- Сынок, нужна твоя помощь. Приедешь?
Конечно, мама. Каюсь, нечасто это делаю. Пока матушка готовит на кухне чай, иду в комнату, где провел детство. Здесь уже нет моей электрогитары, безумного скопища магнитофонных бобин, книг, журналов, плакатов, фотографий на стенах… За последние десять лет многое изменилось. Темп жизни стал другой. Кто-то из старшего поколения справился с переменами, кто-то так и не смог приспособиться. Наши дети родились в окружении компьютеров, мобильников и прочей высокотехнологической утвари. Но что будет дальше, через следующие десять-двадцать лет? Бог знает. В любом случае, мир вновь кардинально изменится.
Открываю шкаф. Тощие институтские конспекты, учебники, эзотерическая литература, самоучители по каратэ и солидная пачка виниловых грампластинок. Достаю пластинки и, сдунув пыль, перебираю… В середине натыкаюсь на потертый альбом «Джудас Прист». Та самая пластинка… Винил.
Эпизод I. Гадюкин
В пятнадцать лет моим школьным кумиром был Юрка Гадюкин. Пацан небольшого роста, конопатый и наглый. Он гордился тем, что мать ему, как взрослому, покупает сигареты. Круг его общения был крайне разношерстным: от обычных дворовых оболтусов до матерых бандитов. Что меня с ним объединяло? Музыка.
Мы росли в Советском Союзе, и пресловутый железный занавес только-только начал приоткрываться. Но даже этой крохотной щелки вполне хватило, чтобы страну поглотило движение «металлистов» - поклонников «тяжелого рока».
Я тоже попал под удар. Для поколения, чье детство прошло под «Землян» и однообразную нарезку «Утренней Почты», тяжелые ритмы, извлекаемые из треугольных гитар иностранными парнями в черных кожанах и с длинными патлами, казались откровением. Мы таскались друг к другу с тяжелыми «катушечными» магнитофонами, переписывая затертые записи. Басов там уже было не разобрать, но резкий искаженный звук ударных и необычный яростно-фальцетный вокал присутствовали, и этого хватало.
Мы наизусть знали альбомы наших кумиров: «Мэнуор», «Металлика», «Джудас прист», «Кисс», «Акцепт», «Моторхэд», «ЭйсиДиси», «Айрон Мейден» и много чего еще. Шепотом предупреждали друг друга: «Кисс» и «ЭйсиДиси» запрещены, потому что «фашисты». Нас приводили в восторг фантастические сюжеты на обложках пластинок, которые мы сокращенно называли «пласты».
Родители относились к моему увлечению несколько настороженно, но не вмешивались. Отец, правда, заметил на стене мутную фотографию Рэмбо, перепечатанную из журнала «Ровесник». Актер был с голым торсом и с пулеметом наперевес, может, помните?
Папа снял фото, сделал формальное внушение, что, дескать, нечего врагов соцгосударства держать в квартире и этим все кончилось. Против полуэротического фэнтэзи «Мэнуора» он не возражал.
Однажды вечером собрались на квартире Гадюкина. По-взрослому много курили, обсуждая последние новинки «металлических» течений. Неожиданно Юрка вытащил большой квадратный конверт, затянутый в тонкую полиэтиленовую пленку. Это был раритетный виниловый диск «Акцепт» 85-го года, альбом «Метал Харт». Запах иностранной пластмассы вызывал уважение.
Закурив сигарету, спросил:
- Где взял?
- Есть связи, - небрежно бросил тот. – Чисто по винилу…
Публика почтительно застыла, слушая развязный монолог Гадюкина.
- Я, бля, далеко пойду! - снисходительно поучал он, пуская кольца табачного дыма. - А хуле? Жизнь знаю…
Он не скрывал, что каждое воскресенье ездит на так называемую «тучу» - стихийный рынок коллекционеров-менял, у них и берёт раритетные диски. Кстати, за такое занятие его в наших кругах прозвали «Винил».
«Туча» представляла собой огромную поляну в лесу близ железнодорожной станции. По ней медленно слонялась огромная толпа народа. Коллекционеров было много, и все друг друга знали. Каждый держал стопку пластинок, и публика рылась в них бесцеремонно. Покупали диски единицы. Остальные ездили на «тучу», чтобы выменять имеющийся диск на желаемый, пытаясь при этом хоть что-то выгадать.
Гадюкина здесь знали. С кем-то он здоровался, кого-то материл, угощал сигаретами, а кто-то угощал его вином. Я ходил между рядов, изучая содержимое стопок. На меня не обращали внимания, чувствовали – не покупатель, а так…
Первым добытым диском я очень гордился. Долго пересказывал подробности покупки. Разумеется, на первом обмене «пластов» меня обманули, всучив невероятную ерунду. Я сумел выкрутиться - нашел уже в городе фаната той ерунды.
«Бизнес» закончился неожиданно. В тот день мы поехали на «тучу» вдвоем с Юркой. Я – с полным набором «пластов», а Винил налегке. За полчаса выгодно выменял «Айрон Мейден» восемьдесят первого года издания на «Скорпионс» семьдесят девятого. А уж «Скорпионс», в свою очередь, был продан безымянному меломану с вентиляторного завода. И немедленно купил то, что давно хотел купить – пластинку английской группы «Джудас Прист», альбом «Дефендерс оф ве файт» восемьдесят четвертого года издания.
Неожиданно Винил толкнул меня в бок. Я обернулся. К нам приближалось несколько угрюмых парней.
- Валим отсюда! - прошипел он. – Быстро!
- Зачем? Ты же тут всех знаешь!
Парни подошли ближе. Один из них неожиданно схватил Винила за ухо и начал закручивать по часовой стрелке. Тот заорал.
- Где деньги, сука? - Вопрос был задан тихо и внятно.
- Тут… - прохрипел Юрка и неожиданно указал пальцем на меня.
Пацаны подскочили, кто-то ловко подсек меня сзади, я упал, они добавили каблуком в зубы, а потом вырвали из кармана деньги и пачку с «пластами».
Обратно возвращался один. Разбитый и ограбленный. Вечером поплелся к Гадюкину. Еще с третьего этажа услышал голоса. Винил жил на пятом, и в присутствии мамы всегда курил на лестничной площадке.
- Короче, какие-то козлы вчера нас с Палычем на «туче» пытались бомбануть... А я хуле? Ножик достал, кричу.
- Что?
- Ну… Типа, подходи, бля, порежу! И ведь порезал бы.
- И чё?
Пауза. Шумный звук выдыхаемого дыма.
- Да ничё… Испугались, разбежались… Палыч, правда, все «пласты» потерял в суматохе…
- Да… Ты крутой… А Палыч-то так… Размазня…
- Угу… Кстати, тебе «Джудас» восемьдесят четвертого не нужен?
Я замер. Как так?! Первым порывом хотелось взметнуться наверх и избить правильными апперкотами обоих. Но через несколько секунд взвесил шансы. Изобью запросто, но что скажут кореша? Винил - герой, а я – отморозок. Во время потасовки на «туче» знакомых не было, поэтому никто не подтвердит, что ухо крутили именно Гадюкину, и что «Джудас», который толкает сейчас этот маленький подлец, принадлежит мне.
Я ушел молча, а через неделю с помощью посредника выкупил этот вожделенный диск…
Положил пластинку обратно в пачку и убрал в шкаф. Как много с тех пор воды утекло. За два десятилетия все изменилось: жизнь, люди, деньги, музыка. Но одно в стране оставалось неизменным – Лохи.
Эпизод II. Гербаселен
С кружкой горячего чая подхожу к окну: во дворе скребет мерзлый снег дворник Костюк. У него проторенный маршрут: от забора до стоящего возле дома серебристого «Мерседеса» с номером 002... Этот мощный зверь - настоящий «шестисотый» мерс пятилетней давности, он покрыт мелкими снежинками, словно мурашками. Они чуть подрагивают на его перламутровой шкуре и оттого кажутся живыми и естественными.
Я знаю, что будет дальше: Саша Костюк продолжит чистить тротуар ещё пятнадцать минут, затем подойдет к железному коню, откроет багажник, снимет дворницкую телогрейку и аккуратно поместит её вместе с лопатой внутрь. Потом воровато оглянется по сторонам, юркнет в нагретый салон. Двигатель тут же взревет, из-под колес вырвется недобитый снег, и автомобиль мгновенно покинет двор. Останется лишь ветер.
Не этим ли самым ветром год назад меня занесло в один презентабельный бизнес-центр? Там было сборище «сетевых маркетологов», продающих то ли гербалайф, то ли препараты селена, а, может, какие-то акции, или всю эту солянку оптом… «Гербаселен», в общем.
На меня мгновенно среагировал один из сотрудников – молодой коммуникабельный парень в идеально отутюженных брюках и белой рубашке. Двадцать минут обрабатывал в надежде что-то продать. Я из чувства пакостного любопытства не уходил, а он не терял надежды охмурить подвернувшегося клиента.
- Курс наших акций так растёт, так растёт…
- Подумаешь! – не сдавался я. - Бледные поганки тоже растут, и тоже, знаете ли, весьма неплохо!
- Вы предвзято к нам относитесь, - упрекнул юноша и взглянул на часы. - Сейчас как раз будет презентация... Хотите посмотреть?
Я согласился. Небольшой зал был до отказа забит людьми в возрастной категории «старше среднего» с нездоровым энтузиазмом в глазах. Звучала бодрая музыка.
Свет в зале постепенно ослабел, одновременно прожекторы ярко осветили сцену, где стоял столик и белая доска. Словно по команде публика встала с мест и начала ритмично хлопать в ладоши. Под гром аплодисментов на сцену взобрался ловкий черт в белой рубашке и черных брюках. Поднял руки вверх и захлопал вместе со всеми.
Белорубашечный сатана нервно вильнул задом, словно поправляя невидимый хвост, схватил микрофон и завопил на манер футбольных «кричалок»:
- Экостар – наш успех! Экостар – сильнее всех!
Публика восторженно взревела. Когда шум немного стих, ловкач схватил фломастер и принялся верстать на доске формулу несметных богатств. Схема была проста: клиент должен заключить договор с организацией, заплатить несколько тысяч долларов в качестве вступительного взноса, а затем найти и сосватать пару лохов, которые, в свою очередь, вербуют четверых и так далее, до бесконечности… А с каждого завербованного мудака и его подопечных должно капать по пять процентов… Пирамида.
Бесноватый ловкач прыгал по сцене с заклинаниями, произнося их быстро, четко, с жарким придыханием, подчиняясь неведомому, но властному ритму, царящему в этом душном зале: деньги, деньги, деньги … Давай, давай, давай … Ты можешь это сделать, войди, возьми, легко, просто, эффектно, халява… Еще, еще, еще … Дай, дай, дай … Мне, мне, мне … Этот ритм всесильным удавом завораживал и я тоже начал тихонько подпевать: деньги, деньги, деньги …
Свет на сцене ритмично мигал в каком-то магическом темпе. Фоном продолжала долбить музыка. Почувствовал, что проваливаюсь в странное дремотное состояние, когда хочется стоять, мычать в такт со всеми и смотреть в одну яркую точку, на фоне которой мечется бес в рубашке.
Неожиданно нога соскользнула со ступеньки, и я пришел в себя. Продрался к выходу сквозь толпу зомбированных бездельников.
В фойе было сумрачно и пустынно. Следом за мной выскочил один из белорубашечных дьяволов.
- Стой, погоди!
- Отвали, - отвечаю на ходу.
Но тот хватает за плечо:
- Да постой, ты!
Разворачиваюсь:
- Я не участвую в пирамидах, понятно?
- У нас честный бизнес! Нашу организацию можно назвать инвестиционным фондом. Мы инвестируем в…
- В свои карманы, - закончил я. - А потом история знакомая: то Канары и Сейшелы, то березки и рябины… Короче, отвали.
- Не надо так говорить! Мы не просто фирма, мы - клуб друзей. Встречаемся, общаемся, зарабатываем деньги и советуем другим! От этого мы все становимся духовно богаче и сплоченней, понимаете?
Он сделал шаг навстречу, наши глаза встретились, и я увидел, что они смотрят куда-то сквозь меня.
- Мы призываем людей перестать жаловаться, учим их зарабатывать, именно в этом заключается наша миссия. Оздоровление организма начинается с головы. Если человек не усвоил наши уроки, то никакие чудеса не помогут. Мы прокладываем путь и показываем другим, что нужно делать …
Ритм его речи странным образом совпадал с моим дыханием, а интонация становилась все более гнусавой и монотонной.
- С нами вы можете стать обеспеченным человеком… - продолжал сладкоголосый демон. - Вы купите красивый дом в величественном сосновом лесу. Эти деревья… Они вызывают чувство влечения, покоя и безмятежности... И когда пойдете через лес в свой дом, вас будет окружать величественная тишина... И в вашем сознании будет рождаться чувство покоя и расслабленности... Которое вы так глубоко... Цените…
Я едва вырывался из-под влияния магического ритма. Наступил на его начищенную туфлю. Бес взвизгнул, разрушив собственное гипнотическое колдовство. Сделав глубокий вдох, я ударил гаденыша по лицу. Тот изумленно всхлипнул, на белую рубашку брызнула кровь.
Я решительно пошел к дубовой двери с табличкой «Директор Костюк А.Д.». Окровавленный «охмуритель» засеменил следом. В кабинете за столом изучал документы поджарый, коротко стриженый мужчина. Я бесцеремонно сел в кресло напротив:
- Проиграл ты, Саша. Ни копейки они из меня не выжали.
Костюк глянул на несостоявшегося «демона», скрипнул зубами, кивнул ему на выход. Дверь закрылась, и Александр Дмитриевич огорчённо вздохнул:
- Что поделаешь, спор есть спор. Буду круглый год убирать двор, какой скажешь.
Замётано.
Эпизод III. Поездатые поезда
- Так чем помочь, мама?
- Тете Гале на могилку цветы отвезти - годовщина сегодня. Ты же помнишь тетю Галю?
Конечно, помню и обязательно поеду, хоть туда и не ближний свет. Сначала на метро, а потом проще поймать такси - автобусы на это кладбище ходят только два раза в день.
Спускаюсь в подземку. Мне нравится запах шпал, немного сладковатый аромат, манящий романтикой путешествий … Сегодня везет: половина мест пустует. И только идеально выбритый юноша с повадками матерого менеджера разучивает наизусть листовки, обильно расклеенные внутри вагона. Он делает это методично и сосредоточенно, словно испытывает информационный голод. Впрочем, его можно понять: миллионы людей каждый день спускаются в метро, сжигают свои жизни в шуме огромного города и не могут существовать без него даже непродолжительное время. Им становится пусто и тревожно. В тесном замкнутом пространстве этих зомби могут спасти лишь напоминания о большом внешнем мире: рекламные стикеры, газетное чтиво и mp3-плееры.
Сажусь, закрываю глаза, задрёмываю под стук колёс. Иногда представляю себе жизнь как один большой вокзал: большинство железнодорожных составов следуют мимо меня, гораздо реже с перрона отправляется совсем новый поезд. Все локомотивы разные и идут с разной скоростью. Вон в том, с логотипом «Газпрома» на стекле кабины машиниста, все вагоны как новенькие, до блеска отполированные стремительным потоком государственного капитала. Сразу за тепловозом вагон с табличкой «Москва», дальше следуют «Уренгой», «Ямал» и так далее.
Этот поезд едет очень быстро, охраняется наружным оцеплением бойцов ФСБ и останавливается только в том случае, когда нужно принять нового пассажира из «Геллендвагена» с мигалкой. Пикантная деталь: для высадки пассажиров с просроченным билетом поезд не останавливается – их выбрасывают на ходу.
Другие поезда проще: «Связьинвест», например, или Минфин. И едут они чуть тише, но в тамбурах все равно стоит зоркая охрана, бдящая на предмет безбилетников. Эти маршруты отнюдь не дальнего следования, но в них жестко регламентировано количество посадочных мест в персональных купе.
Справедливости ради отмечу, что все тамбуры во всех поездах открыты настежь. А то, что в дверном проеме стоит фигура автоматчика – дело десятое и вообще ненужные детали. Дверь же открыта? Вот и заткнитесь.
Но есть составы, устроенные по-другому. Там охрана стоит не в наружном оцеплении, а наоборот. И пускают в этот поезд по собственному желанию, и купе вполне комфортабельные, но вот что-то никто не рвется туда попасть. Едут такие составы все медленнее и медленнее, уступая дорогу не только грозным правительственным бронепоездам, но и прочим мускулистым конкурентам. И путь у них один: тупик и полная переборка в депо. Вон, видите, проехал один такой? С двумя треугольничками в логотипе, желтым и зеленым? Пассажиры этого поезда, конечно, возражают и пытаются немножко хитрить. Но диспетчера не обманешь: он всю свою сознательную жизнь рулил стрелками на международном направлении, так что внутрироссийским финансовым потокам никуда не деться – все под контролем.
Все остальные корпоративные электрички разного уровня обустроенности, сервиса и количества трезвых проводников. Иногда даже попадаются дрезины на ручном ходу: это, как правило, владельцы мелких автомастерских или ларьков.
И обязательно присутствует Вокзал, на котором трудятся специально обученные менты. В зале ожидания они строго бдят за публикой, которая так и норовит шмыгнуть на перрон, вскочить в тамбур хоть какого-нибудь поезда. И некоторым это удается.
А если кто-то с образованием, трудолюбием и прочими качествами дурака, которого работа любит, из кожи вон лезет на перрон, то обнаруживает, что на рынке уже появилась какая-нибудь масштабная Clear Investment с пропиской на Каймановых островах, и что она - каюк его скромному бизнесу. Его ссаживают с поезда, он устало бредёт на Вокзал, подымается на балкон, стоит, курит, смотрит вниз и ждет, когда появится человек в плюшевом комбинезоне «чебурашки», чтобы помочь свести последний баланс в сальдо на асфальте…
Время сейчас такое - глобальных корпораций. И поезда нынче другие – скоростные, из бронестекла и титана. Жёсткое время…
Эпизод IV. Санитары леса
Идеально выбритый юноша мнет в руке книжечку. Присмотрелся к названию: «Проблематика глобализации». Я уже читал эту брошюру. Там была интересная глава, где подробно препарировались так называемые «антиглобалисты».
После прочтения «бунтари» представились мне скучающими от безделья интеллектуалами с двумя высшими образованиями, в действиях которых наиболее важен игровой момент, или, как выразился один из лондонских активистов: «Для меня спланировать бузу в центре города, заранее переиграть полицию, спрограммировать комментарии прессы и потратить на все это наименьшее количество средств и времени не сложнее, чем создать новую компьютерную игру».
Но что почти наверняка: все эти «повстанцы» в обычной жизни трудятся мелким офисным планктоном, а некоторые топ-менеджерами. Для них атрибуты успеха значимы, но и падение - страшнее. А игры в «антиглобализм»… Это всего лишь необычное развлечение. Было же модно когда-то жрать ЛСД, носить длинные патлы или ходить на концерты heavy metal, так и сейчас. Веяние времени меняет стиль развлечений и только.
Однажды мне тоже пришлось участвовать в подобной «игре». И мне была назначена встреча в кафе с одним из руководителей движения. Я ничего про него не знал, кроме того, что на майке будет физиономия легендарного кубинского повстанца.
Когда я вошел в пустой зал, за одним из столиков что-то озабоченно писала в блокнот девушка в черной беретке.
Я подошел ближе:
- Послушайте, мне нужен кто-то из антиглобалистов. Вы не знаете, где они?
Девушка подняла голову и оказалась парнем с тонкими усиками над резко очерченной линией рта. С красной майки на меня строго глянул героический Че Гевара.
- А вы по адресу, молодой человек! Меня зовут Евгений, а вас?
- Меня не зовут, - буркнул я, усаживаясь за столик. – Я сам прихожу.
Он чувственно облизнул губы, оглянулся по сторонам.
- Вы не против, если мы пересядем?
Он повел меня в отдельную кабинку, виляя по сторонам женственными ягодицами. Я вспомнил кое-каких знакомых из «НБП» и пришел к тому мнению, что гомосексуальность в подобного рода движениях, вероятно, общепринятое явление. Евгений грациозно устроился за столиком в кабинке и заказал кофе пробегавшему мимо официанту. Я сел напротив.
- Итак, - начал он. - Наша боевая группа «Объединенный фронт надежды» организует сопротивление финансовому рабству людей, информационному давлению медиа-ресурсов на сознание эксплуатируемых обезличенных толп и планетарной политике транснациональных корпораций. Вы меня понимаете?
- Не совсем.
- Представьте, что по краю пропасти едет автобус. Всем очень страшно смотреть в окна, в бездонную пропасть, но один из пассажиров удивительно спокоен - ему присуща воспитанная в университете рыночная мудрость. Одно из колес соскальзывает с дороги, автобус начинает крениться. В салоне паника, все орут, но обладающий рыночной мудростью спокоен, ему известно, что никто не пострадает, он рассуждает так: никто из нас не хочет погибать, каждый готов отдать последние деньги, чтобы выжить, а значит, в автобусе возник феноменальный спрос на то, чтобы мы не разбились, и по законам рыночного саморегулирования немедленно появится и предложение, автобус зависнет в воздухе и нам останется только узнать банковский счет спасителя, чтобы перевести туда деньги. Так устроен рынок.
Мой собеседник примолк – принесли две крохотные чашки кофе.
- И что?
- А ничего. Автобус падает и разбивается, и над изломанным металлом, перемешанным с окровавленной плотью, не остается ничего, кроме рыночной мудрости.
- Забавная легенда, – согласился я.
- А еще забавнее, когда крики перепуганных пассажиров совпадают с предвыборными лозунгами наиболее влиятельных партий, а мысли «самого умного» наполняются актуальными цитатами из президентской программы.
- Интересно.
- Вот именно! – с жаром произнес он. – Короче, мы организовываем повстанческую акцию, будем протестовать против съезда «Оконные пользователи», который устраивает Microsoft.
- И как именно протестовать?
- Сто человек усядутся на Тверской, возьмутся за руки, и таким образом заблокируют дорожное движение. Естественно, при этом будут и палатки, лозунги, листовки… Думаю, сильно всколыхнем общественность.
- В самом деле?
- Да, - повторяет он, с удовольствием смакуя слова. – Всколыхнем общественность, однозначно. Короче, предлагаю вам сделать посильный взнос на материальное обеспечение. Обозначить, так сказать, свою гражданскую позицию.
- Это как?
- Горячее питание, медикаменты, транспорт, плакаты…
- Я не понял, Женя… Ты мне что-то продать хочешь?
Он недоуменно наклонил голову, а я с удовольствием признался, от кого я пожаловал. Революционный накал тут же остыл, он сузил глаза:
- Хрена ли я тут распинаюсь? А? Сразу не мог сказать?
Я положил перед ним конверт и не удержался, чтобы не подколоть:
- Так что? Билет на спасение в автобусе все-таки продается?
- Это не билет, - отрезал «повстанец». - Это единовременная оплата слуг капитала, за то, чтобы умереть последним.
- Ты серьезно так думаешь? Че Гевара бы такого не одобрил!
- История нас рассудит, - он гордо свернул морду в сторону, давая понять, что разговор окончен.
Я молча поднялся из-за стола, пошел на улицу, по пути вспоминая подробности разговора за два часа до этой встречи.
- Что тебе приходит на ум при слове «антиглобалист»? – спросил меня человек из того ведомства, о котором не принято говорить вслух.
- «Омоновцы», демонстранты, майонез на пиджаке у Касьянова, миру-мир, растаманы, пикет, трава, банкет, привет…
- И чем, по-твоему, они занимаются?
- Как бы протестуют против чего-то…
- Заметь! Ты сказал «как бы» и «чего-то». Сказал ерунду, но попал в самую точку: эта эпатажная банда специально финансируется, чтобы обывателю было чем занять мозг. Не хлебом единым жив человек, ему еще и зрелищ подавай… Антиглобалисты «как бы» протестуют, а им, время от времени «как бы» идут на какие-нибудь уступки. Короче, дельце одно есть для тебя… Передашь им пособие, заодно познакомишься с реальным таким «антиглобалистом» - пригодится как материал. Будь готов - Женька ежели увлечется – туши свет. И знаешь, в чем главная фишка?
- В чем?
- Он искренне верит в то, чем он занимается.
- А как же деньги?
- Для него эти деньги – все равно, что выкуп заложников у исламских террористов. Те вроде тоже борются за идею, но бабки берут охотно. И с этим «Объединенным фронтом» точно такой же джихад.
- А действительно, что было бы, если бы эти «революционеры» победили?
- А ничего не было. Представь, что будет, если финансовые потоки будут бродить сами по себе и как попало? Анархия и бардак, который закончится очередной революцией, и очередное правительство в очередной раз поймет, что без упорядоченной структуры управления ему не обойтись.
- А не проще их, я не знаю… Посадить?
- Но, но! Сначала посадить, а потом «взять и поделить»? «Шариковщины» нам не надо! Тут дело такое – только начни сажать, потом машину не остановишь. И все: привет Лаврентию Палычу!
- Вам виднее конечно, но не боитесь, что они могут выйти из-под контроля?
- Не боюсь, - посуровел он. – Для этого и существуем. Выражение «санитары леса» слышал?
Я понял, что кое-какие вопросы тут задавать не принято. Вежливо попрощался, вышел в коридор, и посмотрел на визитную карточку своего собеседника - «Служба безопасности корпорации Microsoft».
Металлический голос в динамике объявил мою станцию. На выход.
Эпизод V. Звонок Богу
Возле станции метро тормознул машину, изуродованную тюнингом, Подобных изделий на дорогах много: стекла жёстко тонированы, маленький руль, огромная выхлопная труба, зачем-то украшенная синими китайскими светодиодами, а на крышке багажника хреновина, чем-то напоминающая решетку для гриля.
Водитель машины - вихрастый паренек, крутил руль, забавно выворачивая голову, прислушиваясь к работе двигателя, и вполголоса сетуя на дороговизну топлива.
Да, бензин сейчас дорогой. А скоро его совсем не будет. Я иногда задумываюсь, какая она, жизнь после нефти? На чем придется ездить нашим замечательным машинам? Ведь осталось совсем немного, каких-то двадцать-тридцать лет, и всё – можно будет констатировать, что в первой половине двадцать первого века третьего тысячелетия от Рождества Христова нефти не стало. Как закончилась когда-то эпоха динозавров, чьи, собственно, останки мы и сожгли в двигателях внутреннего сгорания.
В гламурных журналах рассыпан бисер надежд: нанотехнологии, лунный гелий, термоядерные реакторы, ветроэнергетика, вулканы, гейзеры, приливы-отливы и много ещё чего модного-красивого… Но что есть реально из топлива, по более или менее адекватной цене? Наверное, только биотопливо. И немного – электричество. Все остальное слишком дорого.
В грядущие времена, проезжая, например Татарстан, вместо многочисленных нефтяных качалок, неустанно отбивающих поклоны божеству евродоллара, путешественник будет видеть бесчисленные жёлтые поля геномодифицированного рапса. Семена этого растения будут охраняться специальным законом, поскольку именно из него будет готовиться сырье для биосолярки.
Уренгой и Сургут станут умирающими техногенными территориями. О них будут говорить вскользь и неохотно, как об уродливом ребёнке. А круто – это Краснодар и Ставрополье. Там самая дорогая земля и живут все основные олигархи – держатели рапсовых плантаций и биоперегонных заводов. Станет модно быть фермером. Запестрят заголовки электронных газет «Открой свое дело!», «Стань независимым!» А очередной президент пойдет на выборы под лозунгом «Свободное фермерство – будущее России».
Биокорпорации будут втихую скупать наиболее эффективных производителей среди фермеров. Несколько непокорных будут убиты - милиция долго и безуспешно будет искать заказчиков преступлений. Впрочем, криминальный мир тоже изменится: будет популярна контрабанда китайского кукурузного бензина, а также вербовка батраков на рапсовые поля.
На семьдесят девятом году жизни из тюрьмы выпустят Ходорковского. Он немедленно уедет в Израиль, купит там дачу из ливанского кедра и небольшой ноутбук. Будет сидеть на веранде, слушать отдаленный стрёкот автоматных очередей и ваять цикл мемуаров «Как меня обул Путин». Иногда к нему будет приезжать пенсионер Абрамович. Вместе они будут пить грузинский чай и спорить о макроэкономике переходного периода.
По стране пройдет волна самоубийств учёных экологов: кислорода в атмосфере завались, технологические выбросы минимальны, а отходы производства прекрасно разлагаются на дружественные живым организмам компоненты.
Климат широты Москвы приблизится к климату широты Липецкой и Тамбовской областей, негры начнут ломиться в Россию ввиду ухудшения климата в самой Африке (засуха). Их отправят в районы Нечерноземья.
Экспортом топлива за рубеж традиционно будет заниматься государственный концерн «Рапспром». И обязательно один из рапсовых олигархов захочет стать царём горы, чтобы продать половину рапсовых угодий забугорным негодяям. Но доблестные Стражи порядка его разоблачат, и колесо истории сделает очередной поворот.
А где-то будут играть дети, и звонкий смех не будет зависеть от котировок акций ни «Рапспрома», ни других могущественных корпораций. И всё равно детям, кто победит в этой бесконечной интриге за авторитетное место под солнцем. Им важнее игрушки, улыбка мамы, ясный солнечный день, когда можно до изнеможения плескаться на речке, безмятежно валяться на мягкой траве… И этот забытый футбольный мяч кажется гораздо реальнее натруженного нефтяного коромысла - ему не нужно задумываться, что же именно будет там, после нефти… «Но ежели порассудить, то, может, и дивиться нечему: сколько уж веков не видел я ничего нового под солнцем и под луною…»
Парень что-то переключил в магнитоле – из динамиков вырвался голос Тимати. За время поездки мне пришлось досконально изучить творчество этого рэппера. Жизненный стиль («стайл») по версии данного артиста прост, как пятирублевая монета: проснувшись с утра (в районе 14 -17 часов) нужно почесать яйца и обратить внимание на предмет («чикса»), который дрыхнет рядом. Ежели её задний антураж («стайл») достоин внимания, то предмет можно трахнуть. Если нет – просто выставить за дверь. Затем нужно прыгнуть в спортивную машину («Ламборджини предлагать!») и для стабилизации тонуса слегка поездить по городу. После 22-00 можно приехать в клуб и немного потрещать с корешами «за дела и хип-хоп». Затем начинается осмотр танцующих невдалеке «чикс» и склеивание «за стол», потому что «все уже ждут!». Некоторый променад на танцполе и - «вижу ты согласна, это было ясно, хоть мама говорила, что быть с Тимати опасно». Короче, под утро можно ехать домой с очередной снятой «чиксой». Вот такой детский сад с отвязным пацаном Тимати, который на полном серьезе думает, что книжки - это такие здоровенные распечатки sms.
Я попросил паренька убавить звук, достал из кармана телефон.
- Алло, это канцелярия? Здравствуйте, соедините, пожалуйста, с Богом.
Паренёк настороженно покосился.
- Да, да! С ним самим…
Пауза.
- Да, только с господом Богом. Хорошо, жду…
Паренёк начал нервно ерзать по сиденью.
- Хорошо, тогда позже…
Отключил телефон, убрал трубку в карман, объяснил:
- Опять не принимает. Попробую завтра…
Тот кивнул. Спрашиваю:
- А вы не хотите позвонить?
- Кому? – вздрогнул он.
- Богу. Вдруг примет?
- Нет! – выкрикнул парень и вцепился в руль.
Отворачиваюсь, улыбаясь. Все мы смертны, что тут скрывать. Но двинуть кеды можно по-разному: с элементом внезапности, во сне, например, или заранее зная дату/время отбытия на тот свет. Но если бы меня кто-то спросил, как бы я предпочёл умереть, неожиданно или в какой-то назначенный час, я бы затруднился с ответом.
Неожиданно машина остановилась.
- Выходите!
- Ты обалдел? – мягко интересуюсь.
- Выходите! – категорично так. – Денег никаких не надо!
Делать нечего – выхожу. Сам виноват, нужно было держать язык за зубами.
Вихрастый паренёк с облегчением (мне так показалось) высадил меня на дороге, незаметно перекрестился и дал по газам. До кладбища остался еще километр – придется топать пешком.
Иду, постепенно привыкая к мысли, что именно иду, а не еду или лечу. Прохожу между одного здания, что возле дороги, сбавляю шаг: возле него бродит один знакомый мне силуэт, историю которого я знал в грустной и подробной точности, как прошлое, так и будущее. А настоящего у этого силуэта с тростью не было, нет, и не будет - служба такая.
Эпизод VI. Эволюция
Тук, тук… Опираясь на трость, мужчина в коротком сером пальто обходил фасад старого одноэтажного здания, Подергал металлическую дверь – заперто. Строение казалось массивным за счет облупившихся колонн, подпиравших грозно нависшую крышу. Оно было построено лет тридцать назад районным потребительским кооперативом под склад. Потом дела у райпо пошли неважно и вместо склада решили открыть ресторан. Пристроили у входа неуклюжие колонны, внутри сделали ремонт, организовали кухню и зал с круглыми столами, наводнили заведение официантками…
Тук! Он раздавил тарелку с облезлой позолотой. Ресторанное дело у райпо не пошло. И руководство потребительского кооператива решило понизить статус заведения до уровня столовой со спиртными напитками на розлив.
При Горбачеве лавочку пришлось перепрофилировать под диетическое кафе. Пиво, правда, оставили. И разрешили курить в помещении. Теперь за столиками собирались местные алкаши, ловко разбавляя мутное пиво «тройным» одеколоном.
В начале девяностых райпо благополучно загнулось, а диеткафе продали осетинскому предпринимателю Арсену. Тот открыл в полученном за копейки здании ресторан «Цхинвали». Однако, Арсен занимался не столько вопросами кулинарии, сколько разводами всевозможных «рамсов» на «стрелках». И доразводился: ресторан сожгли, осетина убили.
Эстафету принял Зураб. Ресторан отремонтировали в грузинском стиле и тупо переименовали в «Кавказ». Поцарствовал Зураб недолго – его застрелили прямо за столиком собственного кабака. Эти стены помнят многое…
Ресторан долго стоял закрытым. А потом его купил молодой человек. Восточный лоск сменился на европейский стиль, на входе появилась строгая вывеска «Ресторан «Элегия». Молодой человек занимался нефтебизнесом, а ресторан купил так… Должен же он где-то кушать?
Но питаться в собственном ресторане ему пришлось недолго - на него начали охоту правоохранительные органы. Поначалу молодой человек держался, говорил, что «это не он» и вообще… Но силы кончились. И в непростой для него час он добровольно ушел с нефтегазового поста.
Родина его пост приняла, но все равно посадила. Чтобы впредь думал, на кого лапку задирать. «Элегия» закрылась.
Тук, тук… Мужчина закончил обход и ключом открыл дверь служебного входа. В директорском кабинете смахнул со стула пыль, сел, тяжело скрипнув протезом.
В кармане серого пальто бренькнул телефон.
- Слушаю...
- Товарищ Лебёдкин?
- Да.
- Вы осмотрели помещение?
- Да.
- Вас устраивает?
- У меня есть выбор?
Голос в трубке хохотнул:
- К сожалению, нет… Нефтяных вышек, увы! На всех не хватило… Удачи вам!
- Удачи…
Мужчина отключил телефон и устало прикрыл глаза. «Господи, как хорошо! - думал он. - При Лаврентии Палыче расстреляли бы, да и дело с концом… А тут поди же ты – рестораны дарят!»
Он достал из кармана «чекушку», ловко свернул ей серебристую башку, отхлебнул, поморщился… Сегодня был серьезный повод: генерал-майор ФСБ вышел в отставку.
Впереди тускло светила новая жизнь.
Эпизод VII. Кладбище
Вот и кладбище. Теперь мне нужны цветы. В местном магазине за одним прилавком и цветы, и ритуальные принадлежности, и аптека. Народ в основном толпится за лекарствами.
Признаюсь, аптеки меня натурально бесят по причине мудозвонства посетителей данного заведения. Нет, чтобы молодецки гаркнуть в окошко:
- Паррррацетомол мне!
По-военному так, кратко и доступно. И бабло в зубы сразу, без сдачи. А оттуда, как из волшебного сундучка, упаковочка сразу – на! Так нет ведь. Вот, например, тётя в сталинском полушубке обсуждает с фармацевтом достоинства какого-то китайского препарата для своего деда.
А неподалеку от своей престарелой подруги спокойно стоит дед, в разговор не встревает. Он, опытный семейный менеджер, знает что почем и втихаря облизывается на крепкие ножки стоящей неподалёку молоденькой особы. Зачем ему китайские лекарства? Ты еще крепкий старик, Розенбом!
«Розенбом» замечает мой взгляд и отворачивается, делая вид, что его больше всего на свете интересует упаковка «Холосаса», а не коленки девчонок.
А в спину жестко дышит следующий типаж, с хроническим перегаром, который слабо перебивается вонью немытого тела и табака.
И таких вонючих козлов – половина очереди. Эти яркие представители фауны покупают исключительно настойку боярышника, помеси, дезинфицирующие организм, и прочую этилосодержащую фигню.
Едва сдерживаю себя. Сую купюру внутрь, озвучиваю просьбу, взамен получаю пять гвоздик и сразу на выход. За воротами кладбища сливаю мелочь нищим.
Я помню, где находится могила тети Гали: по центральной аллее до третьего поворота, затем вправо и до конца. Вообще-то, тетя Галя никакая мне не «тетя». Просто добрая тетка из дома моего детства, которая всю свою сознательную жизнь проработала медсестрой в поликлинике. Кормила и лечила детей в окрёстных дворах. А когда сама тяжело заболела, в вопросе «кто кому больше должен: государство человеку или наоборот» - выиграла держава.
Теоретически взаимоотношения человека и его страны должны напоминать счастливый брак по любви. Но этого счастья нет даже в загнивающей Буржуинии, а в нашей России и подавно, потому что долги обычно платит тот, кто слабее. И это явно не государство, которое на протяжении всего прошлого века предпочитало расплачиваться по своим счетам пулей.
А что такое долг? Это когда тебе кто-то дал нечто ценное, а ты спустя некоторое время вернул. А что возвратила Родина тете Гале? Пайку хлеба да койку в обшарпанной больнице с тараканами, где можно было благополучно сдохнуть. И если бы не помощь соседей, так бы оно и было.
Теперь я точно знаю, кому должен: своей семье, родителям, которые вынянчили, выучили в большинстве случаев вопреки усилиям государства. Следовательно, не обязательно ждать, пока государство построится вокруг нас. Гораздо эффективнее создать государство в самом себе. Но как именно – я, увы, не знаю …
Свернул с аллеи вправо. Навстречу попались два странных типа: один приземистый, крепкий, второй – тощий дылда с опухшей красной физиономией. Вид у них такой, словно выбрались из могилы: замызганные, воняющие какой-то мертвечиной и вчерашним перегаром. Парочка что-то возбужденно обсуждала, часто упоминая слова «гвоздь», «археолог» и «поганый цыган». Они были настолько увлечены беседой, что, если бы я не посторонился, прошли насквозь.
Гранитный памятник «тетигалиной» могилы увидел издалека. Подошел ближе, аккуратно положил цветы к постаменту, немного постоял, помолчал, вспоминая хорошие слова…
Эпизод последний. Жизнь коротка
- А хуле ты хотел? Жизнь знаю…
Услышав знакомые слова, обернулся. Неподалёку, у одной из могил несколько личностей, потрёпанных жизнью, поминали успошего кореша боярышником.
Присмотрелся – личности определённо незнакомы. Перевел взгляд на фотографию надгробия и замер: с чёрно-белого овального снимка улыбался Юрка Гадюкин, он же Винил.
Я протянул типам пару тысячных купюр, а взамен попросил рассказать подробности гадюкинской жизни. Они охотно согласились.
…Последние годы жизни Винил, переживший два развода, много пил, курил по две пачки «LM» в сутки. Считал себя алкоголиком и утешался тем, что «алкоголизм – излечим, а пьянство – нет». И, соответственно, задолбал всех, паразитируя на жалости близких.
Когда от него ушла последняя пассия, он повадился каждый день таскаться к ней домой. Стонал, валялся на коврике, что-то ныл про любовь, блевал где-то неподалёку. Потом начал заверять, что повесится, застрелится, отравится или еще что-нибудь. Когда этот цирк надоел, вызвали милицию. Гадюкина забрали за хулиганство.
«Со мной не захотели говорить по-мужски и сдали ментам» - говорил он, не забывая упомянуть с какой-то странной гордостью, что «отсидел» двенадцать часов в «обезьяннике». А кому какое дело? «Валки пазорные, ааа!»
Травиться он действительно пробовал. Сожрал несколько таблеток транквилизаторов, обзвонил всех, сообщил, кого конкретно винить в его смерти. Один из родственников встревожился и вызвал «скорую».
Гадюкин так искусно бился башкой о стены, что врачи сочли за лучшее забрать с собой. Он провел несколько часов в реанимации, потом был переведен в общее отделение. Приходила мама, беззвучно, по-стариковски, плакала. На следующие сутки его выписали.
И вот - похороны. Потрёпанные личности допили боярышник и тактично ушли. А я стоял у могилы и молчал. К чему громкие слова? Винил так театрально готовился к смерти, а откинул копыта без применения эффектов - задохнулся пьяный в блевотине. Его быстро и молча похоронили, выбив на гранитном постаменте годы жизни. А чуть ниже овала, по инициативе похоронного дел мастера, было выбито: «Жизнь коротка».