***

ФУТБОЛ
Футбол не спорт. Кто думает, что футбол спорт, никогда не получит профессора. Футбол даже не жизнь. Футбол – это лучшая её часть, как «баран»* в арбузе или курдюк в баране. Все, кто имеет отношение к футболу, считают и, при этом, на мой взгляд, совершенно справедливо, что вся остальная жизненная мура, к футболу отношения не имеющая, всего лишь обслуживает или дополняет его.
Мне довелось быть некоторое время частью этого великого монстра под названием футбол. Я играл за разные команды и даже за те, в которых платили зарплату. Получать зарплату за участие в любимой игре было непередаваемым удовольствием. Хорошим футболистам разрешалось все. В основном занимались пьянством и развратом. К этому подталкивала сама жизнь. Двухчасовой рабочий день под названием тренировка, на которой, кстати, можно было закосить: «Михалыч, чё-то недомогаю я сегодня, манкой, что ли, вчера отравился?..» - давал простор для жизненных импровизаций.
Поскольку играющий народ в основном был мало образован, (потому что хорошо играть в футбол - Божий дар, а для дара образования не надо), - народ далеко не ходил. Через дорогу был «Поплавок», туда и шли. Кстати, почему «Поплавок» - никто не знал. Вблизи никакой воды не было. Ею даже не торговали в этом «Поплавке». «Дядя Будулай», хозяин заведения, давал в розлив все, от пива до керосина, кроме воды. Тренера туда не ходили, они знали, что мы там с обеда сидим, и им не хотелось «обострять».
Футболисты раньше нужны были всем. Заводам, пароходам и вузам. За футболистов шла борьба, а за хороших футболистов - драка. Я поступал сразу в два института: в Физкультурный - по настоянию тренера (“Или талант зароешь в землю”) и в Университет на филологический - по настоянию тамошнего физрука (“Футбол закончится, а профессия - никогда”). Кроме футбола и литературы меня не интересовало ничего. В обоих институтах я что-то сдавал на хилые тройки, и оба моих тренера говорили: “Фигня, лишь бы не двойка, а там «запихнем»”. Я верил. Особенно про Физкультурный. Там нам раздали анкеты перед поступлением, в которых была графа «профессия». Мой сосед по парте написал в ней «Влатарь». Его потом приняли, потому что он был действительно «Влатарь», а главное - очень большой. Пить начал с первого курса. Преподаватель говорил ему: «Выйдите, Виктор, Вы пьяны!!!» Он отвечал: «Нетушки, Израиль Исаакович, это со вчера, а со вчера не считается»… или: «Что же ты, Витя, с утра в такие лохмотья?»
«Я не пьян, Михалыч! Честно! Я просто классно опохмелён! »
В обоих институтах я писал сочинение на свободную тему «Советский народ». Писал очень литературно, (как мне казалось) и изысканно. Оба сочинения закончил одинаково: «Советские крестьяне в резиновых сапогах стояли по колено в коровьей луже и весело смотрели на кровавый закат». В филологическом мне поставили три с минусом – меньше было нельзя, так как физрук активно шуровал на всех кафедрах с каким-то списком, а в Физкультурном - пять. Теперь я подозреваю, что в физкультурном экзаменаторы читали только первую страницу, (чего там читать, там же «влатари», в основном, писали) и тоже заглядывали в списки, и мою «коровью лужу» пропустили.
Я на Универ обиделся и выбрал Физкультурный, где оценили мой литературный талант. Тем более, что Физкультурный сразу отправили на яблоки, тогда было положено всех студентов на два месяца в колхоз, а Универ - сено косить. Как говорится, был бы корова – пошел бы на Филологический. Ну, в общем, весь в футболе с раннего детства и до поздней молодости.
Как мы и договаривались, футбол – это маленький дьявольский рай для избранных. А какой в этом раю фольклор?! Мама!!! Мы играли на первенство Южной республики. Помню, сядем в автобус на игру ехать в какую-нибудь Нахаловку. Шесть-семь часов езды на «Пазике» по ямам и ухабам… старики (списанные из мастерских команд), как правило, сзади, мы, молодежь (подающая надежды) - спереди, к тренерам поближе… Только автобус со скрипом тронется, сзади пластмассовые крышечки – пук- пук – пук-пук, с ноль-седьмых «фаустов», наполненных дешевым вермутом. Тренера в это время громко разговаривают, чтоб не «обострять»… и через полчаса сзади: «Салаги, чё не поете, на похороны, что ли, едем?!» И мы начинали орать дурными голосами:

Как пройду я по левому краю,
Да как сделаю сильный прострел…

А сзади облаком вермута от стариков:

Говорят, я в футбол не играю,
Да плевать я на это хотел!

А поговорки?! Перечислю только те, что помню, потому что их миллион:
«Кто не курит и не пьет, тот в основу не войдет!»
«Анарчику» (название старого вина) - для ударчику!»
« Пивка - для рывка!»
«Самогону - для обгону!»
« Тренированному тренироваться - только растренировываться»
«Лучше сытому постоять, чем голодному побегать»
«Если бутсы «Адидас», вам любая девка даст!»
«Мастерство пропить невозможно!»…
 
Мастерство пропить все-таки возможно. Более того, чаще всего его и пропивают. Мастерство игры в футбол такая гадкая штука, что никак не живет без здоровья, а здоровье, к сожалению, пропивается.
То, что Бог распределяет футбольный талант не по-честному, я заметил лет в 16-17. У нас был здоровый нападающий со страшным именем Тарас. Он не тренировался никогда. Тренера отлавливали его в краю, потому что дома он не ночевал, а в школу не ходил, и уговаривали хотя бы поучаствовать в играх. Иногда получалось. Тарас приходил, наколачивал, сколько ему было не лень, голов, и снова пропадал, потому что после игры тренеры ловили его в душе, а в душ он не ходил, так как его могучий пролетарский организм не ощущал этой барской потребности. Впрочем, он был не пролетарий, а какой-то мелкий разбойник, потому что за ним всегда, но как-то лениво, гонялась милиция. Однажды уже чуть не догнали, но мы вовремя увезли его на турнир в Душанбе. Уговаривать пришлось недолго: во-первых, вот-вот «заметут», а во-вторых, кто-то ему сказал, что в Душанбе очень вкусное, забористое, а главное - до смешного дешевое вино.
В столице славного Таджикистана он пропал сразу же, как только мы достигли гостиницы… Вернулся через два дня, в ночь перед первой игрой. Весь черного цвета, как бес. «Я, говорит, от ментов скрывался - пришлось зарыться в уголь…».
Что он успел натворить за эти два дня в гостеприимном южном городе, он не рассказывал. Поставил под кровать «фауста» с витиеватым таджикским названием, опустил туда длинную трубку от ворованного клистира и всю ночь сосал вино, приговаривая: «Почему, ……, у нас такого не выпускивают?»…
Утром хозяева подали нам вместо автобуса крытый военный грузовик с надписью «Люди» на борту и со скамейками вдоль этих бортов. Мы сидели на скамейках и смотрели, как по полу катался спящий Тарас, когда машина шла на поворот. Его сумели пробудить минут за 15 до игры.
В первом тайме Тарас успел вколотить три гола, а в перерыве убедить тренера, что у него травма «задней приводящей мышцы бедра». Тренер от неожиданности, что Тарас знает такие длинные и умные слова, которые не знал даже он сам, поверил, заменил его, но все-таки запер в раздевалке. В конце игры, счастливые победители (3:2 в нашу пользу) мы не очень-то и обиделись, что Тарас поснимал со всех окон бархатные шторы и вылез с ними в форточку.
Вернулся снова ночью. Без штор и с вином. И все повторилось: поездка в военном грузовике, за 15 минут до игры - подъем Тараса, три гола в первом тайме, «задняя приводящая мышца бедра» во втором и свобода без денег в чужом городе, из которого в полночь он всегда возвращался пьяным с початой бутылкой и клистирной трубкой в кармане…
На этом турнире мы заняли первое место. Мы вернулись домой и главному тренеру присвоили звание Заслуженного тренера Южной Республики, а нам присвоили какие-то новые разряды и дали по сто рублей, в том числе и Тарасу.
С тех пор Тараса мы больше не видели. Сгинул. Пропал. Может, зарылся где-нибудь в уголь и не сумел «вырыться», а может, переехал в Душанбе на ПМЖ. И остался от него только небольшой дурацкий стишок, который придумал врач нашей команды, видимо, тоже под воздействием таджикского Бахуса:
Болел гангреною Тарас,
А я его возьми – и спас…
Вообще, удержаться в футболе от выпивки очень тяжело. Всегда стресс. Выиграл – за победу. Проиграл – с горя. Ничья – «а шо делать?». Однажды я приехал играть в команду, где пила горькую половина основного состава. Конечно, были и те, которые не употребляли вовсе, то ли по религиозным причинам, то ли от болезни какой, но они были или из запаса, или так, для «поддержки штанов», мотылялись по полю, ничего особенно в игре не определяя.
 Дела «дяди Будулая» шли в гору, он даже купил для уборщицы новую мухобойку и поклялся нанять художника и назвать свой «Поплавок» именем нашего легендарного футбольного клуба.
«Легендарный клуб» лихорадило. В первенстве мы шли на предпоследнем месте, а в Кубке неожиданно попёрло. То ли пополнение в лице двух новых пацанов, то ли звезды так сошлись. До полуфинала дошли. Начальники в городе занервничали, жаждая неожиданной победы в Кубке, сняли поощрявшего пьянство красноносого Михалыча, и привезли какого-то нового тренера в красивых заграничных очках. Новый тренер, как всякий, по футбольным меркам, интеллигентный человек при разговоре использовал наполовину непечатные слова (неинтеллигентные, типа Михалыча, имели процент 80 на 20 в пользу народного фольклора). «Плохие» слова я буду пропускать, чтобы не подумали, что я какой-нибудь современный писатель. И потом, это и не рассказ вовсе, а диссертация, то есть голая правда. Так что не надейтесь. Пошлости не будет.
Новый тренер не выговаривал букву «р». От этого матерные слова получались особенно сочные. Попробуйте представить сами, заменяя ими мои точки.
На первом собрании новый тренер выступил с первой речью:
- Флраелра, …….мать, я, …ть, научу вас, ……рот, иглрать в футбол! С сегодняшнего дня, ………мать, водку не жлрать, раз такая вам, ………, козлам, плруха плрет!
На следующий день мы поехали «иглрать» регулярную игру на первенство в городок, команда которого шла на последнем месте. Как говорят теперешние комментаторы, принципиальная игра за шесть очков. Все были угрюмо трезвые, никто не пел, и в автобусе стояла тревожная тишина, если не считать клацанья и бульканья, которые неуверенно производил мотор нашего «Пазика».
Ту игру мы проиграли. То есть вообще-то свели вничью, но в то время было правило – если ничья, то бить пенальти, чтобы все равно выявить побежденного и засобачить ему ноль в таблицу. Это называлось борьбой с «договорными» играми. Пенальти – лотерея, и мы в эту лотерею проиграли.
Новый тренер в модных очках выступил со второй, и, как выяснилось позже, последней речью. Во-первых, он подверг разбору нашу игру, вернее, последнюю её часть – пробитие пенальти. Не забили двое.
Им и была посвящена основная часть речи:
- Флраера, вам………мать, надо иглрать не на пелрвенство страны, …………вам в гланды, а на перлвенство аула! ………рот, Палрамон!………ты - мамонт (Парамон пробил со всей его двухметровой силы и потряс штангу), волрота……ять, семь метлров двадцать пять сантиметлров! Куда ты ...ячишь со всей дулри, ты…….ять, катни потихоньку в уголок, и ….дец! А ты, …ять, сын великого алрмянского налрода (он так и не успел выучить все наши имена), что – яйца катаешь? (Сын, кстати, не армянского, а лезгинского народа Насреддин, которого, для краткости, звали Ара, катнул мяч потихоньку в уголок, но вратарь успел допрыгнуть и отбить, шепнул: «Его надо резыть»). Волрота, …ять, семь метлров двадцать пять сантиметлров. Да за…бень ему (вратарю то есть) со всей дури между ушей – …..ли он сделает, ........мать!
Окончание речи было немного печальное и без специальных терминов:
- Колроче, флраера, я ошибся. Я не смогу научить вас иглрать в футбол. Это невозможно. Жлрите водку!…
Наш тренер-спаситель ушел и не вернулся. Потом говорили, что дошел до аэропорта и на унесенные у нас суточные улетел в столицу. Через сколько-то лет его видели за рулем цементовоза. Лицо у него было счастливое.
Мы подождали немного, набрали вина и сала и поехали назад. Старики обижались: почему «жлрите водку», собственно, если мы всегда пьем «Вермут»… Обиженный Насреддин дал свой нож, хотя никогда не давал, потому что считалось, что ножом горца можно было резать только баранов и людей, а сало - никогда. Глядя, как мы его оскверненным ножом режем сало, он представлял, что сало - это тренер в очках.

Через полчаса автобус запел:
Как пройду я по левому краю,
Да как сделаю сильный прострел…
Жизнь налаживалась…
На другой день вернули Михалыча. Михалыч сказал:
- …………. вы ….дарасы, «Систему», приносящую победы, менять, ….ть, нельзя. Отход от системы – ………..ть, чреват!
 Сохраняя «Систему», мы таки выиграли Кубок Южной Республики и даже остались в Высшей лиге. Мы даже представляли наш нехоженый великими футбольными мастерами край в кубке Большой страны, но в первом же туре нам попалась Украина и вышибла нас с треском. Она бы нас, конечно, в любом случае вышибла, но они поступили немножко подловато. Игру назначили на таком ровном поле, что только от его вида у нас подкосились ноги. За южной трибуной стадиона возвышалась огромная, как в сказке, труба завода, который владел этим полем. Мы были морально сломлены. Дело в том, что мы всю жизнь учились учитывать при игре множество факторов, среди которых наличие громадного количества кочек на траве было главным. Перестроиться мы не смогли. Рабочие завода с большой трубой, глядя на игру, щелкали черные семечки, и на меткие удары своих «добре» оплачиваемых форвардов смотрели вежливо, но без страсти. Забили они нам много. Мы уходили с поля с опущенными головами…
Той же ночью наш печальный капитан отомстил Великой Украине, грязно надругавшись над ночной дежурной гостиницы. Впрочем, она была не против. Так что – 1:1!
Дома нас никто не ругал. Чего ругать человека, только что вытащенного из-под поезда… Но Михалыча опять сняли. Его вообще снимали и ставили назад раз сто. Начальство говорило про него:
- Конечно, пьяница, конечно, в футболе ничего не понимает, конечно, команду разваливает, но у него «харизьма» - с ним все судьи водку пьют…
Что правда - то правда. Михалыч вино не пил. Только водку.
- Чернила, - говорил, – это, …ёныть, для первоклассников.
Многие из-за этого относились к нему уважительно. Он вообще был уникальным человеком. Помню я, быстро закончив профессиональную карьеру, из-за отсутствия хотя бы крупицы того таланта, который имел помянутый мною Тарас, прикинулся тренером. Здесь я снова столкнулся с Михалычем, переведенным на молодежь в результате очередного падения из команды мастеров, за пристрастие к придуманной им «Системе». Нам было поручено везти юношескую сборную нашей Южной Республики на какие-то соревнования в еще более Южную Республику.
Это было тяжелое для футбола горбачевское время. Сухой закон, буквально, калечил любимую народом игру. Трезвые болельщики не хотели идти на футбол, потому что привыкли «совмещать», и угрюмые футболисты вяло толкали мяч от кочки к кочке…
Так вот, привезли мы с Михалычем команду мелких пацанов в один оазис среди жаркой пустыни. Это был шахтерский городок, где шахтеры рыли золото для родной Советской власти, невзирая на жаркий климат.
Нас встретили хорошо, поместили в гостинице по 10 человек в комнате и сказали, что завтра, после открытия, будет баня и банкет. «Завтра» Михалыча не устраивало, он бы не дожил.
- Пойдем, - говорит. – Поищем тут…
- Помилуй, - говорю, – Михалыч! Пятница, 6 ноября, предпраздничный день, сухой закон… только время потеряем… да и пацаны…
- Чё, твои пацаны? Кинь им мяч, и пойдем…
- А может, ты сам…
- Сопляк, забыл, …ёныть, что только по две в руки дают…
В общем, пошли. Через полчаса блукания по городу был найден единственный в нем «источник», где «отпускалось». Очередь была такой, что Ленин бы позавидовал. Времени - три часа.
- Недостоим, - говорю, – Михалыч, пойдем…
- Да какая разница – тут стоять, там стоять…
Встали… Час стоим… полтора… продвинулись метров на пять… Я Михалычу все анекдоты, какие знал, рассказал, по второму кругу начал… до закрытия оставалось тридцать минут.…
- Стой, - говорит, – тут. Пойду, гляну, что там, у окошка…
Шахтеры, стоявшие вокруг нас, насторожились и нахохлились…
- Может, не стоит… - шепнул я Михалычу, – порвут ведь…
- Да я так, посмотреть только… – и потихоньку топ-топ-топ…
«Все» - думаю – «попали! Сейчас этот полезет ввинчиваться – ему в рожу, мне надо вступаться, закон такой – мне тоже в рожу. Да ладно бы только в рожу, ведь убить могут…»
Я тогда был молодой здоровый атеист и смерти боялся очень сильно. «Михалычу-то» - думал я – «все равно, от чего погибать: от похмелья или от руки советского шахтера, а я-то причем?..» Была даже подлая мыслишка потихоньку слинять, но устыдился, не смог…
А тут и началось: «Ш_К_Ш-К_Щ_Ш_К_Щ!!!». Это, братцы, в кино групповая драка – бам-бам-бам, а в жизни – это прежде всего специфический звук трущихся об асфальт десятков башмаков, страшный звук. Без гласных: «Ш_К_Ш-К_Щ_Ш_К_Щ!!!» Я потом размышлял над этим делом и пришел к выводу, что в настоящей злой драке люди забывают про кино и активно работают ногами для поиска удобной позиции для нанесения удара, особенно это важно при нанесении удара ногой, а когда в толпе – и подавно, потому что в этой непонятке и свои, и чужие могут врезать, и поэтому требования к движению удваиваются. Башмаки, трущиеся об асфальт, издают специфический звук, от которого в венах становится холодно. Обычно это все недолго. Во-первых, устают, во-вторых, кто-нибудь убегает или притворяется мертвым…
Зная все это, я рванул к началу очереди со всей быстротой ещё не выпавшего в осадок мышечного киселя, на бегу соображая, как бы дурака Михалыча выдернуть и самому спастись. Очередь оказалась секунд на сорок спортивного рывка. У самого её начала, которое деловито и организованно отоваривалось, коллектив человек в десять допинывал что-то вертящееся у них под ногами.
С волшебным словом «Милиция!!!» я нырнул в эту кучу и стал растаскивать уже порядком уставших палачей:
- Хорош, мужики, там «луноход» за углом, щас закроют кран ……… на полчаса раньше……. подумайте головой… братцы, да не зверейте ж вы!…
 Мне повезло, даже пинка не дали. Только бы, думаю, Михалыч не раскрыл, что я с ним заодно… Через минуту моей непосильной работы руками и луженым горлом народ потихоньку стал отходить к своим местам в очереди, лениво ругаясь:
- ………………………………………………….., козел! - и т.д.
 На асфальте остался лежать растерзанный, но не до смерти, мужик, совсем маленький и абсолютно не похожий на пузатого Михалыча. Он, не переставая, стонал:
- Стоял я …стоял я…стоял…
- Где ты стоял, козел, ……., кто тя видел!?
- Стоял я … я стоял… я просто маленький…. стоял я…
Его уже всем было жалко. Какой-то авторитетный шахтер подошел, поднял его за шиворот, утер лицо его же рукавом и безнадежно, но не зло, спросил:
- Ну, где ты стоял… рыло..?.. Ну, кто подтвердит?…
Маленький, полуплача, простонал:
- Да вот, хоть у Михалыча спросите…
Толпа немного раздалась, и я увидел своего напарника, который сосредоточенно засовывал в нос черно-синий, явно халявный, насвай...
- Ну чё, Михалыч? - рявкнул авторитетный.
Мой Михалыч со вкусом чихнул и ответил:
- Да хрен его знает, вроде, крутился тут с утра… видел я его… да пусть стоит…
Авторитетный со словами:
- Скажи Михалычу «спасибо!» - впихнул его куда-то вблизь окошка...
Мой старший товарищ с авоськой, в которой трепыхались 4 бутылки «белой», повернулся ко мне и крикнул:
- Видали, мужики, …ёныть, я его с утра за колбасой наладил, а это пугало с пустыми руками пришло…
- Дак я …
- Головка от ……., - метко сразил меня Михалыч под общий смех подобревших шахтеров. – Ладно, пошли, недотёпа, давайте, мужики, с Праздником!»
- Давай, Михалыч! Ты послезавтра в какую смену?
- В какую смену -…..ену, я на больничном до десятого, - и в знак прощанья поднял авоську вверх и крикнул с акцентом, по-ленински - Славному Великому Октябрю – ура, товарищи!!!
- Ура-а!!! - заржали шахтеры…
Вы, конечно, не поверили, но это чистая-чистая правда, как и то, что лет через пять после этого Михалыч таки помер. Его иногда вспоминают, но с каждым годом все реже и реже. Новые «Михалычи» занимают места под Великим Солнцем под названием Футбол, и новые футболисты орут дикую песню: «Как пройду я по левому краю!». И им, как и мне тогда, 30 лет назад, кажется, что жизнь – это бесконечная и гладкая дорога к воротам окаянного противника, где ждет их его сиятельство – красивейший, через себя в падении головой, Гол. Мне и сейчас иногда снится, что я его забиваю, а ведь за пятьдесят, дураку…
Я не смог описать и одного процента того, что знаю о футболе. И это только я, далеко не самый обласканный его бесовским ангелом, бывший игрок. Кто-то скажет – да не о футболе он писал, а о пьянке, какой-то, «заворотный бек» с мыльного завода… Не переживайте, о футболе без пьянки уже писали, ставили и будут писать и ставить лубочные книжки и кинокартины. И будете вы жевать эту «ботву» с зелеными шариками и думать, что это и есть картошка. Официально заявляю, что за всю свою жизнь я ни разу не прочитал и не увидел в кино художественного произведения о футболе, хотя бы отдаленно его напоминающего. Может, еще увижу. Я не старый…
Я заканчиваю раздел своей диссертации о футболе теми же словами, которыми закончил Введение: все, что вы прочитали – чистая правда, даже ни одно имя не вымышлено…
Я люблю тебя, мой Футбол. Я отдал тебе лучшие годы моей жизни, не получив взамен ничего, кроме шишек, синяков и переломов, и все равно: «Я люблю тебя, мой Футбол!»…
Все, кто описан в этой главе, служили Тебе, как могли. До крови и рвоты, до сломанных ног и пробитых голов, и никто об этом не пожалел: ни те, кто сейчас жив, и смотрит Игру с трибун и по телевизору, ни те, кто, дай им такую возможность, Бог Всепрощающий, глядит на эту Жизнь в Жизни сверху. Глядит и светло плачет, когда расходятся облака в голубом небе, и между ними виден зеленый прямоугольник игрового поля, вечно живущий в наших бессмертных душах… и идет слепой дождь… и Футбол не отменяется… потому что в правилах написано: «Футбол не отменяется никогда»…



Использованная литература:
- Библия.
- Непрочитанная повесть знакомого профессора.
- Народный футбольный фольклор.
- Отвратительные художественные произведения других авторов о футболе.