Глава 3. Дюма. Роман и редакторские страхи

Ольга Изборская
ВОЗВРАЩЕНИЕ К современной ПЕЧАЛИ.


Не дочитав романа, мышиная дама очнулась поздним вечером, и отправилась в свою прохладную и дезинфицированную постель. Отдыхать до утра, сложив папки на ночной столик возле кровати.
 Она ворочалась, складывала руки то за голову, то под щеку, как в детстве, но сна не было.
 - Каков прозорливец? Угадать исторические события в России!..
 Спать, спать! Нужен отдых!
 - Нет, сравнение нашего народа с папуасами - это слишком оскорбительно!
 Но ведь только тогда возможна фигура "Великого вождя". Вождь может быть только у племени. Далеко ли тут до папуасов? Все, пожалуй, логично.
 - Вот некстати эта бессонница.
 Но сна так и не было. Тогда она смирилась и стала думать - как же найти автора найденной рукописи?
 Посылать запрос в эту многолетнюю давность? Бессмысленно!
Ох, уж эти неизвестные авторы! Сколько с ними сложностей: то шлют самотеком свои гениальные опусы, то скрываются под псевдонимами, то, наоборот: устраивают такие трагедии… 

Она все-таки додумалась, что история может вызвать слишком большой интерес на родине графа Монте-Кристо,  появятся претензии на авторство, и штрафы за использование известных имен... Поэтому, не лучше ли оставить ответственным того, кто сам это написал или сочинил?
 - Но кто? Кто? Где искать его по-прошествии стольких времен?
Дама остановила поток своих мыслей и заговорила вслух:
- И почему надо искать его, а не наследников? А вдруг они действительно существуют?
Столько доказательств не только против, но и за!

"А почему бы и нет?" – Ведь, многие светские дамы считали за честь признаться в этаком согрешении с великим французом.
А уж подобострастие русское перед Францией!.. Его не убила война 12-го года. Его не убило даже все последующее. Его не может убить даже современность, когда Франция стала похожей скорее на Турцию…
 
 На этом месте мышиная дама удивленно приподняла грамотные брови и, щелкнув авторучкой, записала на полях: Ох, уж эти писатели! Чего только ни допускают ради интереса публики!
Дама поморгала близорукими глазами, снова надела очки и написала в записной книжке:

"Начитавшись таких драматичных историй, приходишь в некую рассеянность. Пространство твоих страданий размывается, становится крошечным, по сравнению со всем миром. И, твои беды, как-то само собой, укладываются в некие соты, создавая исторический узор времени, и более не являясь исключительными и непреодолимыми».

Пока. Пока ты находишься под роскошным обаянием образов, достойных графа Монте-Кристо.
Но твои собственные события - скорее сродни "униженным и оскорбленным" Достоевского.

Вот, наверно, отчего весь мир с таким восторгом и пристрастием читает и перечитывает "Графа Монте-Кристо"!
Каждый хотел бы получить такую возможность отомстить своим непобедимым врагам!

Каждый утешается тем, что хотя бы один человек в мире победил этих вечных палачей!
Пробовала и я.Но у меня от этого уже имеется интеллигентское раздвоение.

 Я бы начала с того, что: Я – жертва!
Насущный жизненный вопрос для каждой "жертвы": не "как победить палача?", а "как победить себя, чтобы не быть жертвой?"
 
 Итак: Я. Женщина, прожившая свою молодость в одиночестве, прихожу к состоянию отчаянной растерянности: "Я никому не нужна?" –
"Что во мне не так?" – "Вроде, я не так уж плохо выгляжу, но почему-то…" – и возврат к первой фразе.
"Я не хочу быть распутной, я порядочна, но почему-то…" – и возврат к первой фразе.
"Может быть, надо быть более покладистой?" –

 Но тогда начинаются фальшивые, ненужные отношения. А их было… достаточно.
 Достаточно было попыток определить границы себя и "партнера",(как теперь говорят), но ничего не получалось.

 Я не знала себя. Мои стремления к дружбе и постепенному познанию друг друга вызывали непонимание и враждебность.
Меня хотели сначала использовать, а потом…(пообещав "семь верст до небес") мгновенно забыть.

А теперь…теперь тяжело смириться с процессом бесполезного старения. Особенно тяжело, когда ты не настроена на одинокую жизнь. И никогда не была настроена.
У моих родителей была такая прекрасная семья и такая бережная, дружеская атмосфера в доме, что я другой – никогда не могла представить. Что во мне не так? И кто мог бы мне помочь?
 
Ей сразу вспомнились мемуары родителей, которые она так невнимательно и долго читала, скорее не читала, а выполняла скучный долг.

  Теперь же, наедине со своим единственным желанием: понять себя, она ощущала свое прошлое, как будто молилась своим предкам. Молилась с желанием узнать этот новый-старый мир...

Ощущала трепет и какое-то внутреннее нетерпение. Она была уверена, что именно там находятся простые причины, из-за незнания которых, она так и мучаюсь всю свою жизнь.
В такие минуты, наплывавшие и раньше, она всматривалась в старые картины, висевшие на всех стенах комнат, и во всех проемах, где только они могли поместиться в квартире её родителей…

Жизнь родителей тогда становилась фильмом: она текла по этим ручьям и вершинам, на которых росли кедры с красно-оранжевыми от солнца вершинами.

Они жили в глухой зимней тайге, в маленькой далекой деревушке, которую населяли одни ссыльные, и у них там был настоящий коммунизм: не было воровства, все дома не запирались, все дети воспитывались всеми жителями, а развлекались жители при помощи своей могучей памяти: читали наизусть классиков и пели романсы. Отбор в ссылку был очень качественный: избранная, утонченная интеллигенция.

Одной картины она никак не могла понять, хотя чрезвычайно ее любила: отец нарисовал сам себя, сидящего в красивейшем закатном саду, возле воздушно-прекрасного дома.

Но одет он был в какую-то рвань, которая так не подходила к его благородному лицу, за плечами у него был совершенно босяцкий мешок, а в руке – конверт.

Голубой вытянутый конверт, с многочисленными штемпелями. Конверт был так живо нарисован, что ей  каждый раз хотелось взять его. Вынуть из него письмо, уголок которого торчал, и прочесть, наконец!

Иногда она даже прикасалась к нему, желая убедиться, что он не приклеен сверху. Нет, картина была гладкая, но во всем этом содержалась какая-то глубокая тайна.

 Тайны она любила, тайн - побаивалась, но ожидала от них того же, что и Али – Баба: "Сим-Сим откройся!" и все твои проблемы мгновенно решаются.
Вернулась трезвая мысль: По поводу рукописи: Решила пока успокоиться.

 Рукопись, найденная в архиве, должна была иметь очень качественный перевод, а перевод стоит больших денег, главный, пожалуй, еще и отругает вместо похвалы…
Так что, нечего пока создавать ему иллюзии…Чтобы найти деньги на перевод, надо так ее разрекламировать!

А,  пока что, это не кажется сенсацией… Да и проверка всех данных будет стоить тоже больших денег… А даст ли результат? Кому же ее показать? Где у нас такие эксперты?
На следующий день она сообщила все это главному. Он, на удивление, выслушал ее очень невнимательно.

Он уже горел другим: главный редактор решил завести в журнале модный отдел, для "приобретения нового слоя читателей" – как он сказал. Они – читатели, сейчас находятся в поиске и обращаются ко всяким новым теориям, а не старым рукописям.
- Вот и вы, дорогая, выберите из этого разнообразия что-нибудь посолиднее, и мы начнем печатать это в журнале, дабы помочь людям "духовную уверенность приобрести. Может, в ней проблемы?"

 Главный всегда был чуток к веяниям века. Её даже не удивило совпадение его предложения с её состоянием.
Он тут же велел ей отправиться выбирать на лотках книги того, кто будет наиболее безопасен и не так глуп.

Но найденная рукопись?…
Как-то это легкомысленно, подумала она. Все-таки, надо отдать ее эксперту… Не везет этой рукописи, как и мне! Она тоже пролежала лучшие годы в редакторских архивах,никому ненужная...

А сам Дюма? Был ли он, все же, внутренне одинок?
Вспомним.
Сам Дюма процветал, пока был всем нужен и купался в лучах любви и славы. Стоило только наступить периоду безразличия к нему, как он вскоре умер, не вынес этого.
Еще бы! Такой любимец и любитель публики! Вот уж кто не был готов к одиночеству. Светлая ему память!

Однако, его граф Монте-Кристо получил изрядную долю воспитания одиночеством. И по роду своему был вовсе не избалован вниманием.

Но Он был из счастливцев. Поздних счастливцев.               
За ним стоял счастливец – автор, которому со стороны легко было управлять судьбой. Он мог даже примеряться к управлению государством…

А тем временем, так вот рассуждая внутренне, я книжки на лотках перебирала... Все было, вроде, безопасно. Названия смешные: муниты, дианетики, виссарионовцы, луизо-хейевцы... Как в КаВээНе! Весело.

 Но мне Особенно, один писатель, что назвал себя: "умовед" понравился.
Не так он достоин, чтобы его рядом с А.Дюма по фамилии именовать, поэтому назовем его пока: Мистер Жи. (Все же по красивой ассоциации с "мистером Икс"). Так нахально пишет! Такие умопомрачительные примеры приводит!!! Непостижимо! И откуда он их вытаскивает?

 Насладитесь и вы одним его ранним опусом: "Приходит ко мне человек и говорит, что его недавно ограбили. А я его спрашиваю: "Подумайте, а не ограбили ли Вы кого-нибудь… недавно?" - И каждый раз вижу ЗНАКОМЫЙ и очень напряженный взгляд".
 
 Не обратила тогда я на это слово особого внимания, решила для себя, что "он же умовед", вот он часто и видит у других такие взгляды. Но мне тоже захотелось, чтобы меня не ограбили, вот я и решила поучиться именно у этого "умоведа", прежде чем посоветовать его к напечатанию в нашем, все еще солидном, журнале.

 А еще вычитала я у этого "мистера Жи", что, "ежели отдаешь духовные долги, то и тебе кто-то возвращает их с процентами". Это уже было даже через чур для современного лихача! Такая баснословная самоуверенность!

Вспомнила я опять Данзаса - вот бы ему все долги без всякой мести вернули? И что бы вышло? Никакого романа! Смешно.
Выполз из тюрьмы, а тут тебе все враги на коленочках, и прощения вымаливают...Бр... И куда это меня несет? Неужели этот бред лучше печатать, чем наслаждаться тонкостью слов Александра Дюма?