Не телесная жажда,
Когда рот полон песка,
А глаза слиплись и уши
Морочат душу, пока ей
Не послышится,
Вода, вода рядом,
Когда человек ногти вонзает
Себе в грудь, и пьет свою кровь,
Которая уже сгустилась
и свернулась.
Алистер Кроули.
в тексте сочетанием символов > < обозначается курсив.
Морозный воздух осыпал щеки колкими поцелуями, обжигающими кусками льда проваливался в разгоряченное горло. Замерший кованый снежный панцирь слепил мириадами серебряных искр. Черные люди, хоронящие лица в воротниках, спешной походкой двигались по скользкой глади тротуара в двух противоположных направлениях. На автобусных остановках угрюмо перетаптывались коченеющие толпы. Автомобили гнали по стреловидным дорогам, волоча за собой рваные стелющиеся по асфальту хвосты выхлопов, у светофоров разбивались на порции, на перекрестках остервенело сигналили, попав в пробку. Солнце таилось за тонкой скомканной простыней облачности. Белоснежный укрытый инеем город блистал студеным сиянием, крохотные черные точки метались в нем, на его фоне, словно погибающие от холода вредные бактерии…
Боясь поскользнуться, Рита быстро шла на остановку. Красная вязаная сумочка маятником отмахивала такт ее торопливой поступи. Кончик теплого багряного шарфа взмывал над ее плечом и вновь укладывался на спину, прикрытую плотной материей бежевого пальто. Щеки пламенели румянцем, иззелена-карие глаза возбужденно блестели. Рита опаздывала. Она вообще часто опаздывала. Наверное, она любила опаздывать.
Впереди к остановке медленно подкатывали сразу три и без того полных пассажирами «павловских» автобуса. С шумом раскрылись двери с облупившейся краской, и у каждой образовалась давка. Толпа, контингент которой состоял преимущественно из озлобленных студентов, разбилась на три штурмовых кучки. В одну из них умело влилась и Рита. Сноровисто лавируя меж топчущих носки чужих ботинок ног, натуженных озверелых лиц и тянущихся к заветным поручням рук, Рита быстро пробиралась к черному зеву входа в переполненный ПАЗ-ик. Четвертый курс, знаете ли – опыт есть. И вот уже показались крепко сплоченные спины тех, кто влез, вот она ступенька, вот поручень… Но потом вдруг что-то…
Что-то удавкой стиснуло ее горло.
Дыхание оборвалось, испуганные глаза выпучились. Напомаженные губы распахнулись, но крика не было. Невидимая петля влекла ее назад, и Рита отступила, убрав ладонь с поручня. И тотчас давление исчезло. Шершавая удавка скользнула с горла, Рита только успела заметить красный ее краешек. Шарф!.. Это шарф зацепился за чью-нибудь одежду или сумку и стянул ей шею, а теперь слетел.
Толпа выбросила замешкавшуюся девушку из своего лона. Никто не заметил ее несчастного случая или просто не обратил внимания. Рита плакала, глядя всем под ноги, пытаясь отыскать свой затоптанный шарфик. С тяжелым лязгом захлопнулись двери последнего автобуса, и тот вклинился в автомобильную пробку. Люди немного разбрелись, готовые в любое мгновение вновь мобилизоваться. И Рита заметила горемычную деталь туалета среди множества следов обуви на прикрытом порошкообразным снегом льду, сделала шаг навстречу, потянулась… И вдруг чужая рука в черной кожаной перчатке подняла любимый красный шарф у нее из-под носа. Рита снова перепугалась: подумала, что шарфик ей теперь не отдадут или за него придется долго ругаться…
– Не плачьте, девушка, – голос слабохарактерного мужчины, глаза ясно карие добрые, вызывающие жалость. Лицо какое-то маленькое, старательно выбритое, нос горбинкой, узкий рот. Сам одет в старое цвета грязного снежного месива пальто, из-под черной дешевой шапки торчит кусочек светло русой челки. Одного с ней роста или, может быть, немного ниже. Лет эдак тридцать пять. Наверняка, мало зарабатывает. Наверняка, не пьет. Наверняка, одинок.
Рука в черной кожаной перчатке бережно передает ей любимый красный теплый…
– Спасибо… – шепчут напомаженные губы.
С протянутой руки сползает черная кожаная перчатка:
– Сергей.
Господи, как же это неуместно… Или нет?.. Впрочем, он такой трогательный.
– Рита, – она снимает алую варежку и пожимает его сухую холодную ладонь. Улыбается, смаргивая с ресниц заледеневшие слезинки. Сергей растерянно улыбается в ответ. Эта улыбка ему идет.
Рукопожатие продлилось не больше секунды – потому что мороз.
Она хотела что-то сказать… и тут вдруг увидела за его спиной номер очередного маршрутного такси. Нужный ей номер. «Оставь ему свой телефон и беги, дуреха!» – пролетело в голове. Сергей перехватил ее взгляд, обернулся:
– Ваш автобус? Ну, так чего же вы…
И она не запомнила, как оказалась в тесной согревающей толчее автобусного салона. Кажется, Сергей сам провел ее сквозь тернии толпы, помог взобраться на ступеньку… В сумочке завибрировало, послышалась веселенькая мелодия. Перехватив поручень сгибом руки, Рита достала распевающий смешным голосом мобильник:
– Ты где, соня?! Пара сейчас начнется!
Рита не ответила. Она заметила в доступном кусочке окна все так же растерянно улыбающегося ей невысокого мужчину. Да, эта наивная улыбка ему очень шла. Ну, почему она не дала ему номер своего телефона?!
И автобус поехал.
* * *
Скучные лекции, на которых спала вся галерка, тянулись долго. Очередь в столовой тянулась долго. Неприятные разговоры с преподавателями о долгах с прошлой сессии тоже – тянулись долго. А впрочем, день летел.
И вскоре автобусная сутолока вновь тискала Риту, сжимая ее с одногруппницами в один хохочущий без умолка бутерброд. ПАЗ-ик принес ее к нужной остановке, выпихнул из своих рук, легонько подтолкнул пальцем в спину, чтоб быстрей мчала сквозь морозный воздух домой. В квартирке ждали записи на автоответчике, пустой, но занимательный обмен ощущений по телефону, так и не заправленная постель, скромный обед (не хотелось ни сильно тратиться, ни долго готовить, опять же фигура, за которой нужно следить), телевизор, опять звонок – подруга: «кино… свободный билетик… идем вчетвером… будет весело… парни прикольные, тебе понравятся, а какие симпааатишные!..». Автомобиль к подъезду (иномарка, в машинах Рита не очень), до кинотеатра с ветерком и с музыкой. Действительно, было весело. Действительно, ей понравилось. И кино тоже.
Руслан, один из двух приятелей, который обрабатывал Риту, был в меру мил, в меру назойлив и просто красив. Незаурядная внешность, наверняка, тотчас выделяла его из безликой реки прохожих. Что-то аристократическое, что-то восточно-сказочное было в его мужественном лице: блестяще черные волосы слегка вьющейся зачесанной назад гривой касаются плеч, темная бронзовая кожа, самолюбивый гордый излом бровей, хищный нос, чувственный рот, короткая клинышком бородка. И самое главное – глаза. Когда Руслан вел машину, Рита, сидя вместе с подругой на заднем сиденье, видела их в зеркале заднего вида. Друг Руслана (имя, едва влетев, вылетело из головы) что-то беспрестанно говорил, тонко шутил, и подруга Риты смеялась без умолка, даже во время киносеанса. А Руслан больше все же отмалчивался, но Рита знала, что по окончанию вечера должна будет сунуть ему номер своего мобильника.
О продолжении увеселительной программы в более уютной (читай «интимной») обстановке мальчики тактично промолчали, что несомненно делало им честь, и после положенного кино и дополнительного бонуса в кафе повезли девушек по домам.
– Я бы хотел тебе позвонить как-нибудь. Ты не против? – вот оно долгожданное.
– Не против, записывай номер. Звони во второй половине дня или ночью. Учти, я буду ждать.
– Ночью? Ты что же, не спишь ночами?
– Иногда.
– Жаль, – он задумчиво и грустно улыбнулся, – я хотел присниться тебе.
* * *
Ужинать Рита не стала, ограничившись половиной кружки горячего зеленого чаю. Вторая половина осталась забытая стыть на полу у кровати. А на кровати лежала Рита в коротком атласном халате с вышитыми птицами, взмывающими с земли, и тонкой цветущей ветвью вербы. Золотые волосы, благоухающие ароматами фруктового шампуня, перехвачены резинкой в короткий тугой хвост. Расслабленное очищенное от макияжа лицо, глаза, опущенные книзу, перебегающие по строчкам раскрытой книжечки; в ушах тихая музыка из mp3-плеера, женский голос, красиво поющий о чем-то; наверно, о любви. Сотовый телефон молча лежал рядышком, словно верный ручной зверек.
Глупо было ждать, что Руслан позвонит уже сегодня. Но Рита все же чуть-чуть надеялась.
В этой квартире не было настенных часов и скачущих будильников; чтобы узнавать время – только мобильник и телевизор. Когда старые советского производства часы в зале у соседей показывали одиннадцать часов тридцать три минуты ночи, Рита подумала, что, кажется, за чередой слов утеряла смысл и нить, связывающая события в романе, который читала. Девушка оглянулась – неторопливо скольжение странного взгляда по комнате… Стрелки часов в зале у соседей незаметно дрогнули и передвинулись, показав одиннадцать часов тридцать четыре минуты; Рита закрыла глаза и мягко уложила голову на постель. Сон пришел к ней.
* * *
>Странный смутный сон<…
Какие-то люди говорили с ней на улице. Она отвечала им и не могла разглядеть их лиц, вспомнить их имен – только слабое ощущение дружбы, только отдельные черты, выделяющиеся из туманного теста… И было лето. Хотя, впрочем, может, и весна, а то и осень. Снега не было. Холодно не было. Было никак.
Слова бессмысленным ручьем абракадабры скользили мимо.
Они стояли на тротуаре близ пустынной проезжей части с затертой «зеброй» и мертвыми темно серыми светофорами. Она глядела наверх, на кусок светлого застиранного неба, вырезанный многоэтажками, и пыталась найти на нем солнце, но не находила. Потом она опустила взгляд, увидав свой багряный шарф под ногами смутных знакомцев, и потянулась за ним. Но ноги стали вдруг беспорядочно переступать с места на место, голоса над головой встревожились, будто тщились помочь и лишь путали.
– Перестаньте! – ей наступили ботинком на руку. – Остановитесь! Встаньте на месте!
Люди не понимали ее, не слушали и словно уже старались просто затоптать. Она схватила красный вязаный краешек, потащила на себя, и шарф стал вытягиваться, рваться по нитке. Она не отпускала, и он как-то высвободился, оказавшись в ее руке. Глаза людей – темные размытые пятнышки – наполнились смущением и страхом, когда она выпрямилась. Тогда-то она и поняла, что не знает никого из них. Это были какие-то чужие испуганные люди. Как и о чем она могла говорить с ними? Сделав осторожно-мягкий шаг назад, она обернулась и двинулась прочь от них, ускоряя постепенно ход. Взоры, напитанные недоброжелательством и возрастающим ужасом, тыкались ее в спину, будто укоризненные иссиня-холодные пальцы мертвецов. Она даже хотела побежать, но автомобиль выехал из неожиданной подворотни и стальным удавом прополз мимо, преграждая ей путь. Из-за темного бокового стекла на нее кто-то в упор смотрел, она это тотчас поняла и обмерла. Взгляд этот был по-настоящему страшен, как будто великан, по плечи укрытый облаками медленно наступил на нее своей грандиозной сандалией. И хотя голова титана пряталась в небесах, он точно все видел и нашел ее крохотную фигурку в муравьиной толпе намеренно.
Автомобиль (иномарка, в машинах Рита не очень) исчез. Небосвод потемнел, сливаясь с силуэтами многоэтажных домов в одну пустую бесцветную кашу. Она выронила багряный шарф из рук и не успела вновь подобрать: он растворился в тошнотворной перемешивающейся серости, Рита поняла, что просыпается.
* * *
Электрический свет показался неожиданно и непривычно ярким. Обычный свет под потолком ее единственной комнаты. Возможно, все дело заключалось в его неправильности: люди традиционно выключают свет в спальне перед тем, как улечься спать – вот что правильно.
Растворив веки, но обвыкнуться с освещением не успев, Рита сползла с застеленной смятой кровати и, расплетая узел пояса на халатике, подошла к белому пластиковому выключателю на стене.
Вдруг ей показалось, что в квартире есть кто-то еще.
Даже больше, она неожиданно уверилась в этом.
«Нет, нет, нельзя поддаваться этим фантазиям! Все это глупости и детские страхи…», – под золотистыми волосами вспорхнули и закружили напуганные мысли. По мановению ее ладони в комнату впрыгнул мрак, мгновенно задушив сияние раскаленных лампочек в люстре на потолке. Как будто стало спокойнее. Девушка сбросила с плеч нежные атласные покровы халата, подскочила к постели и, приподняв край одеяла с покрывалом, поднырнула под них, словно крохотная рыбка – в широкий губастый рот подводного хищника. Что-то со стуком об пол и шелестом спутанных страниц упало в темноте. «Книжка», – подумала Рита, прячась под одеялом с головой.
* * *
…Сотовый телефон противно тренькал в зимних утренних сумерках. Рита очнулась ото сна и с кислой миной на лице попыталась нащупать мобильник, назойливый голос которого слышался где-то вблизи. С первой попытки не вышло: телефон подлой серой мышью зарылся куда-то в складки одеяла. Но наконец нашелся, таймер умолк, время – 6:55. Рита нарочно устанавливала будильник на телефоне на пять минут раньше часа, положенного ею для того, чтобы окончательно проснуться и встать. Пять минут обмана, неторопливого покоя и полумрака… Вновь электронное бренчание мобильника – уснула, уже 7:00. «>Вставай!< Нет, нет, нет, еще минуточку… >Вставай!< Минутку или, может быть, две...».
В 7:20 нужно быть на автобусной остановке, чтобы не опоздать.
Узкие ступни в ярких розово-белых носочках ползут из-под одеяла, становятся на пол около упавшего мягкой обложкой вверх романа и полупустой кружкой со стылым подернувшимся пленкой чаем. Торопкие шаги в туалет, глаза все еще закрыты. Холодок пластикового ободка, приятное расслабление, веки разлепляются в прохладной мгле. Вернуться в комнату, под кроватью домашние тапочки. Теперь на кухню, щелкнуть кнопкой электрического чайника, затем в ванную. Пустословие брызг из никелированного крана, заспанное бескровное лицо в отражении зеркала («боже, я ужасна!»), всепроникающий вкус зубной пасты…
В 7:31 Рита выбежала из подъезда, в 7:37 остановилась в привычной замороженной толпе студентов, дожидающихся автобуса, в 7:41 она сумела втиснуться в тугое тесное лоно «маршрутки», в 8:09 со страхом постучалась в гордую высокую деревянную дверь лекционного зала… О своем сне в этот день она не вспомнила ни разу.
* * *
Объявили оценки за тест, что писали на прошлой недели. Слабеющая досада, выпавшая в осадок, колеблющийся под морскими течениями мыслей. Смывающийся посторонним шепотом смысл нудных маразматических речей седовласого лектора. Пообедали с подружками в студенческой столовой. Очередной тест, очередная практическая работа.
Руслан позвонил, когда она выходила из здания института, истекающего толпами студентов.
– Я проезжал рядом… У тебя закончились занятия?.. Хочешь, подвезу тебя домой…
«Разве я говорила, где учусь? Как он узнал, когда я освобожусь? Может, он за мной следит!» – Рита мысленно смеялась. И вслух, конечно, согласилась.
«Машина у него все-таки хорошая, обязательно нужно спросить, как она называется».
Она быстро нашла, где Руслан припарковался и ждал, выйдя из своей иномарки. Громкие обожженные морозом голоса, какая-то приветственная шутка, звонкие кристаллики смеха… Лязгнули захлопнутые дверцы, сильная широкая рука на податливом рычаге коробки передач, карие с изумрудным бликом глаза в зеркале заднего вида.
Его мобильный рассерженно завибрировал и стал музицировать. Руслан, не отвлекаясь от дороги, приложил трубку к уху. Наверное, его спросили, где он находится. Он солгал. Наверное, его спросили, сильно ли он занят и не мог бы подвезти. Он солгал и попрощался. Стыдливо улыбнулся Рите. Та внутренне будто развалилась на беспомощные куски и глыбы, как побежденная крепость, под осадой этой обезоруживающей улыбки.
Рита, зарумянившись, отвернулась и посмотрела в боковое окно. В этот миг там, в тугой струе одинаковых пешеходов скользнула ссутулившаяся неуверенная фигура в сером пятне пальто с черной точкой шапки.
«Сергей?» – вспомнила девица вчерашнее имя и коготок русой челки, нерешительную полоску рта, жалостный взгляд того доброго светлого цвета, что бывает у порошка, который называют не кофе, а кофейный напиток. Но Рита не могла быть уверена, что увидела именно Сергея, он ведь тотчас исчез. И образ рассыпался, улетел вон.
* * *
Выпученный недобрый глаз лопнул под остриями вилки и растекся горячей желто-оранжевой жижей. Рита ела яичницу, не глядя на тарелку. Взор ее внимательной рукой слепца ощупывал страницу учебного пособия. Отвлекал только жар, волнами исходящий от покрасневших ушей, застенчиво прячущихся под длинными локонами. «Кто это обо мне все вспоминает?» – подумала девушка и усмехнулась, прижимая страницу пальцем.
* * *
…вот Руслан хищно смотрит на нее, стоя в трех-четырех шагах. Долго смотрит, не двигаясь, а потом в секунду (нет, мгновенно) оказывается так близко, что даже страшно. Он очень высокий, большой, сказочно огромный… Склонив к ней голову, Руслан водит кончиком своего красивого носа по ее лбу. Ладони ложатся на ее лопатки, руки (сильные-сильные!) мягко сжимают хрупкий стан. Правая его ладонь соскальзывает вниз, подушечками пальцев проводя вдоль позвоночника по ее коже. Голой нагретой коже. Она трепещет, чувствуя, как покрывается мурашками, и понимает, что находится с Русланом в одном из лекционных залов своего института. Руслан усадил ее на широкую переднюю парту, одну из десятков, уходящих ступенями ввысь. Лекционный зал пуст. Руслан снимает с нее какую-то одежду (миг назад ей казалось, что она уже нага) и прожигающе смотрит на ее оголяющееся тело, а ей так хочется, чтобы в аудиторию кто-нибудь зашел (хоть бы и престарелый преподаватель). Руслан стоит перед ней тоже совсем голый, и она глаз не может отвести от его дрожащего в такт пульсу полового члена… А руки его чуть разводят сведенные ножки, плавно прокрадываются меж них под остриженную рощицу светлых волос. Сначала его пальцы кажутся холодными, но скоро становится горячо, очень горячо… и мокро… Дрожь бьет ее ледяной плетью по расплавленной плоти, сквозь трепет ресниц видно только лицо Руслана, сосредоточенное, облитое потом. Вскоре она лопнула, разорвалась, но поток наслаждений не прекращался, и она, зажмурившись, стала отбиваться ногами от его рук. Тогда он вошел в нее, она обмякла, приподнялась, упала на него. Лицо уткнулось в его широкая приподнятая грудь, укрытую небогатыми чернявыми кудрями, глаза иногда приоткрывались, и она видела напряженный мокрый торс... Видела, как крепкие мышцы перетекают под его смуглой кожей, как Руслан проникает в ее лоно. Мерные толчки смутно доходили до нее, но они ускорялись, усиливалось и эхо услад. Может быть, до этого она постанывала, что-то шептала, но теперь она вдруг поняла, что кричит… Кричит, как от боли.
Жаль, в аудиторию так никто и не зашел.
«Жаль, это ведь мой сон…».
«Сон?..».
* * *
Рита поморщилась, ощущая, как сновидение распадается лоскутьями тумана. Она лежала на животе, свернувшись на своей кровати. Трусики были насквозь мокрыми, даже на халатике осталось влажное пятно. Рита что-то невнятно промычала сквозь сон. Перевернулась на спину, не отрывая глаз, и вновь успокоилась.
В окно комнаты заглядывало яркое зимнее солнце, удивляясь тому, что молодая хозяйка легла спать так рано… Времени тогда было 15:21.
* * *
Вязкое месиво тумана… Ни одной линии, никаких сколько-нибудь резких очертаний… Все эфемерно, текуче, стеклянисто-мутно, но… осязаемо.
И неясно, двигается она или стоит на месте. Никаких ориентиров.
Ах, нет, вот что-то… красная точка в паутинной луже серости… Красненькая клякса танцует, играется, манит… Шаг в ее сторону – она приблизилась! Еще шаг, еще, еще один – красное пляшущее пятнышко рядом, протяни руку, это… Да это ведь ее любимый зимний шарфик! Она вновь его потеряла… Но нужно скорее вернуть его, скорее выхватить из мерзопакостной бетонной мглы, пока никто не увидел, не позарился на чужое добро, на ее добро, ее любимый шарфик… Скорее!.. Простирается вперед ее рука (тонкая и бледная, как бы прозрачная), но шарф одергивается тотчас! Будто кто-то схватил за противоположный, невидимый край и потянул на себя! Игриво?.. Нет, издеваясь!
Но шарф-то, шарф еще рядом, его еще можно видеть, дотянуться… Осторожный шаг навстречу… Взмахнув пушистым кончиком шарф метнулся прочь. Что же такое?!
Она идет за ним, потом бежит, прыгает, раз за разом впустую. Красный вязаный язык извивается в беззубо жующей тусклой пасти тумана. Словно зовут ее куда-то, приманивают… Зовут, зовут… Приманивают, манят… Может, это и не шарф вовсе? Может, это хвост какого-то зверя закутанного в мокрую шубу дыма? Может, это…
Мечущийся конец шарфа изогнулся в последний раз и совсем по-живому. И вытянулся в ее сторону. Только это действительно был не шарф, а рука. И туман оказался не туманом, это был мелкий снег, плотно кружащийся в воздухе. Дыхнуло холодом. Ладонь, залитая сочной красной краской, свернулась лодочкой попрошайки…
«Что?.. Что тебе от меня надо?», – оторопело подумала Рита, уставившись на странную руку, с которой одна за ругой скатывались и падали вниз, в снег, яркие красные капли.
* * *
Взбрыкнула, будто что-то в ужасе отталкивая от себя ногами и руками, и вскрикнула… «Нет, только не дотрагивайся до меня, пожалуйста!..», – пронеслось сквозь голову. Веки взмахнули ресницами, взгляд, сфокусировавшись, стал недоуменным, недовольным. Сон всосался в глубину ее мозга, не оставив после себя отчетливой памяти, только смутно неприятное чувство. И разгорающуюся холодным пламенем головную боль. Рита поднялась с кровати с кислой миной на лице: «С какой это стати я удрыхла посреди дня!». Поняв, что озябла в халатике, поглядела на окно, в котором затухали рдяные уголья заката. Форточка оказалась распахнутой, через нее в комнату ветер горстями зашвыривал десант мелких, едва видимых снежинок. Молодица закрыла форточку, набросила на плечи свитер. Пальцы массировали виски, потом протерли слипшиеся веки… «Тушь! Забыла, блин!, – дважды недовольная пошла умываться.
* * *
Потом было неожиданное смс-сообщение, ожидаемо – от Руслана:
– Привет! Как дела? :)
Странно, но Рите никогда не казался этот текст тривиальным. Она умела воспринимать все по-новому, умела удивляться.
Она ответила ему, он – ей. Расстояние между ними подернулось легкой искажающей рябью, смс, словно торопливые водомерки, сновали туда-сюда.
– Привет! Все ОК! У тебя как? Чем занят?
– Дела, дела… У меня встреча, сижу, жду. Только клиент не идет. Забыл, наверное, или умер.
Почему Рита не поверила? Почему в сердце шевельнулась змея ревности? Интуиция.
– Придет, куда ему деваться? Как к такому и не прийти? :)
– К какому?
– К такому, к такому! :)
– А ты бы пришла?
– Ну, не умирать же. :-)
– А, может, забыла бы? ;)
– Тебя забудешь, как же! Снишься уже! Покою от тебя нету! :)
Рита сначала написала и вдавила клавишу «отправить», а потом уже задумалась и действительно вспомнила Руслана в своем сне… Вздрогнула. Очень уж живо (горячо, липко, сладко) вспомнилось.
– Может, ты вместо клиента моего забывчивого придешь, а?
– Не приду! Сам за мной заедешь! :)
– Серьезно??? Встретимся??
– Давай!
– Куда пойдем? Я ресторанчик один уютный знаю…
Будто кто-то просунул руку в грудь, сжал трепещущее сердце, превратил его в пышущий жаром уголь… Дыхание стало коротким и частым.
– Не хочу ресторанчик. Хочу к тебе домой.
Через две минуты Рита перепугалась. Мобильник молчал. «Дура! Дура! Дура!». Руслан ответил только через двадцать минут:
– Клиент явился… Я заеду через два часа, идет? Любишь белое сухое итальянское вино?
Но сначала он все же позвонил.
* * *
Трель сотового телефона… Губы, дрогнув, тянутся в никем невидимой улыбке. Это Руслан.
У него тягучий как мед голос. Красивый как поблескивающий золотыми пузырьками мед. Сладкий как мед. Желанный вызывающий сладострастный истомленный вздох… Мед. Руслан говорит, Рита отвечает – весело, игриво, по-детски, как всегда. Но при этом что-то в ней, в густой глубине ее, абсолютно заворожено, по-змеиному загипнотизировано, качается из стороны в сторону на длинном чешуйчатом теле-хвосте, и сверкает пустой, без единой мысли, холодный янтарь глаз с черными щелочками зрачков. Вокруг – кишащая раскаленная каша желания. Охотничье желание подстрелить, поймать, заполучить, >обладать<? Нет, рабское, не кошачье – собачье желание попасть в плен, в ягдташ, в ошейник, в сильные широкие ладони, раствориться, подчиниться, >покориться<. Поверх – полупрозрачная корка самообладания, здесь мысли истинной, прекрасной, знающей об этом кошки. А голос… Голос Руслана – это не звук, это свет, это проникающий подавляющий взгляд. «А он мог бы приказывать», – отчего-то подумалось Рите.
Отключила мобильник и вставила в него коготь на проводе от зарядного устройства, тогда только поняла, о чем говорила с Русланом. Он сказал, что не приедет сегодня. Не может. «Давай лучше завтра». Опять заворочалась в сердечной норе, завозилась хищная зверушка – ревность.
Рита проверила на сотовом телефоне будильник, выключила в комнате свет, легла на кровать, немного расстроенная. Темнота, тишь. Спать совсем не хотелось.
Непонятно, сколько прошло времени, прежде чем она заметила, что дремлет, и испугалась… Да, испугалась. Странно, чего? В голове вздрогнули, проявляясь воспоминания: «гадкий туман, мелкий снег, краешек любимого шарфа, отвратительная красная рука…». Засыпая, Рита поняла, что сейчас с ней случится что-то скверное.
* * *
…вынырнула на поверхность, еще пытаясь вобрать в себя весь циклопический сгусток эмоций и образов, но уже понимая, что не сможет, что подавилась, что в нее не влезет, не переварится. Осталось только выблевать весь этот кошмар.
Риту и вправду вырвало, она даже не успела перегнуться через кровать. Залила простыню бесцветной мутной жижей. Скривилась, отстранилась со стоном. Хотела полежать и постараться прийти в себя, но заставила себя встать, стащить постельное белье и отнести в ванную… Взвыли натруженной болью все мышцы, в висках – свинцовая пульсация мигрени, на языке шероховатый кислый привкус рвоты. Потом уже заметила, что время ползет к полудню. Она катастрофически все проспала. А в зеркале над раковиной отражалось странное измученное девичье лицо – лицо человека, который не спал которую ночь. «Не месячные же… Заболела? Что со мной, господи?».
Забралась в душ, посидела на дне поддона, глядя, как мириады капель скользят наперегонки по цветастой клеенчатой занавеске, как темнеют от влаги ее натуральные золотые волосы. Ювелирные водяные струи отстукивали на ее коже тревожные послания, словно множество пальцев, скачущих по изгибистой клавиатуре… Разлапых синяков, появившихся за ночь на спине и бедрах, она каким-то образом не заметила.
* * *
Да, конечно, можно было еще успеть на последние пары. Но она осталась дома, насильно заперла сама себя, как в больничной палате. Пила горячий черный чай из кружки с розовыми сердечками и улыбкой плюшевого медвежонка (давнишний подарок девчонок) на стенках. Чай был переслащенный, но отчего-то не казался теперь противным. Наоборот, казалось, это то, что нужно: сидеть в тишине на кухоньке и пить кружку за кружкой насыщенный сахаром карий кипяток. Когда совсем полегчало, Рита пошла смотреть телевизор. Все подряд, не выбирая канала. Какое-то женское телешоу с шелестом аплодисментов, смехом и семейными проблемами, цветастый ворох рекламы, блоки новостей с тоном повышенной важности, прогнозы погоды с девушкой в стильном костюме-тройке, водянистый телесериал… Это почему-то тоже помогало, уводило куда-то в сторону, в расслабленную отрешенность. Но неприятные мысли паучками то и дело проскальзывали по паутинкам в мозгу… «Что-то происходит… Что-то изменилось во мне… что-то все еще меняется… Дурацкое ощущения угрозы… Хочется кому-нибудь позвонить, поболтать, хочется у кого-нибудь попросить защиты от этого непонятного… Но как объяснить, все ведь такое смутное, словами не расскажешь… Да и кому позвонить? Хочется, чтобы это был кто-то взрослый мужественный всесильный, как волшебник… Но почему-то не Руслан… Ведь не Руслан, не Руслан… только не Руслан».
…оказывается, тишину наполнял тонкий переливчатый голосок мобильника. Рита вздрогнула всем телом, по спине заскакали мурашки. Конечно, она знала, кто это звонит.
«Может, он вправду волшебник? Злой Волшебник Страны Оз».
* * *
Рита вышла из подъезда в своем теплом бежевом пальто, с красной вязаной сумочкой в красненьких варежках. С красным любимым шарфом, повязанным на шее. Белые рисунчатые перышки легли на ее завитые белокурые волосы, снег густо-густо валил из распахнутого темного неба. Так густо, что Руслана она не разглядела – угадала по задумчиво-ожидающему силуэту. Автомобиль (просто красивая иномарка, о названии которой она никогда не спросит) припаркован был рядом. Рита чмокнула мужчину в бритую щеку, весело метнула:
– Привет!
Руслан был собран, сдержан, таинственен. Дверцы хлопнули, машина со сдержанным рокотом скользнула под ватную пелену снегопада.
…они пили белое сухое вино, сидя близко друг к другу в глубоких уютных креслах. В узорном черном канделябре извиваясь причудливыми застывающими ручейками плавились желтые свечи. Руслан сидел прямо, но выглядел расслабленным, он что-то говорил, прикладывал глубокий бокал к губам, изредка подливал ей, смотрел задумчивыми чуть раскосыми глазами, поглаживал бородку клинышком. Страх сидел в груди Риты, маленький, поджавший суставчатые лапки. Что же повело ее в его нежные осторожные объятия? Кошачье любопытство, спрыснутое вином? Магия?
Постель ждала рядом.
…стягивая с него брюки. Все как во сне, кипящий морок облепил сознание. Руслан гладил золотые ее волосы, пока она раз за разом старалась вобрать весь его член себе в рот. Руки Руслана трепетали от пронизывающего его блаженства. Но он отстранил ее, когда оказался на грани эякуляции. Отстранил почти силой… Положил обнаженную на спину, она же усмехнулась и легла боком, он проник в нее. Она, не удерживаясь, застонала…
>Сгустки тумана… Огромного роста, огромной широты плеч человек неслышно ступает на встречу. В сером мареве различим лишь гротескный силуэт.<
…Рита отстранилась, игриво глянула на Руслана из-за плеча. Тот был в бешенстве, в пламени, он хотел ее. Она встала на четвереньки, выгнув спину, приподняв попку, словно кошка. Руслан схватил ее за ягодицы, прильнул губами к ее влажным половым губам… Долгий стон выбился из горла Риты, за ним другой, еще один… Но через минуту Руслан не выдержал, выпрямился и вновь вошел в ее тело своим напряженным гладиусом…
>В сердце врывается его взор, скользит в тумане его рокочущий голос. Слов не разобрать, не запомнить, но сама речь парализует. <
…он снова отпрянул, так и не закончив. Рита ничего не смогла произнести, только протянула какой-то вопросительно-разочарованный глухой звук. Руслан часто дышал, прислонившись к стене мокрой от пота спиной, на лице его играло самодовольство. Потом он поднял с пола ленту упакованных презервативов…
>Из мертвенно бледной мглы выныривает протянутая им рука. Она мокрая, красная, и это совсем не краска. Опять! Опять к ней тянется эту проклятая рука!.. <
…Рита лежала на спине, и Руслан нависал над ней, как громадный парус, набухающий от могучих порывов ветра. Она уже устала, голос ее стал тихим и хриплым. Руслан же все не успокаивался. Закончив раз, тотчас сменил презерватив, дополнительно плюнув на него смазкой из пластиковой баночки. Веки молодки прикрылись, зубы мяли нижнюю губу. Настойчивость Руслана все ближе подталкивала ее к очередному оргазму…
>Рука… Нет, обе страшных руки трясли ее за плечи, колосс что-то кричал над ней, чего-то требовал. Он был так силен, так ужасен, этот великан. Весь залитый красным, сочащийся ручьями, серая дымчатая муть кружилась за ним, будто грандиозный рваный плащ. Крик грохотал, обрушивался камнепадом. Если бы она только знала, чего он хочет…<
…и не запомнила, как заснула. Руслан встал, чуть покачнувшись от усталости. Одеялом накрыл обнаженную свернувшуюся калачиком Риту и босиком двинулся в ванную. Одна в комнате девушка задрожала, ей снился кошмар.
* * *
Некоторое время она лежала с закрытыми глазами, хотя и понимала, что снова уже не уснуть. Вчерашние события всплывали в памяти с трудом, на мысли давило аморфное >туманное< ощущение – остаток мрачных выматывающих сновидений. Последние не вспоминались вовсе, их будто залило водой, смешав свежие акварельные краски рисунка. Рита знала точно, что она переспала с Русланом, что валяется в его постели, что его рядом нет.
Оторвав голову от подушки, встряхнула притаившуюся боль, сморщилась. «Опять как будто больная, все болит, все ноет… Неужто из-за секса? Нет, вчера утром было тоже самое… Опять нет, сегодня хуже». Рита выползла из-под одеяла, прошла по собственному разбросанному по полу белью через спальню. Двигалась на уютные кухонные звуки (шум воды, бьющей в раковину, лязг ложечки в пустой кружке, гул электрического чайника), рассчитывая застать хозяина врасплох – нагим или, может быть, в широком восточном халате…
На кухне было очень светло, яростный блеск солнца в окне ударил иглами по глазам. Руслан обернулся на вздох, одним резким движением завернул ручку крана. Одетый по-деловому, но без пиджака, ледяной, сдержанный:
– Доброе утро. Мне нужно ехать на совещание. Ты оставайся, холодильник и вся квартира в твоем распоряжении, – его карие глаза с холодным любопытством бегали по ней, опершейся рукой о косяк двери (не для эффектности позы, а потому что так на ногах стоять легче). За его спиной со щелчком поднялась кнопка чайника.
– А как… Ты даже не позавтракаешь? – во рту у Риты пересохло.
– Я торопился и позавтракал без тебя. Не смог тебя разбудить.
Девушка вдруг почувствовала себя >голой<, то есть ей стало стыдно своей наготы. Она помолчал, скосив взгляд куда-то вниз. Свет из окна нещадно барабанил ее по векам, протискивался через ресницы…
– Я тоже пойду. Мне надо в институт, – и подняв руки к груди развернулась, пошла в спальню, к своей одежде. Голос Руслана нагнал ее:
– Ты знаешь, что у тебя вся спина и попа в синяках и засосах страшных. И царапинах. Да и спереди есть. Откуда это? Я еще вчера заметил, мне наплевать. Но за ночь их стало больше.
Рита замерла на секунду, ничего не сказала, зажмурившись. Она снова увидела свой кошмар… Руслана? Да, Руслана, кого же еще! Руслана в образе кровоточащего всеми порами гиганта, который насилует ее, требовательно кричит что-то с вышины…
Торопливо одевшись, она ушла раньше хозяина, неразборчиво попрощалась, сбежала. А он почему-то отпустил.
* * *
На экранном квадратике сотового телефона высвечивались пропущенные вызовы, уведомления о пришедших смс. Рита не просматривала, не читала. И без того ясно: одногруппники, подружки, «куда пропала, почему прогуливаешь и т.д.». В институт она, конечно же, не поехала. Сидела в замороженном содрогающемся лязгающем трамвае, дрожала сама, но не от холода, не от судорожных трамвайных толчков. Потом минут тридцать шла пешком по твердому посеревшему снегу, по льду. Солнечное око спряталось за сомкнутыми веждами призрачной иссера-голубой комковатой облачности. Глядела молодица только под свои сапожки. Наверное, чтобы не поскользнуться.
Заперев за собой дверь, оперлась о стену спиной, скинула сапоги. Шарф, варежки, сумочка примостились на полке. Пальто слабыми руками вешается на «плечики»… Нет, не удержалось, съехало, упало, со стуком упали и «плечики». Так и оставив беспорядок в прихожей, Рита прошла в комнату и легла на кровать. Она ничего не понимала, она боялась. И от всего этого заплакала.
Она думала, что не выйдет сегодня уже из квартиры. Ни с кем не будет разговаривать. Но к вечеру, захотелось кушать, а продуктов питания в доме не оказалось. Пришлось одеваться.
* * *
Пять часов, чернильная тьма, белый сияющий снег, пирамиды золотого света под фонарными столбами. Деревья, превратившиеся в инистые хрупкие изваяния. Неоновые зазывалы. Автомобили, прячущие тепло в салонах, пролетают по ледяной дороге, покинутые, теряют тепло на тихих безлюдных стоянках.
В супермаркете должно было быть светло и уютно. Для Риты было только светло, и это ей тоже не нравилось. Купила нарезанного белого хлеба, килограмм рожков, пачку майонеза («на перепелиных яйцах», если верить упаковке) целый сметанник и около кассы в придачу шоколадку. Выходя вновь на примороженную улицу, поглядела на прохожих, спешащих мимо. И внезапно узнала сгорбившуюся худощавую фигуру, узнала старое пальто цвета грязного снежного месива, дешевую шапку. «Сергей! Сергей!», – неожиданная радость вспорхнула белоснежным голубем в ее груди. Показалось вдруг, что именно этот чудаковатый слабохарактерный (по первому впечатлению) мужчина один в целом мире способен ей помочь. Рита поспешила за ним, но, влившись в течение прохожих, утратила из виду. Потом вновь заметила вдалеке. «Надо было сразу же окликнуть, теперь и не услышит». Девушка торопилась, старалась догнать, едва не плача от мысли, что он сейчас опять исчезнет из ее жизни. Поскользнулась, ударившись коленом о лед; какой-то парень со смехом помог подняться, поддерживая за локоток. Не поблагодарила, не оглянулась, бросившись дальше. Сергей все еще был впереди, на другой стороне дороги. Расстояние между ними рассекали машины, светофор рдел злым кружочком. «Потеряла! Потеряла! Потеряла! Дура!». Но еще можно постараться, светофор подмигивает зеленым. «Он идет во двор, соседний с моим. Может, хочет срезать или в гости к кому-нибудь зайти. Неужто живет так рядом?». Рита движется за человеком в сером пальто, между ними метров тридцать, но она догоняет. Входит за ним в типовую «коробку» со зданьицем детского садика посредине. «Заворачивает к подъезду. Успеть бы, пока он дверь не открыл». И… девушка неожиданно понимает, что за ней следят. Чувство столь острое, взгляд настолько осязаемый, что даже боязно обернуться. Она уже хотела было окрикнуть Сергея, но слова теряются, в раскрытом для крика рте пусто. «Выбрось эту чушь из головы! Никто за тобой не следит!.. Нет, следит. Это Руслан. Не хочет тебя отпускать, ведь ты его жертва… Перестань сама себя пугать!.. Но это же Руслан, он где-то близко, смотрит на тебя, ждет, пока не пойдешь домой». Рита побежала. Пакет с продуктами размашисто колотил по ноге. За Сергеем захлопнулась дверь подъезда, но это была старая деревянная дверь, каких уже почти и не осталось в городе. Никаких домофонов и электронных замков, слава Богу! Под ногами скрипит снег, Рита подбегает, дергает за тонкую металлическую ручку. Хилая дверь скрежещет, и Рита в подъездной темноте. Наверху, на лестнице теплится скудный электрический свет, слышатся шаги…
– Сергей, подождите! – наконец-то она решилась на крик. И шаги, замерев, стихли. Девушка побежала по ступенькам. Позади скрипнула дверь. «Это не Руслан, хватит выдумывать!». Одна, две ступеньки, три, четыре.. «Он, Сережа, стоит там, пролетом или двумя выше!». Тьма позади зашевелилась, всколыхнулась чьим-то стремительным движением. Рита оглянулась, но ничего не разглядела и… Натолкнулась на стену. Свет пропал, его поглотил выросший перед девушкой непроницаемо черный силуэт: гигантский рост, машистые покатые плечи. «Волшебник страны Оз!», – мысль взорвалась в голове ослепительной вспышкой, ударила грохочущим каскадным эхом. Девушка хотела закричать и не могла вытолкнуть из онемевших уст ни слова, ни писка. Каблук сапога съехал со ступеньки, она отступила – медленно, ожидая удара. Хотелось сжаться в комок, уползти, спрятаться в укромной щели… Она хотела сделать еще шаг назад, и тогда гигант выбросил вперед свою правую пятерню, жестко вцепился в ее левое запястье, рванул на себя. Она споткнулась, едва не упала, пакет вытряхнуло из ее ладони. По ступеням с шелестом рассыпались рожки… В запястье раскалилась дьявольская боль, исполин с такой силой сжал его, что казалось, сейчас вены лопнут, темной рассыпающейся плетью прыснет кровь.
«Мне никто не поможет! Эта громадная тварь меня убьет!».
От ужасной муки, раздирающей руку, Рита не сразу поняла, что тисков на запястье уже нет. С верхнего этажа вновь доносилось слабое электрическое сияние, слышно было, как где-то там торопливо со страхом захлопнулась металлическая квартирная дверь. Кошмарный великан, лица которого она так не рассмотрел, согнулась у ее ног огромной шевелящейся кучей. «Что он делает? Что делает этот безумец?». Молодка оперлась о перила и осторожно сползла по лестнице вниз. Под подошвой хрустнули макароны. Гигант что-то увлеченно и зловеще бормотал, это был голос из снов. Перед тем как вывалиться из подъезда Рита вновь глянула на него из темноты. Потом уже она бежала на нетвердых ногах, поскальзывалась, но не падала. Втиснулась в родной подъезд (с электронным замком и домофоном на двери), затолкала себя в лифт, втащила в спасительную мышеловку однокомнатной квартиры… Долго еще сидела на полу с помертвевшим апатичным лицом, круглыми глазами, в которых плескалась невообразимый невозможный ужас.
«Я ведь знаю, что он там делал, почему ползал по ступенькам… Знаю… Он собирал рассыпавшиеся рожки. Да, он собирал рожки. По одному. О, Боже!».
На руке ниже ладони остался резкий синюшный отпечаток демонической хватки. Чтобы не забыть.
* * *
И ночь нашла на запуганный мир.
* * *
Рита не спала. Выключила свет, толку от него не было. Забралась под одеяло, и почти тотчас представила, что >он< уже в комнате. Кто этот >он<, девушка уже не пыталась разобраться. >Он< приходил к ней во сне, истязал ее, >он< остановил ее, когда она хотела попросить помощи у Сережи. Наверное, >он< бы убил ее, если б не эта странная его потребность подобрать мелкие рожки на лестнице… Или бы сделал что-то еще хуже. Да только >что<, ради чего эта охота? Чего он требовал, преследуя ее беспрестанными кошмарами? Рита не думала об этом. Она возвратилась в состояние, давно оставленное в груде лет, она стала прежней девочкой, до паники боящейся оставаться одной в комнате. Она набирала на мобильнике номер телефона родителей, живущих в другом городе. Впустую. И одеяло вновь превратилось в единственную защиту перед теми, кто неслышно бродит во мраке детской, когда ты отворачиваешься к стенке или просто закрываешь глаза. Кто со злобной ухмылкой, потирая руки, глядит внимательно на твое лицо, когда ты притворяешься спящим. Кто обитает в глубоком ящике для картошки, в чулане, на балконе, на чердаке. Сумеречные детские выдумки. Жуткие кошмары, которые навещают каждого ребенка. >Чего они хотят? <
Время где-то шло, но далеко отсюда, будто и не притрагиваясь к Рите. Часы, тяжело переступая, сменяли друг друга по замкнутой цепочке. Молодица вздрагивала под одеялом. Мысленно разговаривала сама с собой, пыталась успокоить. Или мнила, что «бабайка», как в детстве, читает мысли. Старалась обмануть его, злого Волшебника Страны Оз.
«…Нет уж, хватит! Я не боюсь! Что было, то было, но тут-то никого нет!».
И чтобы доказать это самой себе, молодица сбросила теплый покров с лица, и ужаснулась содеянному. Но никто не набросился на нее из темноты. Она различала очертания предметов своей комнаты, и не было в них ничего страшного. Ну, может, только в противоположном углу слишком густая тень… Но туда можно просто не смотреть. Нет, взгляд самовольно возвращается к тому месту, Рита попыталась скрыть от себя самой новую, возрастающую волну неуверенности. «Там ничего нет, ничего, совсем ничего». Но если долго вглядываться, начинает казаться, что в углу под выключателем на стене сидит на корточках кто-то, сгорбившийся, большой… «Прекрати это, не дури себя! Ты же не маленькая! В углу никого нет!».
И что-то произошло…
Может, на каких-то чужих антикварных часах с древним скрежетом сдвинулись тяжелые изорванные ржавчиной стрелки? Сколько времени они показали? Значат ли что-то эти цифры, имеют ли магическую власть? Три часа сорок три минуты.
Ни о чем этом Рита не подумала, только ощутила, как что-то изменилось. Страх встал в душе в полный рост, наполнил ее своим морозным мертвым дыханием. А в углу послышался голос. Глухой, тягостный, как перекат горных глыб. Тихий, зловещий, как шорох песка в ночной стынущей пустыне. Он произнес что-то коротко на неведомом человеку наречии. Кажется, одно только слово. Кто-то, проникнувший в голову Риты, перевел:
– Сегодня все должно закончиться.
Пальцы стиснули край одеяла в комок. Тень в углу выпрямилась, приняла форму плечистого колосса. Теперь он был даже выше, чем раньше. Голова согнулась под потолком, нависнув над Ритой. Гигант вновь что-то отрывисто пробормотал, и Рита поняла:
– Я должен питаться.
«С него не капает как во сне… Он не мокрый… Наоборот, я готова поклясться, что он совсем обезвожен, иссушен, в нем нет ни капли жидкости. Как же ему хочется пить… Он же просто умирает от жажды. Давным-давно, все время… Во сне он был весь в крови, но это был мой сон, моя кровь. Моя кровь. Моя кровь». Кто принес ей причудливые эти мысли? Мглистый великан из кошмара нашептал прямо в мозг? Она сама выдумала все сейчас со страху? Или знала всегда, с детства, а, может, и раньше? Ведь знала, хоть и постаралась зарыть знание отжитыми годами, точно знала, слушая от взрослых о том, что все это вымысел, так не бывает, все можно объяснить. Она всегда соглашалась, хотя и >знала правду<, которая запрятана в тысячелетних сказках о вампирах.
* * *
«Сегодня все закончится».
Околдованная она в трусиках и футболке шла по квартире, не зажигая беспомощный свет. Впереди ползла по полу и стенам широкая искажающаяся тень. Противиться более стало невозможно. Этот низкий придушенно громыхающий голос, ведь в нем были знакомые нотки… Она узнала его и будто успокоилась. Раздумья стали смирными, рассеялись умиротворенной пылью по вселенной. Чувства иссякли. Ее вели, как вели бездумных агнцев на потемневшие от ритуалов липкие алтари еще в те времена, когда толпы не слышали о едином боге, когда в лесных чащобах, на проклятых холмах и заброшенных погостах, в глубоких оврагах и темных норах обитали другие божества, чье время было – ночь, чья сила была – кошмар. Чья пища была – кровь.
На дверной замок легла ладонь, щелкнуло, дверь отворилась. Фантом выскользнул наружу и в миг растворился во мгле. Сквозь окошечко с частой решеткой в тяжелой металлической двери просачивалось блекло-бронзовое сияние грязной электрической лампочки, мелькнула тень человека. Теперь реальная тень. Громогласно лязгнул затвор под ее рукой, эта преграда вскрылась тоже. Девушка вышла на холодную лестничную площадку. Где-то в подъезде билась о раму безумная форточка, взвывал тугой зимний ветер. Рита смотрела на Сергея, бледного, измученного, старого какого-то, жалкого. И пальто на нем было то же, заношенное, серое, и шапка недорогая черная, и русая челка из-под нее осторожно выглядывает. Тот же нос с горбинкой, тот же рот узкой полосой. Только светлые карие глаза не выражали уже доброты, они были пусты. «Конечно, ведь он не мог переступить порог без приглашения, – догадалась Рита, а потом вдруг что-то вспомнила и зациклилась на этой мысли. В голове повис яркий заполнивший все образ: красный вязанный шарф, изогнувшись, лежит, затоптанный, в снегу; и она тянется за ним своей рукой, а на встречу другая рука – в перчатке черной кожи. Он отдал ей шарф. И пожал ей ладонь, навсегда отметив в толпе.
Так помечают хозяева свой скот.