Винстиныч (Вениамин Константинович) – наш второй воспитатель и учитель физкультуры. Был он высоким, молодым, сильным, незаменимым и добрым. Любил нас, и мы платили ему взаимностью. Очень любили его уроки физкультуры, особенно зимой, когда уроки сдваивали, и мы шли первой парой в зимний лес или на горы - учиться спускаться и подниматься елочкой. В школьных формах, в зимних пальто и валенках. Лыжи одевали сверху на допотопные, по нынешним временам, крепления. Мальчишки наши любили прыгать с трамплина или съезжать с горы слаломом, хвастаясь друг перед другом и девчонками.
Однажды (очень хорошо запомнила это случай, потому что тогда напугали всю школу), на уроке физкультуры в лесу мы заблудились, свернув не на ту лыжню. Нас было две девчонки и за нами пошли трое мальчишек. Погода была замечательная, солнечная, лыжня шла все время под горку, как будто сама куда-то нас катила. Опомнились мы не скоро, потому что было так хорошо и здорово, что и подумать не могли, что прошло уже шесть часов, как мы были в лесу, и нас уже потеряли и начали бить тревогу. Как нашли дорогу назад, не помню, кажется, сама лыжня нас вывела. Но помню этот удивительной красоты зимний лес, тишину и самокатящую нас зимнюю лыжню. Когда вернулись в школу, нас наказали, а Винстинычу объявили выговор с занесением в личное дело. Но нас он не ругал.
У Винстиныча были две лебединые песни, которые он любил. Первая – это зимние утренние зарядки. Каждое утро, в 7.30., вся школа (а нас было 150 гавриков) выстраивалась в зимних пальто и валенках на огромном темном школьном дворе на физзарядку. Было холодно, идти не хотелось, превозмогая дрёму и собственную лень, мы плелись друг за дружкой из спального корпуса на улицу. Под громкий голос Винстиныча мы постепенно просыпались. После 20 минут движения на свежем зимнем воздухе, мы приходили в себя и уже обратно в корпус бежали, прыгая и задирая друг друга.
Вторая – это подготовка к первомайскому параду. Винстиныч тут был на коне. Как только в апреле подсыхала асфальтовая дорога, ведущая к нашей школе от основной центральной, мы знали, что с пяти до шести вечера вся школа начнет тренировки. Это значило, что каждый день по десять человек в ряду, мы будем под командный голос Винстиныча учиться маршировать. Он кричал нам, чтобы мы равнялись на грудь соседа, тянули носки наших черных побитых ботиночек, голову поворачивали в одну сторону. А мы не хотели шагать так, как надо, и только после изнурительных ежедневных двухнедельных тренировок по асфальтовой дороге, мы кое-как становились похожими на идущих строевым шагом.
Наша школа не была суворовским училищем, но было делом чести пройти по парадной площади перед трибуной парадным строевым шагом так, чтобы взрослые, стоящие на трибуне, от умиления и восторга похвалили директора школы и вручили грамоту за участие в параде и отличную строевую подготовку к первомайскому параду. Мы ненавидели эти весенние марши еще и потому, что все «домашние» с улицы сбегались глазеть на нас и дразнить. Первомайский праздник так и остался для меня военным мероприятием. И только когда заканчивался парад, и мы могли свободно бежать по улицам, наступал праздник. С шарами, белыми бантами и белыми фартуками, смехом и радостью.
Винстиныч был незаменим и тогда, когда начинали готовиться к Новому году. Каждый класс должен был принять участие в украшении школы. Винстиныч был нарасхват. Школа была двухэтажная, и на втором этаже в стене, за перилами лестницы, была большая ниша. Ее каждый год украшали. Но никто, кроме Винстиныча туда добраться не мог. Его смертельный номер: одна нога – в нише, вторая – на краешке лестничной площадки второго этажа. Он всегда там ставил елку. Это была последняя предновогодняя точка, которая завершала украшение школы. И ставил ее наш класс, что было предметом особой гордости.
От Винстиныча у меня навсегда осталась любовь к спорту, лыжам и летним походам.