что и как на месте”.
Таким образом в это холодное осеннее субботнее утро возле дома, устоявшего перед разрушением, остановился большой блестящий автомобиль в котором приехал Ярослав Яковлевич, архитектор и девочка лет семи-восьми в ярком спортивном комбинизончике.
- Маша, - нежно обратился Ярослав Яковлевич к девочке, - мы тут с Павлом Александровичем немного побеседуем, а ты пока осмотри свое приданное, только осторожно. Хорошо доченька?
- Хорошо, папочка. Это значит будет мой дом?
- Твой, а то чей же. Ни мне ни Павлу Александровичу он не нужен.
Взрослые начали осматривать дом, рассматривая какие-то бумаги с расчетами, чертежи. А ребенок осторожно пошел обследовать, казавшимся сказочным и загадочным здание.
Маша была самым слабым и самым любимым местом в жизни Ярослава Яковлевича. Если раньше он все свои поступки соизмерял с выгодой, тщеславием, то в последнее время эти два понятия в его подсознании ассоциировались с образом дочери.
Маша была прелестным ребенком в котором чувствовалась красивая и умная женщина - разницу между женщиной и маленькой девочкой заметить очень трудно, если не принимать во внимание чисто внешние различия. А по другому, наверное, и быть не могло - ведь мама Маши была когда-то Мисс Города, да и папа сохранил черты супер-мужчины, не говоря о житейской хватке, называемую умом, так ценимым женщинами в мужчинах.
Что немного отличало Машу от ее сверстников так это то что она казалась намного их взрослее, особенно это бросалось в глаза, когда приходилось беседовать с ней на “серьезные, взрослые” темы. Но кто с детьми разговаривает, как с равными. Когда к Маше относились, как к маленькой девочке, она такой и казалась, как бы потакая взрослым, не давая им усомниться в своем мнимом превосходстве, стандартной фразой что-то типа “ты еще маленькая” или “потом поймешь”. Это большая ошибка многих взрослых, которые считают, что дети не смышленые и очень мало что понимают в окружающей их жизни. Увы, дети при рождении уже владеют той суммой ассоциативных знаний и механизмов их получения, что и их родители, и даже более того - их знания - это отфильтрованный опыт поколений. Не упускайте счастливой возможности приблизиться к истине, которую могут сказать детские уста. Надо отдать должное Ярославу Яковлевичу, он несколько раз признавался себе (это очень важно признаться себе в чем либо) и матери Маши в том, что после разговора с дочерью чувствует себя глупым и чего-то не понимающим в жизни.
Мама Машу называла не иначе, как Мария, наверное чтобы как-то отличить свое отношение к ней от отцовского. Маму звали Елена Михайловна или Лен, как ее называл Ярослав Яковлевич. Елена Михайловна была намного моложе своего мужа и вышла замуж она по расчету, что особенно не афишировалось да и не скрывалось. Ярослав Яковлевич был, что называется, “человеком без комплексов”, хотя такое определение в корне не верно - отсутствие комплексов и есть один из величайших комплексов. Ярослав Яковлевич умел скрывать некоторые свои чувства, переживания которые какой-то умник в очках и белом халате мог назвать комплексами.
Когда-то на первом конкурсе красоты молодая первокурсница исторического факультета университета заняла первое место и поразила солидного авторитета Ярого. Чем - это должно было остаться загадкой, хотя какая там загадка - она казалась совершенно чистой и невинной на фоне многих длинноногих чудищ, старавшихся себя подать и продать как можно дороже. Женщина в принципе не может быть невинной, в бытующем понимании этого слова, но по сути понятие некой вины для женщин существовать не может и тоже в категоричной форме принципа. И Леночка решила воспользоваться предоставившимся шансом и попытаться продать свой товар, то есть красоту, обоняние и титул, что тоже имеет смысл для людей приверженных верить чему-то авторитетному, как-то: решению жалкого подобия ценителей женственности в виде жюри, состоящего из похотливых старых дурней. Конечно же, просто переспать даже с самым Ярым она не согласилась, хотя и было страшно не соглашаться, но женщина всегда интуитивно начинает чувствовать свою могучую власть над слабыми, но здоровенными мужиками. А вот когда последовало предложение руки сердца и предполагаемого положения в обществе, отказа уже не было. И Леночка до самой свадьбы сохранила недоступность, разжигая огонь страсти одного из самых “крутых” женихов города, а может даже и страны. Говорят, хорошие вина - это долго выдержанные вина. Не верьте. Хорошие вина - это вина выдержанные столько сколько нужно, а вот для того чтобы определить эту норму нужен опыт, знания, интуиция и если хотите то и талант. Мне кажется, что Лена немного передержала и Ярослав Яковлевич познал некие эмоции, связанные с разочарованием. Но он был человек долга, а Лена, ставшая Еленой Михайловной уже забеременела.
Чтоже, брак, как множество браков на земле, оказался не очень счастливым для каждого из супругов. Крушение иллюзий молодой женщины, ожидавшей рая земного, даже не зная что это такое и неоправданные надежды зрелого мужчины, пытавшегося найти в невинной девушке чуткость и нежность матери и вдохновляющее женское восхищение, предопределили семейные отношения, которые можно охарактеризовать, как договоренная терпимость с определенным взаимообусловленным кругом прав и обязанностей. Жена была обеспечена всем тем необходимым, о чем смеет мечтать женщина, вырвавшееся с того, что можно назвать средним классом, и не решалась на опрометчивые поступки, на которые способна неудовлетворенная чем-то женщина. Муж был корректно-нежным. И семья, таким образом, могла считаться крепкой.
Родилась дочь Маша и вся невостребованная любовь Ярослава Яковлевича выплеснулась на дочь, чем немного оттолкнула ее от матери. Дети очень точно чувствуют отношение к себе. И если мальчики протестуют против чего-то, требуя, к примеру, повышенного внимания, то девочки, как положено женщинам, стремятся своим поведением укрепить семью в которой они появились. Поэтому Маша с раннего детства внешне оказывала больше внимания матери и была более сердечна с отцом, хотя со стороны эти отношения выглядели сдержанными.
И если Ярослав Яковлевич мотивировал свою жизнедеятельность наличием дочери, забывая, что раньше, когда ее не было, он занимался тем же, то Елена Михайловна старалась афишировать свое посвящение не обеспечению материального будущего дочери, этим занимался отец, а ее воспитанию. Как часто мы стараемся обмануть себя и в последнюю очередь окружающих, определяя значимые цели своей жизни. Как нам хочется, чтобы все что мы не делаем было всеми замечаемо, всеми восхваляемое и гармонично вписывалось в высшие каноны нашей обманчивой морали. Зачем себя обманывать - наши дети это самолюбивые мечты о воплощении нами недостигнутого, проявление нашего эгоизма в высшей степени и если что-то не соответствует нашим надеждам, то мы готовы обвинить всех и вся в этом, кроме себя, разумеется. Мы рожаем их, не спрашивая хотят они этого или нет. А когда они родились, то всячески пытаемся заставить их жить так, как этого мы хотим, не задумываясь над тем, что это уже не наши дети и у них есть свой, индивидуальный путь. “Он (она) похож(а) на тебя и такой(такая) ...не хороший(-ая) (обычно говорят значительно грубее и цыничнее)... “ - как часто мы говорим другу другу, указывая на наших детей. Они не такие - они другие, с этим нужно смириться. Увы...
Воспитание Маши заключалось в том, что ее определили в различные, обязательно платные, учебные заведения, где работали амбициозные педагоги, которые меньше всего заботились о детях - их интересовало только самовыражение и деньги. Но может ли воспитание и образование погубить в человеке его природу и то, что в него вложила память поколений? Наверное может - раз это воспитание и образование существует. Но всеже не раз приходится всем этим “учителям” недоуменно разводить руками и с нотками разочарования и недоумения говорить: “Но мы же их этому не учили...”
Маша была жизнелюбивым и любознательным человечком. Все чему ее учили она усваивала легко, по крайней мере учителя были довольны. Но все ли она запоминала, все ли находило в ее чувствительной детской памяти отклик - это могло проявиться только по истечению нескольких лет. А пока Машу, как и любого ребенка ее возраста, интересовало все что ее окружает. И в то время когда папа с дядей архитектором обсуждали свои очень важные взрослые дела, Маша начала с интересом обследовать таинственный старый дом, который, казалось, хранил множество тайн - для ребенка все в этой жизни тайна. Почему мы так быстро перестаем удивлятся, почему нам становится все ясным, очевидным - ведь в мире столько всего таинственного, интересного...
Вот Маша подняла с мусора кусочек очень красивой дощечки на которой сохранились остатки тонкой резьбы и кусочки старинного лака. Немного фантазии и вот уже эта дощечка стала небольшой шкатулкой с красного дерева с крепким замочком в котором юная девушка хранила свои первые драгоценности, письма возлюбленного, затем облигации займа и более дорогие украшения, а вместо писем возлюбленного там уже находились доказательства неверности его, ставшего мужем, а затем там начало лежать завещание на наследство, так и оставшимся не востребованным, потому что наследник погиб в гражданскую да и наследство было национализировано и разграблено... А вот кусочек красивого зеленого стеклышка, осколок знаменитой чекистской лампы, слепившей глаза уставшему рабочему, который никак не мог сообразить, что он английский шпион, потому что не знал где эта самая Англия находится... А из под отвалившегося куска штукатурки начали просматриваться контуры какого-то рисунка из бывшей настенной росписи... И кучи мусора... Сколько тайн хранит мусор. Любой археолог скажет вам, что все наследие цивилизации - это лишь кучи погребенного под мусором ... мусора.
Маша осторожно ступала по мусорным отвалам внутри сумрачно освещенного дома. Было прохладно, жутковато и немного сказочно. Казалось этом дом наполнен невидимыми и неслышимыми призраками, которые ждут своего часа. Ступив на большую кучу мусора, Маша увидела, как что-то блеснуло, а может ей это показалось...
Сначала ногой а потом руками она начала разгребать мусор на месте предполагаемого блеска. И опять небольшой отблеск от чего-то растаял мелкими бликами. Она увидела этот вспыхивающий мягким свечением предмет - им оказалась небольшая тяжелая старая брошь в виде правильной семилучевой звезды. Маша начала внимательно рассматривать свою удивительную находку. Брошь, величиной с ладошку девочки, была сделана из тяжелого белого металла, покрытого грязью. Девочка вынула свой красивый носовой платочек и начала вытирать эту прелестную вещицу, прелесть которой могли оценить только дети как большие так и маленькие. Грязь легко стиралась и из под нее проступали тонкие линии таинственного орнамента, который можно было принять и за таинственную письменность. Этот орнамент образовывал исходящие от центра витиеватые “надписи”, а в центре, в виде искусного барельефа, была изображена собачья морда.
Очищенная брошь начала излучать бледно-белое свечение и казалось, что это свечение наполняет окружающее пространство равномерным не только светом но и теплом. По “орнаменту-письменности” периодически пробегали маленькие искорки, растворяясь в воздухе, оставляя после себя ощущение теплого света.
Вдруг искорки начали затухать, свечение потускнело и в подвале стало темно и прохладно. Маша спрятала свою драгоценную находку в кармашек и быстро направилась к выходу. Но не успела она сделать первый шаг, как услышала слабое всхлипывание, посапывание и поскуливание одновременно. Сердце ее замерло от страха, а затем начало быстро-быстро биться. Маша обернулась на звук. В углу подвала чувствовалось какое-то шевеление. Первая мысль была бежать. Но что-то ее остановило, наверное это было извечное человеческое любопытство, которое и позволило человеку стать самим собой. Преодолевая страх, девочка начала двигаться в сторону странных звуков. Зрение ее обострялось и вот в углу на груде старого тряпья она увидела большого пушистого щенка, который при приближении Маши ласково заскулил и обрадовано завилял хвостиком. Маша его погладила, щенок ее лизнул - так и состоялось их знакомство.
- Ты чей? Как ты сюда попал? Миленький ты мой, - она гладила этот маленький комок шерсти, тепла и незащищенности.
Щенок поскуливал, лизал ей руки и не его глазах выступили две крупные слезинки.
- Ты потерялся, - решила девочка, - пошли за мной, найдем твоих хозяев.
Маша пошла к выходу и щенок послушно последовал за ней. На свету он оказался черным с красивыми белыми “чулочками”, небольшим белым треугольным “галстучком” на груди и маленькой белой отметиной на лбу, в которой только при изрядной доли наблюдательности и фантазии можно было разглядеть правильную семилучевую звездочку.
Папа с дядей архитектором ходили где-то на втором этаже и оттуда слышался страстный голос архитектора, чего-то рьяно доказывавший.
- Маша, ты где? - окликнул с балкона дочь Ярослав Яковлевич.
- Я здесь, пап.
- Хорошо дочь, мы сейчас идем. Ты не замерзла?
- Нет, пап, все хорошо, - отвечала Маша отцу и затем обратилась к, бегущему вразвалку за ней, щенку, - пошли, мой маленький, в машину.
Удивительно, но щенок понимал что хочет от него девочка и радостно блестя своими умными глазками цвета гречневого меда, постоянно виляя хвостиком, в припрыжку побежал за ней. Маша забралась на заднее сидение машины и щенок легко запрыгнул за ней и усевшись в ногах своей маленькой повелительницы, выставив свой остренький язычок, преданно смотря в ее глаза.
- Да, как тебя зовут? - шаля спросила Маша.
Щенок слегка двинул головкой, как бы говоря: “Не знаю, как назовешь”.
- Будешь тогда..., - девочка на секунду задумалась, - будешь тогда Джоном.
Почему она так его назвала никто, даже она сама, не мог сказать, но разве это так важно. Щенок весело кивнул как бы соглашаясь и при этом влюбленно посмотрел на Машу.
- А ты у меня красивый.
Щенок вроде бы отрицательно махнул своей головкой и ткнулся мордочкой в Машины ноги. как бы говоря: “Это не я красивый - это ты ...”
- Что, я красивая? - игриво переспросила девочка и трудно было сказать она играется или верит в этот на половину молчаливый диалог.
Щенок утвердительно заморгал глазками.
- Ты все понимаешь? - продолжала Маша свою сказочную игру.
Щенок опять утвердительно кивнул головой.
- Ты волшебный, да? - С надеждой спросила Маша.
Щенок как бы задумался, его мордочка стала неестественно серьезной, глаза пристально посмотрели на Машу, а затем он один раз кивнул утвердительно, а другой раз отрицательно, что могло означать “и да и нет”. Но мы уже давно перестали понимать язык жестов, мимики не только животных, но и людей. Мы привыкли к языку звуков и символов, за которыми так легко прятать свои мысли и чувства. Поэтому для нас остается неразгаданной загадка общения животных, мотивации их поступков всегда более оптимальных чего не скажешь о нас - людях...
К машине подошли папа и дядя архитектор. Щенок на всякий случай затаился под сидением автомобиля.
- Вот что, Машенька, решили мы оставить этот дом. Павел Александрович предложил интересный проект перестройки жилой зоны, - бодро отчитывался Ярослав Яковлевич перед предметом своего обожания, но в первую очередь перед собой, - здесь будет громадный современный комплекс под именем “Мария”. Так ты согласна?
- Конечно, пап, - ответила, улыбаючись девочка, совсем не думая о этом доме и том что с ним станет.
Маше было просто хорошо. У ее ног шевелился теплый, ласковый комочек с умными глазами цвета гречневого меда. Ей хотелось быть доброй, ласковой со всеми и в это прекрасное утро, только прекрасные чувства овладевали и без того прелестной девочкой.
Чудесно чувствовал себя и Ярослав Яковлевич, на некоторое время представив себе лицо своего заграничного компаньона, который “о себе начал много мнить”, когда тот узнает, о решении оставить все как есть, естественно в отреставрированном виде. Он уже планировал небольшую рекламную компанию на телевидении и в печати, в которой разная научная и другая интеллигенция будут ратовать за сохранение старого города и при этом восхвалять его, Ярослава Яковлевича, ум и меценатство.
Выражаясь высокопарным стилем, “душа Павла Александровича пела”. Этот внешне флегматичный немного грузный мужчина понимал, что опять окажется у дел, сможет реализовать свои честолюбивые студенческие мечты о восстановлении старого города и уже наметил место, где будет надежно прикреплена мемориальная табличка с его именем. А заодно он докажет своей вечно недовольной жене, что он чего-то стоит - увы, это было для нее очень важно.
Ярко светило солнце, полностью разогнав утреннюю осеннюю прохладу. Улицы наполнились праздно шатающимися и спешащими людьми, которым в этот день не хотелось делать другу неприятности и гадости. Но врядли кто это заметил, кроме дежурной службы милиции, которая к концу дня была удивлена отсутствием кровавых преступлений и других мерзостей помельче, разные дорожные происшествия, не понятые кем-то шутки, принятые за хулиганство, были не в счет.
Люди, став разумными, одновременно стали не внимательными к себе и окружающему их миру, поэтому они не заметили ничего такого особенного в этот день. Они замечали красивую серебристую машину с затемненными стеклами, которая ехала по своим правилам не обращая внимания на стоявших милиционеров и различные дорожные знаки. Но никто не заметил того, что встречные собаки начинали прыгать, скулить, лаять, выражая свой немыслимый восторг, в тоже время все коты в ужасе бросались наутек в противоположную сторону от машины. Людей можно извинить - все эти явления были скоротечные, так как машина двигалась очень быстро.
Глава 4. Собаки.
Дом, в котором жила Маша со своими родителями находился в микрорайоне, который местные жители называли то “Красная деревня”, то “Царское село”. Наверное любой крупный административный центр бывшего Союза имел такие микрорайоны - в них всегда проживала высшая чиновничая номенклатура. Но материальные запросы этой номенклатуры росли и она, повинуясь скорее наитию чем разуму, решительно изменила то, что называется общественным политическим строем, пытаясь завоевать, таким образом, ключевые позиции в “новом демократическом обществе”, демократией в котором и не пахло, конечно, кто и как понимает эту самую демократию. Те кто понял все правильно быстро обогатился и начал занимать те места в государстве о которых при другом строе не приходилось даже мечтать. Другим, “непонятливым”, эти самые места пришлось освобождать вместе с обжитыми квартирами в своих нормально обустроенных домах. Одну из диковинных двухярусных квартир в таком доме покинула семья бывшего могущественного человека, не пережившего изменений в стране и оставившего свою семью без привычных привилегий и материального благополучия. Никто в этой семье не умел да и не хотел работать, считая самой важной и трудной работой свое существование, а жить за что-то нужно было. И единственный наследник бывшего сильного мира сего решил продать квартиру, думая, что за вырученные деньги сможет устроить свою жизнь на манящем и сверкающем в видеофильмах, Западе. Но он получил лишь задаток и исчез... Куда? Об этом практически знало несколько человек. Может об этом знал и Ярослав Яковлевич, въехавший в прекрасную квартиру современного дома...
В этом доме на удивление практически всегда была горячая и холодная вода, работали лифты, освещенные подъезды были оснащены кодовыми замками, никто не показывал свою грамотность, расписывая стены и никто не выкручивал лампочек на лестничных клетках. Дом был чистым и престижным. Престиж - это когда чисто и мало грязи. Но самое главное - в этом доме были сухие и теплые подвалы, в которых предприимчивый мещанин не успел сделать кладовые, погреба или просто свалку мусора.
Что такое подвал для дома? Это то, что дополняет фундамент своей прочностью, надежностью, это то на чем стоит дом, что помогает порою жильцам выжить а дому выстоять. В подвалах домов жадные домовладельцы оборудовали самые дешевые квартиры, называя их полуподвальными; в подвалах домов прятались преследуемые и гонимые, создавались бомбоубежища и подпольные типографии; современный архитектор перенес туда спортзалы, клубы по интересам и даже сауны с басейнами, современная частно-предпринимательская жизнь наполнила подвалы мастерскими, магазинами, кафе, ресторанами, да и просто притонами. А вспомните свое дворовое детство и роль подвалов в нем... Человеку, первому решившему сделать подвал, нужно было поставить памятник или хотя бы оставить его имя в истории. Но мы очень редко вспоминаем тех, кто сделал что-то полезное для людей. Наша память - это память страха, мы помним то, чего нужно бояться, что может грозить неприятностью, память же на добро - самая короткая память...
При помощи подвала легко решился вопрос с обеспечением собаки необходимым минимумом удобств в виде укромного теплого места, подстилки и миски для еды, в которую Маша сразу положила большой кусок колбасы, пообещав что в следующий раз будут кости. Почему-то всегда мы утверждаем просто страстную любовь собак к костям, предполагая что это их чуть ли не основное лакомство. Смею заверить вас, что собаки грызут кости лишь потому, что чего-то другого им никто не дает. Собаки всегда отдают предпочтение мясу на костях и желательно без костей. Но людям удобнее проявлять благотворительность, отдавая объедки со своего стола: и мусора меньше, и в своих глазах становишся лучше.
Разместив щенка и поцеловав его в холодный носик, Маша пошла домой, в свою квартиру где ей предстояла экзекуция водой и мылом потому, что она по словам мамы “шлялась бог знает где и еще какую-то заразу притащила”...
Дом, в подвале которого разместился Джон, считался престижным не только у людей, но и у ... собак. Мир животных, так долго живущих с людьми, не намного проще, а может даже и сложнее человеческих отношений. В этом мире также все разделено, делиться или готовиться к дележу.
Каждый по своему старается получить то, что он считает своим. Одни пристраиваются, другие борются, третьи готовяться к новому переделу, а многие портят язвами желудки и лишней желчью печень лишь завидуя и тем кто борется и тем кто готовиться к этой борьбе - вечной борьбе за передел того, что поделить не возможно - места под солнцем.
Собаки, как люди... Собакам также было что делить. Теплые подвалы и прекрасные мусорные баки в которых всегда можно было найти превосходные пищевые отходы - это не могло принадлежать всем собакам. И за это нужно было бороться, драться, в особенности бродящим псам. Только борющиеся имеют право на лучшее.
Да, были и некоторые неудобства - жители этого микрорайона не любили ничего, что было связано с нищетой и бродяжничеством, как бы желая отгородиться от того мира, где отсутствовала уверенность, сытость и поэтому они всегда грозили истребить нищету и бродяжничество, начиная почему-то с собак. Но ведь были и другие собаки, жившие с людьми в квартирах. Эти другие считались породистыми и престижными. Их калечили, подрезая им хвосты, уши, выгибая лапы, их уродство селекционировали и культивировали - люди любят унижать, превознося этим себя, вот и приблизили они к себе собак-уродов, с издевкой назвав их породистыми, как в свое время приближали шутов, юродивых, даря им титулы и власть (мне кажется, что они и сейчас так делают).
Собачьей жизнью микрорайона управлял большой и сильный, с большим опытом свободной жизни бродяги, пес, которого, ему подвластные члены стаи, называли просто Самый, добавляя нужное по контексту прилагательное: сильный, умный, справедливый и так дальше. Нужно отметить, что язык собак намного богаче и содержательнее, чем мы можем допустить в своем представлении о собачем интелекте и мышлении. Не возможно точно передать смысл образов-форм, применяемых собаками, да и другими животными, в своем общении - нельзя простым выразить сложное, хотя к этому все стремяться, а в особенности те, кто именует себя ученными, изучающие окружающий мир, все изучение которых сводиться к доказательству своей ученности.
Забот у Самого было очень много: разрешение различных конфликтных ситуаций как среди членов своей стаи так и с вожаками других стай; обучение своих малоопытных подданных жизни в новом сообществе себе подобных и людей; выработка генеральной линии поведения стаи с целью ее усиления и выживаемости - да мало ли какие дела могут возникнуть в любого добросовестного правителя, искренне болеющего умом и душой за свой народ. Одной из функций Самого было слежение за численностью популяции своего вида в контролируемом им ареале. Не всякая собака могла так запросто поселиться под надежной защитой Самого в этом престижном микрорайоне даже если не было количественных ограничений. Очень многим критериям отбора должен был соответствовать предполагаемый кандидат - ведь не просто жить рядом с коварными и самовлюбленными людьми тем паче с их, как считается, лучшими представителями. Даже свободные бродящие псы должны иметь престижный вид, если хотят находить объедки в престижных мусорных баках и прятаться от непогоды и врагов в уютных подвалах. Сам Самый вел себя, как гордая овчарка, временно потерявшая своих хозяев.
Власть Самого была довольно таки значительная среди собак района, что говорить, даже наглые и избалованные обитатели квартир, не претендующие на свое место в стае, и те должны были оказывать должное уважение Самому - мало чего могло случиться, не всегда люди при власти отвечают должной взаимностью на преданность своих верных псов. Правда, были желающие оспорить сложившийся ход событий и закрепленное разделение рангов собачьего сообщества, но где они сейчас, разыскиваемые своими хозяевами, обещающими какое-то вознаграждение в какой-то валюте - зачем Самому эта самая “валюта”, все что требовалось от пропавших так это лишь уважение, созданного Природой Порядка. Другие собаки, пытавшиеся со стороны прибиться к стае без решающего вердикта Самого, втайне надеясь занять его место, поспешно ретировались, не противопоставив достаточно весомых аргументов крепким зубам и лапам Самого. И никто и никогда не сомневался в справедливости решений и деяний Самого - Самый не мог ошибаться, потому что он отвечал за судьбы многих и эти многие ему верили. Если вы вверили кому-то свою судьбу, то объязаны верить - иначе решайте все сами.
Появление Джона на територии Самого было воспринято всеми членами собачьего содружества как нечто само собой разумеющееся. В общем-то, собаки не оспаривают решение людей и в особенности детей, решивших приютить собаку. Но к Джону отношение было особенное - ему оказывалось уважение и почтение, которое собаки, в отличие от людей, не афишируют. Все собаки, во избежание различных эксцессов, покинули подвал в котором Маша поселила Джона. Некоторые члены стаи, для того чтобы не создавать видимость перенаселения, ушли в другие стаи и при этом были приняты там без необходимых в таких случаях ритуалов. Присутствие Джона накладывало табу на различные собачьи разборки, дележ добычи и прочее - каждая собака как бы хотела всем своим поведением оказать максимум внимания этому удивительному щенку с еле просматривающейся семилучевой звездочкой на лбу.
С появлением Джона в городе, каждая собака почитала за честь оказать любую собачью услугу как ему лично так и тем, кому он считал нужным. Это объяснить и понять людям не возможно - пока, все происходящее, людей практически не касалось, может лишь за исключением Маши...
Пользовался ли Джон какими то привилегиями? Да, наверное нет. Это у людей бывают привелегии, а Джону оказывали обычное уважение, может чуть большее чем к другим собакам. Он выходил к мусорным бакам, как и все остальные собаки, не смотря на то, что Маша довольно таки регулярно снабжала его отличной едой со своего стола, удивляя родителей возросшим аппетитом. Едино, что можно отметить, что ни какая собака не выражала агрессивности при дележе пищи и даже могло показаться, что они специально уступают малому щенку лучшее, что оставляют люди на помойках. Добыча еды и уюта составляет значительную часть смысла существования живых существ, а если добавить к этому стремление продлить свой род, расширить влияние своего вида, то можно сказать - это и есть наша жизнь. Но, если кто-нибудь внимательно проследил за поведением маленького щенка под именем Джон, он мог отметить, что есть вещи которые собаке более интересны чем обычное выживание. Выживание - это не всегда жизнь, но только выжившие и имеют право на существование...
Маша, из-за своей чрезмерной занятости, не могла много времени уделять своему маленькому другу. Лишь перед тем как папин водитель отвозил ее в школу она забегала к нему, делясь своим завтраком, да во время послеобеденной получасовой прогулки она звала Джона и, стараясь быть не замеченной мамой, быстро убегала с ним в близьлежащий парк. В выходные дни родители увозили Машу или на дачу или еще куда-нибудь. Когда девочки не было щенок совершал длительные прогулки в город, в мир людей.
Наверное это были странные прогулки для маленькой собаки. Он появлялся там где нас было много, где кипели страсти, клокотали эмоции, взрывались чувства. Его могли видеть на различных сборищах, демонстрациях и митингах, он появлялся возле стадионов и концертных площадок, возле храмов идолам науки, религии и истории, возле ресторанов и мест где люди проливали кровь друг друга. Его умные глаза следили за нами и видели наши страхи и нашу жестокость, порожденную желанием избавиться от этих страхов. Он подходил к брошенным, к спившимся, к одиноким и неприкаянным, его взгляд как бы спрашивал: “...Почему люди бросают и забывают людей, почему они не держаться стаи и почему даже в стае они чаще всего одиноки?...” Да и вы сами могли заметить бродящих псов, внимательно наблюдающих за нами и за нашими столь важными делами, которые они, наверное, важными и не считали и поэтому порой раздражали нас и мы, в непонятной злобе, бросали в них камни и гневные слова - мы очень часто бросаем в кого-то камни, а потом делаем вид, что каемся в этом...
Он был не один, его всегда сопровождало несколько самых отъявленных уличных забияк из той стаи собак на територии которой он находился. Это была самая внимательная и надежная охрана, но кроме них каждая собака считала своим долгом, в случай чего, защитить, оградить от неприятностей Джона и при этом отменялось даже священное табу всех животных, кроме котов - не трогать хозяина.
Если бы об этом знали люди, то многие странные события странными им не казались. Ведь никого не удивило то, что главарь одной из банд, терроризирующих город, вытащил свой, незаконно носимый, пистолет и захотел застрелить большого черного щенка, внимательно наблюдавшего за тем, как два члена его банды выбрасывали на мусорную свалку возле реконструируемого дома в центре города полуживое тело молодого человека, смутно напоминавшее бывшего владельца квартиры Ярослава Яковлевича, хотя это мог быть и кто-то другой... Почему здоровенный, крепкий, молодой и очень уверенный в себе мужчина хотел застрелить красивого черного щенка, не проявляющего ни какой агрессивности, ни кто в том числе и он сам не мог объяснить - ему просто захотелось убить его, люди часто кого-нибудь убивают, не понимая зачем они это делают. Но дальше произошло событие, которое многим показалось странным. Как только бандит взвел курок и начал целиться в Джона, так тотчас его верный доберман набросился на своего хозяина, мертвой хваткой вцепившись в руку с пистолетом. Крик ужаса разорвал шум ночного города... Верного добермана пристрелили, а его могучий хозяин превратился в тщедушного больного психиатрической больницы.
В больнице бывший бандит под действием сильнодействующих успокоительных начал рассказывать привычные жуткие истории о том, что принято называть нашей жизнью и преступлениями. Убийства, пытки, подлоги, шантаж и имена, очень много известных имен. Молодой врач больницы, искренне верящий в клятву Гиппократа и другие слова и клятвы, аккуратно записывал эти рассказы в историю болезни а затем перечитывал их и, принимая те же сильнодействующие успокоительные, повторял: “Боже, в каком государстве мы живем... Дурдом какой-то”. Каждый врач должен знать, что история болезни - это часть общей истории людей. Молодой врач этого не знал поэтому скоро он также сошел с ума и повесился. История болезни бывшего бандита исчезла, неожиданно умер и сам бандит, но врядли это было странным и это также часть истории - ее белые пятна, ее черные тайны...
В другом, похожем случае странным показалось поведение служебной овчарки дежурившей вместе с двумя милиционерами в темном городском парке, подальше от различных кровавых преступлений, которые совершались в это время в в светлых, освещенных кварталах - все великие и большие преступления совершаются на свету и очень часто под наши одобрительные восторги.
Два молодых парня в серой форме, вооруженные законом оружием, предназначенным для защиты этого закона, прогуливались по парку, наслаждаясь свежим воздухом, спокойствием и любуясь красивыми женщинами и девушками, перед которыми они казались сами себе могучими и очень храбрыми суперменами. Но наступил вечер и красивые женщины и девушки покинули парк, они боялись темноты и не были уверены, что два милиционера с собакой смогут их защитить. Милиционерам стало скучно а может и страшно и они решили толи развлечься толи отогнать свой страх, то есть немного пострелять, благо - патроны неучтенные были. В этот момент Джон в окружении своих верных слуг совершал привычный вояж в город и на этот раз его путь лежал через парк.
- Развелось этой погани бродячей, - сказал один из милиционеров, растегивая кобур и вынимая оттуда табельный пистолет, он тоже хотел убить кого-нибудь.
- Петя, может не надо, услышит кто, - острожно заметил напарник.
- Да кто тут услышит - это самое безлюдное место в городе, - ответил Петя, с видом бывалого отстрельщика плюнув в сторону спокойно двигающейся группы собак.
Он, как будто находясь в тире, вытянул вперед руку, прицелился и ... упал. Хорошо обученная милицейская овчарка, повинующаяся только командам человека в форме, резко вырвала поводок из рук стоящего рядом другого милиционера, набросилась на готового выстрелить. Придавив свою жертву могучимы лапами с выпущенными когтями, она, рыча хищным оскалом, уткнулась мордой, спрятанной в намордник, в шею того, кого она вроде бы должна была защищать и только чьи команды выполнять.
- Агат, ты что рехнулся! - завопил другой милиционер, лихорадочно вытаскивая свой пистолет. - Сидеть, падла!
Но собака не отпускала хозяина, превратившегося в добычу.
- Андрюха, убей его, убей, - хрипел от ужаса поверженный.
Стайка собак во главе с Джоном скрылась в темноте парка и хватка Агата ослабела, он отпустил своего хозяина, виновато поскуливая и виляя хвостом.
- Ты что, Агат, - дрожащим, срывающимся голосом, пытался кричать опомнившийся и ставший на ослабевшие ноги милиционер. Он замахнулся на собаку, но не ударил - страх оказался сильнее желания мести.
- Это он на пистолет научен, переучили, - сделал вывод другой милиционер.
- Убью, суку, - пригрозил кому-то Петр.
- Пошли отсюда, может она бешанная.
- На этой собачьей службе и сам бешанным станешь...
В окружающем нас мире происходит много удивительных событий, но мы сильно заняты самосозерцанием и поэтому практически ничего не замечаем. Никто не замечал двигающеюся по городу небольшую стайку бродящих собак, которую то возглавлял, то находился внутри ее большой черный щенок с ослепительно белыми чулочками, небольшим треугольчком-галстуком и еле заметной семилучевой звездочкой на лбу. Стайка периодически останавливалась и умные глаза щенка, цвета гречневого меда, внимательно наблюдали за хаосом человеческого бытия, которым так гордятся люди, называя его судьбой, порядком, предначертанием... Собаки старались не вносить изменения в это сумасшествие - люди этим собакам не мешали. Хотя людям порой кажется, что им постоянно кто-то и что-то мешает. Собакам никто не мешает, может быть только коты, но почему - собаки предпочитают не распостранятся на эту тему...
Глава 5. Маша.
Время шло быстро, время всегда идет слишком быстро, методически отсчитывая микроскопические миги, сливающиеся в непрырывную и непостижимую реку. Лично мне порой становиться очень страшно от мысли, что каждая секунда в жизни последняя, может поэтому я стараюсь не думать о времени. Мы часто не задумываемся о самом важном, но всегда соизмеряем с ним свои и чужие поступки, даже не замечая этого.
Не соизмеримо с привычным представлением о времени и происходящими в нем событиями рос Джон. Прошло всего лишь меньше полугода с тех пор, как Маша нашла его беспомощного в подвале старого полуразрушенного дома, а Джон уже превратился в здоровенного черного красавца с белыми чулочками на мощных, мускулистых лапах, белым треугольником на широкой собачьей груди и четкой маленькой семилучевой звездочкой на лбу. Никто не интересовался бродящей собакой и никто не удивился такому немного удивительному событию. Что послужило причиной столь необычных изменений в росте собаки, всеравно врядли кто смог бы вразумительно ответить. Но то, что это не питание - это уж точно. Правда, еда, приносимая девочкой своему четвероногому другу, была довольно таки питательной, потому, что это была еда со стола и холодильника весьма состоятельной семьи Ярослава Яковлевича. Однажды девочка принесла Джону что-то соленое, противно пахнущее дохлой рыбой, сказав при этом: “Ешь, Джони, это икра - вкусно и очень полезно, но я этого не люблю”. И Джон съел, хотя, я знаю точно, что собаки очень не любят соленого и в особенности того, что имеет запах дохлой рыбы. Но что не сделаешь ради любимой женщины. Сколько исковерканных и испорченных долгим кухонноварением продуктов приходится поглощать мужчинам, доказывая любовь свою к женщинам, которые сами придумали нелепое правило, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Путь к сердцу любого человека лежит только на самом кратчайшем отрезке от одного сердца к другому, и желудок на этом пути не встречается, а если и встретится случайно, то может быть только помехой.
Маша воспринимала волшебные превращения Джона как что-то само собой разумеющеея - дети всегда воспринимают все, что нас удивляет, как должное. Одна из черт ребенка - удивлятся тому к чему все привыкли, не удивляться тому, что происходит не по привычным законам и удивлять остальных чем-то уже давно забытым. Дети, пока их не испортило образование и воспитание, живут по законам природы, согласно которым все происходит независимо от нас и лишь частности могут быть познаны или объясними нами - то есть людьми взрослыми. И как бы взрослым и очень умным людям не хотелось стать выше природы, выше установленного порядка, как бы им не хотелось управлять всем, что их окружает - ничего кроме вреда себе они сделать не могут.
Рос Джон росла и Маша. Нет ничего необычного во внешности девочки посторонние не замечали - ребенок как ребенок, может лишь немного более выше и красивее чем его сверсники. Но кто признает какие либо преимущества чужого отпрыска: мы думаем, что наши дети - это мы, а мы ведь лучше всех, не правда ли...
При более близком знакомстве с Машей можно было заметить не по детски взрослые глаза, излучающие внимание, участие и доброту, так свойствены зрелым и умным людям, что так редко встречается в нашей жизни. Да и круг ее интересов выходил за привычные увлечения детей этого возраста. Конечно, были куклы и были мультяшки, были детские подвижные игры и побитые коленки. Но были и суждения, сказанные самым непринужденным тоном, заставляющие задуматься и осознать, что и у умных и всезнающих взрослых есть масса вопросов на которые они хотели бы получить ответы, но не могут, а почему не знают сами чего хотят. Может потому, что для этого нужно стать ребенком. А может они просто бояться услышать ответ...
- Что-то случилось со мной или с Машей - я не понимаю свою дочь, - своей жене или себе признавался Ярослав Яковлевич, это очень важно признаться себе в чем либо. - Мне кажется, что я не отец, а какой-то провинившийся школьник, а она или строгий учитель или еще строже мать...
- Не знаю, - задумчиво вздохнув, ответила Елена Михайловна, - но в последнее время наши отношения напоминают отношения двух сестер, притом она выступает в роли старшей... А тут еще эта собака...
- Какая еще собака? Тот щенок, которого она подобрала на стройке?
- Да нет - не щенок. Она может бросить все лишь бы пойти погулять с здоровенной черной псиной, вроде бы овчарка. Красивая такая.
- А при чем здесь собака?.. Да оно наверное и лучше, что есть собака - детям нужны братья, сестры, или животные... А собака - это даже хорошо, а то время сейчас такое: или иметь собаку или самому быть собакой. А чья она?
- Не знаю, - раздраженно ответила Елена Михайловна, упоминание о братьях и сестрах для дочери она восприняла, как упрек в свою сторону.
- Собака... - тихо молвил Ярослав Яковлевич и, как будто вспомнил о чем-то, встряхнул головой спросил, - А как там дела в лицее?
- Священник интересовался нашими религиозными взлядами.
- Какой еще такой священник? - недоуменно спросил Ярослав Яковлевич.
- Да там у них в лицее Закон Божий учат.
- Господи, а это еще зачем? Платишь бешанные деньги, а они ерундой какой-то занимаются. Что некого учить этому бреду - школ безплатных чтоли мало. Секретари парткомов в рясах.
- Ярослав, прекрати - это богохульство.
- Богохульство... А что ему здались наши религиозные взляды?
- Не знаю, но Маша задавала ему какие-то вопросы...
- Вопросы... Значит должены быть ответы, значит кто-то должен отвечать. А в остальном как?
- Все хорошо, - отвечала жена, недовольство, раздражение ее нарастало. Ей начало казаться, что муж устраивает некое подобие допроса, стараясь унизить - человеку униженому всегда кажется, что его унижают еще больше, хотя врядли кто признает тот факт, что любое унижение в большинстве своем это плата за то, что можно было добыть гордостью.
- Это хорошо, что все так хорошо...
Создавалось впечатление, что Ярослав Яковлевич опять начал тихо говорить сам с собой или каким-то невидимым собеседником, думая о чем-то своем, очень далеком от темы разговора. Отрывочные, без видимой логической связи мысли возникали в его сознании. Он вдруг вспомнил тренера Михалыча, его могучие и добрые руки и его мертвое лицо в гробу... Он подумал о своем старшем друге Сане, получившим семь лет строго режима за бандитизм, хотя ему грозила “вышка” за убийство двух конкурентов Ярого... Вдруг из глубин подсознания всплыло вроде незнакомое лицо мертвого молодого юноши - это был бывший владелец квартиры... Дочь весело бегающая по стройке нового торгово-гостинничного комплекса, носящего ее имя... Незнакомая черная собачья морда со странной семилучевой звездочкой на широком лбу...
- Бред какой-то, - продолжил, прерванный раздумиями, разговор с непонятным собеседником Ярослав Яковлевич, - за всеми этими делами забыл о дочери. Нужно остановиться, нужно совсем этим разобраться...
...Недовольство и чувство незаслуженной обиды наполняло душу Елены Михайловны. Вспомнилось все то, что лежало в основании семьи, всплыли неудовлетворенные желания, нереализованные иллюзии... Красивые глаза, обрамленные, неожиданно появившейся, причудливой вуалью мелких трещин-морщин, наполнились слезами. Елена Михайловна резко встала с глубокого кресла и, демонстративно хлопнув дверью, зашла в громадную спальню, не раздеваясь упав на мягкое покрывало из ангорской шерсти, спрятав лицо в подушку. Ей хотелось плакать, но она не плакала... Бессвязные мысли, воспоминания короткими вспышками озаряли ее сознание... Заплаканные глаза матери на ее свадьбе, неизлечимо больной, угасающий отец с каждым днем ожидающий смерти... Мальчик Гена в которого она была влюлена и которого зарезали какие-то ублюдки... Дочь, теплыми и влажными губами впивающаяся в грудь... Она хотела еще ребенка, лучше сына - незавидной казалась ей женская судьба... ее судьба...
...Ярослав Яковлевич безмолвно сидел в кресле ни как не отреагировав на вспышку эмоций жены. Он смотрел на экран телевизора, не слыша звука и не фиксируя в памяти увиденного, а ведь передача шла о нем и его благородных делах. Прошло несколько минут, он встал и пошел в комнату дочери.
Маша не спала. Она сидела на кровати обпершись спиной на большие и мягкие подушки и при ярком свете хрустального бра читала книгу.
- Машенька, почему ты не спишь - поздно уже? - спросил он в дочери.
- Не хочется, папа, - ответила Маша и после короткой паузы спросила, - а как у тебя дела, как твой центр?
- Да там все нормально. Помнишь, я рассказывал тебе интересную историю с разурушением того старого дома, так вот, она имеет продолжение. Нашим зданием заинтересовались ученные. Оказалось, что его необычайная прочность объясняется каким-то излучением, исходящим из под земли и меняюшим структуру материала. Ученные пока не могут обяснить причину этого явления и сейчас изучают его - аппаратуры разной понавезли и очень просят дом этот не разрушать.
- А ты что решил?
- Что же я могу решить? Я же бизнесмен - все что мне выгодно я буду делать. Может с этого здания мы сделаем новую Мекку, вот только это излучение окажется не вредным, а уж полезным мы его сделаем. Лишь бы это все не оказалось чернобыльским следом...
- А если окажется?
- За деньги, Маша, не окажется.
- А как же люди?
- Люди всегда получают по заслугам и всегда им кажется, что их обделяют...
- А ты, папа, уже все получил?
- Не знаю, доченька, не знаю и врядли кто это когда узнает. Для этого и существует Высший Суд, решения которого смертным не доступны...
Говоря с дочерью, Ярослав Яковлевич взял книгу, которую она читала и перелистал несколько страниц, посмотрел на заглавие...
- Тейяр де Шарден “Феномен человека”, - прочитал он, потом пристально посмотрел на дочь и спросил, - Маша, что это вам задавали в лицее?
- Нет, папа, - это интересно.
- Интересно... - Ярослав Яковлевич более внимательно прочитал оглавление, открыл на первой попавшейся странице и бегло прочитал несколько абзацев.
- Это должно быть действительно интересно, - тихо сказал он, внимательно посмотрев на дочь. - Тебе это действительно интересно?
- Да, папа.
- А что тебя еще интересует?
- Не знаю. Много всего...
- Уже поздно, Машенька, ложись спать.
- Хорошо, папа.
- Спокойной ночи, доченька, - ласково сказал немного озадаченный Ярослав Яковлевич, целую дочь в горячий лобик.
- Спокойной ночи, папа, - промурлыкала Маша, заворачиваясь в одеяло, и, как будто бы сквозь пелену надвигающего сна, неожидано сказала, - а мама у нас хорошая, не обижай ее...
- Хорошо, - ответил отец, выключая бра, подумав, - а при чем здесь мама...
Ярослав Яковлевич осторожно закрыл дверь комнаты дочери и направился в спальню жены. Страясь не создавать шума, он подошел к ней, лежавшей свернувшись калачиком и полностью закрыв себя одеялом, как будто в далеком детстве стараясь спастись от обид внешнего мира. Казалось, что она крепко спит, но это было не так. Что-то похожее на маленький комок невыплаканных слез скопился в горле и прогрессирующее чувство жалости к себе превращало мелкие недоразумения прошлой семейной жизни в глобальные катастрофы. Елена Михайловна хотела умереть, раствориться, исчезнуть чтобы раз и навсегда покончить со своей, как она думала, пропащей жизнью. Ей вспоминались студенческие годы, поклонники и маленький триумф на конкурсе красоты... “Я же была первой красавицей столицы... Во что я превратилась сейчас... Это все он...” - мысленно она искала причины своих неудовольствий и обид, слыша осторожные шаги мужа. Неудовлетворенная в чем-то женщина, а особенно в необходимом каждой женщине внимании, всегда готова обвинить весь мир в несовершенстве, а самых близких к ней людей в преступном бездушии, коварстве и предательстве. Человеку легче обвинить весь мир в непонимании, чем себя в нежелании понимать этот мир...
- Лен, а Лен, - Ярослав Яковлевич тихонько обращался к той части одеяла где по всей видимости должна была быть под ним голова, - если я был в чем-нибудь не прав, извини. Может когда-нибудь я исправлюсь.
За что извинялся Ярослав Яковлевич он и сам не понимал - он чувствовал, что нужно просить прощения и все... Он откинул край одеяла и начал ласково гладить пышные волосы жены, оголившуюся шею, спину...
Елена Михайловна повернулась лицом к мужу и крепко обняла его. Ей вдруг стало очень и очень жаль себя, захотелось найти в кого-то защиту и она находила ее в том, кого минуту назад ненавидела. Горький комок у горла наконец-то прорвало тонкими ручейками горячих слез и страстными пылкими поцелуями... Воистину - от ненависти к любви один шаг...
- Ну, что ты, Леночка, я же люблю тебя...
Ярослав Яковлевич действительно почувствовал к жене непривычную нежность и страсть. Жена же увидела в нем сильного мужчину, способного защитить ее от неприятностей жизни и одновременно маленького мальчика, которому нужно понимание и материнская ласка. Впервые их близость была наполнена новым, до сих пор не изведанным содержанием...
Засыпая на широкой груди мужа Елена Михайловна тихо сказала:
- Ярик, съездь завтра в лицей, разберись с этим священником, пусть не третирует Машу.
- Да-да, конечно, ну их все эти дела, спи моя крошка, спи, маленькая моя...
Глава 6.
Маша часто, перед тем как уснуть, вынимала, спрятанный в игрушках, сверток с большой металлической брошью, найденной в подвале старого полуразрушенного дома, выключала свет, разворачивала красивый носовой платочек и на мгновение детская наполнялась мягким матовым светом, исходящим от мелких вспышек искорок, рассыпавшихся по замысловатому орнаменту броши, напоминающему странную письменность. Маша клала брошь под подушку и ей начинали сниться сны. Дети любят класть что-нибудь, особенно им дорогое, под подушку... И детям очень часто сняться сны, возможно эти сны каким-то образом связаны с тем что лежит под подушкой, а может с тем что лежит на ней... Скорее всего - вокруг нее...
Детские сны, как быстро они забываются, а ведь только в детских снах мы можем летать туда куда хотим и видеть то что хотим, даже не задумываясь над тем, что перемещаемся в пространстве, во времени, а может даже в тех гипотетических “других измерениях”. Постарайтесь вспомнить ваши детские сны и тогда многое что вам станет ясно в вашей взрослой жизни...
А Маше снились удивительные страны с прекрасными людьми и сказочными дворьцами. Невиданные деревья и цветы окружали мир этих снов. Они были настолько реальны, что Маша слышала запахи, ощущала дуновение свежего ветерка, пение птиц и касание нежных лепестков. Она понимала дивную речь этих великолепно сложенных, ласковых людей. Она понимала где находится - это были другие планеты и над ними светило другое солнце, а ночью загорались другие созвездия. Что это было: фантастика, реальность или игра того, что люди называют воображением, утверждая, что можно воссоздать, придумать ирреальность, иллюзию при посредстве такого материального и реального мозга - Маша не знала. Она лишь попросила Джона рассказать ей о звездах...
Стоило ей коснуться броши, так сразу она как бы начинала ощущать близость своего четвероногого друга, которому можно было рассказать все что угодно, зная, что всегда будешь понят правильно (многие боятся признаться, что только для этого и держат собак). А еще его можно было спросить о чем угодно и получить ответ. Этот ответ приходил в виде фантастических, сказочных снов или просто возникал в сознании как мысль - как собственная мысль. Часто, гуляя с Джоном Маша разговаривала с ним. Внешне это выглядело, как незамысловатая детская игра в беседу с воображаемым собеседником или как монолог. Мы ведь часто можем наблюдать разговаривающих самих с собою или со своими игрушками, животными детей и никогда этому не удивляемся - детям так часто хочется с кем-нибудь поговорить, а у нас совершенно нет времени, поэтому они и ищут друзей там, где мы их никогда не сможем найти.
Я знаю, что есть Карласон, что существует Зазеркалье, что есть добрые и злые волшебники и домовые, но я не знаю как их обнаружить, хотя, как мне кажется, раньше знал... Один мой знакомый мальчик однажды рассказал, что у него есть друг Барабашка - домовой, а мама начала водить его к психиатру- зачем вот только не понятно. А потом в их квартире начала биться посуда, летать предметы и твориться разные мелкие безобразия, называемые по-умному полтергейсом - люди чем-то обидели или мальчика или его друга. Говорят, так часто бывает в тех домах где есть играющие и разговаривающие сами с собой дети - дети, у которых нет друзей, которых не пытаются понять и которые сами хотят разобраться во всем, что их окружает, с чем они соприкасаются, видят, слышат. Детям так много хочется узнать...
Маша хотела знать очень много... Она захотела увидеть, как живут настоящие, а не сказочные принцессы (ох, как многие женщины хотели это узнать!..) и она увидела сны о обычной жизни женщин, носящих сказочный титул. Почти все в этой их не сказочной жизни было не понятно девочке. Деньги, интриги, подлоги и шантаж, измены интересам семьи, государства - всего этого не было в сказках о принцессах - все это было в их жизни. Да и реальные принцы не были добрыми и щедрыми героями, борющимися со злом, скорее всего это были дети порока, зла и пресыщения.
- Почему все не так как в сказке? - спрашивала она Джона.
- Это просто другая сказка, к которой все привыкли и которую все знают - эта сказка жизнь, - звучал в сознании ответ, а может это Маша сама так решила...
Маша захотела увидеть жизнь настоящих героев - тех, которых так часто показывают по телевизору, которые так красиво выступают на митингах, которые, надрываясь доказывают всем свою исключительную храбрость, порядочность и прямо таки патологическое желание жертвовать собой во имя самых высоких идеалов...
Но она видела их погрязших в пьянстве, обжорстве и похоти. “Герои нашего времени” были трусливы, завистливы и бесконечно алчны. Все чего они добивались в жизни - это власти, денег и пресыщения пороком. И тех кто максимально достиг всего этого, уничтожая, унижая и грабя остальных, люди восхваляли, восхищались ими и ... признавали их почти сказочными героями и благородными принцами, создавая новые сказки...
Не лучше оказались “герои прошлых времен” - они также грабили, убивали и пытались сделать невозможное - насытить свою алчность. Храбрые мореходы оказались обычными пиратами. Первооткрыватели земель - искали богатства и новых рабов. Мужественные воины были обычными жестокими и трусливыми убийцами, стараясь жестокостью заглушить свой страх. Мудрые полководцы и цари на самом деле оказались тиранами и разрушителями. А прекрасные города, великолепные храмы, мудрые книги и богатые поля создавали другие, чтившие и боявшиеся “героев”, они то чаще всего и придумывали сказки...
- Сказки придумывают, чтобы было проще жить, - однажды решила Маша и попросила Джона показать ей звезды...
И завертелись в прекрасном невообразимом фейерверке, калейдоскопе мириады Вселенных, Метагалактик и звездных систем. И увидела Маша во снах своих, как зарождаются новые звездные пространства, как колоссальные, не поддающиеся осознанию, энергии сжимаются чтобы затем взорваться и рассыпаться маленькими кусочками застывающей плазмы, превращающейся в микроскопические планеты типа Земли на которых возникает Жизнь в бесконечном проявлении ее образов и форм. И видела Маша, как Жизнь порождает Разум и как Разум уничтожает Жизнь...
Естественно, что получив возможность соприкасаться с многими тайнами и получать исчерпывающие ответы на все вопросы, Маша стала выделяться среди своих сверстников. Она могла озадачить многих неожиданностью своих суждений, вопросов и рассказов, так напоминающих не очень детские фантазии...
В лицее, на ставших модными, уроках Божьих Маша начала задавать вопросы отцу Феофану, а в миру просто Ивану Петровичу, ставившие его в тупик и он, боясь ответов на них, ставил Маше двойки... Самое страшное для любых идеологий и морально-нравственных догм, которые, как считается должны восприниматься безоговорочно - это сомнения, которые нельзя разрешить. Столько нелепостей, противоречий, сколько имеется в Библии нет наверное ни в одном учении, претендующих на роль основополагающих. Но кто и когда из тех, кто хочет верить во что-нибудь, читает прописанные каноны веры - люди верят потому, что не знают и никогда не могут познать все то, что именуется истиной. Трудно признать себя побежденным - лучше верить, что ты близок к тому, кто знает и решает все - к Богу.
- Почему люди верят? - спросила однажды Маша Джона.
- Верят потому, что боятся, потому, что не стали разумны. Разум не признает границ и ограничений - он свободен. - Возникла мысль в сознании девочки.
- А почему добрый Бог любит убивать людей? Почему он любит запах сожженных животных? Почему великих грешников он любит, а безгрешных обвиняет в грехе?... - Спрашивала Маша отца Феофана, цитируя Библию...
Однажды я спросил в солидного партийного работника, предлагавшего мне вступить в его любимую партию: “Зачем поступать в нее, что нельзя быть таким, как написано в Уставе, не имея партбилета?...” Меня хотели признать ненормальным.
- Какой-то не нормальный ребенок, - подумал отец Феофан о Маше, - это же надо вычитать такое... Кто и когда в ее возрасте читает эту Библию?...
Но внешне Маша оставалась ребенком, маленькой девочкой, любившей наряжать свою куклу Барби в различные туалеты, любившей вкусные шоколадные конфеты; с восторгом, не заметно для матери, спускавшейся с ледяных горок зимой и с затаенной, незлобной детской завистью, наблюдавшей за мальчиками пускающими кораблики в весенние ручьи, бегая за ними вдогонку по весенним радужным лужам наверное до самого океана.
Да и Джони вел себя, как положено верному псу. Он играл с Машей в ее детские и свои собачьи игры, выполнял ее незамысловатые команды, хотя им его никто не обучал, охранял ее, как это делали его собачьи предки, жившие с людьми, тысячи лет тому назад.
Маша гордилась своим другом в лице собаки, бывшей предметом общей зависти ее сверстников. На вопрос о породе и родословной, что так часто интересует тщеславных людей, Маша отвечала просто: “Это Царь Земной, - и лукаво спрашивала собаку, - правда Джони?”. Джон принимал горделивый вид и, как подобает царственным особам, с достоинством кивал головой, нежно касаясь языком руки Маши, как бы признавая за ней статус принцессы.
Были некоторые большие дяди и тети, пытавшиеся увести Джона с целью перепродажи его на невольничьем собачьем рынке, ведь Джон был собакой редкой красоты и стати. Но эти попытки заранее были обречены на провал - стоило только собачьим ворам посмотреть в глаза Джону, как непреодолимое чувство страха гнало их от этого места. Самое противное, что это чувство страха преследовало воров в те минуты, когда они хотели совершить опять какое либо насилие над любой из собак.
Но большую часть времени друзья были порознь: Маша училась, ходила на различные секции, мероприятия, куда ее водила мама, считая все это комплексным воспитанием и образованием. Успехи Маши на благодатной ниве обучения были значительны и маме льстило повышенное внимание и восхищение дочерью, а значит и ею, педагогов и различных специалистов, считающих себя посвященными в тайны формирования личности. Поэтому Елена Михайловна старалась как можно более часто показывать девочку своим старым знакомым и с этой целью заводить новых, чтобы те восхищались умом Маши, ее знаниям, образом мышления. Хотелось бы назвать Машу вундеркиндом, но это было бы не справедливо по отношению к другим детям, которым может лишь чуть-чуть не повезло...
Маше поначалу нравилось то, что она среди взрослых, говорит с ними “по-взрослому” и на любимые их взрослые темы, включая квинтэссенцию таких разговоров, как обсуждение политики правящего клана или положение в футбольной лиге. Но потом ей стало скучно с этими дядями и тетями, занятыми лишь собой и своими проблемами. Их восхищение Машей чаще было наигранным и считалось лишь данью изощренному лицемерию, называемым этикетом, да и не восхищяться дочерью самого Ярослава Яковлевича было нельзя - папа был очень всем нужен и полезен или его просто боялись. Некоторые, особоумные, принимали Машины разговоры за обычное детское лепетание, правда, с излишней для ребенка ее возраста фантазией, что они, с затаенным чувством злорадства, объясняли некоторыми психическими отклонениями. Конечно же, если ребенок начинает спорить с кандидатом технических наук о вопросе целесообразности определения размерности Вселенной также как и определения ее размеров, что может подумать перспективный физик и математик - ребенок с хорошей памятью напичкан различными бессистемными знаниями и его хотят выдать за нового мессию или в крайнем случае за гения. Никто из этих маминых знакомых не был искренен с девочкой и, как это принято у взрослых, слушал не собеседника, а самого себя. Любая мысль, любое суждение, появившееся “вне себя”, уже изначально считалось не верным. Поэтому Маша все чаще и чаще старалась быть обычным ребенком с обычными детскими проблемами - ведь этого так хотели взрослые. Но этот ребенок нет да сделает замечание или задаст вопрос, заставляя этих самых взрослых смутиться или хотя бы на миг задуматься о чем-нибудь другом кроме своей исключительности.
Однажды мама повела Машу на встречу с знаменитым “народным целителем” и экстрасенсом в надежде в очередной раз услышать что-нибудь преувеличено-восхищенное о своей дочери а значит и о себе, что, в принципе, было предопределено, так как этот лечащий и исцеляющий устраивал свои целительные шоу под патронажем мужа, как было принято говорить, “под крышей Ярого”. Это была весьма солидная “крыша” под ней стремились устраивать свои шоу даже известные политики, саме смешное - представляющие различные группировки то есть партии.
Жилище новоявленного светила в области человековеденья представляло собой громадную квартиру с нагромождением дорогой мебели, различной радиоаппаратуры, бытовой техники и предметов толи искусства толи поклонения: картины, иконы, статуэтки и различные безделушки, некоторые с претензией на то чтобы называться шедевром - и все это каким-то образом связано с религией, культом. Маша с интересом рассматривала этот маленький музей кича, слушая напыщенный рассказ толстого, страдающего астматической отдышкой, человека о том, что он владеет некой божественной силой при помощи которой выходит на связь с Космосом, Богом и чем-то еще, и при этом успевает творить различные чудеса исцеления, предсказания и много чего другого, чего у него попросят страждущие и верующие, естественно затем “отблагодарив” своего спасителя “презренными деньгами”. И Маша с детской непосредственностью начала задавать вопросы, начинавшиеся с обычного детского “почему”:
- А почему у Вас крест золотой - ведь сказано: “Не делайте предо Мною богов серебряных или богов золотых, не делайте себе”?... У Вас много изображений святых разных, которым Вы поклоняетесь, а ведь сказано: “Не делай себе кумира и никакого изображения из того, что на небе, земле и воде”?... Вот Вы гадаете о будущем, а ведь сказано: “Ворожей не оставляй в живых”?... Вы берете деньги за свою работу, а ведь сказано: “Даров не принимай; ибо дары слепыми делают зрячих и превращают дело правых”?...
Странные это были вопросы и вся странность их заключалась в том, что таких вопрос никто не задавал светилу и эти вопросы задавал ребенок... Светило было смущено и не знало, что ответить на простую детскую любознательность, оно лишь смущенно и незаметно спрятало большой золотой крест в складки одежды.
- Видите ли Мария, Господь произносил сии слова в другое время и он подразумевал..., - далее начались пространственные изъяснения по поводу понимания предмета разговора более умным и старшим пред детем неразумным.
Маша долго и внимательно слушала и после слов, сказанных с некоторой долей страха: “Немножко стало ясно?” - резюмировала:
- Да, но это Вы так понимаете, а ведь сказано: “Не прибавляй к словам Его, чтобы Он не обличил тебя, и ты не оказался лжецом”...
- Ну что ты, Мария, - смущенная таким поворотом событий, пыталась одернуть дочь Елена Михайловна, - нельзя так взрослым говорить.
- Ничего, ничего, хорошая девочка, - лишь смог озабочено выдавить из себя служитель культа, а может и не культа, неся какую-то околесицу о темных силах ведущих борьбу за души и о том, что только он может эти самые силы победить, естественно, не безвозмездно.
Подобные ситуации возникали все чаще, стоило кому-нибудь из взрослых завести с Машей разговор, сводящийся к морально-этическим темам, и при этом взрослый собеседник всегда попадал в неудобное положение, которое можно было обозначить, как обличение во лжи. Люди практически не говорят правды, в особенности когда эта правда касается их. А Маша, благодаря своим удивительным снам, знала много из того, что мы хотим скрыть под нагромождением своей речи. Ее простые детские слова заставляли людей смущаться, хотя им казалось, что они навсегда забыли, что такое смущение. И Машу взрослые стали избегать или для восстановления некого статус-кво относились к ней пренебрежительно или снисходительно, как маленькому и глупому ребенку у которого не все в порядке с психикой - так взрослые защищали себя. Такие перемены Машу устраивали как нельзя лучше. Теперь она могла больше времени уделять своему другу - прогулки с Джоном стали для нее самым желанным событием, хотя на них все меньше и меньше оставалось времени. Бурный поток современной жизни затягивал Машу все сильнее и сильнее: учеба, различные занятия, уик-энды и все прочее, что входило в понятие светского образа жизни, зарождающегося класса богатых и влиятельных.
Скоро городской жизни Маши наступил конец. Отец, как этого требовало его положение в обществе, построил громадный загородный дом, вернее строил его не он а бригада Олега Васильевича, но на деньги Ярослава Яковлевича. И вот, однажды Маше было предложено собрать свои любимые и необходимые вещи и быть готовой к переезду в новый дом с бассейном, зимним садом и оранжереей, теннисным кортом и всем тем, что отличало дом состоятельного человека от привычных большинству домов.
Маша вышла во двор попрощаться с Джоном.
- Джони, миленький, мы уезжаем, поехали со мной, я скажу папе, - девочке хотелось плакать.
Джон с ласковой грустью посмотрел на Машу и она почувствовала, что ей как будто кто-то говорит о той большой броши с изображением собачьей морды с помощью которой она всегда может ощущать рядом своего друга.
- Джони, я буду приезжать, квартира остается за нами...
И Маша уехала. Джон остался в городе, продолжая свои длительные вояжи в мир людей.
Глава 7. Нищие.
В подвале, где обитал Джон, появился новый житель - человек. Он поселился тайно, скрываясь от людей, даже не подозревая или не замечая того, что в подвале кто-то проживает - люди считаются только с людьми, да и то не всегда. Джон безропотно допустил вторжение человека на территорию своей “жилплощади”, наверное подумав, что места вполне достаточно, хотя изгнать тщедушного представителя “двуногих старших братьев” для него не составляло ни какого труда. Но этот человек заинтересовал Джона своей необычностью - в нем не ощущалось ни злобности и алчности присущих его соплеменникам. Собаки имеют хорошо развиты чувства, не описанные нигде людьми, можно назвать эти чувства способностью ощущать свойства души всего живого. Я знаю, что такими способностями, в той или иной мере, обладают многие представители фауны и даже флоры и что остаточные явления оных проявляются и в некоторых людях, но обычно их считают ненормальными. На “собачьем языке”, если так можно выразиться, подобные ощущения описываются образом сходным с образом, обозначаемым словом “запах”: запах злобы, запах зависти, запах алчности, запах любви... Именно “запаха любви” было в новом для Джона человеке больше всего. Этот человек больше всего хотел любить и быть любимым. Вы можете возразить мне, что мол этого все хотят. Да этого хотят многие, но больше всего они хотят чего-то другого: денег, власти, вещей, рабов телом или душой... - и любовь они чаще всего ассоциативно связывают с этими атрибутами своего счастья. А хотеть просто любви... Нет уж, извините - это к полоумным поэтам и художникам, умирающих в нищете...
Этот человек был нищим, хотя не был ни художником, ни поэтом - он был БОМЖ то есть лицо Без Определенного Места Жительства. Земля на которой он жил, воздух которым он дышал - это было не место жительства. Место жительства - это прописка... Небольшой лиловый штампик в небольшой книжечке, именуемой паспортом, и красивая чиновничья подпись от руки и все - это было право на то, чтобы жить в определенном месте и считаться гражданином. Имеющего такой штампик примут на работу; ему разрешат “выбирать” правительство, которое себя уже давно выбрало; к нему не будут так строги хранители и защитники закона, придумавшие закон о прописке; ему, в случай необходимости, смогут даже оказать бесплатную медицинскую помощь а если так получиться (получится в любом случае) то на небольшом холмике будет табличка с его именем, а без штампика - просто номерок, а то и вовсе не будет ни холмика, ни таблички... И всего то ничего себе - маленький лиловый штампик в паспорте. Я порой диву даюсь, как это люди выжили вообще - ведь раньше то прописки не было и кто-то мне говорил, что в некоторых странах нашей Земли ее нет по это время, врут наверное...
И звали БОМЖа Григорий. Нечего удивляться - у него действительно было имя, отчество и фамилия. А вот паспорта с штампиком о прописке у него не было, а была лишь справка о освобождении из мест заключения по окончанию срока. А когда-то, не очень так и давно у его был паспорт, прописка и квартира, где он согласно этой прописки проживал. И работал Григорий инженером в каком-то солидном КБ и его даже хвалило начальство. Правда потом это “начальство” всячески открещивалось от своих похвал, грамот и премий, уже публично признавая, что “что-то в нем (в Григории значит) было не то”, что именно “не то” они и сами не знали - не может же нормальный советский (это было еще тогда) гражданин получить срок за “развращение малолетних”... “Малолетней” соседке Григория было в ту пору шестнадцать лет и одиннадцать месяцев и она, что скрывать правду, потеряла девственность свою еще в тринадцать лет и помог ей в этом отчим. Отчим “помогал” ей и дальше, подбирая мужчин готовых раскошелиться за прелюбодеяние с “малолеткой”, которой это все очень нравилось самой. И как-то язык не поворачивался назвать все это проституцией, наверное потому, что в этой стране не было проституции и не было законов по борьбе с ней, но была статья за “растление несовершеннолетних”... И была квартира в молодого инженера Григория, а вот в “малолетней” падчерицы такой квартиры не было, а очень хотелось чтобы она была... Соблазнить “инженеришку” для опытной “малолетки” было делом техники, затем появился “разгневанный папаша”, а далее был суд - самый справедливый и гуманный суд в мире. Каждый получил по заслугам: молодая проститутка так и осталась жить с отчимом, квартира досталась другому, а Григорий уехал изучать тайожные просторы страны которую, как ему казалось, он любил...
И вот прошли годы, и Григорий уже не имел права жить в городе, где родился, учился и первый раз по настоящему влюбился...
Григорий умел прощать, потому что умел любить и не умел ненавидеть. Григорий любил людей, а в особенности женщин. Григорий очень любил женщин. Все его существо было наполнено сдерживаемыми горячими страстями, чувствами. С каждой, увиденной им женщиной, он творил такое... о чем могла мечтать каждая женщина - он умел угадывать женские желания. Это был идеальный любовник, которого природа не наделила внешними данными красавьца-мужчины - увы, форма не всегда соответствует содержанию... Стоит признать, что Григорий с виду был, как говорят, “плюгавенький мужчинка”: худенький, небольшого роста, с тонкими кистями рук и лицом рано состарившегося мальчика, в его глазах, казалось, на вечно застыло два выражения - возжелания и страха.
После лагеря Григорий не захотел ехать туда, куда ему указывала справка о освобождении - он хотел в свой родной город, в котором закон жить ему запрещал, хотя Декларация Прав Человека, Конституция и многие правители в своих речах разрешали. Поэтому у него не было паспорта, прописки, а значит и жилья и работы. У него даже не было права жить, потому, что он нигде не был зарегистрирован и учтен... Вы знаете, что письменность возникла, как необходимость учитывать и регистрировать?
А жил Григорий с того, что старался подрабатывать на разных грязных работах, по мелкому воровал, не считая воровством продажу того, что просто валяется на стройках или стоит без присмотра и, когда с работой и “бизнесом” были проблемы, он попрошайничал. Как бывшему интеллигенту (но бывают ли бывшими интеллигенты?) ему вначале было очень стыдно сидеть на грязном асфальте в надежде на чью-то милость. Но вскоре милостыня стала его основным средством к существованию. Ему очень хорошо подавали, а особенно женщины - что-то было такое особенное в этом жгучем, возжеленном взгляде, наполненном страхом, что останавливало почти всех женщин, желающих чем-то помочь этому странному нищему с лицом старика-ребенка. Прибыли Григория были значительны, не смотря на то, что часть их нужно было отдавать некому Гене, контролировавшему всех попрошаек и нищих у вокзала, где “работал” Григорий. Именно “работал” - любая деятельность человека, приносящая ему средства к существованию и есть работа.
За хорошую работу приходится много платить: кто образованием, кто годами жизни и лишениями, кто протекцией, кто честью, а кто деньгами... За место на вокзале Григорий выложил очень крупную сумму матери этого самого Гены - бабе Любе. Баба Люба (именно так ее все звали) была главной нищенкой-профессионалкой на двух центральных вокзалах - железнодорожном и автовокзале . Вы может встречались с ней - такой упитанной и холенной старушкой, всегда закутанной в платок и надрывно голосящей о своей умирающей сестре, брате, единственном сыне, дочери, которым может помочь незначительное подаяние наших сердобольных граждан. Если, по утверждению Шекспира, наша жизнь - это театр, то баба Люба в нем была, как минимум народный и заслуженный артист. По крайней мере ее заработки были порою значительно выше чем титулованных артистов столичного театра. Плакала она всегда очень убедительно, “снимая” с одного автобуса центрального автовокзала месячный заработок инженера.
На автовокзале других нищих не было, а если и кто вздумал бы там появиться, то сразу имел возможность познакомиться с Геной. А Гена был дебилом, но не совсем уж последним, он даже лечился, но в случай чего его бы не судили по всей “строгости закона” - у него была “справка”, какая никто не знал, но боялись ее многие. Мало того, Гена обладал какой-то нечеловеческой силой и обычной человеческой жестокостью. Можно сказать, что Гену боялись все, даже милиция всегда закрывала глаза или отворачивалась, когда Гена “наводил порядки” на своих территориальных владениях, избивая очередную жертву. Но и Гена тоже любил... Наверное мы все, что-нибудь любим. В первую очередь мы все любим себя, некоторые отрицают этот факт, но именно эти “отрицающие” любят себя больше других. И если мы чего-то любим, как нам кажется, кроме себя так это нам действительно так кажется - мы любим то, что приносит нам удовлетворение и тешит наше тщеславие. Я знал одного человека который гордился своим уродством, считая что это весь мир несовершенен - ему так было лучше и он этим жил... Гена очень любил женщин, он жил этой любовью и только в ней он чувствовал себя чем-то более значимым, чем городское страшилище, хотя и эта роль ему очень нравилась. Его неуспокоенная плоть жаждала женщину всегда. При виде красивых женщин Гена терял последние капли благоразумия внедренные ему в спецбольнице, он становился неудержим в погоне за своим желанием. Очень дорого обходилось любвеобилие сына бабе Любе - не одну изнасилованную им девушку пришлось успокаивать при помощи денег или угроз.
И скорее всего по этой причине баба Люба решила, не без помощи сыночка, обложить всех вокзальных и привокзальных проституток данью - каждая из них должна была за бесплатно, строго по графику “обслуживать” любимое чадо мамы Любы.
Баба Люба очень любила своего сына. Это была даже не любовь а какая-то безудержная животная привязанность и одновременно... страх. Она боялась его приступов необузданного гнева, его громадной силы. Часто она ненавидела его и готова была даже убить... Но она боялась остаться одна. Поэтому она старалась как можно сильнее привязать его к себе, выполняя все его прихоти желания. Она купила ему квартиру, шикарную машину и она ежедневно поставляла ему “девочек”, она готова была на все ради него или ради себя... Поговаривают, что некоторые особенно не сговорчивые девицы, из изнасилованных Геной, потом пропали без вести. Чтоже и это может быть - часто находят обеззараженные трупы неизвестных молодых девушек...
Но Григория все это обходило стороной. Он заплатил за свое место, он добросовестно отдавал часть своего подаяния рэкету и его никто, включая милицию, не трогал. Другие нищие-профессионалы не воспринимали Григория всерьез и не строили ему различных, принятых в их среде, козней с целью уменьшить прибыли конкурента. Григорий скромно и тихо получал достаточно и даже больше чем достаточно для того чтобы вести подобающий его статусу образ жизни. Со временем он мог перейти в другую сферу деятельности, к примеру, распространять наркотики, что в социальном плане ценилось значительно выше, но материально было не всегда выгодно да и с законом могли случиться разногласия - закон в первую очередь не щадит исполнителей преступной воли, а уголовные авторитеты порой сами “сдают” милиции тех, кого они называют “мелочью”.
Но не добыча прельщала Григория на вокзале - женщины, много женщин второпях проходящих мимо и лишь на секунду остановившись, чтобы бросить мелочь этому нищему с лицом старика-ребенка и взглядом полным любви и страсти, взглядом ласкающим, понимающим, а если женщине нравилось, то и раздевающим...
Прибыли Григория позволяли ему пользоваться услугами вокзальных проституток и при желании даже более высокооплачиваемых жриц любви. Хотя, я должен заметить, многие ошибаются думая, что за деньги можно купить иллюзию любви в любой продавщицы этого товара - одна из загадок проституции в том, что чаще всего выбирают те кому платят, а не наоборот - вы бы видели как дерутся проститутки за красивого мужчину, называя его “клиентом”... Но странность возжелания Григория была в том, что он жаждал красивых женщин, женщин неразучившихся чувствовать, женщин желающих быть желанными, что в большей мере и составляет понятие женской чистоты. Нет, услуги вокзального контингента не устраивали Григория. Он благоволил перед женщиной как таковой, любовь к женщине, смешанная с желанием была его религией, фетишем. И при всем при этом в нем напрочь отсутствовала агрессивность, складывалось впечатление, что она вся трансформировалась в либидо.
Однажды в городе Григорий увидел Машу и сразу новая гамма чувств нахлынула на него, такого сильного любовного потрясения он еще не испытывал. Ему вдруг показалось, что он увидел богиню, окруженную ореолом радужного яркого света, несущую в себе ауру самой высшей любви - любви, как некого абсолюта. Он выследил дом где жила девочка, он подкупил дворника деньгами и обещанием быть не замеченным жильцами богатого квартала - он хотел жить в доме со своей мечтой...
Наверное это более всего и поразило Джона так снисходительно отнесшегося к, дурно пахнущему телом и издающему благоухание любви, человеку, тем более что этот запах имел строгую направленность - к Маше, к хозяйке и повелительнице Джона. Верные собаки любят тех, кто любит их хозяев.
Нет ничего более опасного для личности в человеке чем невозможность, в определенных условиях, реализовать свои желания, иллюзии, которые в принципе-то достижимы. Недостигнутое желание, нереализованные даже частично иллюзии, мечты могут привести к жесточайшей депрессии, могущей убить личность, убить человека. В таком положении находятся очень и очень многие жители Земли, это один из необходимых признаков социализации человека. Люди уже давно нашли выход из таких ситуаций - это убийство этой самой беспокойной личности, уничтожение разума вином, наркотиками и им подобными веществами явлениями. Григорий не нашел лучшего выхода, как начать пить горькую и всего того, что хмелит и отрывает мышление от реальной жизни, превращая ее в непрерывную череду похмелий. Во истину сказано: “Дайте вино огорченному душою, пусть он выпьет и забудет бедность свою и не вспомнит о своем страдании”. И чем больше Григорий пил тем с удивлением Джон стал замечать, что аура запаха любви вокруг Григория начала медленно угасать и где-то в глубинах подсознания начинает зарождаться что-то злобное, кровожадное, жаждущее насилия. Необычный экземпляр “гомо сапиенса” начал медленно и уверенно походить на остальных своих братьев. Чудеса превращения всегда происходят просто и незаметно...
Часть 2. Космос.
Космос - абсолютно бесконечен, абсолютно не познаваем, абсолютно могуществен... Что такое Космос? На это никто из живущих в настоящем, прошлом и будущем никогда не ответит ибо это Абсолют, это то, что не подвержено никаким рамкам ограничений и определений, к которым так стремиться человек, пытающийся познать себя во всем. Путь этого познания перетерпел очень значительные изменения - от осознания себя центром мироздания до понимания бесконечности времени и пространства - реальности, к которой лишь очень приблизительно можно свести эмпирические законы, описывающие некоторые изменения этой реальности, законы сознания-восприятия себя частью бесконечности...
Космос - это неосязаемые энергии, перемещающие, искажающие, изменяющие то, что мы можем понимать под непрерывностью пространства-времени. Бесконечно малая часть этой энергии, этого изменения - наша Вселенная, наша Вселенная размер которой поражает наше воображение - это ничто для Космоса. Но где-то среди энергий Вселенной затерялась и наша Галактика, исчезновение которой, если допустить такое (явление обычное для Космоса), ничего не изменит в течении процессов внутри Вселенной...
На краю нашей спиралевидной Галактики медленно догорает желтый карлик - наше Солнце вокруг которого кружится наша Земля, а на ней живем мы - люди... Мы, которые кажемся себе такими значительными, такими совершенными, что периодически придумываем себе Бога, который является образом и подобием нашим, хотя, из-за ложной скромности, скрывающей наше себялюбие, мы утверждаем обратное. Мы считаем себя способными познать все и смело утверждаем истины. Мы научились говорить и думаем, что при помощи легких колебаний воздуха, возбуждаемых голосовыми связками и называемыми молитвами, заклинаниями, мы можем управлять ветрами, стихиями и судьбами. Наша жизнь нам кажется совершенным и незыблемым чудом, даже когда нас изнуряет голод, болезни и старость и в конце концов уничтожает смерть о которой мы знаем и от которой хотим уйти, придумав вечный миф о вечной душе. Явление нашей жизни кажется нам доказательством того, что мы с нашими, лишенными фантазиями и воображения, мифами стоим выше космоса, рассматривая его как мертвую пустоту, отрицающую нашу жизнь. И хотя многие из нас не раз убеждались, что в нашей жизни раньше не было - все равно, отказаться от своей исключительной роли просто не возможно, да и нужно ли - мы так хотим жить проще... Но ведь наше величие именно в том, что мы часть Космоса, для которого мы ничто, но наше присутствие и есть Космос также как и Галактика, Вселенная...
...Сквозь глубины и силы Космоса, сквозь энергетические бури, сметающие миллиарды таких Вселенных как наша и еще более величественных, сквозь невиданные и непознанные формы излучений, преобразований материи, сквозь невообразимые пространственно-временные катаклизмы перемещался маленький сгусток энергии, материи, вещества. Это был осколок Космоса, попавший волей сил неведомых в поле притяжения Земли. И теперь он представлял собой твердое образование, содержащее известные на Земле элементы, но с теми незаметными для людей изменениями, которые наложил на него Космос, создав неповторимость, уникальность. Трудно, практически невозможно, оперируя современными представлениями людей о строении мироздания, определить отличие этого вещественного образования от таких же подобных. Электроны, протоны и нейтроны, входящие в состав этого кусочка космоса, а также сильные и слабые взаимодействия, соединяющие их в привычный атом, молекулу, нефиксируемо отличались от таких же в другом таком кусочке космического тела. Путь преобразований каждой части Вселенной исключителен и не повторим, отпечатки Космоса намного разнообразнее чем отпечатки пальцев...
В глубинах строения этого холодного для нас, твердого, похожего на камень, куска чего-то, ставшего частью солнечной системы, Космос отпечатал код преобразования Разума. Когда-то очень давно, несколько миллиардов лет назад в земном летоисчислении, подобный кусочек Космоса влетел в горячую метаново-водородную атмосферу молодой Земли, принеся с собой код Жизни. Это был катализатор, позволивший соединиться в определенной последовательности, образовавшиеся самопроизвольно аминокислоты, создавший таким образом первую молекулу белка, способную к мутациям, к развитию и к тому, что стало жизнью в нашем понимании. Это весьма незначительное событие для Космоса произошло в крайней степени случайно, с точки зрения современной математики вероятность его равна нулю, но это событие всеже случилось. Нельзя предполагать, что подобные события больше не возможны. Да, в наших представлениях о Континууме, о Универсуме - такое больше не возможно, но для Космоса, для его абсолютной безграничности такие события случаются довольно таки часто.
И вот маленький кусочек Космоса начал стремительно приближаться к Земле. Он был настолько мал в своих размерах, что ни один телескоп, ни один радар не смог бы зафиксировать его появление, да и к чему это было - ведь никакой опасности такое материальное образование для планеты не несло...
Глава 1. Все теже лица.
Прошел год...
Что такое год для жизни человека - немногим более чем 365 суток и около 6 часов... Когда дни проходят в заботах и трудах - год это миг. Когда ожидаешь - год это вечность, впрочем вечностью тогда кажутся секунды.
Для Маши год пролетел быстрее самой быстрой и коротко живущей падающей звездочки. Новый дом, новые впечатления, новые ощущения, учеба, занятия - да мало какие дела занимают очень короткий день человека, начинающего жить. Она все реже и реже приезжала в свою городскую квартиру и все реже виделась с Джоном, но это не означало, что прервались их отношения. Странная старинная брошь с собачьим барельефом по прежнему устанавливала незримую и ощущаемую связь Маши с ее верным другом очень похожим на изображение броши. Стоило Маше взять эту брошь в руки или просто вспомнить о ней, как сразу она начинала ощущать приятные покалывания в кончиках пальцев и какая-то нежная, теплая волна чувств, состояний сознания овладевала ею: пред ней расширялись границы осязаемого, ощущаемого, понимаемого - она могла видеть, слышать, ощущать то, что обычно ей и другому человеку не доступно. Это был шаг за горизонт, за предел чувствительности, за пределы времени... Она могла ощущать себя в другой части мира, в другом времени, среди других людей, в любых ситуациях. Она могла лишь одним желанием сфокусировать органы чувств на любом из желаемых явлений, к примеру: присутствовать на приеме в английской королевы и ощущать запах ее духов, не зная языка понимать смысл речей Ее Величества; она могла стать свидетельницей ограбления ювелирного магазина в Лос-Анжелесе, при желании проследив все действия грабителей... задолго до исполнения преступления; она могла прочувствовать мысли тайно умирающего мильдеардера в скудной больнице Кейптауна и увидеть сказочные клады, поначалу найденные им, а затем перепрятанные... Она могла видеть то, что навсегда могло остаться тайнами человечества. Тайны создания могущественных древних сооружений, городов и правда о их разрушении; тайны жрецов великих ацтеков и загадочных египтян; тайны марсианских каналов... Прекрасный мир природы и истории открывался ее любознательному уму. И все это происходило как само собой разумеющееся, как продолжение ее когда-то таких любимых бесед во время прогулки с Джоном. Маша знала, что многое из того, что она ощущает, видит в своих удивительных снах и фантазиях - это благодаря Джону и тайнам связанным с ним.
Многие тайны подвластны нам, но нас более прельщает или порабощает обыденность... Представьте, что вы ребенок и вы получили волшебную возможность жить миром сказок, фантазий, чудес - вряд ли вы упустили свой шанс. Но ведь чудеса действительно существуют. Кто-то бредет по африканской саване и видит стада почти сказочных, для жителей других континентов, животных; кто-то живет в джунглях величайшей реки Амазонки и не считает постоянную борьбу за выживание экзотикой; кто-то бурит скважины в вечной мерзлоте и для него это не романтика; кого-то окружает роскошь и он не замечает ее, а кто-то эту роскошь создает и не пользуется ею, но получает удовлетворение от процесса созидания... Если что-то и кому-то доступно, оно достижимо и нами, и это есть самое великое чудо - чудо, дарованное жизнью. Кто хоть частично воспользовался своим шансом того можно считать счастливцем. Наверное поэтому детство считается счастливым - только в детстве нам так много доступно...
А что же Джон? Он начал свое путешествие среди людей. Его громаднейшее царство было частью человечества - ведь собаки есть везде, где есть люди - люди без собак не были бы людьми...
Многие из нас видели его и его подданных в тех местах, где людям нужна была помощь. Но не все замечали собак хотя и пользовались их услугами. Где-то собаки спасали утопающего, а где-то задыхающегося в дыму пожара, кого-то они вытаскивали из под снега, кого-то из поля боя. Собаки охраняли, защищали от врагов, злоумышленников, от холода, голода, зноя и одиночества... Собаки ложились под хирургический нож кровожадных хирургов, которые придумывали себе оправдание, что это смерть собак нужна во имя спасения людей. А почему это смерть людей не могла бы послужить спасению собак? Да и зачем такие громкие слова - зачем своей жизнью спасать другую, когда можно жизнью продлить жизнь. Но мы очень любим убивать во имя своего спасения и очень не желаем обратного. Убив кого-то, мы можем обмануть себя, почувствовав что живем больше относительно убиенного...
А ведь собаки могли нам помочь гораздо больше, если бы мы этого захотели. Но люди не желали помощи во спасение - они лишь признавали помощь во имя, губящего их, ублажения своего естества и гордыни. Люди не желали помощи поэтому они о остаются беспомощными по сей день. Их губят стихии, болезни и они губят себя, но изо дня в день наращивают усилия по своему уничтожению.
- Джони, ты же можешь остановить людей - они же уничтожат себя, - спросила Маша в одном из своих снов.
- Никто не может остановить процесс разрушения ибо разрушение это и есть создание. Выживает то, что должно выжить, - услышала она ответ, пришедший из пространства за доброй собачий мордой...
- А что должно выжить?
- То что выжило, что существует...
Люди еще существуют - значит они пока сильнее, сильнее не телом (динозавры были очень могучи) а разумом. Может скоро они себя уничтожат - значит их сила ослабеет, а то вовсе исчезнет... Увы...
Но пока люди жили и искали радости и осмысления своей радости в жизни. Они были неудовлетворенны многим существующим и поэтому постоянно что-то стремились создать, чтобы удовлетвориться, насытиться, прожить со смыслом. И строили они дома, мосты и плотины; и взрывали они горы и засыпали ущелья; насаживали сады и корчевали леса; отравляли воздух и придумывали новые фильтры для дыхания в отравленной атмосфере - они много чего делали, чаще всего не понимания зачем и лишь придумывали какое-нибудь оправдание.
А Ярослав Яковлевич строил по-новому старый Город, восстанавливая то, что когда-то было центром. Строительство шло полным ходом. Было решено к Новому году закончить строительство торгово-гостинничного комплекса под именем “Мария”.
Краны грохотали и днем и ночью при свете прожекторов, строительные леса убирались в одном месте и появлялись в другом. Полунищие художники и ваятели за незначительную плату уже начали воссоздавать облик преуспевания, богатства и незыблемости. Проект Павла Александровича воплощался в реальность и в такую в какую он даже не предполагал. Архитектор работал почти круглые сутки познав истинную радость от созидательного труда. Лишь однажды он немного огорчился, узнав о пропаже бронзовой таблички предназначенной увековечить его имя вместо имени тех первых мастеров, создавших этот архитектурный ансамбль с небольшим, по современным меркам, трехэтажным домом по центру.
Более всего Павел Александрович опасался, что эту табличку украли завистники с целью использовать ее для насмешек, шантажа или еще чего-то коварного на что способны завистники, включая привлечение “темных” сил в виде ворожей, гадалок и ведьм. Ему порою было трудно объяснить несколько незначительных аварий на стройке или необычную крепость отдельных элементов старых зданий, именно тех что, согласно его проекту, подлежали разрушению. Он даже позвонил к своему бывшему другу детства, промышлявшему на ниве гадания, исцеления и аномальных явлений и попросил его помощь в борьбе со злыми, не управляемыми силами, может быть с теми, что разрушало новое и сохраняло старое. Легче всего обвинить потусторонние силы, чем изучить явление, а ведь все было очень просто: стояло прочно потому, что строилось на совесть, а рушилось по причине тривиального воровства и некомпетентности - прораб хотел сэкономить на заработной плате и набирал дешевую рабочую силу. Каждый прораб должен помнить, что самое дешевое - это рабочая сила, самое дорогое - квалификация, но дорогое служит гораздо дольше...
Друг Павла Александровича оказался тем самым экстрасенсом или как он себя красиво называл, доктором парапсихологии, астрологии и белой магии, которого так смутила своими простыми вопросами Маша. И звали этого, уже знаменитого, почти народного, светила оккультных наук Виктор по фамилии Шутов, что давало возможность друзьям детства называть его по детской кличке “Шут”, но об этом мало кто знал.
- Шут, ты можешь помочь? - спросил по телефону своего друга детства Павел Александрович.
- Да, какие дела, Паровоз ( Паровоз - это была кличка Павла Александровича в том же далеком детстве), а что случилось?
- Да это по твоей части - чертовня какая-то, нужно чтобы ты проверил тут стройку одну. Были здесь ученные, нашли какое-то излучение, но ничего толком не сказали и укатили, а херня разная как творилась так и твориться. Ты того, не волнуйся - оплата гарантируется.
- O’key, my friend, это есть отшень карошо - “оплата гарантируется”, - почему-то на иностранный манер отвечал доктор магии, он любил вставлять в разговор незамысловатые фразы на различных языках, хотя ни одного языка, кроме родного, с ярко выраженным ресторанным акцентом, он не знал.
И экстрасенс приехал на стройку на здоровенной, сильно дымящей машине FORD-GRANADA. Полдня он ходил по подвалам, этажам и крышам строящихся зданий нося в руках какие-то две веточки, привязанные на ниточках, размахивал руками и шептал какие-то слова, а может даже и не слова... Рабочие с интересом наблюдали за полным мужчиной одетым в длинное, черное, кожаное пальто, совершающим не очень понятные действия на стройке.
- Коляня, ты все знаешь, это кто? - спросил Сергееч своего молодого помощника с которым они вместе устанавливали сантехнику.
- Экстрасекс.
- Да ты что... Во дает. А что он делает?
- Дураков доит.
- Как это доит?
- Я так думаю, что хорошо. Сотню, вторую баксами возьмет.
- За что?
- За то что нечистую силу разгонит.
- Во дает, во молодец! Двести долларов за полдня махания руками, - удивлялся Сергееч, - может мне на старости лет в экстрасексы податься, а то сексу не могу уже, а унитазы ставить надоело. А, Коляня, а ты почему в эти сексы не идешь?
- Да ну их - они же конченные...
Как бы там ни было, а товарищ Шутов Виктор Семенович получил согласно ведомости три месячных оклада архитектора за “проведение специальных дефектоскопических работ”. Трудно нам необразованным понять как это можно с помощью небольшой гибкой веточки обнаружить “энергетические столбы и дыры”, а затем их “залатать”, но многое нам не дано познать, потому, что оно нам и не нужно. Ведь Виктору Семеновичу тоже не интересно, как устанавливается сантехника. Он подошел к Сергеечу и просто спросил:
- Слышь, мужик, а сможешь мне установить новую ванную, бидэ и мойку на кухне?
- Да чего уж там - это можно.
- И бидэ можешь? - удивился экстрасенс.
- А сколько этих делов, - в свою очередь немного удивился бестолковым вопросом Сергееч, для любого специалиста по установке сантехники принципиальной разницы не было что и где устанавливать.
- Сколько это стоит?
- Мы народ не жадный, да Коляня, - почему-то обратился Сергееч к помощнику, - на месте посмотрим, что к чему, там и договоримся.
- Yes! - опять перешел на английский, изучаемый по видеофильмам, Виктор Семенович, протягивая Сергеечу визитку. - Завтра вечером жду вас.
- Какие дела, будем. Да, Коляня?
- Так точно, шеф, - весело ответил молодой рабочий, принявший положение “смирно” и изображая довольную улыбку идиота.
Экстрасенс уехал вместе с архитектором. Сергееч посмотрел на Коляню и недовольно проворчал:
- Не строй с себя шута горохового - клиентов распугаешь.
- Да ну, дядь Толь, он сам как шут, - как бы оправдываясь говорил Коляня, а затем презрительно сплюнув, добавил, - шуты порою больше королей имеют...
Я не знаю каких шутов и королей имел ввиду юный любитель Стинга, но для особо любознательных скажу, что треть полученной паранормальным специалистом суммы, по предварительной договоренности предназначалась Павлу Александровичу и теперь бывшие школьные товарищи ехали отметить сделку. Как они ее отмечали я не знаю. Но на следующий день лицо Павла Александровича было немного помято и он несколько раз судорожно пил холодную воду, а потом тихим озабоченным голосом кому-то пожаловался:
- Что ей еще надо? Ну, выпил человек с другом детства...
Что интересно, в то самое время, когда доктор разных магий Шутов проводил свой “рабочий сеанс” по “коррекции энергетических аномалий” Ярослав Яковлевич посетил доктора теологии отца Феофана в его уютной домашней келье - квартире в центре города площадью метров в сто пятьдесят квадратных.
“Не плохо для скромного попика, - подумал Ярослав Яковлевич, входя в квартиру и мысленно оценивая стоимость дорогой мебели из ценных пород дерева, антикварных предметов искусства, картин, гобеленов на стенах и ковров на полу, - вот кого в молодости нужно было трясти...”
А отец Феофан суетился и заискивающе улыбался. Его и раньше посещали солидные люди и даже более знаметитые и богаче Ярослава Яковлевича, но то были солидные политики, крупные государственные чины и бесталанные, но именитые артисты, искавшие совета у священника, как увеличить власть свою и уменьшить влияние других. Теперешний посетитель принадлежал к сословию, устанавливающим свои законы и свои правила. И хотя имена таких людей не так часто блистали в официальных сводках, но их пухлые секретные и даже совершенно секретные личные дела заставляли задуматься над тем, кто имеет истинную власть в стране. Отец Феофан хорошо помнит, как год назад Ярослав Яковлевич поинтересовался успехами дочери в лицее и еще спросил о претензиях отца Феофана к знаниям Маши Закона Божьего. И как спросил - отец Феофан на всю оставшуюся жизнь запомнил холодный взгляд, отнявший на мгновение красноречие, которым так гордился отец Феофан. Тогда ему показалось, что два человекоподобных великана, стоящие рядом с Ярославом Яковлевичем, разорвут в клочья любого на кого укажут эти глаза. Нет, что вы, что вы - к Маше никаких претензий, уже год, как Отец Феофан ее не спрашивает и ставит только отличные оценки - так оказалось лучше для всех.
И вот этот грозный человек опять посетил отца Феофана теперь уж на его квартире. Визит не был неожиданным, потому, что секретарь мелодичным голосом кинозвезды по телефону уточнила время визита своего шефа и даже поинтересовалась может ли отец Феофан принять его. Не согласиться было очень трудно. Но зачем понадобился священник бывшему бандиту секретарь не сообщила. Какое-то седьмое чувство подсказывало отцу Феофану, что на этот раз визит имеет другие цели, чем ранее и он не опасен. Хотя куда деть следы страха уже более года преследовавшие священника после первой встречи с заботливым папашей.
- Святой отец, я не надолго, - сразу, после вежливого приветствия и ритуального извинения за причиненные неудобства, начал излагать суть своего прибытия грозный гость, - я прошу Вас быть почетным гостем на открытии отреставрированного центра старого города и благословить открытие новых сооружений.
- Я слышал о Вашем благородном начинании, Господь не оставит Вас вне милости Своей, - отец Феофан приосанился, он понимал, что в данном случае ему нужно восхвалять не господа а своего гостя, потому, что это может быть на много выгодней, - нет ничего благородней чем возвращать народу его историю - исток его духа. Я часто возношу свои мысли к Богу и прошу Его ниспослать милость свою на нас грешных и вижу я, как преображается земля наша благодаря таким людям, как Вы. Великое и богоугодное начинание начали Вы и это большая честь для меня присутствовать на освящении нового пути. Но позвольте задать вам один не скромный вопрос...
- Да, слушаю Вас, - ответил Ярослав Яковлевич, посмотрев на часы и подумав, - “Прошу, только не долго”.
- А освящалось ли начало строительства?
- По-моему нет, святой отец.
- Это плохо, нужно бы освятить. Любое благое начинание требует божьего напутствия.
- А не поздно, мы уже вроде заканчиваем? - сказал Ярослав Яковлевич, подумав, - “А что, Бог не может без тебя это сделать сам...”
- Ничего, что угодно Богу и людям совершать не поздно. Тем паче я слышал, что на стройках Ваших совершаются явления необъяснимые...
“Откуда он все знает? - подумал Ярослав Яковлевич. - Наверное газеты читает, пишут козлы разные все что попало...”
- Да нет, вроде бы все нормально, - уверено говорил Ярослав Яковлевич, - наука была и признала, что все в норме и даже лучше чем в норме - все отлично.
- Но всеже освятить не мешало бы. Дьявол силен в своем коварстве.
- Хорошо, нет никаких проблем. Вас может прямо сейчас отвезти моя охрана. Я извиняюсь, но мне нужно к мэру города. И..., - Ярослав Яковлевич на некоторое мгновение замешкался, затем вынул из внутреннего кармана пальто бумажник, раскрыл его и взял несколько крупных купюр, протягивая их отцу Феофану, - это, святой отец, на Храм Божий и другие благочестивые дела.
- Благодарствую от имени прихожан, да Благословит Вас Господь в благородных делах Ваших, - отец Феофан взял деньги и с ловкостью фокусника отправил их куда-то под складки рясы.
- Ну вот и договорились, - отметил бизнесмен, - открытие намечено на 25-е декабря, время уточнит мой секретарь. А сейчас, - он обратился к охране, - Коля, отвезешь отца Феофана на стройку, возьмешь джип. Петя, а ты со мной.
Охранники понимающе рыкнули.
- До свидания, отец Феофан, я рад, что мы с Вами нашли общий язык, - Ярослав Яковлевич быстро развернулся и ушел, на ходу принимая благословение священника.
Уже, сидя в машине, Ярослав Яковлевич тихо сказал:
- Черт, даже к Богу за обращение нужно платить, что тогда обижаться на мэра.
Водитель понимающе улыбнулся...
Глава 2. Рождество.
Маленький кусочек материализовавшегося Космоса стал обычным небольшим метеоритом, по громадной нисходящей спирали приближающегося к Земле. Он уже начал подвергаться воздействию магнитного поля планеты...
А Маша с мамой ехали в город на выходные дни за покупками. Наступало Рождество и нужно было приобрести новые наряды, подарки близким и друзьям и произвести массу различных беспорядочных работ, движений и дел, именуемых предпраздничными хлопотами и приносящими людям желаемое ощущение радости, а может быть и счастья. Некоторую суетливую особенность этим хлопотам придавал факт открытия комплекса “Мария”, где по замыслу режиссера, лауреата какой-то там заграничной премии, Маша должна была выступать в роли принцессы, открывающей бал. А Елена Михайловна, как мать принцессы, должна была выполнять роль королевы. Нужно было заказать подобающие такому случаю наряды, подумать над украшениями, прической. О-о-о, как повезло мужчинам, что им не надо думать над такими сверхсложными задачами, им жить гораздо проще - нужно лишь суметь заработать деньги для реализации решений, принятых женщинами...
Многим мужчинам казалось, что Елена Михайловна справилась с задачей, хотя все присутсвовавшие на открытии и балу, посвященному этому открытию, женщины, шушукаясь между собой, отмечали безвкусицу наряда. Лично мне казалось, что они сами были одеты еще хуже, но это на мой взгляд, а я не очень-то разбираюсь в веяньях моды - мне просто нравятся красивые женщины. Как бы там ни было, но на открытии комплекса “Мария” Елена Михайловна блистала, привлекая к себе объективы телекамер и внимание мужчин. Даже Президент страны уж очень часто делал ей комплименты и первой леди приходилось несколько раз толкать в бок своего уж очень внимательного к чужим женам супруга. Да и будущий Президент бросал косые, похотливые взгляды на жену своего покровителя. То что это будущий Президент Елена Михайловна догадалась, но политика ее мало интересовала. Политика - это игры мужчин... во имя женщин. Многие могут не согласиться с таким мнением, но ничье несогласие не изменит правды...
...И хотя наступил конец декабря погода была, увы, не зимняя: мокрый снег сменялся мелким холодным дождем, улицы и дороги были покрыты жидкой грязной смесью снега, пыли, мусора, которая делала все автомобили одного цвета, а людей подчиняла одному желанию - скорее добраться к укрытию, к теплу, свету, уюту. Небо превратилось в однородную, серую, промозглую пелену холода, ветра и мокроты, перемешиваемую беспорядочными порывами ветра. И никто не смог бы даже при самом великом желании заметить меленькую звездочку, летящую на встречу с предрождественской Землей, ведь и большие звезды, луна, да и солнце не могли пробить своим свечением плотную, мокрую серость.
Узнав, что Елена Михайловна приехала в город, ей позвонили старые, в смысле давности, поклонники ее красоты, бывшие однокурсники по университету. Чтобы прекратить не нужные словоизлияния по телефону, Елена Михайловна вынуждена была пригласить их к себе в гости. Поначалу она даже обрадовалась такому повороту событий, потому что муж был занят решением своих финансовых вопросов, которые всегда нужно было решать в конце года, и последними приготовлениями к открытию своего комплекса. Работы у мужа было очень много, хотя бы потому, что на открытии должен был присутствовать нынешний и ... будущий президенты страны (имя будущего Ярослав Яковлевич не называл; имя - это было не принципиально). И чем занять несколько дней в этом сыром городе она не знала. Вопросы с подготовкой к открытию она решила очень быстро так как не научилась убивать время на одежду и еду. Городская суетливая жизнь, потерю которой Елена Михайловна сильно переживала в начале своего, как она считала, заточения в загородный дом, постепенно забылась и в данный момент времени воспринималась, как не нужная суета. Много того, что входит в понятие светского образа жизни, было ей не привычно и отторгалось, взращенным в коммуналке, пионерских лагерях и веселых студенческих мероприятиях естеством. Ложь и расчетливость, граничащая с завистью и злобностью, скрывалась под надуманными правилами приличия, отвергая это самое приличие - этим всегда славился высший свет любого общества.
А загородный дом давал ощущение покоя и некого чувства свободы и занятости. Это даже был не дом, а громадная усадьба, требующая постоянного ухода и хозяйского глаза. И Елена Михайловна очень скоро ощутила потребность быть хозяйкой этой усадьбы. Хлопоты по обустройству, по переделке тех или иных конструкций, работа в оранжерее и зимнем саду, забирала почти все активное время суток. Постепенно появился и небольшой штат прислуги, поступивший в полное распоряжение некогда простой девочки, превратившейся в помещицу с вредным, как и положенно помещицам, характером. Древняя тяга языческих князей к ведению большого хозяйства начинала проявляться в этой внешне очень эффектной светской даме. Елена Михайловна решила завести небольшую ферму и то, что она называла “огородами”. Ярослав Яковлевич был приятно удивлен желанием жены заняться “каким-нибудь делом” и без раздумий и предварительных расчетов финансировал начинания своей жены. Им были скуплены за чисто символическую цену две разрушенные пустующие фермы и несколько десятков гектаров земли бывшего колхоза. По современным и технологичным проектам, привезенным из Бельгии, были построены новые фермы и все это подарено на годовщину свадьбы бывшей первой Мисс Города. Теперь на фермах откармливались породистые европейские свиньи, давали превосходное молоко не менее породистые коровы и все это перерабатывалось на небольшом местном предприятии, созданном той же неутомимой Еленой Михайловной.
Естественно, что свое нахождение в городе она считала лишней тратой времени - ее ждало дома хозяйство, производство и множество важных и не завершенных дел. Но она также понимала, что должна нанести вместе с мужем ряд ответственных визитов, что у нее подрастает дочь, которую нужно было начинать “выводить в свет”, да и представлялась возможность прозондировать почву для некоторых своих, далеко идущих коммерческих планов - Елена Михайловна хотела найти пути присоединения к своим владениям значительно больших территорий и ресурсов, что по существующему законодательству было почти не возможно, но это “почти”- женская красота и деньги могут изменить не только законодательство...
Но какой женщине не хочется хоть на миг возвратить свою молодость, ощутить себя вновь легкой, беззаботной, обожаемой... Звонившие бывшие сокурсники когда-то были сильно влюблены в нее (в нее тогда многие были сильно влюблены) и тогда они считались, а может считали себя сами, лучшими среди лучших. Но тогда было другое время, а потом все как-то резко изменилось и “лучшие” в лучшем случае стали не приметными - социальные катаклизмы вроде бы все меняют, но на самом деле расставляют все на свои места...
Звонивших было двое. Это были самые преданные поклонники Елены Михайловны, сохранившие в своей памяти отголосок былых чувств и страстей. Они всегда противостояли друг другу, ненавидели друг друга, но жить друг без друга не могли ибо их взаимное соперничество и вражда заставляли постоянно становиться лучше соперника, достигая, таким образом, вершин самосовершенства. Человек не может отказаться от того, что помогает ему стать лучше себя среди людей, пусть в ущерб своему индивидуальному. Гонка за призраком своего совершенства сродни гонки за спортивным результатом - жилы порваны, но ты с медалью... Эти двое не могли расстаться с призраком своей любви и ... с реальностью соперника. Предмет проецирования их самовлюбленности, уже давно вышел замуж, превратившись с близкой Леночки в почти не доступную Елену Михайловну, а их соперничество переросло в некую идеологическую вражду, разведя бывших друзей по, так называемые, разные стороны баррикад. Эти “баррикады”, по идее, должны были защищать Истину и назывались они науками, призванными отражать и защищать эту самую Истину. Бойцы, на этих внешне могучих бастионах, называли себя ученными, а противников профанами, остальных - серой массой, ничего не смыслящей в сложных стратегических ходах гениальных (не иначе) операций. Но, как это часто бывает на войне, причину противостояния никто не называл. И Истина была очень далеко от места сражения и уж совсем не зависела от исхода боя....
А когда-то нынешние соперники учились в одной группе, столь бесперспективного, в смысле дивидендов будущей профессии, исторического факультета университета и слыли очень способными студентами. Они были даже друзьями, искренне, по-юношески восхищаясь своей дружбой - тогда им казалось, что они способны пожертвовать всем друг ради друга. Ах, как хочется ощущать себя способного к жертвам и как этого не хочется делать.
По истечении стольких лет бывшие друзья ни как не хотят забыть тот теплый сентябрьский вечер, когда в их студенческой столовой происходило посвящение в студенты молодых первокурсников. Робкие недавние школьники сбившись в углу импровизированной сцены с неким чувством зависти и восхищения смотрели на раскованных и чуть-чуть нагловатых, как того требовало их положение, старшекурсников, среди которых особо выделялись, взявшие на себя заметную роль распорядителей вечера, два друга. Шутки, веселье, символический хлопок бутылки шампанского и раздача студенческих билетов... Вот тогда они увидели ее. Они ее заметили первыми и их по праву можно считать первооткрывателями еще одной грани женской красоты. Худенькая, по-детски слегка сутулая, с нелепой прической, неумелым и робким макияжем, в глухом платье, перешитом из маминого вечернего - она находилась как раз в том состоянии, когда из гадкого утенка должен был появиться прекрасный лебедь. Ничто так не влияет на формирование молоденьких женщин, как пристальное внимание великолепных мужчин - на то время и в той среде друзья были именно такими. Но ничто так не преображает мужчину, как присутствие рядом вполне достижимого женского идеала. Вот тогда и началось их соперничество друг с другом. В тот вечер они были не подражаемы, они были превосходны в своем остроумии и юношеском задоре, постоянно приглашая на танец юную красавицу. А потом началось: каждый хотел казаться лучше другого, выделиться чем-то, что могло привлечь внимание предмета обожания. “Предмет” в то время осознал, что с помощью красоты и некого внешнего вида чистоты можно добиться в большом городе гораздо больше, чем быть вечной спутницей книжного червя или преподавателя, старающегося донести скучающим отрокам смысл прошлого в то время, когда их интересует только настоящее. Но какой женщине не льстит внимание, тем более когда о ней знают многие - это своеобразная женская реклама. И Леночка умело подогревала интерес к себе своих обожателей, оставляя для них призрак надежды. Может быть из-за столь пристального внимания безгрешных юношей ее заметили греховные не только в мыслях зрелые мужчины, пригласив для участия в конкурсе красоты...
И вот прошли годы... Елене Михайловне опять захотелось на минуту ощутить себя обожаемой Леночкой, побыть в центре внимания, услышать потоки искренней лести, скрывающей извечные желания суть которых так и не разгадана хотя вокруг них строятся все взаимоотношения людей.
Извечное соперничество сделало одного из поклонников Елены Михайловны археологом, пытающегося найти свою Трою и доказать всему миру его несовершенство. Другой стал теологом, который постоянно доказывал совершенство в себе. Сколько ученных пытаются доказать несовершенство, породившее совершенство в виде их теорий, наук и их самих...
Назовем, для простоты, этих двоих Археологом и Теологом. Не будем афишировать имена людей, считающих себя знаменитыми, зачем разрушать им иллюзию о себе - этим мы никому хорошо не сделаем, а огорчить сможем...
Они сидели в изящных креслах возле небольшого дубового столика прекрасной работы местных мастеров на котором стояла бутылка настоящего французского коньяка “Мартель”, рюмки, кофейник, маленькие кофейные чашечки и лежала раскрытая большая и красивая коробка шоколадных конфет. Невдалеке от столика в двух больших хрустальных вазах стояло два великолепных букета роз: белых и темно-красных - великолепный подарок женщине любого возраста и социального положения. Горело ласковое пламя камина, создавая неповторимое состояние доверия, душевности и чистоты помыслов. Если вы хотите очистить себя от тяжести дневных забот, дум, если вы хотите остановиться в этом беспрерывном движении по жизни и немного отдохнуть - рекомендую вечером зажечь камин, печь или в крайнем случае газовую горелку, выключить электрическое освещение и зажечь свечи... Медленное догорание дров, стеарина свечи (ах, где вы сейчас достанете воск, если мед и тот искусственный) чем-то напомнит вам всю нашу жизнь, медленно догорающую и испускающую тепло, свет... Мы ведь тоже дети природы и наша жизнь - это действительно горение. Одни горят медленно и уверенно, что это кому-то нужно, другие воспаляются пламенем пожара неся беду или созидая что-то новое, а некоторые тлеют, сохраняя тепло подольше и в чьих-то гаснущих угольках всегда есть та искорка, которая может разжечь пламя... Цените любой огонь - он взят в богов и очень часто делает богами нас, растапливая и согревая то, что мы называем душой.
Археолог и Теолог спорили о душе и о смысле жизни - это была их любимая и вечная тема для споров, раздоров и развития ума, да наверное и не только их. А Елена Михайловна сидела спиной к камину на высоком кресле, похожем на трон, и как королева (а она ею в тот момент и была), слушала своих верных пажей или шутов, стараясь понять смысл их въедливых и заумных фраз, ожидая совсем другого - внимания к своей царской особе. Но спорящие уже забыли зачем они пришли - они по-прежнему слушали только себя, упиваясь своим остроумием, впрочем это касается всех спорящих. Правда, они поминутно бросали значимые взгляды на ее, как бы проверяя какой эффект производят своими отточенными, по их мнению, мыслями, фразами, что, в общем-то, говорило о том, что они пришли сюда ради женщины, а не ради того, чтобы выяснить, что такое душа и что является смыслом жизни. Это вечный вопрос не имеющий ответа, может быть, кроме одного: смысла жизни нет, а есть жизнь как таковая и не надо ее наполнять чем-то не свойственным ей - смыслом значит.
Маша также некоторое время была незаметным свидетелем этого диспута, являясь невнимательным слушателем но зато искренним почитателем вкусного содержимого коробки. Она ожидала самого интересного в беседах бывших соучеников: воспоминаний о беззаботной студенческой жизни, о проделках, о веселых праздниках, которые и составляли такое понятие, как студенческая жизнь. А что есть интересного в бессмысленных разговорах о Смысле?
Маша осторожно, на цыпочках, наверное, чтобы не мешать дядям ученным оттачивать свое совершенство, подошла к матери и тихонько спросила у нее разрешения пойти в гости к подружке, живущей в соседнем подъезде.
- Оденься потеплее, доченька, - дала обычное в таких случаях указание мать, - там холодно. И не очень долго гости, не надоедай людям.
- Хорошо, мама, - Маша, как послушный ребенок, закуталась в длинный шарф и одела теплую меховую куртку, - я на часик.
Но, Маша и не думала идти к своей подружке, ей захотелось прогуляться по двору, вблизи дома, в парке. Она знала, что Джона в городе нет - он был очень далеко, спасая диких животных от громадных пожаров, спровоцированных цивилизованными людьми...
...А метеорит уже ощущал на себе удары ионов земной атмосферы, приближаясь к конечной точке траектории полета. Космос дорисовывал последние штрихи кода Разума, зашифрованного в структурах небольшого куска материи, похожего на обычный большой булыжник...
Разгоряченные Археолог и Теолог уже давно потеряли нить разговора, который, как все научные споры, в конечном счете сводился к взаимному обвинению в некомпетенции, что совсем не интересовало Елену Михайловну. Кофе давно застыл, полбутылки коньяку пропало в испарениях голосовых связок и она начала с раздражением отмечать, что ее бывшие поклонники ничего кроме раздражения вызвать уже не могут. Она начала думать о своей ферме, своем мини-заводике по переработке молока и мяса, просчитывая в уме затраты и предполагаемые прибыли от введения различных технологических новшеств. Она вспомнила заманчивое предложение одного старого профессора селекционера и генетика о возможности выращивания цитрусовых, экзотических растений не только для декоративных целей, но и для сбыта. Она вдруг подумала, что не плохо было бы в строящемся новом торгово-гостинничном комплексе открыть свой фирменный магазин. Она думала о наполнении своей жизни смыслом, понимая, что время вернуть не возможно - да и нужно ли...
“Чтоже, - подумала Елена Михайловна, снисходительно смотря на своих бывших обожателей, - пусть это будет светская беседа о возвышенных материях. И это полезно...” Ей было интересно наблюдать за так и не повзрослевшими, но постаревшими мужчинами.
В это время Маша вышла во двор, обошла пустующую детскую площадку, заботливо убранную дворниками. Потом она немного прошлась по парку, представляя, что рядом с ней идет ее верный друг. Не смотря на очень плохую погоду в парке гуляли люди и все они были с собаками - это было время вечернего выгула. Люди подходили друг к другу, здоровались, разговаривали и желали счастья в наступающем Новом году. Маша вдруг подумала. что благодаря собакам эти люди знакомы, они дружны и не чувствуют себя одинокими - может это собаки специально выводят людей на прогулки...
Маша захотела зайти в подвал, где раньше обитал Джон. Она, с затаенным чувством надежды, что он вернулся, открыла дверь подвала и тихонько позвала:
- Джони...
Но подвал был наполнен тишиной, еле уловимыми запахами сырости, гнили, жженной пластмассы и каким-то легким дуновением ощущения страха. Маша потрогала рукой, лежащую в кармане, свою замечательную старинную брошь, найденную в другом подвале, почувствовав ее тепло и исходящую от этого тепла уверенность, спокойствие. Она острожно ступила вниз по ступенькам.
В подвале произошли некоторые изменения. Появилось много мусора, в основном это были ящики, бутылки и много обгоревшей медной проволоки. Григорий успешно осваивал новый вид бизнеса: воровал и продавал на медный лом кабеля, медные контакты, трубки и различные медные, латунные и бронзовые изделия, применяемые в технике, в быту или в виде архитектурных излишеств. Это был очень популярный бизнес и некоторое время им занимались очень многие люди. Даже премьер-министры и кое-кто поговаривал, что и ... - нет я уж лучше промолчу. Правда, премьер-министр воровал “в рабочем порядке”, по закону и составами, даже не видя их, а Григорий же воровал “честно”, по ночам и все своими руками, сколько мог унести. Однажды он нашел на одной из строй
площадок новенькую, большую и очень тяжелую бронзовую пластину с надписью, утверждавшей, что какое-то сооружение есть памятник архитектуры, охраняется государством и отреставрировано по проекту архитектора ... Да, того самого архитектора Павла Александровича, заказавшего изготовление этой памятной таблицы еще задолго до завершения строительства. Не могло государство сберечь свою государственную печать, хотя памятник архитектуры от этого не пострадал, скорее всего выиграл.
Григорий может быть и не воровал, но его к этому виду деятельности подталкивали материальные затруднения, впрочем также, как и премьер-министра. Григорию катастрофически не хватало денег на выпивку, а премьеру на предметы искусства в виде дорогих машин, домов и тоже выпивку, но на шикарных курортах других, желательно южных, стран куда премьер ездил за счет государства с дружескими визитами, по-дружески размещая там свои деньги. Григорий “размещал” свои капиталы в торговцев дешевым спиртным. Григорий пил - пил в подвале и пил много. В его горящем некогда взгляде, любовно ласкающем каждую женщину, ничего кроме унылого выражения постпохмельного синдрома уже не осталось, лишь временами могли вспыхнуть искры беспричинной злобы на людей, в основном на проходящих мимо и ранее любимых женщин. Женщины Григорию перестали подавать, а мужчины ему не подавали и раньше. Григорий не напоминал рано состарившегося ребенка, ищущего потерянную мать - он превратился в грязное, маленькое то злобное, то апатичное животное - таких женщины не любят, да разве только женщины...
Маша увидела то место где обитал Григорий. В скрытом от обозрения со входа углу подвала, освещаемая слабой лампочкой стояла самодельная кушетка с набросанным на нее тряпьем. Возле кушетки были разбросаны ящики, бутылки, банки, куски бумаги. На одном из ящиков стоял небольшой телевизор, он работал, на экране телевизора премьер-министр обещал навести где-то порядок - он так хотел стать президентом... Порядок в подвале этого дома давно уже не наводился, может премьер это имел ввиду.
Но Машу премьер не интересовал. Ей показалось, что она без спроса зашла в чужое жилище и не просто жилище человека, а в лежбище неведомого зверя или злобного подземного волшебника. Маше стало страшно и она поспешила, почти побежала к выходу, цепляясь за ящики, бутылки, какие-то кочки. Вот уже она уже приближается к ступенькам, ведущим на верх из подвала.
Вдруг какая-то сильная дурно пахнущая рука зажала ей рот, другая, обняв за талию, слегка приподняв девочку, потащила ее обратно в темноту подвала. Страх. ужас параличом сковало все Машино тело, ее слабые попытки к сопротивлению приводили лишь к тому, что руки становились более сильными и сдавливали так, что Маша не могла дышать. Потом ее начали раздевать грубо и с остервенением. Маша лишь слышала какое-то рычание, клокотание слюны и сопение, издававшее противный запах гнилых зубов, перегара и табачного дыма, к чему добавлялся еще запах пота, грязного тела и человеческих испражнений. В глазах Маши начало темнеть. Скорее всего конвульсивно, чем сознательно она сжала брошь в кармашке.
Большая черная тень с быстротой молнии пересекла подвал, мелькнув на миг перед глазами, теряющей сознание девочки.
- Джони, - еле слышно прошептали ее губы...
Глава 3. Начало... Конец...
Мигали огни машин “Скорой медицинской помощи” и милиции. Какие-то люди выносили из подвала носилки с телом Григория, завернутого в зеленую клеенку. Несколько человек, заменивших в подобных случаях обычную толпу зевак, начали расходиться по своим уютным квартирам, покидая холодный и влажный двор и ужасы следов деятельности смерти.
В квартире Ярослава Яковлевича полусонный врач скорой помощи быстро привел в чувство Елену Михайловну возле которой суетливо двигались Археолог и Теолог, знания которых о сути жизни были бесполезны этот момент времени. Мне хочется посоветовать всем знаменитым ученным, изучающих смысл жизни: обязательно познайте простые правила оказания первой медицинской помощи - научитесь спасать жизнь и ну его к черту этот смысл, не задумываясь над смыслом.
Приехал Ярослав Яковлевич и с ним два великаноподобных человекообразных субъекта, внешний вид которых говорил о том, что сейчас может начаться расправа кого-нибудь и не важно за что. К ним быстро подошел мужчина в сером, мокром плаще, который по всей видимости был старшим среди людей сновавших по подвалу и во дворе.
- Где Маша, что с ней? - отрывисто спросил Ярослав Яковлевич, даже не слушая торопливого представление человека в плаще, оказавшегося майором милиции.
- Наверху, в квартире. Все нормально, - торопливо докладывал, измученный службой, гастритом и не выплатой денежного содержания милиционер.
- Разберитесь, потом доложите, - дал распоряжение двум сопровождающим его верзилам Ярослав Яковлевич, сам бегом по ступенькам, не заходя в лифт, направившись на свой этаж, к своей квартире.
...В это время траектория величественной спирали движения маленького метеорита входила в плотные слои атмосферы. Космос прощался со своим детищем...
...Джон сидел в своей величественной позе недалеко от мигающих машин и прекративших суетливое движение людей, понимая, что на сегодня его помощь этим людям и в этом месте больше не понадобиться...
Ярослав Яковлевич вбежал в квартиру и сразу бросился к дочери.
- Машенька, доченька, как ты? - он нежно прижал девочку к груди, начал гладить ее по головке, осматривая и ища ссадины, повреждения. Девочка выглядела совершенно здоровой и спокойной, может быть немного уставшей.
Спокойствие дочери передалось отцу и Ярослав Яковлевич начал обращать внимание на других людей в комнате. Возле его жены стоял врач и надевал на руку прибор для измерения давления. Возле врача стояло два доктора наук и с затаенным волнением смотрели на действия недавнего выпускника медицинского ВУЗа, ожидая от него чуда исцеления, а может и другого чуда...
- Лена, как это могло случиться? - грозно с претензией спросил Ярослав Яковлевич жену, даже не замечая того состояния в котором она находилась.
- Ах, Ярослав..., - истерические рыдания сдавили горло жены и она опять потеряла сознания.
- Оставьте Ваши разборки на потом, - гневно сказал молодой врач грозному бизнесмену и криминальному авторитету, - у женщины нервный шок, уйдите и не мешайте работать.
От этих слов, за которые любой другой гражданин государства мог расстаться с жизнью, Ярослав Яковлевич окончательно пришел в себя. Маша осторожно подошла к матери, взяла ее за руку, а врач по деловому протер эту руку спиртом и всадил в нее иглу шприца. Елена Михайловна вздрогнула.
- Мамочка, ну что ты, мамочка - все хорошо, - она гладила руку, приходящей в себя женщине. И подняв глаза, наполненные слезами, к отцу сказала, - папочка, все хорошо, мама здесь ни причем, я сама пошла к Лере в госте, а ее не было дома... Папочка, все хорошо... Маме только плохо...
Зашел мужчина в сером мокром плаще.
- Майор Игнатенко, начальник следственной группы, - опять представился милиционер. Он был на удивление спокоен и думал о своем: о гастрите, о не выплачиваемом месяцами денежном содержании, о службе, долге, о этом странном происшествии. - Извините, Ярослав Яковлевич, мне нужно уточнить некоторые детали, так сказать, по горячим следам. Я понимаю - ситуация... Но у нас служба...
- Служба, такутвоюмать! - Ярослав Яковлевич негодовал. - Служба! Ребенку на улицу выйти нельзя. И когда это закончиться. За что только с нас налоги дерут!
“С тебя сдерешь, а как же - по бухгалтерским документам ты небось беднее этого бомжа, - думал майор. Но если надо сдерем, только команду дали бы... Но кто даст - там такие же сидят...”.
- Стараемся, не всегда получается, но стараемся... - начальник следственной группы отвечал очень спокойно, он берег нервы, зная что это не последний на сегодня вызов его бригады - дежурство только началось.
- Стараетесь, - к голосу гнева бандита-бизнесмена добавился сарказм и говоря он как бы мерил взглядом не очень показную фигуру уставшего милиционера, - кого только набирают в эту милицию, разгонять всех надо...
“Ну-ну, разгоняй, морда бандитская. Не разгонишь так засадим скоро хотя бы за убийство бывшего хозяина этой квартиры, да мало за что - материала хватает на несколько расстрелов. Но кто с тобой будет связываться - себе дороже... - опять беззлобно мысленно отвечал человек в сером мокром плаще, негодующему магнату. Он понимал его - у майора Игнатенко было две дочери...”
- Я Вас понимаю, - спокойно говорил офицер в штацком.
- А где этот? - спросил, немного успокоившись, Ярослав Яковлевич.
- Увезли в морг.
- В морг? Так быстро. Почему?
- Разрыв шейных позвонков, разорваны мышцы шеи, голова практически оторвана.
- И кто, кто так быстро? - Ярослав Яковлевич был не столько удивлен, сколько напуган, он то догадывался, что означает такая смерть - это или жесточайший маньяк или серьезный убийца. Ему стало страшно только от мысли в какой опасности пребывала его дочь.
- Трудно делать сразу какие-то выводы, но похоже что это был громадных размеров пес.
- Пес? - Ярослав Яковлевич почему-то сразу вспомнил о некоторых своих знакомых имевших такую кличку, некоторые из них были способны и на более кровавые преступления.
- Собака, в смысле, - добавил следователь, наверное догадываясь о ком подумал респектабельный бывший уголовник.
- Собака?
- Да. Вот и Ваша дочь утверждает это. Поэтому, если Вы не против, я хотел бы задать ей несколько уточняющих вопросов.
Ярослав Яковлевич вопросительно посмотрел на свою дочь, стоявшую возле матери.
- Папа, это Джони. Помнишь, тот маленький щенок, которого я нашла на твоей стройке. Это он помог.
- Щенок... - Ярослав Яковлевич был в недоумении. - Какой еще щенок?
- Джони, - улыбаючись ответила дочь.
- Джони, - повторил ничего не понимая отец.
Наступила некоторая пауза и ею быстро решил воспользоваться майор Игнатенко.
- Так разрешите, Ярослав Яковлевич, я задам Вашей дочери несколько вопросов.
- Да, да. конечно же, - Ярославу Яковлевичу и самому стало очень интересно узнать хоть немного правды о случившемся. Но, конечно же здоровье и состояние Маши определяло возможности по получению этой правды, поэтому он спросил, - Как ты доченька себя чувствуешь?
- Хорошо, папа.
- Ты можешь поговорить с дядей следователем?
- Конечно, папа, а ты лучше помоги маме - ты ей больше нужен чем мне, а я здесь со всеми сама разберусь. Спрашивайте дяденька.
Маша говорила энергичным, деловым тоном как будто лишь одна она владела инициативой, помогая этим ошарашенным взрослым решить все мелкие проблемы. Смотря на решительную девочку, майор улыбнулся - это была первое выражение эмоций сурового следователя за все время дежурства.
Через некоторое время все чужие покинули квартиру Ярослава Яковлевича. Наступила не привычная тишина. Ярослав Яковлевич отпустил охрану домой, чего он никогда не делал, и сам закрыл входные двери. Затем он зашел в гостиную в которой на небольшом диване, обнявшись сидели его жена и дочь. Ярослав Яковлевич сел на край дивана и своей могучей рукой обнял женщин.
- Эх, бабоньки мои, женщины мои любимые, что же это я, дурак старый, оставил вас без присмотра. Ну-у, завтра я поставлю весь город на уши. Если эти свиньи в горсовете ничего не будут делать, то я сам начну уничтожать всю эту нечисть - развелось голодранцев, - угрожал кому-то Ярослав Яковлевич.
- Папочка, никого не надо трогать. Все и так будет хорошо. У меня есть ты, мама, Джони, - Маша положила свою маленькую ладошку на громадную пятерню отца.
- Кстати, а где он? Где этот Джони? - вспомнил отец одного из главных участников событий.
- Не знаю, - ответила Маша, слегка передернув плечиками, - наверное там где считает нужным быть.
- Все решено - забираем его с собой и будет он жить у нас до скончания своего века. Я перед ним в вечном долгу.
- Нет, папочка, он не сможет принадлежать только нам - он один для всех. Если будет нужна его помощь он поможет.
- Это как? - Ярослав Яковлевич опять почувствовал себя совершенно глупым и ничего не понимающим в происходящем.
- Просто так... Все очень просто...
- Просто так... Просто так оторвать человеку голову... Раз и нет головы... Мне бы так научиться.
Тихо застонала Елена Михайловна, по ее немного состарившемуся лицу потекли слезы. Ярослав Яковлевич погладил жену по волосам.
“Боже, ведь она поседела за эти несколько часов, - подумал он, смотря на прекрасные черные волосы бывшей первой красавици, в которые вплелись густые серебряные нити седины, - и стала еще лучше... роднее”...
...И никто не заметил, как в густоту серых, влажных туч, в темную мрачность ночного тумана влетел догорающий метеорит. Раздался легкий хлопок и на Землю посыпались остатки посланца Космоса...
Джони почувствовал легкий укол в темени, по телу прошла холодная дрожь, мышцы шеи слегка отвердели и он, повинуясь глубинным силам инстинкта, преодолевая появившееся не знамо откуда боль, сводящую мышцы ног, медленно побрел в сторону от центра города, где сверкал огнями и шумел весельем обновленный торгово-гостинничный центр. И как много лет назад богатые ели пили и насыщали тело свое и душу тем, что считали радостью жизни. И как много лет назад кто-то называл это развратом, желая и понимая недоступность его.
Действующий пока президент страны уехал со своей ревнивой женой в свою загородную резиденцию готовиться к встрече очередного посла, он с завистью подумал о своем приемнике, который ушел на “рабочее совещание” в один из тихих номеров шикарной гостиницы с потрясающей блондинкой. Когда-то и он, перед своими выборами проводил такие вот “совещания” и лишь теперь он понял грустный взгляд того, чье место по решению других он занял. Он также знал, что все это “совещание” будет снято на пленку, он знал, что будет потом...
“Все будет отлично, если не зарываться, - подумал он и пожелал будущему президенту, которого еще не знала, выбравшая потом его же, страна, - чтоб тебе пусто было...”
Вдруг земля задрожала. Асфальт в центре города начал незаметно двигаться, на нем появились тонкие, длинные трещины, уходящие под фундаменты домов. Зазвенел многоголосием хрусталь в шкафах и на столах, кое-где и кое-что упало и разбилось, к примеру рюмка с шампанским на столе у будущего президента, который ничего этого и не заметил - он замечал только блондинку. Но это был лишь миг, мгновение и немногие поняли тогда, что произошел очень слабый подземный толчок, который даже не удобно называть землетрясением. Никто и ничего не заметил. Было уже очень поздно... Почти весь город спал. И только в новом торгово-гостинничном комплексе движение достигало своего апогея.
А под конец ночи произошло то, чего никто не может объяснить толком по сей день. Могучее, крепкое здание, пережившее века и его современные сородичи, построенные с расчетом на более длительный срок, вдруг рухнуло, погребая под собой много тайн... А может и не тайн вовсе...
И редкое для зимы явление - молния, прорезала рождественское небо, прогремели далекие раскаты грома, настолько далекие, что казалось это Космос пытается сообщить что-то очень важное людям. После этого, вопреки всякой логике, вместо дождя или чего-нибудь влажного и ненастного, подул сильный ветер, разогнавший серость, мрак и темень. И на чистом небе ярко засверкали звезды...
* * * * *
Уставший от жизни и службы генерал милиции пытался внимательно слушать утренний доклад дежурного по УВД столицы, но больше всего он прислушивался к болям в области своей печени. “Здоровье ни к черту, - подумал генерал”. А доклад дежурного никакой важной информации не сообщал - все в нем было привычно и не интересно для генерала: пожары, кражи, грабежи, насилие и убийства. Все это было очень буднично для старого профессионала службы охраны правопорядка. Генерал знал, что сейчас дежурный уйдет и он выпьет свою оранжевую пилюлю, и тогда более внимательно изучит сводку происшествий за ночь и может даст какие-то распоряжения - он обязан был давать распоряжения, это была его работа... “Что от этого изменится, - мысленно отвечал на свои раздумия генерал, - а вот печень уже ни куда не годиться, съела эта служба печень...” Генерал лукавил даже перед собой: служба “печень не ела” - генерал вчера выпил лишнего на презентации нового торгово-гостинничного комплекса. Но дослушав доклад, он как обычно спросил:
- Что-нибудь интересное кроме этого небольшого землетрясения случилось?
- Никак нет, товарищ генерал, ничего особенного в этом городе не случилось. Разве что... Разве что собака оторвала голову человеку.
- Какая собака, какому человеку? - механически спросил генерал, до него еще полностью не дошел смысл сказанного ибо как раз в этот момент резкая боль в правом боку опять напомнила о печени.
- Бродящая собака, какому-то бомжу, - немного испуганно посмотрел дежурный по УВД на скривившееся лицо генерала, - сейчас уточню, товарищ генерал.
И дежурный начал лихорадочно листать распечатки оперативной сводки, несколько листиков упали на пол, дежурный нагнулся и судорожными движениями начал сгребать эти листики.
- Не надо, идите, - генерал махнул рукой дежурному, он очень хотел, чтобы тот поскорее убрался и тогда он смог бы проглотить спасительную пилюлю, а может даже и две, - я сам найду.
Дежурный ушел. Генерал быстро засунул руку в карман, вытащил небольшую коробочку и проглотил сразу три продолговатые, блестящие оранжевые таблетки. Через минуту болевой спазм уменшился. Генерал взял распечатки сводки и нашел нужную страницу...
- Собака оторвала голову человеку... - Генерал на мгновение задумался, - собаки начинают делать то что раньше делали только люди. Собаки как люди... Вы правы - ничего особенного в этом городе не случилось - все это когда-то уже было. И никаких чудес...
20 февраля 1995 года.