Обмишурились

Михаил Борисов
 Вовку Казанцева и Витьку Реутова призвали в армию. Оба они были среднего роста, слегка полноватые, с мешковатыми фигурами и не очень развиты физически. На турнике висели «сосисками». Но, судя по их документам, оба окончили среднюю школу, родились и выросли в городских условиях и поэтому, после окончания «учебки» - прохождения курса молодого бойца, командование части сразу направило их на курсы сержантского состава. Они призывались с разных концов России - первый из Сибири, второй, - из Ростовской области. Волею случая попали в одно отделение, которым командовал сержант Алексеев - коренной москвич, чем тот очень гордился. Алексеев сержантом стал всего несколько дней назад, также окончив эти сержантские курсы. Он был оставлен на них для подготовки молодежи.
 Сержант Алексеев - худощавый, высокий, руки, как плети. На уроке по физподготовке мог выполнить необходимый набор упражнений на турнике, но только по одному разу. – На большее число у него сил не хватало, зато стрелял из стрелкового оружия метко, бегал кроссы, как лось - на «отлично» и был умственно развитым молодым человеком, тем, видимо, и приглянулся командованию учебного батальона.
 Наша парочка только здесь и познакомилась. Они дня два-три приглядывались друг к другу, а потом стали закадычными друзьями.
 Реутов оказался чуть выше Казанцева, поэтому в строю отделения занимал место перед Вовкой. Реутов всегда шел в строю, как по бульвару, «вразвалочку», сунув руки в карманы брюк, и постоянно «тянул ногу», не в смысле «тянул высоко носок», а в смысле волочил ноги, едва отрывая их от земли, тем самым сбивал с ритма всех шедших за ним в отделении. Поскольку такая его походка сказывалась в первую очередь на Казанцеве, шедшим ему в след, - между ними всегда возникали перепалки в строю. Кроме этого, они оба были не прочь поговорить во время движения взвода, рассказывая друг другу анекдоты да байки. Алексеев, шагающий во главе своего второго отделения, громким шепотом произносил на ходу, обернувшись:
 – Разговорчики в строю! Ревтов, (так он почему-то всегда называл Витьку) один наряд вне очереди за разговоры в строю!
 – Да я не разговаривал, – нагло вступал в пререкания с командиром тот.
 – Два наряда вне очереди!
 – Да он, правда, не разговаривал, – заступался за товарища Казанцев.
 – Казанцев! Мля! Тебя-то кто за язык тянет? …Ну, «шлепков» мне бог послал. - Один наряд вне очереди!
 Таким образом, придя на место назначения, Алексеев строил свое отделение и, по очереди вызывая из строя Казанцева и Реутова, объявлял наказание провинившимся. Реутов при этом делал серьезное лицо. Его глубоко посаженные глаза, казалось, смотрели перед собой аж из задницы, а большой прыщеватый нос, напоминавший баклажан, непременно оказывался в капельках пота. К концу каждого дня таких наказаний друзья получали несколько. Поэтому, когда у личного состава объявляли «личное время», эта парочка всегда находилась на хозяйственных работах.
 Старшина роты, старшина Егошин, считал чистоту и порядок в казарме первейшим делом для учебного батальона. Он регулярно, по утрам, собирал списки нарядчиков по роте, чтобы в течение дня и вечером загрузить их работой.
 Казанцев и Реутов быстро поняли и уяснили себе прелесть постоянного нахождения на хозяйственных работах. Сорок пять минут «личного времени» в распорядке дня военнослужащего, по их мнению, не решали личных проблем. Зато определенная специализация и профессионализм в уборке территории, закрепленной за отделением в казарме, и хозработы в роте давали большую экономию времени. Если некоторые уборщики уйму времени тратили только на поиск тазиков и тряпок, то наши герои, загодя готовя инвентарь, пока отделение занимается физзарядкой - бегая утренний кросс, успевали сделать уборку, покурить и подшить воротничок, сидя где-нибудь на подоконнике в туалете. Да и на других хозяйственных работах, экономя время и демонстрируя «кипучую деятельность», можно самому решать вопросы «личного времени», не участвуя в учебном процессе. Поэтому всячески стремились нахватать побольше нарядов и фактически монополизировали должность уборщиков в отделении, переведя наказание во благо.
 Реутов к уборке помещений, проявлял творческий подход. Однажды старшина роты, в очередной раз, собрав нарядчиков, приказал им работу по проведению генеральной уборки в местах общего пользования. Казанцеву и Реутову достались обе лестничные клетки в казарме. Если верхняя часть стен и пол еще как-то поддавались мытью стиральным порошком и мылом, то плинтуса и весь низ стен имели большие отложения грязи, пыли и следов резины от солдатской обуви. Помучившись с ними недолго, Витька понял, что без растворителя в таком деле не обойтись. Сказав об этом Казанцеву, направился в гараж части, вооружившись пустой стеклянной бутылкой. Поскольку хождения по части, в одиночку, рядовому составу строго запрещались, Реутов пошел туда окольными путями. На обратном пути заскочил с «черного хода» в столовую, к земляку, у которого «стрельнул» полбулки «черняшки» и с видом победителя явился в казарму. Перекусив хлебом во время перекура, они, смочив тряпку соляркой, быстро отмыли лестницы там, где старшина наиболее часто проходил, выполняя свою работу, а затем, почти до самого отбоя, сидели в укромном уголке, разговаривали, писали и перечитывали письма от подружек, а в это время их взвод занимался шагистикой на плацу.
 Перед вечерней поверкой пошли докладывать о выполненной работе. Старшина роты, глядя на первозданность краски на плинтусах, восхищенно произнес:
 – Молодцы. Хорошо помыли стены и плинтуса... Сколько еще нарядов у вас осталось?
 – По два, – ответил Казанцев, зная, что, командир отделения не может накладывать больше трех нарядов вне очереди по Уставу, утаив, что их фактическое число превышало десяток.
 На вечерней поверке старшина вывел Казанцева и Реутова из строя и за проявленную инициативу и нестандартный подход к порученному делу объявил благодарность, при этом глядя на Алексеева, добавил:
 – От имени командира взвода я снимаю с курсантов Казанцева и Реутова наряды, наложенные командиром отделения.
 Хотя наши герои эти «благодарности» восприняли, как должное, однако, вместо радости на их лицах было написано огорчение.
 – На кой хрен мне его благодарность? Завтра опять на зарядке кросс придется бежать. Я уже тазик с тряпкой подвязал под кровать, – поднимаясь по густо пахнущей соляркой лестнице в казарму, говорил Реутов, глядя на своего друга, с которым они по очереди ходили на физзарядку, – теперь придется тазик Ивану Егоровичу отдавать. …Я хотел завтра поутру подшиться, – уже воротник грязный…
 Иван Егорович - самый высокий курсант из их отделения, худой, малоразговорчивый тракторист из глухой сибирской деревни. «Иван Егорович», - так величал своего подчиненного Алексеев, видимо, за угрюмость и возраст, поскольку того около трех лет в сибирской тайге ловил для призыва военкомат.
 Самым неприятным из учебной программы для обоих наших героев стало посещение стрельбища и марш-броски по выходным дням с полной выкладкой.
 На стрельбище, которое находилось в восьми километрах от расположения части, бегом проделывали только часть пути в самом начале, остальное - пешком. Командиры, видимо, боялись показать плохое качество стрельбы своими подчиненными после высокой физической нагрузки. Зато обратно это расстояние почти всегда бежали без остановки, ибо всегда во взводе находились курсанты, которые вместо указанных целей «стреляли по воробьям». Это было воспитание через коллектив. Казанцев и Реутов в таких случаях бежали рядом и в самом хвосте растянувшегося взвода под неусыпным наблюдением своего командира. Алексеев гнал их матерками, понимая, что никакими нарядами скорость обоих курсантов не поднять.
 – Лучше б я трижды помыл самый грязный сортир, чем бегать на это стрельбище, – вытянув язык до подбородка, молвил Казанцев.
 – А я бы только этим и занимался, лишь бы не бегать на это проклятое стрельбище и выполнять эти б..кие кроссы, – вторил ему Витька, получивший очередную «двойку» за стрельбу.
 Кроме всего прочего у Реутова существовала одна особенность организма: он не мог закрыть один глаз. - Они у него поодиночке не закрывались. Витька смотрел обеими глазами через прорезь прицела, целясь в мишень при выполнении упражнения по стрельбе из автомата Калашникова. Поэтому по-первости, до тех пор пока командир взвода не обнаружил эту его особенность, он стрелял «по воробьям». А когда это обнаружилось, то Витька стал постоянным предметом шуток со стороны сослуживцев перед стрельбами:
– Витька! Ты травы нарвал?
– Зачем? – наивно спрашивал тот.
 – Как зачем? А чем ты левый глаз затыкать будешь? – Эта была шутка самая безобидная.
 Для решения вопроса с не закрывающимся глазом, он поступил просто - сделал себе черную повязку на левый глаз, как у инвалида по зрению, и стал одним из лучших стрелков взвода.
 Высокие физические нагрузки, грубая и скудная солдатская пища делали свое дело. Казанцев и Реутов постепенно сбрасывали вес. Оба стали поджарыми. И, несмотря на частые пропуски ими утренней физзарядки, на занятиях по физической подготовке стали демонстрировать определенный прогресс. По «подтягиваниям» на турнике они уже через месяц – полтора приближались к нормативу.
 Ощущение чувства голода не покидало их, как и всех остальных курсантов, круглосуточно.
 Витька, имевший земляка, служившего в столовой, почти каждый день повадился ходить к нему за хлебом в вечернее время. Он это делал для того, чтоб после отбоя, забравшись под одеяло, посолить хлеб солью и разжевать его, представляя, что ешь бутерброд с копченой колбасой… И конечно, он всегда делился лакомством с другом.
 Соль они оба всегда носили с собой.
 На пути к столовой или из нее, Реутов, несколько раз был пойман офицерами учебного батальона, за что был строго наказан командованием роты, однако «добычей» хлеба продолжал заниматься.
 Однажды попался с поличным самому командиру батальона, неся за пазухой четвертинку булки хлеба.
 – Откуда идем, товарищ курсант? – остановил его вопросом комбат, видя, что Витька находится в одиночестве вдали от расположения роты.
 – Курсант Реутов! – представился Витька, - выносил мусор на свалку. Товарищ майор! – соврал курсант, вытянувшись перед майором по стойке «Смирно», зная, что свалка находилась в ста метрах от столовой. Соображая, что если комбат начнет «копать» и выяснять: почему Реутов находится так далеко от расположения роты, то Алексеев легко подтвердит алиби своего «вечного» уборщика.
 Во время объяснения, он незаметными движениями подталкивал локтем левой руки себе за спину краюху хлеба.
 – Что вы делали в столовой?
 – Ничего!
 – Не обманывайте. Я видел, как вы выходили из задней двери столовой.
 – Я на свалке нашел чашку и занес ее на мойку, – не моргнув глазом, врал Реутов.
 – А что у вас там? – Майор заметил неловкие движения Витьки и протянул руку, - Дайте-ка сюда.
 – Кусочек хлеба, – вытаскивая драгоценность из-за пазухи, жалобно мямлил курсант.
 – Вы что, голодны? Кто вам его дал?
 – Да! Товарищ майор голоден. На свалке нашел.
 – И что, на нашей свалке такие куски хлеба валяются? Это все должно быть отправлено в свинарник, – взял в руки хлеб и помял его пальцами комбат, – он очень свежий…
 – Редко, но свежие куски хлеба попадаются. Мне сейчас крупно повезло, – уже не сомневаясь в своей правоте, твердил Витька.
– И что, - сильно голодны?
 – Так точно! Не успеваем поесть в столовой, – пошел «ва-банк» курсант, – в столовой посуды не хватает, пять чашек на восемь человек и ложек шесть – семь. Если не успеешь ухватить ложку или горбушку, приходиться руками есть или через край хлебать Только разберешься с посудой, а тут команда старшины «Встать! Выходи строиться!» – глядя на реакцию майора, смело брякнул Витька. И видя, что тот неподдельно желает вникнуть в проблему курсанта, расслабился, принял стойку «Вольно», сунув одну руку в карман, начал излагать суть дела. – Вы зайдите на свалку, товарищ майор, - там полно посуды, – Витька это хорошо знал, поскольку сам много раз выносил посуду с мусором на свалку. – Иногда прямо в казарму дневальному или еще кому приносят пищу из столовой с посудой. И куда она идет потом?... – Прямым ходом на свалку…
 Комбат молчал и слушал длинные Витькины рассуждения, который для убедительности стал размахивать руками, горячо доказывая свою правоту. Если б не военная форма на этих людях, можно было бы предположить, что так мило беседовать могут только закадычные друзья или хорошо знакомые друг другу люди, хотя курсант так близко подошел к майору впервые.
 – Тарщ майор! Пойдемте вместе сходим на свалку, и я вам покажу, где находится вся посуда нашей воинской части, - предложил Витька в конце разговора.
– Смирно! – грозно, но тихо прошептал майор, возвращая кусок хлеба курсанту.
 – Да вы не сомневайтесь… Есть! - Реутов услышал вдруг команду майора и резко вытянулся по стойке «Смирно», держа в левой руке кусок хлеба.
 – Я разберусь. В расположение роты бегом - Марш! – произнес комбат и озадаченно пошел своей дорогой.
 Вернувшись в роту с куском хлеба, Витька тут же поделился со своим другом хлебом и рассказал о встрече с комбатом, а в конце высказал предположение:
 – Я думаю, что скоро потребуется много нарядчиков для разбора свалки. Надо сегодня же у Алексеева пополнить запас…
 На вечерней поверке они затеяли между собой перепалку в строю на отвлеченные темы, затем оба вступили в пререкания с Алексеевым, за что схлопотали по наряду вне очереди. Довольные собой отправились в казарму готовиться к отбою.
 Действительно, на следующий день во время обеда сержантских курсов совершенно неожиданно в солдатскую столовую явился командир дивизии в сопровождении нескольких офицеров, в том числе находился и командир учебного батальона, с которым вчера имел беседу курсант Реутов. Все о чем говорил, Витька подтвердилось на сто и больше процентов.
 Заведующий солдатской столовой чувствовал себя в момент, когда его отчитывал командир дивизии, очень неуютно.
 Еще через сутки обстановка с посудой в столовой особо не поменялась.
 Близился выходной день и кросс с полной выкладкой, запланированный на него. К радости курсантов,неожиданно, проклятый кросс оказался заменен на своеобразный субботник – всеобщие хозяйственные работы по уборке свалки на территории части.
 В выходной день сразу после завтрака в район свалки были поданы автомобили и направлен личный состав всего учебного батальона.
 Реутов и Казанцев в составе своего отделения во главе с Алексеевым также оказались направлены на эти работы. Поскольку слух о той беседе Реутова с комбатом разошелся по батальону, то Витька чувствовал себя именинником. Работал он не напрягаясь и, пользуясь всеобщей суматохой и соседством столовой, направил свои стопы к земляку, где сумел выцыганить целую булку черного хлеба. Принес ее и разделил между сослуживцами отделения, включая и Алексеева. Затем набрался наглости и, собрав деньги в отделении, устремился уже в офицерскую столовую, где приобрел еще пару булок белого хлеба и десять банок сгущенного молока. Пристроившись за кустом около забора воинской части во время перекура, отделение Алексеева умяло эту вкусность за несколько минут.
 Давно так сытно никто не ел в этом отделении. Мало того, ведь еще предстоял и обед…
 После второго завтрака работать не хотелось совсем. Но подошла машина и, дружно напрягшись, личный состав быстро загрузил ее.
 В результате разбора свалки, в столовую части вернулась огромная куча посуды, которой так не хватало в последнее время. Да и воинская часть избавилась от свалки.
 На гору посуды пришел посмотреть старшина, занимавший должность заведующего столовой. Постояв около нее и покачав головой, он направился в теплицу, окруженную высоким забором и находящуюся немного в стороне от свалки.
 Казанцев около той теплицы несколько раз бывал и видел сквозь стекло цветущую огуречную рассаду. А нынче, когда они пришли на уборку территории, он еще раз взглянул на нее и увидел там созревающие огурцы.
 Немного погодя из теплицы вышел заведующий столовой и направился к отделению Алексеева, а когда подошел, то обратился к старшему по званию:
– Командир! Дай-ка трех – четырех бойцов выполнить одну работенку.
 – Отделение! Становись! – построил своих курсантов Алексеев. – Нарядчики шаг вперед - Марш!
 Вышли, как всегда, Казанцев и Реутов. За ними из строя медленно шагнул Иван Егорович. Последний накануне оказался чем-то недоволен и долго бурчал себе под нос и на ухо командиру свои возмущения. Наконец тот не выдержал и влепил ему «наряд вне очереди» за разговорчики в строю. Их троих и отдал Алексеев в распоряжение заведующего столовой.
 – Старшим по наряду назначаю курсанта Ревтова, - объявил Алексеев и добавил, глядя на часы, - чтоб через час были готовы к построению на обед на плацу у казармы.
 – Есть! Товарищ сержант! – Витька приложил руку к своей замызганной пилотке, предварительно выйдя из строя нарядчиков.
 – Не беспокойся командир, за час они не управятся. Выполнят работу - я их сам накормлю, – обратился он к Алексееву и затем, повернувшись к наряду, заведующий столовой произнес. – Лопаты оставьте здесь. У меня там есть другие. Следуйте за мной!
 Оставшийся на месте личный состав всего отделения, обрадовался столь неожиданному повороту событий. Три полных обеденных порции можно будет разделить на оставшихся семь человек, – почти по половине порции на брата дополнительно. Не каждый день бывает такая удача. Все понимали, что хозяйственный механизм воинской части с высокой вероятностью не сможет отреагировать за час до обеда на изменение численности какой-то роты всего на три человека… Да и кто этим вопросом будет заниматься?..
 Когда нарядчики во главе со старшиной двинулись в сторону теплицы, Витька размечтался шепотом:
 – Непременно, что–то в теплице делать. Мне б туда только войти, – я бы нашел способ, как огурчиков попробовать.
 – Жалко, хлеб весь съели. Знали бы раньше, - хлебца бы оставили, соль–то есть. Неплохо бы огурчиков сейчас попробовать. В этом году я их еще и не нюхал. Его разрежешь на две половинки, затем внутри покромсаешь семечки ножичком и соли чуток посыплешь… А потом обе половинки разрезом сомкнешь и пошоркаешь друг об дружку… Сразу запах, и с хлебом, как навернешь за обе щеки... - Еще дальше продолжал мысли друга и вторил ему Казанцев, от такого предстоящего наслаждения он закрыл глаза, и у него потекли слюнки.
 – А я люблю малосольные огурчики… да под водочку… – не отставал от товарищей Иван Егорович.
 – Тут не до малосольных огурчиков с водочкой. Свеженьких бы стебануть, – реально соображал Витька, а у самого аж рот слюной наполнился от предвкушения огурцов, висящих в теплице за стеклом.
 Трем курсантам казалось, - руку протяни, и вот они…
 Заведующий столовой молча подвел нарядчиков к воротам ограждения теплицы и стал открывать висячий замок на одной из створок. Когда одна створка открылась и начальник прошел за ограждение во двор, Реутов уже, было, собрался последовать за ним, но тот подал команду нарядчикам рукой, чтобы они оставались на месте. Через несколько мгновений он из маленького сарайчика стоявшего под высоким забором, достал три пары верхонок и три большие совковые лопаты – плицы. Этот инструмент подал нарядчикам со словами:
 – В дальнем углу территории части, что за свалкой, стоит белый сарай. Идите к нему. Сейчас я туда подойду или кого-нибудь пришлю… К сараю должна подъехать грузовая машина. Ее нужно загрузить…
 Витька знал, где стоит этот сарай. Он неоднократно издалека видел его, вынося мусор. Но вблизи никогда не бывал. Получив лопаты и закинув их на плечи, нарядчики строем отправились к указанному месту.
 – Мне кажется, с огурчиками мы пролетели. Смотри-ка, даже на территорию теплицы не запустил… Но хоть обедом обещал накормить, можно будет нажраться до отвала. Не будет же он нам четко по порции выдавать, – рассуждал Казанцев.
 – Я, когда хожу за хлебом, вижу, как столовские ужинают. У них всегда там сковородка с жаренными мясом и картошкой стоит на столе и целый бачок с компотом…Другой раз зайду к земляку – он с ними ужинает, иногда от запаха чуть слюнями не захлебываюсь… – сникшим голосом от утраченной мечты об огурцах пробурчал Витька.
 – Все равно чем-то должен угостить за работу этот заведующий. Я когда в совхозе на колесном тракторе работал, приходилось мусор из столовой вывозить на телеге. Увезу, приеду обратно, Марья Васильевна, - наша заведующая, меня всегда в своей каптерке бесплатно обедом кормила…
 – Это тебе не совхоз, а армия… Хотя посмотрим, чем он нас угощать будет?
 Почти одновременно с ними, подошедшими к сараю, подъехал бортовой «газик». Несмотря на то, что наши герои стояли с наветренной стороны от сарая, в воздухе чувствовался запах пропастины. Солдат – водитель вышел из машины и открыл задний борт, но к сараю вплотную подъезжать не стал, развернувшись, остановился поодаль. Спустя несколько минут к сараю из столовой подошел солдат с ключами от висячего замка на воротах. Он, сняв замок, распахнул створки. Нарядчики увидели огромную кучу отходов из столовой – вареных костей. Солдат поморщился и быстро отошел в сторону со словами:
 – Нужно эти кости в машину загрузить, а то их здесь уже валить некуда. Когда нагрузите, придете к заведующему, он вас накормит обедом, - сказав это, он удалился.
 Пока водитель задним ходом подъезжал к воротам сарая, троица глядела издалека на эту кучу, возвышающуюся над полом. Казалось, что она шевелится, так густо та была облеплена личинками мух. Они все оказались огромного размера и шевелились.
 – Таких крупных опарышей я никогда не видел, – отрешенно, в задумчивости, как бы разговаривая сам с собой, произнес Казанцев, - и эту кучу нам надо погрузить?
 – Слушайте-ка! А почему она обсыпана птичьими перьями? – неожиданно задал вопрос Иван Егорович. – Хотя тут не только перья, есть и еще целые, но дохлые синички и воробьи.
 Но на этот вопрос ответить оказалось некому.
 Реутов занялся вопросом: стоит ли ему, назначенному командиром старшим наряда, выполнять эту поганую работу? Можно ведь дать указания, расставить «личный состав» и встать где-нибудь поодаль с водителем и наблюдать за работой, как это делает любой мало-мальский начальник в армии.
 А Казанцев думал о своей солдатской доле: «Тут никак не удастся сачкануть. Сослаться не на что и не на кого. Придется грузить. Мать твою так!»
 – Вперед! – произнес Казанцев и с лопатой наперевес пошел, как в атаку на врага, в сарай. Затаив дыхание, он закинул в кузов машины несколько лопат костей с краю. Но стоило ему чуток хватануть воздуха, как от нестерпимой вони, его стало мутить и он выскочил, как ошпаренный на ветерок, чтоб обдуло.
 – Там такая вонь – терпежу нету! Того и гляди, вырвет. Надо по очереди, – произнес он, а затем обратился к водителю. – Машину метра на три отгони, иначе она ветер загораживает. В сарае дышать нечем!
 Водитель выполнил его просьбу. Вторым бросился в сарай Иван Егорович. Подцепив полную лопату костей и бросив ее в кузов, он пулей вылетел оттуда.
 – Бывал я на скотомогильнике, но там, в поле, запах не так чувствуется, а здесь какой-то кошмар. Придется только по лопате кидать и сразу выходить на свежий воздух. …Или противогазы получить в роте...
 Реутов, уже привыкший за время службы ко всяким неприятным работам, например чистке сортиров, толчков и тому подобного, потерял чувство брезгливости, но когда он с порога злополучного сарая попытался набрать лопату костей и едва вдохнул там воздух, его вырвало прямо у ворот.
 – Поели огурчиков. Мать - перемать! – отойдя на ветерок и вытирая слезы с глаз и слюни с подбородка рукавом, прошептал он. - Надо морды обвязать нательными рубахами – тогда будет полегче.
 Казанцев с Иваном Егоровичем, бросив еще по лопате костей в кузов, стали снимать с себя нательные рубахи и обвязывать ими нижнюю часть лиц и делая из них своеобразные повязки. Вперед их проделал это Реутов и двинулся в сарай…
 Действуя по цепочке: затаил дыхание, вошел, набрал лопату костей, швырнул их в кузов, вышел на ветерок, отдышался, - они нагрузили половину кузова и только треть кучи. По мере убывания кучи, им приходилось глубже заходить в сарай, где запах стоял просто убийственный. Недаром птицы гибли, попав через маленькие дырки в карнизе сарая. Кузов машины, гимнастерки, нательные рубахи, которыми обматывали лица, все оказалось пропитано этим смрадом. От пропастины стало некуда деться. Сначала Реутов очистил свой желудок от остатков хлеба и сгущенки. Затем Иван Егорович, глядя на него. Казанцев держался дольше всех. Но и тот не удержал сгущенку с хлебом, когда в его лопату попал какой-то кусок мягких тканей животного, сплошь покрытый червями, которые не просто шевелились, - они «текли» с лопаты…Отойдя немного от сарая, Казанцев едва успел сорвать с головы рубаху, как его «вывернуло на изнанку». Водитель, видя, как вся троица, глядя друг на друга, надрывается над очищением своих внутренностей, сначала издалека взглянул в сарай, затем в кузов машины произнес:
 – С вас хватит! Заведующему столовой скажу, что вы нагрузили полную машину. А вы сейчас к нему не ходите. Полежите на травке где-нибудь под кустиком… Заслужили..!
 С этими словами он, жутко сморщив лицо, быстро закрыл задний борт, завел мотор и уехал.
 Сообразив, что все неприятное кончилось, Витька Реутов на ватных ногах пошел в сторону от сарая. Остальные двинулись за ним, шваркая носами и вытирая слезы. Пройдя метров сто против ветра, они упали на траву под деревом.
 – Полакомились власть… Огурчиков попробовали…накормили нас до отвала. Сгущенкой полакомились… – тихо, со злостью в голосе шептал Витька.
 – А я и обедать-то не хочу. Совсем аппетита нет.
 – Угу! – кивнув, промычал Иван Егорович.
 Немного отдышавшись и обсушив слезы, Реутов предложил:
 – Пошли-ка в роту, ребятки. Наши уже с обеда пришли, в кино собираются. Сегодня ж выходной день. Я слышал, привезли классный фильм - «Не горюй». Я его разок на гражданке видел. – Хочется еще посмотреть.
 – К заведующему-то не пойдем?
 – Ты ж сам сказал, что аппетита нет.
 – Надо ж лопаты отнести и заведующему доложить об окончании работы.
 – Наплевать на все доклады. Лопаты к теплице поставим, а сарай прикроем. Кому эти опарыши нужны?..
 – …Неплохо нас сегодня угостили! Как вы считаете? – заметил Реутов, когда его наряд шагал в роту - Похоже, обмишурились мы… - Витька поглядел на редкие облака, смачно сплюнул в сторону и закончил, - «пошли за шерстью, а оказались стриженными».
 Казанцев и Иван Егорович ничего не ответили.
 …Когда они на трясущихся ногах пришли в роту и доложили Алексееву о прибытии, тот спросил:
 – Вы обедали?
– Да! – коротко ответил Реутов за всех.
 Остальные в знак согласия кивнули.
– А чем вас угощал заведующий столовой?
 – Салатом из свежих огурцов, жареной картошкой с мясом и компотом до отвала.
 – А что, первое не ели?
 – А мы отказались!
 Каждый курсант из состава отделения Алексеева позавидовал этой троице…
 …Вечером во время ужина в столовой проблем с посудой не было…
--------------
Март 1996 г.