61. Один японец по имени Ой Ё устроился работать к нанайцам тренером по харакири. Когда нанайцы почти закончились, на Ой Ё завели уголовное дело: а что он всех нанайских граждан одним ножиком тренировал, ведь это негигиенично! Пока суд да дело, Ой Ё потренировал прокурора, судью, адвоката и уехал из неблагодарной нанайской земли. Теперь он в Китае работает и только плачет: разве их всех натренируешь?
62. Вчера жёг резину. Гигантский костер жирно заволакивал природу черным. Природа, покрываясь толстым слоем, возмущалась гневными голосами стойких соседей и жалобными – домочадцев. Глаза резало. Дышать не было чем. Пища почернела и не годилась. Пролетающие птицы и самолеты падали замертво. Откуда-то доносились блуждающие в потемках сирены пожарников… Ничего, ничего. Потерпят. Резина должна быть уничтожена!
63. О вреде реализма.
В бытность свою живописцем-реалистом Аркадий Полупанович носил, как водится, испачканную красками серую блузу, кудрявую бородку, длинные ухоженные волосы и мягкий малиновый берет. Рафаэль бы позавидовал. Работал все больше на заказ: «Бык-орденоносец на ВДНХ», «Заседание райкома в Безоповке», «Мисс Вселенная совхоза Следы Ильича». Получалось хорошо. Лишь однажды он оплошал, рисуя портрет усопшего авторитета по фотографии. На большом холсте в углу очень хорошо получился случайно попавший в кадр снайпер, прикончивший авторитета. По портрету снайпера и взяли. Он отсидел, вышел и застрелил Аркадия Полупановича выстрелом.
64. Гей Люссак был иностранный ученый, открыл что-то там такое в газу. А может в газах, или в секторе Газа – не помню. Но голова был – это точно, хоть и не гей. И в газе край как разбирался. Увидел он как-то раз, что теплый газ расширяется и вверх улетает. Э-ге-гей! – подумал себе Люссак и изобрел воздушный шар. Полетел на шаре, а тот остыл и сел в Африке. Туземцы очень обрадовались свежему, сочному, белому, а их вождь, закончивший, как водится, институт Потри Сало Мумбой (мумба – жгучая ароматная трава типа чеснока с перцем), сразу узнал знаменитого ученого и закричал на свой манер – «Гей Лю»! И все подхватили - «Гей Лий»! «Гей Лий»! А Люссака тут и осенило – «Что ж это я» - думает – «тормоз гнутый! – гелием шар не додумался надуть, щас бы не в котле сидел, а в президиуме». Так вот великое изобретение и погибло до самого монгольфье.
65. Физика. Поверхностное натяжение. Если в полный-полный стакан с жидкостью аккуратно опускать монетку за монеткой, то поверхность овыпукляется до несуразной величины. Пока не лопнет. Если на поверхность жидкости тихонько положить стальную иголку, она не утонет. Если ее еще и намазать жиром, то не утонет 100 процентов. Если ее предварительно намагнитить – будет концом на север показывать. Магнитные поля. А если нанизать на нее малюсенький кусочек сала – будет показывать в эпицентр Украины.
66. Новогодние традиции. Не так давно открытое цивилизацией племя набибухов встречает Новый год, тщательно соблюдая ставшие с тех пор традиционными ритуалы. К столу подаются отварные гости с ананасами и анчоусами – сочетание дикое на взгляд европейца: ананасы с анчоусами! Особенно интересна процедура приготовления: незнакомый с набибухскими обычаями гость, желательно блондинка (наряднее смотрится), приглашается на экзотический новогодний обед, притом сообщается ему(ей) о непременном условии принести с собою определенное количество свежих ананасов, анчоусов, а также соли и приправ по своему вкусу. Пришедший на обед гость готов как раз к ужину. Праздничный салют, шампанское, куранты, все дела.
67. А вот говорят, был такой чудесный город – Троя. Жили там трояйцы и трояйки, ездили на тройках, одевались в тройки, дети у них рождались тройнями и все были троечниками. И все-то там было замечательно, вот только не было совсем танцоров, по понятным причинам. И вот поехал как-то их тройский царевич (один из троих) в Древнюю Грецию, и влюбился, естественно, в их древнюю грецкую царевну. Позвала она его танцевать и не смог он отказать, обидеть старушку. Пляшет и плачет. Стали над ним придворные смеяйца, он расстроился и давай их на трезубец по трое насаживать. В общем, поссорились и сериала не получилось, так на третьей серии все и кончилось.
68. Однажды Булгаков со своей красавицей-овчаркой Фрау поднимался к себе на лифте. Hа полпути лифт остановился, двери неспешно растворились и, слегка пошатываясь, в кабинку вдвинулся Аркадий Полупанович. Фрау зарычала. Михаил Афанасьевич нахмурился. Аркадий Полупанович, тонко почувствовав суть момента, слегка масштабировался в уголок и уже оттуда, дурно попахивая пивком, сказал: «Hихт шиссен!, я твоя друга есть». Фрау, услышав генетически знакомую речь, в недоумении повела сначала ушами, потом носом, и не находя повода противостоять искушению, цапнула неприятного попутчика за щиколотку. Полупанович взвыл и вывалился в открывающуюся дверь. Булгаков побежал дописывать про домком. Овчарка удовлетворенно облизнулась и гордо прилегла на коврик у двери.
69. Однажды Аркадию Полупановичу не хватило длины usb-шланга. И пошел он и купил удлинитель. И заметил он, что на одном конце удлинителя - «папа», а на другом – строго подходящая «мама». Следуя внезапному наитию, соединил он папу с мамой и понял, что изобрел новый тип хранилища информации – кольцо Полупаныча.
Работает оно так. Втыкаете удлинитель между источником и приемником информации и гоните инфу по образовавшемуся каналу. В нужный момент быстро выдергиваете и соединяете в кольцо. Набравшейся туда информации некуда деваться и она продолжает циркулировать по кольцу. Если информация была зашифрована, то она продолжает циркулировать вместе с состоянием безопасности. Вот и все. Когда надо, кольцо можно вновь разорвать и подключить, только делать это надо аккуратно и быстро, держа концы шланга, естественно, вверх, и на всякий случай, затыкая пальцами, иначе утечка информации неизбежна. А за протечку соседи снизу вам спасибо не скажут, у них своей информации навалом.
70. А вот Татьяна Толстая тоже чудесный человек – умная и добрая! И баба замечательная – большая, мягкая и веселая. И писатель что надо – раз и напишет книжицу. Однажды написала она книжку и на кухню - супу поесть. Поела супу, а на дне – мышь. Другая бы в крик, а у ней только мысли забегали, что таперича с этой мышою делать - не выбрасывать же доброе! Ну и стала соседского кота звать: кысь-кысь-кысь, Кысь-Кысь-Кысь-Кысь!, а он, падла толстая, мышей этих и знать не хочет, только потянулся на перилах и, как заяц, с балкона пры-ыг, крыльями замахал и улетел в теплые края. Ему бы в такой шкуре тайгу валить, а он на юга! Вот так у Толстой бредничек и родился, да не такой вот короткий, а целый роман.